Дверь. Часть вторая. Глава шестнадцатая.

Часть вторая. Коло обернулось.

Глава шестнадцатая.

Царица Асвет возлежала на ложе из бивня мамонта в объятьях Полоза. Из одежды на них была одна диадема, одна на двоих. Светка не отказала себе в маленькой женской слабости и водрузила её на ворох каштановых локонов, взлохмаченных бурным соитием, где-то между третьим и четвертым актом любви.

Совсем недурно сложенные ножки Верховной жрицы обвили мощный стан Змея, что бы тот, ненароком, не ускользнул от неё на небо или ещё куда, а припухшие губы жадно ловили его дыхание.

Тело Светки витало в блаженстве. Кричать было уже нечем, все возможные и невозможные звуки, писки, — охи, ахи, рыки! были уже отпущены на волю. Если бы в стане амазонок присутствовал Александр Попов, то, что такое радио, передача звука на большое расстояние, человечество познала на несколько тысяч лет раньше, заодно и секс по телефону.

Буквально плавая нервными окончаниями в сказке, царица амазонок прогнулась, теряя уста Змея, сделала ещё один тонный выдох. Облизалась остреньким язычком, словно от клубники, во рту стояла сладкая сушь...

Открывая глаза, пробуждаясь от любовного дурмана, Светка огляделась, но в храме Золотого Полоза не имелось автоматов с газ-водой, а сейчас так хотелось ещё и лимонадом «Буратино» полакомится, послушать, как урчит в животике и щекочет пузырьками в носу.

— Змеюшка! Выдерни волосок, а! Пить хотеться...

Сползший немного на сторону Змей, даже не поинтересовавшись — зачем? провел широкой ладонью по её груди, огладил пупок и запустил пальцы ниже...

— Ай! Ты чего?! У себя надо было дернуть!

— Божественные лучи попусту расточать! А ещё Верховная жрица! — переворачиваясь на спину и рассматривая добычу, ответило Светило.

— Дай сюда! — Света потянулась за утерей.

— Не отдам! Вставлю в кулон, в память о тебе, царица!

— Даааа! Сейчас я у тебя всю растительность повыдергиваю! — Светка навалилась на него грудью, оглаживая кудри.

— Ухи, ухи! — вскричал Змей.

В результате борьбы, Верховная жрица, в буквальном смысле, оказалась верхом на Божестве, крепко зажав своими коленями его торс.

— Сдаешься?

— Трофей не отдам! Что от любимой взято — то свято!

— Ну вот, — пить расхотелось! Кстати, где ваша солнцеликость шлялось все это время?

— Проснулся, тебя нет, гостиницы нет! Лежу у Голубоватого камня, один-одинёшенек! Вместо любимой, в руках книга «Дневник Мата Хари».

— Бедненький...

— Ну, думаю, опять вездесущая Светка куда-то влезла. Посидел, погоревал...

— Уж прямо?! Ещё скажи: поревел! Ладно. Считай, что поверила!

— Книгу, почитал...

— Змей, не разочаровывай меня!

— Титульный лист. Там дата — одна тысяча девятьсот девяносто второй

— Ага! Дальше...

— И пошел я искать пропажу. Долга иль коротка дорожка, а привела она меня на бал графа Демидова. Прямо к Версофии, под опахало, что веером зовется. Она-то мне и дала клубочек указующий, — в каких Палестинах моя милая запропастилась. Правда, клубочек тот, не доходя до нее оборвался. Но кое-чего всё ж указал. Что жила Премудрая Медведица, какое-то время, в теремке ювелира. Звали того искусника Арон Моисеевич, с ним лягушка-путешественница опять и запропала.

— Сейчас в лоб получишь!

— Дальше слушать будешь?

— А то!

— Ну, так вот, слушай. Вернулся я в одна тысяча восемьсот тридцать второй год, отыскал юную красавицу Цецилию Фердинандовну...

— Змей, не зли меня!

— Так и быть — просто, юную. Претензий к возрасту нет?

— Нисколечко.

— Нарисовал с неё миниатюру. И подарил с напутственным словом: как стукнет тебе, дева юная, девяносто лет и два года придет к тебе добрый молодец из земли Сибирской — денег просить станет! Так, ты денег ему не давай! А подари эту самую миниатюру возлюбленной его, именем Глафира Андреевна... Дальше, ты уже знаешь.

— Арон Моисеевич понравился Циле? А то, он переживал! Вдруг, говорит, второй раз, она на меня и не посмотрит.

— Посмотрела — это точно. А дальше не знаю. Пришлось оставить голубков на попечение поручик Клястежского гусарского полка. Уж больно ты попой аппетитно виляла! Даже пришлось у Аланеи железный шар с цепи сорвать и в било бросить, чтобы тебя остановить. Вот разошлась.

— Так да!.. Мог бы и не смотреть, не больно и надо!

— Слушай, Светка! Вроде все пазлы сложились, а всё же одного не достает. Картинка в моей голове с дыркой.

— Заштопаем. Ты спрашивай, Змеюшка, спрашивай.

— Ну, если позволяешь! Тогда вопрос на миллион: кое такое этакое, в списке рукописи, что князь Арон Моисеевич Гундоров нашел при захоронении силиконовой куклы, бедняжки Синди, на перекрестке трех дорог?

— А... не парься! Ответ проще простого: кулинарная книга дядюшки Гиляя! Переведенная мной на язык «Гули Гули». Помнишь, как я сидела в «Волге», и перо грызла? Ну, когда Верку тебе на пляж оставили!

— Да помню, помню...

— То, я думала. И ничего умней не придумала. Нет во мне таланта писателя! Что полностью осознав, сгрызя перо до половины, я и спёрла рецепты у известного любителя чревоугодия.

— Между прочим, Арон Моисеевич, ту рукопись в Географическое общество отправил. Отыскал, словно грек Венеру Милосскую на своем огороде, и, посчитав личным патриотическим долгом положить её в штемпельный куверт, отправил почтой.

— Всё равно не переведут.

— Не скажи, Светка! Выступая в кинотеатре, Генрих Карлович говорил: нашел рукопись, когда провалился в келью, но якобы только он и успел её прочитать?

— Эх! С этого всё и началось!

— Или закончилось... — улыбнулся историк Полозов. — Так вот, Генрих Карлович откопал рукопись вовсе не в келье, а в государственном архиве документальных актов. И перевел. Точнее, написал свою версию несуществующих событий, игнорируя Закон Времени. За что и угодил твоими стараниями в «Черного Лебедя».

— Но рукоять от шашки-то настоящая!

— Вот это нам и предстоит узнать.

— Когда, Змеюшка?

— Вчера...

— Так быстро! Позвольте! Лично я даже сегодняшним днем вволюшку не насладилась! Давай, я еще разик поайкаю, порычу, коготками поскребусь — чисто для девочек! А уж потом, труби в трубы, бей в барабаны! Оглашай общий сбор!

— Если только для девочек?

— Давай не филонь! Держи марку, Светило! Будущая царица амазонок должна родиться от такого айяяя, чтобы ни у кого сомнения не было в её божественном происхождении. Вот!

Светка потерлась набухшими сосками о грудь Полоза, и, кошечкой выпуская коготки, и опускаясь ниже, прошептала:

— Ой, ползет, ползет, ползет! Ам!..

Верховная жрица отдалась объятьям божественной энергии, впитывая её каждой клеточкой тела, словно ссохшаяся от многолетней засухи земля поглощала воду. По предрассветной степи снова разнеслись звуки ненасытной любви, — великого праздника плоти.

У входа в Храм Золотого Полоза, Аланея сменила Тайнею. Обменявшись улыбками, они старались не шуметь, чтобы не мешать зачатию будущей великой царицы амазонок — быстроногой Мирины...

Что судьбы человечества по сравнению с таким маленьким и в то же время огромным бабьим счастьем. К сожалению, Змеюшка не разделял мнение Премудрой Медведицы на этот счет. Через час, лениво потягиваясь и капризничая маленькой девочкой, ей всё же пришлось вставать с ложа бивня мамонта, на котором она была готова пролежать вместе с любимым целую вечность.

К тому же, как всем добропорядочным женам, Светке не посчастливилось голенькой, шлепая босыми ножками, бежать на кухню, — искать в холодильнике что-нибудь съедобное и восполнить силы мужа со своей благодарной ему руки, или подать вечно куда-то пропадающие носки.

Царица Асвет начала утро совсем иначе — воинственным боевым раскрасом. Сурьма и охра, полосами прошли по её лицу, волосы были стянуты диадемой. Жилет, юбочка, сапожки на косых каблуках, под стремя, пояс с ножом для жертвоприношений, бармы, и, через минуты три, она была уже готова принять бой.

Полоз остановил время, и Хранительница Красного Угла Неба решительно покинула шатёр голубого шёлка. Светка прыгнула с крыльца на Сапфира, но, предварительно, поцеловав застывшую на страже мать-учительницу, повесив на широкие бедра Аланеи нефритовый наконечник с выражением лица — не пригодилось.

Стан амазонок словно уснул. Девчонки даже не успели спрятать ушки, запорошить их волосами. Расположив кибитки вокруг шатра несокрушимой крепостью, они пировали, до самого рассвета радуясь за царицу. В тоже время не было произнесено ни одного слова, не обронено ни одно шороха. Даже лошадям было велено молчать! В эту ночь должно было слышно только Верховную жрицу.

Полоз свистнул, топнул. Снова, как из-под земли, появился вороной скакун с пышной гривой. Он вскочил в седло, в руке блеснула шашка.

На горизонте восходило солнце. Из красного огненного круга появилось три всадника. Впереди, на чисто рыжем жеребце ехала Версофия, следом, на игреневых скакунах, Волк и Кит. Хранители воссоединились и образовали круг, центром которого была Дверь, скрестили над ней шашки, куполом.

Поднимая скакуна на дыбы, Большая Медведица произнесла:

— Готовы?

— Готовы! — как один, ответили Хранители.

— Коло обернись!

Предрассветное небо пошло кругом, словно кто-то закрутил плодово-ягодный йогурт, большой ложкой в огромном стакане. Солнце, луна, звезды хороводом пронеслись над скрещенными к небу шашками. Утро сменилось ночью, ночь — днем, снова наступила ночь, пролетел день и грянул вечер...

Проявились звуки — стоны, скрип зубов, лязг мечей, звон шелковой тетивы, свист выпущенного из пращи камня, но теперь Светка этого ждала и была к этому готова.

Словно мираж пустыни, в степи, рябью, начал проявляться бой амазонок с асурами. Вот Аланея, ломая шлем железным шаром, сносит голову тяжеловооруженному воину, рядом Авшана — метает дротики...

Светка резко ушла скакуном в сторону, разрубая летевший в неё камень, пополам, словно яблоко. Еще взмах и предназначенная Тайнее стрела осталась без железного жала. Удар клинка был настолько молниеносным, что древко продолжило полет, тупой палкой ударив амазонку в бедро.

— Берегись, Асвет! — прокричала Тайнея, с опозданием, когда царица уже разрубила и того, кто замахнулся пращёй на Верховную жрицу Солнца.

Амазонка подняла своего коня на дыбы и радостно оповестила Степь:

— Золотой Полоз с нами!

И откуда Тайнея узнала? Только Хранительницу Красного Угла Неба было видно, остальные Хранители, как истинные герои, оставались в тени. Правда, асуры падали один за другим, словно подкошенные, а то и разлетаясь на части.

Но этот Кит! Разошелся-расходился! Не может он без спецэффектов. А потом, наслушавшись сказок, отец истории Геродот будет рассказывать детишкам про степных кровожадных девчонок.

Светка почесала носик, как всегда, он зудился не ко времени, тогда, когда нужно было срочно отнекиваться от бурного ухаживания, с элементами садомазы, какого-то заросшего, бородатого мужика, к тому же неприятно пахнущего.

Пришлось царице, временно, поработать цирюльником и пострич

ь навязчивого кавалера, а так как опыта в парикмахерском деле у неё было маловато, то получилась канадка в стиле причесок от вождя гуронов, — в самый раз, трофейный скальп к поясу цеплять.

Ещё один, такой же — не бритый, наседал на Аланею. Светку это возмутило до глубины души. На женщину, что годилась ему в матери, он пёр с остро-заточенным предметом из дерева и железа, стараясь поддеть мать-учительницу, словно кусочек мяса на шампур.

С Щекотило из Двухречья нужно было что-то делать, и царица направила коня прямо на него, но неожиданно Сапфир заупрямился. Новость, которую стоило бы Светке учесть и проанализировать. Да куда там! Отбивая копье, железный шар Аланеи завязался цепью за древко и был вырван из её руки. Тётка развернула обнаженную грудь, сердцем к противнику, чтобы уж наверняка, чтоб не промахнулся.

— Нет!!! — взревела Медведица, обрастая белой шерстью и выпуская мощные когти.

Спрыгивая с жеребца и, словно лист бумаги, разрывая попавшегося на пути пращника, Светка понеслась тётке на помощь...

Время остановилось. Наконечник копья замер в миллиметре от сердца Аланеи, из её груди, царапнутой возле соска, капелькой, проявилась кровь. Ударом тяжелой медвежьей лапы древко разлетелось в щепу. В пылу борьбы за спасение тётки, Светка не заметила как из нападающего на Аланею воина, будто ставшего ненужным кокона, стала расти Саламандра, нависать уже над ней самой.

Огромные челюсти Слуги Хаоса, лязгнув, сомкнулись над ушком Малой Медведицы, его задние лапы заскребли по земле, упираясь в нее когтями и оставляя глубокие борозды.

Сверкая нефритовой чешуей, не меньших размеров, чем разросшаяся пятнистая тварь, змеиный хвост обвил шею рептилии, оттаскивая её от Светки. Упершись хвостом, ящер попытался вывернуться, но Полоз буквально обвился вокруг него. Саламандра поменяла цвет, — желто-пятнистая, она стала красной. Змей засветился огненной спиралью.

Амазонки и асуры, словно перенеслись на полотно художника-баталиста — ярость, накал страстей и неимоверное напряжение боя остались, но движения не было. Схватка продолжалась уже на другом уровне.

Рожденная созидать Вера — Дверь в Добро находилась ближе всех к Светке, но она могла лишь наблюдать и сострадать, а не участвовать. Единоборство Змея с Эскулапом Бездны настолько их переплело, что Премудрая Медведица не могла разобрать, где есть кто! Слуга Хаоса бил мощным хвостом, сотрясая землю, Полоз же давил и давил, круша ящеру хребет.

На помощь Хранителю Желтого Угла Неба, смерчем, подлетел Кит, закрутив хвост ящера в воздушный столб, он оторвал его от земли, растягивая тварь, словно лягушечью кожу. Слуга Хаоса трещал, но не лопался, челюстями ухватившись за степной ковыль.

Подоспевший Волк взмахнул шашкой, чтобы отделить от твари голову...

— Стой, Вовка! — наконец-то, различив взором своих от чужого, окрикнула его Медведица.

Ударом лапы сломала она Волку клинок. От неожиданности, Хранитель Белого Угла Неба выронил оставшуюся в руке рукоять, Саламандра лязгнула челюстями, сглатывая её. Змей разжал смертельные объятья, а Кит поднял тварь за хвост, и, размотав в смерче, словно дохлую крысу, запустил в Тартар.

— Бай! — помахала вслед Эскулапу Бездны Светка, в образе царицы амазонок.

— Всё правильно, не переживай! — нежно обняв Волка, проговорила Версофия. — Зло можно победить, но нельзя уничтожить. Иначе Добро станет Злом и наступит Хаос. Коло обернулось, сделала полный круг, и очень скоро Хранителям снова будет чем заняться...

— Нам отпуск положен! — буркнул Кит, опускаясь на землю человеком.

— Если добро зашвырнул, то успеем отдохнуть, — ответил Змей, обретая ноги и руки.

— Похоже, Кит запулил ящера основательно, — отряхаясь, вставил слово Волк.

— А то! Елизар к полумерам не привык, — подтвердила Светка.

— А пока Саламандра выбирается из Тартара, — согласилась сразу со всеми Версофия, — поживем, как люди, — маленькими радостями и печалями.

Оповестив Хранителей о своем решении, Верка взяла Волка под руку и пошла на закат, пытаясь убрать его ладонь с попы.

— Хорошее себе упражнение Вовка придумал, — прыснула смехом Светка, обвивая своими руками шею Змея, — чтобы пальцы от потери клинка не крючило.

— Мне тоже пора, однако, — прокашлялся Кит. — Глашка велела к ужину быти...

— О-о-о! Засосало мещанское болото! — улыбнулся Полоз, потеревшись с Медведицей носами.

— Костюм гусара не забудь надеть, — напутственно, подмигнула Киту Светка.

Хранитель Синего Угла Неба, столбом, взвился ввысь и исчез, как джин, выпущенный на волю из лампы Аладдина.

— А мы? — спросил Полоз Премудрую Медведицу.

— А мы, Змеюшка, пока здесь в стране Амазонии останемся. Порядок надо навести...

Она огляделась. Картина застывшего боя амазонок с асурами, Светку не устроила, решила подправить. Отыскав утерянный тёткой железный шар, Хранительница Красного Угла Неба вручила его в руки Аланеи.

— Ну, всё... Дальше, девчонки сами справятся. Пошли в шатёр, Змеюшка. Продолжим с чего начали. Пока Саламандра в Тартаре, не станем зря время терять.

— И долго ты собираешься править в Сарматии?

— Ровно девять месяцев, пока не появится новая царица амазонок.

— А подробнее?

— В шатёр, Змеюшка! Ать-два! Бери шинель, пошли домой. Там, на ложе из бивня мамонта, я тебе еще о многом поведаю, словно Шахризада Шахрияру, — каждую ночь по сказке или что не ночь, то сказка! Обещаюся, быть скромной, тихой, хозяйственной и без твоего разрешения никуда не отлучаться.

— Свежо придание!

— А ты верь, Змеюшка, верь...

*****

Коло обернулось, время пошло своим чередом и в жизни Светки лето наконец-то сменилось осенью. Наступил бархатный сезон. В последние годы, он был на удивление теплым, больше похожим на август. Вот уже несколько лет календарь, словно сдвинулся на три недели, весна в городе была затяжная, — снег лежал, чуть ли не до мая, а всегда заснеженный ноябрь, теперь стоял сухой и ясный.

Двенадцатое сентября было обычным пятничным днём, мимо пустых парковых скамеек бежали по своим делам прохожие. Люди спешили успеть сделать что-то неотложное, предпочитая не оставлять занятость на выходные...

Светлана сидела на лавочке, возле раскидистого клёна, и, своим большим округлым животом, потребляла кислород, излюбленное кушанье зарождающейся в ней новой жизни. Кусала сочное яблоко и листала «Вечера на хуторе близ Диканьки» Николая Васильевича Гоголя.

Она так увлеклась книгой, что не заметила, как произнесла вслух: «На ярмарке случилось странное происшествие: всё наполнилось слухом, что где-то между товаром показалась красная свитка. Старухе, продававшей бублики, почудился сатана, в образине свиньи, который беспрестанно наклонялся над возами, как будто ища чего...».

Мимо проходила бабушка, старенькая, но эффектная — в шляпке под вуалеткой. Видимо, она была почти глуха, но слова «старухе» и «образине», она расслышала. Соединив их в своей голове воедино, бабушка, неожиданно резко, затормозила старческими ногами возле Светы.

— И не стыдно, дорогуша?! Сами скоро матерью станете! А мне, пожилой женщине, в спину такое сквернословье кидаете!

Светлана неохотно оторвалась от персонажей «Сорочинской ярмарки», подняла взор.

— Доброго денечка, Дульсинея Федоровна! Как ваше здоровье?

Бабушка сощурилась, навела на женщину прицелы.

— Что-то я тебя не припомню!

— Ну как же: «Ах вы, бесстыдницы!!! Туалета вам в общежитии мало! Светка! Я тебя узнала! Можешь теперь и не заходить! Не пущу!!!». И не пустили. С того вечера и сижу на лавочке, Гоголя читаю.

Прицелы бабули сбились, она резко развернулась и удалилась, набирая самую возможную в её возрасте скорость.

— Пока-пока, — сопроводила её Светка, снова надкусывая яблоко.

Зазвонил сотовый телефон. Отклажив книгу, Светлана поднесла его к уху.

— Приветики, Верка! Что делаем? Сидим, дышим свежим воздухом. Конечно, не забыла! Это всё ж мое день рождение. Ой, ой, ой! Юбилей! Могла бы и не напоминать подруге, что ей с утра уже тридцать стукнуло. Сейчас за мужем в институт заеду и к вам... Ну, всё, до встречи! Чмоки тебе и чмоки Вовке! Соню сама расцелую.

Светлана грузно встала и тихонечко, вразвалочку, вышла из парка. Белый Мерседес-Бенс одиноко скучал на парковке, рабочий день был в полном разгаре и места культурного отдыха пустовали.

С трудом протиснувшись меж рулем и сидением, она закрыла дверцу и нажала на звонок сотового.

— Петь, ты уже освободился? Через десять минут? А последняя пара закончиться. Ну, давай, собирайся милый, я к тебе еду. Верка звонила. Елизар с Глашей прибыли. Только нас ждут... Да ты что! Маринка фотку прислала?! Вот, чертёнок! Да ладно, — и не в меня она вовсе! Совсем мать не чтит — «папочка, папочка», только и слышу. Скинь мне, я тоже посмотрю.

Света отняла телефон от лица и посмотрела на дисплей, ожидая. На экране высветилась совсем юная барышня с зелеными глазами. Сидела она на игреневом жеребце, бедра прикрывала кожаная понёва, а только-только обозначившуюся девичью грудь закрывали золотые бармы, голову венчала диадема.

В руке царица амазонок Мирина сжимала дротик, у ног жеребца лежал огромный кабан, а на заднем плане воительницы, лишь краем, была видна Тайнея — её мать-учительница.

Попирая Закон Времени лукавым взором и улыбкой, Маринка свободной рукой держала сотовый, с гордой улыбкой ожидая, когда вылетит птичка...

— Змеюшка, прав! — удобнее располагаясь в автомобиле, проговорила Светлана и набрала на клавиатуре:

«Спасибо, доченька! С почином тебя. Столько сочного, экологически чистого и легко усвояемого мяса! Передай привет Тайнее и поцелуй от меня Аланею».

Нажала «отправить». На дисплее высветилось:

«Адресат временно не доступен. SMS будет доставлен, как только абонент окажется в зоне досягаемости».

— Ну, поскакали, Сапфирушка!

Мерседес заурчал двигателем, кресло откатилось назад, предоставляя Светкиному животу больше места, и тронулся.

— Я так, ни до педалей, ни до руля не достану, Сапфир! Ладно, ладно уговорил! Но только пока не рожу! Понятно?!

Белый мерседес вырулил на дорогу, проехал один квартал, и, сворачивая, влился в поток автомобилей на одной из центральных улиц города, что вела к институту, потом к мосту через реку, в дачный поселок «Заречный».

Проскальзывая на разрешающий зеленый, Сапфир пролетел мимо электронной рекламы. Большой экран штендера ярко засветился, — взрывом, рассылались разноцветные огоньки, собираясь в броский текст:

«Сегодня двенадцатого сентября две тысячи десятого года, после почти двадцатилетнего перерыва, в нашем городе состоится встреча с экстрасенсом — магом и чародеем Голесницким. Обстоятельства так сложились, что мировая знаменитость не могла посетить родной город раньше, но сегодня он снова с нами!».

Буквы рассыпались, полностью отдавая экран седовласому сухому мужчине в светлом костюме с отливом, белоснежной манишке и бабочке песочного цвета. На безымянном пальце правой руки Генриха Карловича плотно сидел увесистый перстень белого золота с изображением Саламандры...