"ВСЕ МОИ ЖЕНЩИНЫ"
ГЛАВА ПЯТАЯ. МАРТА
Часть 2 – я
Минут через пять – семь чувствую, что моя спутница начинает засыпать. "Много приняла на грудь", – подумал я. С сожалением. У Шуры было иное мнение на сей счет: "Давай ее вдвоём!" – показывает мне знаками.
"Ни хрена себе! Групповуха!". Никогда не приходилось.
Знаете, что скажу о моих мыслях в ту минуту?. . Ассоциации, как про секс ёжиков: и хочется, и колется! Ни разу не пробовал – стимул, страх наказания – тормоз. Если засекут, или просто узнают – верёвки нам с Шурой! Махом вылетим из ГСВГ. А если немка заявление напишет об изнасиловании, вообще в тюрьму сядем. Так ли уж невероятен был этот, промелькнувший в полупьяной башке, вариант? В жизни ВСЁ бывает, НИКТО ни от чего не застрахован.
– Давай! Давай! – продолжает подначивать грузин.
"Не!" – мотаю головой, а про себя думаю: "Чё ты за мудила такой? Неужели не понимаешь, ЧТО может быть, коли ситуация повернется лихим боком?!".
А Лиса завело: вижу, уже лезет к Марте под юбку. Положение моё – хуже не придумаешь: есть баба, которую я бы не прочь натянуть, но она мне – никто. И есть Шура, с которым мы кореша, но сейчас кореш хочет втянуть меня в хреновую историю. Послать его на hуй, сохранив девку – западло, ввязаться в рискованную и опасную авантюру, с надеждой, что "авось пронесёт!" – дурь!
Половина хмеля выветрилась.
Всё разрешилось само собой, не пришлось ни кем жертвовать: когда Лис полез к Марте, она проснулась. Почуяв руки грузина на нижнем белье, заорала! Я думал, ща сюда вся полиция Д. слетится – такой был ор! Вдобавок влепила Шуре по роже. Не сильно попала, вскользь – пьяная же.
Шура, ясный пень, обиделся: баб нашел он, вино – фрукты – тоже он, а ему от ворот поворот. Зло пробормотал что – то по – грузински и свалил в ночь.
"Фу – у – у – у!".
После прочистки горла криком, Марта немного протрезвела. Осмотрелась, убедилась, что больше никто не помешает и... стала прижиматься ко мне. С явными намерениями. О!
Оставшись наедине, меня не надо было раскачивать – я сам, какую хошь, раскочегарю!
... Влупил я немке по самые "не балуйся!". С желанием! Классно отымел! Хоть и полупьяненькая была, но подмахивала Марта здорово! Как схватила меня обеими руками, так и не отпускала, пока не закончили. "Да не убегу я никуда, дурочка!".
Супер всё получилось: лето... ночь... теплая трава... жадная до секса немка, задирающая к луне стройные ноги... жаркие объятия... два рта, слившиеся в бесконечно долгих поцелуях!
О поцелуях... эээ... в деталях: в порыве страсти она так искусала мои губы, что на следующий день все, кого встречал, спрашивали, что со мной случилось? Все, кроме Лисидзе. Отвечал, что обветрило, потом занес инфекцию – вот кожа и послезала. Когда Марта кусала, я ничего не чувствовал...
Она лежала на траве, раскинув ноги в стороны. Уставшая, но, полагаю, довольная. Такая вся замечательно – бесстыжая! Ничего нет красивее женщины после оргазма. И ничего нет некрасивого в пост – оргазмной позе, как бы женщина не лежала. Хранится в моем архиве одна интересная фотография, подтверждающая эту мысль, но... ладно, промолчу.
Понравилась мне Марта! Заводная баба оказалась, самое то!
"Конечно, всё замечательно, – думал я, – но теперь надо соображать, как довести ее до дома? Пьяная ж, по сути... не бросишь же тут?". А немка лежит и будто не собирается вставать. Не спит – слышу, как что – то тихо бормочет.
"Сама с собой, что ли, разговаривает?". В этом монологе уж точно разобрать ничего не могу. Смотрю на часы: "Мать моя женщина! Начало первого! Во, время пролетело! Сколько ж мы кувыркались?. . Почти час, что ли?!".
Касаюсь рукой Марты:
– Нам пора... нихт цайт! Потопали нах хауз!
– Сищас.
"Не забыла уроки русского в школе". Дальше мы объяснялись на смеси дойч – рашен.
– Марта! Цайт!
– Ся – я – яфа – а – а...
– Вас?
– Ти кароши – и – и!
– Марта! Девочка! Идем домой! Haus! Spate stunde! Тебя, наверняка, ждут...
– Ништ...
– Что? Не понял...
– Ни штут.
– Ты одна живешь?
– Я – я...
– Где твой дом?
– Перлин.
"Ёпрст! Она из Берлина?! ! Бля! Скоро час ночи, я ваще не в курсе, ходят ли в это время электрички?! ! Ёбт! Да и нельзя мне в Берлин ночью! Загребет патр
уль прямо на нашем вокзале! Не на нашем, так в Берлине попадусь! Во, влип, Филипп! Пипец полный... Чё делать – то???".
– Поднимайся! Stehe auf!! – наверное, говорю слишком грубо.
– Ни нато рюгатся... сищас...
Она встает на колени, щупает вокруг руками. Протягиваю ее трусики. Молча надевает, одергивает юбку, но даже не пытается ее отряхнуть. Подхожу, отряхиваю. Когда снимаю с ее кофточки прилипшие листья и траву, она обхватила меня руками и прижалась щекой к груди. А потом... всего один чмок в губы – и тут же отстранилась. Будто простилась.
Прячу остатки еды и вина в кустах. Марта молча курит. Вроде, протрезвела. Ну, и слава богу!
Слышу, как с той стороны кустарника, по дороге прошли несколько человек, гутарят меж собой. "Немчура с дискотеки возвращается". И внезапно вспоминаю события месячной давности. Неприятная история тогда вышла...
Я, Парин и чувак из Грозного (имени не помню) решили сходить на немецкую дискотеку. Середина недели, от танцулек в доме офицеров я свободен, чё ж не пойти? Парин меня давно звал к немцам, говорил, что у них там лучший танцпол в Д. Правда, находилась дискотека далеко, на окраине. "Там клёво, тебе понравится! Спецэффекты мощные, акустика хорошая. Пошли!".
"Ну, пошли".
Намеревались идти вчетвером, но Фимыч (один из нашей компашки) по каким – то причинам не смог. Короче, протусовались мы у немчуры часа два, дерябнули шнапса, пивком заполировали. Хо – ро – шие такие!
Чувак из Грозного (блин, надо дать ему имя, а то длинно писать приходится! Назову его... Серегой). Короче, Серега – пацан хулиганистый, в нашей компании держал себя за крутого, всячески хотел стать "паханом", но верховодил всеми, разумеется, Парин. Мой Сашка. Тихий, малоразговорчивый. Но любой пришлый сразу определял, что у пацана твердый характер и спуску никому не даст. С корнем был Саня! Я его любил и уважал. Люблю и уважаю до сих пор. Сколько искал его по всей России, кого только не подключал – нигде никаких концов! Пропал...
На дискотеке Серега хотел снять девку. За Сашку не скажу – не знаю, а я – просто так пошел, повихляться, не ЗА ЭТИМ. У меня и так было кого.
У Сереги вышел облом: подкатывал он то к одной, то к другой немочке, но везде его встречали холодно. В общем, разозлился он, еще на дискотне хотел устроить драку, да мы с Саней его охолодили. А он, сучёныш, лишь притих на время.
Возвращаемся в город, в смысле – в часть. Поздно уже, идти далеко, поэтому топаем шустро. Догоняем впереди идущую группу из трех пацанов. Немцы. Лет по 17 – 18. Самый говнистый возраст – ума еще нет, а амбиций – небоскрёб. И чё – то они, дураки, сказали в нашу сторону, явно не комплимент. Типа – "Scheise" ("дерьмо"). Серёга словно ждал повода, а тут – на тебе! – подарок. Разворачивается к ним. Немцы оказались не робкого десятка: не побежали, а расступились, образовав полукруг. Гляжу, один чё – то вытащил из – за пояса. Темно, бля, не видно! И машет ЭТИМ перед собой: "Ну, подходи, – типа, – russische Schwein, щас я вам дам!". Парин, не поворачивая головы в мою сторону, произносит:
– Антенна.
Видел я такие штуки – в свернутом виде можно в карман засунуть, а щелкнешь зажимом – и вот тебе упругий хлыст из гнущегося, но упругого металла. Попадет по любой часть тела – оhуеешь! Убить не убьёт, но исполосует – будь здоров! В Союзе с такими "игрушками" любили ходить на танцы, отличный "пугач". Видимо, попав от наших разок – другой под антенну, немчура сама взяла этот метод на вооружение.
"Во, сука!".
Становимся слева и справа от Серёги.
Парин:
– Видишь, чё у него?
– Вижу, – зло отвечает Сергей. И смачно сплевывает сквозь зубы. Эффектный жест. Но в нем больше понта и показухи, чем настоящей отваги. Психологическая обработки противника.
Трое на трое.
Немцы – пацанье, куда им против нас? Это плюс. Но немцы борзые – это минус. К тому же, в школах их усиленно натаскивают по физподготовке, хлюпиков почти нет. Считай, 1: 2 не в нашу пользу. Мы прилично поддатые – 1: 3. Но за плечами у каждого из нас не одна уличная драка – 2: 3. И это ОНИ нас обидели, а не мы их. Т. е., мы в данной ситуации ПРАВЫ. Выходит – ничья пока, "3: 3".
Теперь всё зависело от того, как станут развиваться события. Влияет любой штришок, любая мелкая деталь. В чью пользу склонится чаша, тот и победит.
(конец 2 – й части)