Дверь. Часть первая. Глава тринадцатая.

Часть первая. Дочь Большой Медведицы.

Глава тринадцатая.

Пейзаж девственного поля, высокие травы, восходящее, огненное око верховного божества — буйство красок природы на вольном ветру, снова сменился чередой серых пятиэтажек, однотипных витрин магазинов и трехцветьем светофоров. Мигая на перекрестках поворотниками, играя слабыми отражениями вечернего солнца на белом полированном кузове, Сапфир несся к кафе «Эскориал».

Минуя, в удобном кресле автомобиля, дом «двенадцать» по улице «Девятого января», снова стоявший в плачевном состоянии — без чугунных ворот с двухголовыми птичками, Свете было немножко грустно. Со скоростью сто километров в час, она словно врывалась в тот день — железобетонную клетку со всеми удобствами. А где-то позади, в мареве городской суеты, бензиновых испарений, таяла привольная нетронутая цивилизацией Мать Природа с манящим запахом дурнопьяна.

Постепенно, городок менял деловые наряды на вечерние туалеты, украшенные неоновыми лампочками рекламы и названий магазинов. Козырек кафе, неуверенно замигал, погас и вспыхнул броским названием «Эскориал». Света проработала в данном заведении больше года, но никогда не видела его с парадной стороны. Обычно, «огородами», она пробиралась в заброшенную часть бывшей советской столовой и уже через подсобку попадала в зал для посетителей.

Полоз остановил Мерседес у парадного входа. Света дернула дверцу автомобиля на открытие, но штырёк замка резко опустился вниз, замер в состоянии фиксации. В недоумении, она посмотрела на Хранителя Желтого Угла Неба.

Пока ехали, душка Змей очень даже преобразился. Из Мерседеса, неспешно, вышел элегантный джентльмен в строгом костюме. На его руке, наполовину под белоснежной, открахмаленной манжетой, красовались изысканные часы небезызвестной швейцарской фирмы «Rolex», исполненные исключительно в драгоценных металлах — розовом, желтом и белом золоте, а также платине. Сколько они стоили, Света и подумать боялась.

Полоз, неспешно, обошел автомобиль и услужливо открыл дверцу приглашенной на ужин даме. Как только он притронулся к ручке дверцы, фиксатор принял верхнее положение, выпуская Светку на волю. Положив пальчики с длинными ноготками в широкую ладонь столь учтивого кавалера, она покинула сидение в длиннополом вечернем платье из черного шёлка с открытыми плечами и спиной. Спереди, от верха до туфелек, прямой полосой проходила полупрозрачная, дымчатая, поволока — проглядывались грудь, животик и ноги, прикрытые вышитым серебряной нитью цветочным узором.

Каштановые волосы дамы из белого Мерседеса, были подняты во французский двойной пучок, шею обвивало ожерелье — мелкие рубины, брильянты и крупные черные жемчуга в оправе из червонного золота. В мочках ушек, капельками, красовались жемчужные серьги, а на безымянном пальчике красовалось платиновое колечко — согласуясь с ожерельем крупной черной жемчужиной.

Принимая из рук Змея неизвестно откуда взявшуюся чайную розу, Света обнаружила и на своей руке часики фирмы «Rolex», — женские, отделанные золотом и перламутром.

— Мог бы и огромный букет подарить, Змеюшка! — процедила она сквозь чарующую улыбку, — было бы, чем прикрыться.

В ответ Полоз лишь галантно взял её под локоток.

По зале, меж порядком захмелевших посетителей, в самый дальний, затенённый угол, к столику с табличкой «заказан», Света была проведена кавалером с элегантным шиком, под молчаливые «аплодисменты» выпученных мужских глаз и завистливых, подведенных тушью женских очей. Но, юная, неискушенная всеобщим вниманием Светка совсем не умела наслаждаться триумфами, её мысли были заняты стратегически важным вопросом — как же она расположится за столиком в таком наряде?

Несомненно, платье было великолепным! В чём-чём, но в чувстве вкуса, Змею отказать было нельзя, другое дело, в мере этого вкуса.

Пока Света шла — дефилировала походкой модели, плотно сомкнув колени, ещё было ничего, но она совершенно не представляла, как расположить ноги в положении сидя, поскольку коварный земноводный снова лишил её трусиков — не предусмотренных модельером к задуманному им данному вечернему туалету. Единственной её защитой был цветочный узор, веточкой серебреной нити, вьюном, проходящий от груди книзу и еще ниже.

«Успокойтесь, Светлана, волнение отражается на вашем личике. Ведите себя естественно, не принужденно», — ласково прошуршал Полоз, снова посетив ужиком её мысли.

«Посмотрела бы я на ваше спокойствие, очаровательный Змееныш! Если бы вам пришлось отсвечивать хвостиком на всю округу!».

«Вспомните дамское седло, Света. Соединяя коленки, перекрещиваете ножки, пяткой правой туфли упираясь в голень левой, и, оглаживая платье под попу, смело садитесь.

«Может, дадите мастер-класс?»

«Увы, я только теоретик!»

«Хвостик мешает?»...

— Прошу садиться, фройляйн Уфимцева, — отодвигая стул от столика, вслух произнес Полоз, переходя на немецкий язык.

Возможно, Света и удивилась в своём знании немецкого, если бы, в самый последний момент, она в ужасе не вспомнила, что стулья в кафе «Эскориал», в общем-то, и не стулья, — пластмассовые уродцы с глубочайшим изгибом сиденья, выгибом спинки и дурацкими подлокотниками. Сидушки, в которые можно только провалиться, но не грациозно присесть.

На её лице было уже не волнение, а животный страх, в ожидании своего крушения вверх ногами на обозрении, как минимум, сотни злорадных глаз...

Но душка Змей, не был змеем, если бы, в самый последний момент, монстр современного пластмассового штампа не превратился в элегантный стульчик из небезызвестного столового гарнитура генеральши Поповой.

Выполнив озвученные Полозом манипуляции ножками, — пяточка, голень, попа, — она с облегчением присела и произнесла:

— Данке шон, герр Питер!..

Как только пятая точка девичьей красоты, благополучно, нашла для себя весьма удобную пристань, Света оглядела и всю гавань. Пощекотав себе носик бархатом чайной розы, — вдыхая её аромат, она отыскала взором столик Тимохи.

Воровской авторитет сидел в компании двух своих корешей и, закинув голову, опрокидывал в рот рюмку водки. По пьяной, но вполне здравствующей физиономии, можно было определить — почки еще были на месте и он распоряжался ими так, будто знал о том, что скоро, увы, придется с ними расстаться.

Веры рядом с Тимохой не наблюдалось, а к Питеру Веберу, широко раздвинув уголки толстых губ, словно смайлик, на всех парах, колобком, катился администратор Колька.

Света грациозно выгнула запястье, поглядела на швейцарские часики: «Последняя четверть восьмого. До выхода солдата Джейн ещё двенадцать минут. Я сейчас спешу по коридору в душ. А вот и мадам Голесницкая!».

Чайной розой, Света прикрылась от дамы в красном, что размещалась за столиком, между Тимохой и дверью в подсобку.

Тем временем, ничего не понимая, выпучив поросячьи глазки, Кругляшек Колька, тупо, выслушивал монолог Змея на немецком языке с чистейшим саксонским произношением.

Света выдержала паузу, наслаждаясь предоставленной её взору и слуху картиной. Не лишенный чувства юмора Змееныш описывал ей заплывшую излишним жиром харезматичность администратора кафе и, смотря на предмет описания лучистым взором, объяснял, что люди, весьма обидно и неподобающе, называют собратьев Полоза пресмыкающимися.

Только когда представитель фирмы «Мерседес» Питер Вебер полностью закончил нравственно-поучительный монолог, госпожа Уфимцева его перевела:

— Принесите, пожалуйста, винную карту. Господин Вебер хочет выбрать для дамы, нечто достойное её красоты... Дойче? — уточнила она, обратившись к кавалеру.

— Яя, дойче!

— Немецкой марки.

Кругляшек Колька несколько оторопел, но, отдать ему должное, быстро нашелся.

— Передайте, господину Веберу, — пролебезил он, — что мы открылись недавно, и заказанные в полиграфии винные карты ещё не напечатаны. Сами понимаете у нас не Германия, тяжелое наследие сталинского режима!..

— Вот врёт, а!!! — перевела Света на немецкий. — Жаль Сталин аборты запрещал, вот и народились такие как этот — выкидыши социализма и выкидыши выкидышей!

В череде немецких слов, администратор кафе понял лишь слова «Сталин» и «Социализм» и подтверждая сказанное, усердно закивал.

— Госпожа Уфимцева, у вас с этим пресмыкающимся, что-то было личное? — поинтересовался Змей.

— Он меня продал! Точнее, продаст через десять минут!

— Нехорошо. Ай, не хорошо!..

— Уж точно — не гуд!

— Слушай, Светка, ну его к дьяволу! — вдруг переменил настроение Змей, но не язык. — Я рядом с прекрасной дамой! И от этого, сегодня, исключительно лиричен! Не заказать ли нам у этого прохвоста бутылочку «Доннхофф. Шлосбокельхаймер Фельсенберг Рислинг Шпетлезе»?..

Света округлила глаза, Полоза понесло:

— Пикантный и очаровательный рислинг со сладким, пряным послевкусием. Между прочим, имеет бледно-золотистый желтый цвет. Тонкий букет с нотами папайи, орехового масла и лайма. Роскошные, хрустящие фруктовые тона оживляются солоноватой минеральностью. Легкое и бодрящее питие...

Света спрятала за чайной розой приоткрывшийся ротик. Как прекрасно Змей обрисовал вино! Она прямо ощутила его вкус на кончике своего языка. И главное он впервые увидел в ней женщину, а не Дверь. Назвал прекрасной! Её мысли, разом, приняли совсем иное направление, предательница грудь томно выдохнула в предвкушении неожиданно пришедшего к ней земного, обычного бабьего счастья.

— «Рислинг Шпетлезе», пожалуйста. И фрукты, на ваш выбор, — мурлыкнула она администратору, которого минуту назад хотела растерзать.

— Прошу извинения, — немного оседая и покрываясь потом, пробормотал Кругляшек Колька, — но у нас нет такого вина!

— Тогда принесите из автомобиля! — улыбнулась Света. — Белый Мерседес-Бенс. Припаркован у кафе. На заднем сидении корзинка с фруктами и бутылочка вина, которого у вас нет.

Беря со столика ключи, администратор откатился от них колобком, со скоростью сто оборотов в секунду.

— Милый, я правильно поступила? — снова мурлыкнула она, по-немецки.

— О да, дорогая! Гуд! Какая ты у меня находчивая! Хотя и беспечная! Доверить незнакомому человеку ключи от автомобиля, которого, практичес

ки, ещё нет!

— Ах, Змеюшка! Если бы всегда, ты был таким галантным, внимательным.

— К нам гости...

— Милый, не отвлекайся! У нас целых четыре с половиной минуты до выхода солдата Джейн!

— И всё же...

— Ну, кто там ещё?!..

Вспорхнув ресницами, Света, нехотя, оторвала очи от объекта своего обожания и бросила такой красноречивый взгляд на неожиданное препятствие на пути зарождения их любви, что горилла Лёха отшатнулся.

— Я это... От Тимохи! Он велел сказать Гансу — если тот не передумал, насчет отказа от начального взноса в местный профсоюз, то, обделённая им братва придет к нему завтра, чинить крышу! Передай!.. Пролопочи по-вашему.

Света покорно перевела.

Сделать лицо перепуганной русской немки, или хотя бы такое же, как возникло на Питере Вебере, у Светы никак не получалось. В голове, как назло, порхали одни амурчики. Да многое еще нужно перенимать у учителя!

Но госпожа Уфимцева проявила находчивость — представила Лёху без головы или голову без Лёхи, мысленно воспроизводя и прокручивая репортаж Полоза с улицы «Девятого января». Видимо, ей удалось. По крайней мере, пока ещё грозный и цельный Алексей Прибытков остался доволен испугом бюргера и его спутницы.

— Господин Вебер сетует: «Криминал. Большой криминал в таком маленьком городе! А где есть криминал, там нет хорошего бизнеса», — немного запинаясь, передала она ответ представителя фирмы «Мерседес», с маленькой слезинкой на ресничке. И добавила от себя: — К тому же, никакой он не Ганс, а герр Питер!..

— Пусть лучше будет Гансом. А то Питер, по-нашему, как-то звучит не очень! Да не волнуйся, девочка! В предвкушении хоровода, сегодня Тимоха добрый. Но если завтра фриц не отстегнет то, о чём говорили. Копейка в копейку! Пеняйте на себя. Всё, фрау Гретхен, не буду вам мешать. Походу, у вас тут что-то складывается!

— А что есть хо-ро-вод? — неожиданно спросил его герр Питер, на ломаном русском.

— Национальное развлечение с девчонкой!

Лёха, нагло, подмигнул Полозу и, вразвалочку, пошел к столику Тимохи.

«Света, Кит его уже обезглавил! Не призывайте меня, мысленно, к тому же, — раньше времени, отведенного свыше. Мы не можем изменить ни прошлого, ни будущего!», — вкрался к ней в голову Змей. «Завтра утром вы позвоните полковнику Короткову и посетите майора Нагорного — расскажите об угрозах Тимохи».

«Так, я же там была!.. Так, стало быть, не я придумала Уфимцеву — немку, но русскую! И майор вовсе не находчивый!» — ответила Света.

Обмен мыслями с Хранителем Желтого Угла Неба, — далеко не всеми, конечно, становился привычным. — «Сказать «нет» — закрыть себе будущее. «Да» — значит, ничего не сказать!

«Постой!.. — всполошилась Света. — Бесподобно одетая пара... двойной французский пучок богатых каштановых волос... Господи! Вот, я дура конченая! Так это же мы с тобой!..».

«Да. Но официантка, Светка Переверзева, этого пока не знает. Пробило без двух восемь. Выход солдата Джейн. Твой выход! Соберись, не всегда видишь себя со стороны. Постарайся к этому отнестись, как просмотру своей роли в кино. Тогда единственное, что грозит психике — не понравиться самой себе. Но, это уже пустяки...».

Как сейчас Свете не хватало монокля к этому змеиному «пустяки». Она поднесла чайную розу к губам, её грудь томно приподнялась, глаза встретились с очами Полоза. Его бесстыжий змеиный взор, раздевал её прямо тут — на столике. Замирая, она поплыла на волне блаженства.

Только уголком глаза, из-под длинных ресниц, Света всё же увидела, — из подсобки, вышла Вера, в белых брючках, рубашке навыпуск, прошла между столиками и села на колени к Тимохе. И вот, в зал для посетителей вошла она — Светка Переверзева, в топике, шортиках цвета хаки и Вовкиных ботинках на шнурках.

Светка-официантка столкнулась с Кругляшком Колькой, спешившим к столику иностранного гостя с корзиной фруктов и бутылочкой «Рислинга» — скользом, бросила взгляд на них.

Как ни хотела, но русская немка Света Уфимцева не могла повернуть голову, посмотреть Светке Переверзевой прямо в глаза. Полоз, напрочь, привязал её взор к своему — от блаженства грудь готова была выпрыгнуть из платья.

Взъерошив на голове каштанового ежика резким поворотом головы, Света-официантка смело направилась к Тимохе, проходя мимо мадам Голесницкой.

Как только солдат Джейн, на боевом взводе, миновала даму в красном, все замерло. Кругляшек Колька, прогибаясь, не докатился до столика Питера Вебера буквально метра два, замер. Наступила зловещая тишина.

Мадам Голесницкая стала медленно преображаться в Генриха Карловича. Сначала, словно от очень большой свечи вспыхнул огонь. Пламя пожирало даму, вставленные в грудь имплантаты, лопаясь, текли, скворчали и испарялись. Юркнув, из огня выползла махонькая саламандра и затвердела белым золотом, перстнем-печаткой. Сквозь перстень пророс безымянный палец, к нему приросла кисть, рука, плечо... Деталь за деталью, из частей человеческого тела, появился и весь Голесницкий...

В голове Светы, кровью пульсируя в висках, билось: «Не шевелись!!! Слуга Хаоса не должен нас увидеть! Иначе последствия не предсказуемы!».

Даже притяжения Золотого Полоза не хватало, чтобы в минуты перевоплощения Голесницкого в огне Хаоса, удержать власть над происходящим. По капелькам пота на лице и бездонности его глаз было видно, что он задействовал всю энергию Земли Матери, чтобы не превратиться в восковую фигуру, как остальные посетители кафе. Не превратиться самому и не дать превратиться Свете.

Полностью оформившись в Генриха Карловича, вплоть до бабочки песочного цвета, Эскулап Бездны сверкнул перстнем, оживляя из общей компании лишь три «манекена» — Светку Переверзеву — без фартучка, в наряде стиля «милитари», Тимоху и гориллу Лёху.

Дальше было всё, как было и будто не было. Света села за столик Голесницкого, на галантно отодвинутый им стул, свободные, без приглашения, заняли воровской авторитет с корешем... Блюдо, кровь, сизый дымок...

Света-официантка соскочила со стула в ужасе. Отбежала от Слуги Хаоса метра полтора и замерла. Бездыханное тело Тимохи поднялось и, словно зомби, вернулось к застывшей в полете с его колен Вере, упало возле её ног. Лёху вскинуло и, дугообразно, перенесло обратно. Присоединяясь к Сивому, он уткнулся в тарелку и стал есть.

Кровь испарилась, Голесницкий, вновь пройдя через огонь, обрел женский стан и силиконовые имплантаты...

Администратор так и не донес до столика гостя из Германии вино и фрукты. Поднялся шум, кто-то кричал: «милиция!», которая, и без упоминания, вламывалась в двери кафе...

«Света, стакан!» — словно приказ раздалось в её голове.

«Платье мешает, Змей!!!»

В туже секунду, она оказалась в костюме Евы.

Преображаясь в пушистый комок, очень похожий на кошку, цепляясь за плечо Кругляшка Кольки, Света, прыжком рыси, сорвалась с места. Группируясь, отталкиваясь задними лапками от упитанного администратора, она буквально растворилась в воздухе белыми ворсинками. Дуновением ветерка, пронеслась по залу между людьми, лишь слегка колыхнув волосы дамы в красном, что весьма удачно совпало с неуклюжим разворотом старшего лейтенанта Озерцова, точнее, папки в его руке, сработавшей веером.

Как только мадам Голесницкая сделала глоток и поставила поданный официанткой Светой стакан с водой на стол, разжала пальцы, это уже был другой, но точно такой же, а царица Асвет сидела рядом со своим верховным божеством — Золотым Полозом.

Поставив на столик добытый стакан, пушистый комочек обласкал свой носик бархатом чайной розы, и, красиво изогнув запястье руки, посмотрела на часики. Выдохнув аромат цветка, Света уже облизывала язычком свои губы с увлажняющей помадой, и, мысленно, требовала: «Верни одежду, Змеюшка!».

Чтобы снова обрядить Свету в вечернее платье, Полозу понадобилось ровно на четверть секунды больше, чем ей добыть стакан. Он был почти сражен увиденным! Что это было, как это было и кем это было?!!!

К ним всё же подошел администратор, с маленькими еле заметными затяжками от коготков, на плече строгого костюма, и, шаркаясь, стал извиняться.

Доселе невозмутимый, бюргероватый немец Питер Вебер, рывком, взял корзинку и на чистом русском языке послал Кругляшка Кольку в долгое эротическое путешествие.

Быстрым движением свободной руки, растворяя стакан в нагрудном кармане для платка, Полоз подхватил Свету под локоток и, не обращая внимания на оцепление, по-военному вышел из кафе...

Они сели в Мерседес. Нервно поворачивая ключ в замке зажигания, Змей вопросительно посмотрел на Свету, но та лишь издала томный вздох и произнесла:

— Не зна...аа...аю!..

— Официантки, все такие быстрые?

— Фи, Змей! Это грубо!

— Ответь, Света!

— В кафе, рядом с тобой, я почувствовала себя кошечкой. Ры-р-ры мяу! Смотри на меня чаще Змеюшка, так как смотрел!

— Как?

— Так! — Света выпучила глаза, руками, оттопырила свои уши, высунула язык.

— Ты можешь быть, хоть минуту, серьезной!

— Ну не знаю я, Змеюшка! Как это вышло! Правда, правда!

— Поехали...

Сапфир мчался по ночному городу, одетому в неоновые огни, покоряя не только расстояние, но и сокращая время.

Надув губы, Света разглядывала высокую бутылочку Рислинга, поглаживая белую этикетку, плавно обводя ноготком буковку за буковкой латинского алфавита.

Наконец, не выдержав молчания, она мурлыкнула:

— Змеюшка!

— Да...

— Может, я не хотела, чтобы меня видели голой, а? Вот у меня и вышло!

— Белым пушистым комком растворится в воздухе!

Света пожала плечами.

— Экспромт... А мы будем пить вино?

— Я за рулем!..

— Даааа!.. Надо же! А когда приедем?

— Угости Глашу...

— Ну и ладно!!!.. Вот, все вы мужики в этом! Стоит нам стать мягкой и пушистой! Сделать для вас что-то хорошее...

Бросая вино в корзинку с фруктами, Света повернула голову, лицом к окну.

«И чего Змеюшка взъелся Горынычем? — буркнула она про себя, прикладывая к носику одинокую чайную розу. — Подумаешь, пушистая! Ну, растворилась! Я же, какая ни какая, а Звезда! Голая!.. Бац, и готово!».