Дверь. Часть первая. Глава пятнадцатая.

Часть первая. Дочь Большой Медведицы.

Глава пятнадцатая.

Вальяжно развалившись, Генрих Карлович смотрел прямо на Светку, не моргая и, никак иначе, не проявляя эмоций, предполагаемых при неожиданной встрече.

Вообще-то, с его стороны, было верхом неприличия пристально рассматривать девушку в рваных колготках, блузе, скрепленной на груди только чайной розой, и в стрингах. Босую, не причесанную. К тому же, вываленную Змеем в тополином пуху, обсыпанную кирпичной пылью и измазанную горюче-смазочными материалами. При первых двух, нет — трех встречах, он был более галантен, хотя, по-прежнему, он оставался элегантен в неизменной бабочке песочного цвета.

Но, сейчас, скромную от природы Светку, это волновало меньше всего. Её реакция была такой же мгновенной, как и несуразной. Детдомовская оторва, инстинктивно, согнула левую ножку в колене, прижала левый локоток к животу, а правую руку занесла, словно намеревалась что-то запустить в Слугу Хаоса.

Света сделала выдох, что, писком мышки, вылетел из её раскрытого рта, и поняла, что кидать нечего, да и незачем. Голесницкий сидел, не шевелясь, и невозмутимо на неё смотрел остановившимся взглядом. Она осторожно поставила ножку, опершись об пол обеими конечностями.

Наведя маломальский баланс по устойчивости своего тела и упорядочив сумбур в голове, она снова пискнула.

С третьей попытки у неё всё же получилось:

— Змей!..

— Это лишь оболочка Голесницкого! — ответил Полоз. — Слуга Хаоса надевает её, словно одежду. Иногда меняет, по обстоятельствам. Процесс ты уже видела.

— Е-пэре-сете! Раньше сказать не мог, земноводный? Я чуть не кончила от страха!

— Пользуешься лексиконом Веры? — отозвался Змей и добавил подражая: «Дурында ты, Светка! Это же, просто так говорится!».

— А... Ты и там подсматривал, Змееныш?! — сузила глаза Светка, жалея, что ни в руках, ни на ногах, на ней ничего пульнуть нет.

— Скорее подслушивал. К тому же, надо было же убедить вахтершу общежития, тетю Дусю, в необходимости, не откладывая на потом, посетить душевые и посмотреть в окно.

— Все Змеи извращенцы?! Или один ты такой?

— Я вообще один...

— А, ну да. Прости, забыла! Всеобщее поклонение, чтобы лето возвращалось и всё такое...

Света подкралась к трехмерному изображению Голесницкого и протянула к нему пальчик.

— Не трогай!!! — почти крикнул Полоз.

Света одернула руку, обошла кругом диван.

— И что за несносная девчонка! Ты хоть понимаешь, что сидит перед тобой?..

— Не-а!.. Изваяние?

— Правда, я и сам не знаю точно!

— А чего тогда кричал?

— Насмотрелась голливудских фильмов-ужасов с поеданиями младенцев? Увидела неизвестную пакость — обязательно надо подойти, потрогать, понюхать!

— Ой, ой, ой!!! Какие мы умные! А вот и мадам Голесницкая! В кабинете администратора, скромненько притулилась на стульчике. Дверь не закрыла, имплантаты напудрила, намекает. Хотя, в их положении, это все равно монолюбовь.

— Ты бесподобна! Никогда я не думал в таком ракурсе...

— Постой!!! Если, и он, и она здесь, то где, Змей, тогда сам синьор Помидор?

— Ты забыла о третьем теле, Света.

— Это ещё о каком?

— Александр Серый — повелитель девичьих сердец.

— Исполнитель роли в фильме про Углы Неба, что мы смотрели с братишкой? Криворотый мачо?

— Ну, шрам можно и нарисовать.

— Как это?

— Вот так...

Змей провел ногтем по нижней губе, делая её заячьей.

— На себе не показывай! А ну верни себе прежний облик! Он не только тебе принадлежит! Золотому Полозу с заячьей губой, девчата не станут показываться, и настанет на Земле вечная стужа! Быррр...

Видимо, беспокоясь о приобретенном у сарматок имидже, Змей провел операцию в обратном порядке, вернул коварному личику первозданный вид. Ну, если и не первозданный, то тот, к которому Света уже привыкла.

— Выходит, у Голесницких семейное кино — внимательно отследив весь процесс приведения губ Божества в порядок, удовлетворенно, произнесла Света, — продюсер, режиссер и исполнитель главной роли в одном флаконе. Сумчатый подряд!

— Выходит...

— Я подозревала — жадность до добра не доведет...

— Напомню тебе, как-нибудь при случае...

— Змей! А зачем, ты меня сюда притащил? Посмотреть на семейное изваяние? Они бы хоть на одном диванчике сидели! Премиленько обнявшись. Всё же целую вечность вместе, как единое целое. Кстати, ни на нём, ни на ней — нет перстня! Печатки, с маленькой такой, симпатичной саламандрачкой.

— Слуга Хаоса и есть Саламандра, Света. И только Дверь может, и то, ненадолго, подчинить её себе. Но, на один вопрос хватит. Для этого мы и здесь.

— И каким образом?!

— С помощью системы множества зеркал можно кристаллизовать энергию солнечных лучей в стеклянном сосуде, превратив его в горный хрусталь. Таким образом, вызвать и подчинить Саламандру своей воле.

— Ага, понятно. Стеклянный сосуд — стакан с отпечатками Голесницкого, что мы увели из кафе «Эскориал». Зеркал в интим-салоне предостаточно. С колдуньей, тоже ноу проблем. Самозванцев нам не надо — ворожеей буду я! Но, где мы возьмем солнечную энергию! Три часа ночи! Луна в самом разгаре! Хочешь, не хочешь, а придется ждать полудня. А там Кит с Глашей, полковник Коротков с рупором, ОМОН, — операция обхват, захват и облом! Что-то ты тут не додумал, Змеюшка. Нет в тебе гениальности.

— Надо вытащить манекены из подсобки и снести туда все зеркала салона...

— Да, но сначала надо их оторвать от стен, к которым они намертво привинчены саморезами! Я так устала сегодня, Змеюшка! Колдони, а! Как там: трах тебе — ух!

— Пух!

— Вот, пуха не надо! Где у тебя волосик выдернуть?

— У себя выдерни, лентяйка!

— Ага, сейчас!.. Нету раздавать... И вообще, я там кабинку душа видела. Пойду, обмоюсь от солярки, пыли, пуха, приберусь немного, перед встречей с Александром Серым, — кумиром молодых девушек. А ты, давай, колдуй или таскай! Орбайтен, герр Питер, орбайтен. Шнеля!

Змей лишь пожал плечами, выказав смирение.

— Ещё, я снова «боди» из парижской коллекции прихвачу. Заплати мадам Голесницкой валютой. Воровать, дважды в течение суток, совсем уж не прилично...

Пока Полоз добросовестно трудился над созданием залы зеркал Версаля в миниатюре, творя его вручную без всякого волшебства, Света смывала с себя кирпичную пыль и въедливый тополиный пух, мурлыкая от удовольствия: «Пять минут на любовь...

«И ты стоишь ко мне спиной

Готовый повернуться в профиль

До пола платья рукава

Хочу, чтоб ты меня заметил

И сумасшедшие слова

Бросает ночь теперь на ветер...»

Из душа, Света вышла добрая от встречи с водой. Перекидывая мокрые волосы, то на одну сторону, то на другую, словно играя в классики, прыгая на правой или левой ножке и тряся мизинчиком в ушках, она проскакала до подсобки.

Для начала спиритического сеанса у Полоза было уже всё готово. Глухие стены комнаты закрыли плотно приставленные друг к другу зеркала в рост человека. В середине комнаты, на круглой столешнице с одной опорой, расположился стакан. Из обычного стекла с покрытием под серебро с тыльной стороны, Полоз сотворил что-то вроде больших линз, и в Королевство кривых зеркал вступала уже не Света — Атевс, босиком, в «боди» телесного цвета.

На одних отражениях в зеркалах Светку вытягивало и сужало до тростинки, на других — придавливало и разносило до размеров бочонка, на третьих — она разъезжалась ногами и головой в одну сторону, а телом в другую. Главным распорядителем в импровизированной на скорую руку «Комнате смеха» был Змеёныш, по-прежнему, бомжеватого вида, в тертых красным кирпичом и известью джинсах. Даже простейшее — умыться, на ближайшее время, видимо, не входило в его до конца не раскрытые Светой планы.

— Ну и... Какой я тебе больше нравлюсь, замарашка Золоп, — улыбнулась она, освещенная лампочкой быстрого накаливания, — худая, толстая или змеевидная?..

— Молчаливая...

— Даааа! Надо было раньше сказать! Мне сбегать снова в душ и набрать в рот воды?

— Сейчас, не тот случай...

— А, по-моему, как раз тот. Энергии в сорок ват под потолком, для подчине

ния себе Саламандры явно недостаточно. И где перевернутые блюдца, которые, едва прикасаясь пальчиками, надо двигать к буковке «Се»?

— Приберегите, Света, вашу силу для встречи со Слугой Хаоса, не тратьте ее на препирательства со мною. Вы готовы?

— Всегда готова! — Света вскинула руку в пионерском салюте. — Ты же будешь рядом, Змеюшка?

— Не совсем...

— Бросишь?.. Оставишь одну! В боди, наедине с мужчиной!

Вместо ответа, Хранитель Желтого Угла Неба стал перевоплощаться в Золотого Полоза. Вытянулся спиралью в слепящий глаза свет. Сворачиваясь в Коло, медленно взлетел шаровой молнией к потолку, повис над стаканом.

Комната засияла. Брызги лучей и лучиков маленького Солнца, разом, отразились от всех зеркал, преломляясь в одной единственной точке над столом. Стакан превратился в кристалл горного хрусталя, в нем, словно в чистейшей воды льдинке, была закована пятнистая Саламандра. Она извивалась, пытаясь вырваться, но кристалл её удерживал.

Света оторопела, голову посетило сразу сотня цитат из классики — монолог князя Андрея Болконского, кулинарные рецепты любителя вкусить дядюшки Гиляя, столько же, противоречивших друг другу, к ним вопросов. Но, задать она могла только один и ни кому-нибудь — Саламандре! Для Светки это был не простой выбор, скорость её остренького язычка в данной ситуации являлась лишь помехой, оставались мысли.

«Один вопрос — один ответ. Тройка, семерка, туз... Джекпот... — крутилось в голове Светки. — Бежать за топором, мочить старушку-процентщицу?! Уж заполночь, а вопроса так и нет!».

Саламандра времени зря не теряла, — скребла кристалл горного хрусталя коготками лап и, словно резцом, ёрзала по нему хвостом.

«Пилите, Генрих Карлович, пилите! — навестила её именно эта импровизация, на тему крылатого наследия классиков. — Господи, какая я дура! Что мне спросить, Змеюшка?.. Родненький!..».

Света телепартировала открытым текстом, но Хранитель Желтого Угла Неба оставался безучастен к её терзаниям. Свернувшись в огненный клубок, Полоз сиял под потолком в полном безмолвии.

— Где найти твой хвост, скользкая гадина?! В каком времени? — крикнула Света.

В тот же миг кристалл рассыпался. Осколки стакана разлетелись, ударяя по зеркалам и разбивая их с такой силой, что Света почувствовала себя еврейкой, гуляющей по Берлину в «боди» и босяком в ночь разбитых витрин.

На диване, в зале посетителей, испарился Голесницкий, в кабинете — сизым дымком, растаяла мадам в красном. В подсобке вспыхнуло синеватое пламя, Саламандра оскалилась и тут же исчезла. На столике осталась лежать газета «Оренбургские Губернские Ведомости» за тысяча восемьсот сорок пятый год...

Полоз померк и рухнул лицом вниз, прямо на усыпанный битыми зеркалами пол. Снова став человеком, он перевернулся на спину, застонал, пробитая острыми осколками в трех местах светло-коричная футболка напиталась кровью.

— Господи, Змеюшка!

Света кинулась к нему пытаясь поднять. Полоз оказался тяжелым. Присев, поднырнув под него коленками, — устраивая голову Змея себе на живот, она провела рукой по его израненному лицу, груди. От ладошки пробежала искорка, растворяя стекло и заживляя на теле Полоза глубокие раны, многочисленные мелкие порезы.

Починенного от ран замарашку, Света умыла влагой своих каштановых волос, благо, недавно из-под душа. Поменяла ему футболку на чистую, практичную — черного цвета, причесала. Любуясь творением своих рук, Света захотела чмокнуть Змея в кончик носа, соорудила губки бантиком, поднесла, и...

Полоз открыл ясные очи. Они смотрели в глаза друг друга секунду или две, пока он не спросил:

— Узнала?

Света отстранила его. Закинула за ухо локон волос, пожала плечами.

— Газета какая-то, столетняя простолетняя! Кто там? Это я почтальон Печкин! Принес заметку про вашего мальчика! Кто там? Это я... И так до бесконечности.

— Я упал?

— Ага... — Света кивнула. — Упал, не то слово. Рухнул, словно уже наступил апокалипсис! Зато, теперь я поняла, почему ты без подглядывания и подслушивания не можешь.

— И почему?

— Высоко сижу — всех девок голых разгляжу! Солнышко ты сарматское, Коло-Змей! Вставать-то, думаешь?

— Думаю...

— Так и вставай!.. А то устроился на моих коленках и спрошает — узнала, аль нет?!

Света помогла подняться обессиленному Змею, отвела, заботливо уложила на освободившийся диван. Вернулась за газетой, принесла, скромно присела рядом.

— Нам бы телевизор, лавку и свечку...

— Что там написано? — нетерпеливо спросил Змей

— Сейчас... — огрызнулась Света, углубляясь в чтение. — Да ничего! Пишут: «Восемнадцатого августа сего одна тысяча восемьсот сорок пятого года Высочайшим повелением императора Николая Первого, было утверждено представление министра внутренних дел России графа Л. А. Перовского о создании в Санкт-Петербурге Русского Географического общества. Основная цель основателей Общества: изучение родной земли и людей на ней обитающих, то есть к собиранию, и распространению географических, статистических и этнографических сведений России. Среди учредителей Русского географического общества: адмиралы И. Ф. Крузенштерн, П. И. Рикорд, вице-адмирал Ф. П. Литке и другие... Великий князь Константин Николаевич согласился стать его первым председателем...».

— И всё?

— Всё!.. Официальное бла, бла, бла!.. Ничегошеньки тут нет, ни о Голесницком, ни об Александре Сером, ни про мадам Голесницкую!.. Если, конечно, Эскулап Бездны не натянул мундир какого-нибудь из перечисленных адмиралов или Великого князя, вместе с кожей.

— Должно быть! Слуга Хаоса находился в твоей власти и не мог не ответить!

— Ну-ка, давай, успокойся, Солнышко! А то, когда ты волнуешься, то жжешься! Тут маленькая приписочка. Такая маленькая, что я сразу и не заметила. Еще эти яти!.. Слушай: «На нужды новообразованного Географического общества Имперским казначейством выдано десять тысяч рублей серебром. А так же, по всей России, от частных лиц, принимаются пожертвования. В нашем, Оренбургском крае на данное благое дело отозваться уже соблаговоли. Княгиня Версофия Павловна Кострова, — дала тысячу рублей ассигнациями, её брат, поручик в отставке Владимир Павлович Костров — пятьсот...

Змей сел и, нервно потирая ладони о колени, проговорил:

— Он там. В имении...

— Постой, Змей, получается поручик в отставке — мой младший брат Вовчёнок!

— Князь Владимир Павлович Костров, Света, за шесть лет до указанной в газете даты участвовал в Хивинском походе, Оренбургского военного корпуса, под началом генерала от кавалерии Перовского. Командовал казачьей сотней.

— Почему, командовал?!

— Князь Костров, после возвращения из похода в Оренбург возмущенный бездарностью командования, подал в отставку!

— Шесть лет назад ему было одиннадцать!

— Относительно. Главное, мы все же с тобой отыскали перевоплощение Голесницкого во времени.

— Ну, ты прямо Эйнштейн!..

— Пошли. Отсюда надо выбираться. Светает...

— Опять через котельную!

— Маленькое окно туалета устроит?

— Фи, Змей!

— Тогда только котельная.

Света сморщилась и вздохнула:

— Нет... Второй путь, относительно, конечно, не через мазут, но нечто похожее. И когда, вы только перестанете таскать меня по местам общего пользования?

— Окно очень маленькое. Об этом лучше подумай, Света.

— Это вам, мужчинам, нужно, думать, как благородно вылезти, перед тем, как к кому-то желательно тоже благородно залезть! — выдала Света. — А мы, женщины, за свою беспечность отвечаем и радуемся своим воспоминаниям. Или не радуемся, но, всё равно отвечаем...

Полоз не приуменьшал, окно действительно было только лишь для кошки.

Света поглядела на Змея, но решила второй раз не рисковать как со стаканом. Да, и дело для нее было плёвым, к тому же, по причине почти полного отсутствия токовой, одежда ей не мешала.

Оказавшись на улице в три приема — голова, плечи, тело, Светка с интересом стала наблюдать, как высокий, крупный в кости, Золотой Полоз будет покорять малюсенькое окно, но из него выполз глазастенький ужик и, жмурясь, свернулся колечком, греясь в первых лучах восходящего солнышка.

Наступал рассвет, наступивший новый летний день обещал быть жарче предыдущего...