Когда мы были женаты Том 4, ч. 5

ГЛАВА ШЕСТАЯ: ЧТО-ТО В ВОЗДУХЕ

Пятница – 1:30 вечера

– Мисс Баскомб, к вам посетитель.

– Кто там?

– Некий мистер Гамильтон, Роджер Гамильтон.

– Я не знаю его имени и уверена, что у меня нет назначенной с ним встречи.

Она услышала мужской голос.

– Мы не знаем друг друга, и у меня нет назначенной встречи. Я прошу прощения за то, что врываюсь, но не могли бы вы уделить мне минутку вашего времени, а после бы я вас не беспокоил.

Она на мгновение задумалась. Сейчас было затишье перед Неделей Благодарения, и никто не был полностью сосредоточен на юридических вопросах, больше, чем было абсолютно необходимо. У нее было ощущение, что это – та же самая серая зона, что окутывала УСФ накануне больших праздников. Работать требовалось, но никто, кроме роботов... или Билла Мейтленда... не фанател.

– Пришлите его сюда.

Он был хорошо одет, ростом метр восемьдесят, с копной темно-русых волос, ухоженных лучше, чем у большинства женщин. Он был красивым мужчиной и знал это, направляя на нее улыбку во все зубы. Это была такая улыбка, которая, казалось, вытягивала ответную. Она слегка улыбнулась ему, вставая из-за стола.

– Мистер Гамильтон. Для нас сейчас не самый напряженный период в году. Но я предполагаю, что у вас имеется какая-то причина быть здесь без предварительной записи. Большинство людей звонят заранее.

Он окинул ее типичным мужским взглядом сверху вниз, но это было быстро и бегло, и через несколько секунд он не сводил глаз с ее лица. Несколько баллов в его пользу. Он улыбнулся, а затем взглянул на сверкающие часы на запястье. «Ролекс». Но она этого ожидала.

– Десять секунд. Этого времени достаточно. Могу ли я спросить, прошел ли первый этап оценки?

Дерьмо. Она знала, к чему это приведет. Но чувствовала себя на тысячу лет старше. Прошло так много времени, с тех пор как она в последний раз флиртовала. Дуг был другим. Она увлеклась Клинтом. Но это...

– Мне очень трудно, мистер Гамильтон, понять, о какой оценке вы говорите, и если это то, чего я опасаюсь, то вы тратите впустую мое и свое время.

Его улыбка не дрогнула.

– Я уверен, вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, мисс Баскомб. У меня есть кое-какие дела или, по крайней мере, предлог, чтобы быть здесь. Но, откровенно говоря, вы знаете, как работает первое впечатление. Десяти секунд обычно более чем достаточно, чтобы определить, есть ли между нами какая-то химия. Я позволю вам быть судьей и приму на веру, что вы будете честны. Если вы скажете, что ничего нет, я займусь своими делами и больше вас не побеспокою. Если... есть... возможность... какой-то искры, то я мог бы позвонить вам в будущем. От вас будет полностью зависеть, пойдет ли это куда-нибудь.

Она снова села и помолчала, прежде чем ответить. Это не было так, словно она что-нибудь обещала. А жизнь после развода была скучна.

– У меня такое чувство, мистер Гамильтон, что вы уже проделывали такое раньше. И уже знаете, что... вы – интересный человек. Интригующий. Я не говорю, что мне когда-нибудь будет интересно встретиться с вами, но, если бы вы позвонили, я бы не повесила трубку.

– Вполне справедливо.

Когда он рассказал ей свою историю, она не смогла удержаться от смеха. Торговая палата Джексонвилла хотела установить контакты с офисами государственного защитника и прокурора штата ради будущих совместных программ по связям с общественностью.

– И под этим предлогом вы пробрались в мой кабинет? Совместные учения по связям с общественностью, чтобы продать городу? Вы могли бы сделать это с помощью телефонного звонка.

Гамильтон, который, как оказалось, был вице-президентом Торговой палаты по связям с общественностью, широко ей улыбнулся:

– Но это не дало бы мне возможности встретиться с вами и продать себя. Продажа – это большая часть моей работы. Я знаю, что это было как бы... продажей себя под выдуманным предлогом. Но малодушным не завоевывать прекрасных дам.

Он бросил на нее взгляд, сказавший ей, что при определенных обстоятельствах он может быть забавным. Когда-нибудь.

– А вы – безусловно Прекрасная Дама. Я бы уже давно пришел, чтобы... сделать свой шаг ради связей с общественностью, но знаю, что вы не так давно развелись. Я сам прошел через это пять лет назад. Это – неоднозначное время. Надеюсь, теперь все уже в прошлом.

– Спасибо за возможность поработать с Палатой. И хотя я не знаю, скажу ли «да», когда вы позвоните, я рада, что вы пришли лично, Роджер.

Она одарила его такой улыбкой, от которой стало ясно, что в один прекрасный день он ей позвонит.

***

В четыре часа дня в ее кабинет вошел Лири, когда она откинулась на спинку стула, потирая нижнюю губу. Лири посмотрел на крупного мужчину, который только что вышел, заполнив дверной проем.

– Это...?

– Да.

– И какие же проблемы у Ягуаров, что им нужен Офис публичной защиты?

Она устало улыбнулась ему.

– Ягуары налаживают контакты с обществом, и он пришел, чтобы предложить мне экскурсию по объектам и место в VIр-ложе, чтобы смотреть игры до конца сезона.

Лири бросил на нее понимающий взгляд.

– Почему вы, а не Государственный защитник?

– Во-первых, Джонни слеп. О чем ты, возможно, забыл.

– И у него лифчик не распирает так, как у вас.

Она покачала головой, схватила графин и налила себе воды со льдом. Она проглотила ее. Она почти ничего не делала физически, но все равно чувствовала себя измученной.

– Что-то витает в воздухе, Патрик?

– Не понял, к чему этот вопрос.

– Он – уже четвертый мужчина, пришедший в офис за последние четыре часа, чтобы... предложить возможности для связей, контактов, совместных проектов, бесплатных пропусков на игры...

– Иными словами, они все к вам пристают.

– И все они хороши собой, имеют большие связи, состоятельны. Такие парни, от которых женщины обычно пускают слюни. И они появляются из ниоткуда. Что, черт возьми, происходит?

– Вы в последнее время смотрелись в зеркало, босс?

– Я всегда смотрюсь, Патрик. Почему эти ребята появились именно сейчас?

Он присел на край ее стола.

– Я не знаю, как это было в Университете, поэтому не знаю, приставали ли к вам парни, но знаю, что, когда вы пришли сюда, все знали, что вы только что вышли из двадцатилетнего брака и были собственностью молодого красавчика-профессора. Может быть, просто настало время. Ходят слухи, что вас могут схватить, и скоро начнется Золотая лихорадка.

– Она рассмеялась.

– Убирайся с моего стола, Патрик, и занимайся работой. Или у тебя было что-то, о чем ты хотел со мной поговорить.

– Да, но просто к сову, насколько он был большим?

– Метр девяносто восемь и сто двадцать два килограмма.

– Он обсуждал с вами свои размеры?

– Я читаю спортивные страницы.

– А какой у него размер обуви?

– Не начинай, Патрик.

Патрик с трудом сдержал улыбку.

– Я слышал, что он носит сорок пятый

– И...?

– Вы знаете, что говорят о больших мужчинах с большими руками и большими ногами.

– Нет, а что там говорят?

Он открыл рот, но прежде чем успел произнести хоть слово, она сказала:

– Ни слова, Патрик. Ни единого слова. Ты сказал, что у тебя есть дело.

Хотя было ясно, что он умирает от желания поризнести следующий комментарий, но перешел деловой тон.

– Вы знакомы с делом Бадди Бишопа.

– Да. Четырнадцатилетний подросток утопил годовалого ребенка. Последнее, что я слышала, это что прокуратура штата пыталась решить, какие обвинения, если таковые имеются, предъявить.

– Они еще не сделали официального объявления, но я узнал...

– С какой секретаршей или помощницей прокурора ты сейчас спишь?

– Джентльмен никогда не скажет. Но говорят, что они собираются преследовать четырнадцатилетнего подростка как взрослого и обвинить его в преднамеренном убийстве первой степени.

– Это – безумие.

– Это – еще не самое худшее. Вы знаете, что у семьи Бишоп есть еще один ребенок – двенадцатилетняя девочка. Мать собираются обвинить в преступной халатности, приведшей к смерти ребенка, забрать у нее двенадцатилетнего ребенка и отдать его в приемную семью.

– Нет, я в это не верю. Обвинения, в конечном счете, пойдут через Билла, а он ни за что на свете не одобрит этого.

– У нас нет всех фактов, и это будет один из тех случаев, когда появится сильный толчок к принятию мер... дабы детям не сходило с рук убийство. Правосудие для жертв имеет отделения примерно в двадцати городах. Насколько я слышал, там может быть пятьдесят тысяч членов. Только во Флориде была дюжина случаев, когда подростки в возрасте до пятнадцати лет убивали и выходили сухими из воды, что люди считают пощечиной им. В наш офис уже поступали звонки с просьбой не допустить, чтобы этому умственно отсталому сошло с рук убийство ребенка.

– Всегда есть идиоты, Патрик. Их не может быть достаточно, чтобы оказать давление на прокурора штата, дабы он сделал что-то настолько неправильное. Билл не согласится с этим.

Патрик потер подбородок, словно не желая говорить, что происходит у него в голове. И, наконец, сказал:

– Вы знаете Билла лучше, чем я, но и я тоже готов поставить свою жизнь на то, что он этого не сделает. С другой стороны, меньше чем через год я ожидаю, что Даллас Эдвардс будет баллотироваться на пост губернатора. Эдвардс – порядочный парень, но он – политик. А Билл работает на Эдвардса, а не наоборот. Многие люди на самом деле расстроены тем, что детям сходит с рук совершение убийства, и они попадают в тюрьму для несовершеннолетних на шесть месяцев, а затем выходят на свободу.

– Даже если и так, я знаю своего мужа... своего бывшего мужа. Он не позволит такому случиться.

– Возможно. Но сколько раз вы можете потерпеть неудачу? Он пошел против Эдвардса и всех остальных, чтобы преследовать Шона Смита, черного полицейского. Он поставил все на карту и мог бы подгадить Эдвардсу в политическом плане. И ему это сошло с рук. Если все это взорвется, и будет большая вонь, а скоро выборы, то я не думаю, что есть уверенность, что Эдвардс не отберет дело у Билла и не позволит распять эту семью кому-то другому.

– Ты действительно думаешь, что Даллас так поступит?

– Он уже давно баллотируется в губернаторы, во всяком случае, готовится к этому, и он немного... скажем так, староват. У него нет впереди вечности. Возможно, это – его последний шанс. Я не знаю, что он сделает.

– Это дело поручили тебе?

– Дело получите вы в последний момент, но я надеюсь, что вы передадите его мне.

– Ты собираешься порвать свою задницу на нем?

– Неважно, на кого мне придется наехать, даже если это – ваш любимый бывший.

– Оно твое, Патрик. Сделай все что можешь. Я не хочу, чтобы четырнадцатилетний подросток проввел в заключение хоть один день, и не хочу, чтобы эта мать потеряла свою дочь.

– Все что угодно?

– Все что угодно.

– Я знал, что есть причина, по которой вы мне нравитесь, – сказал Лири, обойдя стол, чтобы поцеловать ее в щеку, прежде чем она успела отодвинуться, а затем направился к двери.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ: СТАРАЯ ЛЮБОВЬ 3

Когда Лири шел к двери, он чуть не налетел в дверном проеме на высокого мужчину, наблюдавшего за ним с ошеломленным выражением лица.

Она взглянула на него, когда Лири уходил, на мгновение пораженная чем-то. Чем-то, чего она никак не могла понять. Чем-то в его лице.

– Надеюсь, я не помешал чему-нибудь важному, мисс Баскомб.

Ей потребовалось мгновение, чтобы сказать:

– Нет.

Она уставилась на него.

– Скажите мне, что вы здесь не для того, чтобы пригласить меня на свидание.

Он вошел в кабинет и остановился перед ее столом. Он был крупным мужчиной. Его рост должен был быть не меньше метра девяноста трех, и он был крепко сложен.

– Такое может задеть чувства парня. Первое, что вы говорите совершенно незнакомому мужчине, – это что вы НЕ хотите с ним встречаться. Даже прежде, чем я предложу вам.

Она улыбнулась ему.

– Мне очень жаль. Это вышло непреднамеренно. Просто... по какой-то неизвестной причине... может быть, луна находится не в той фазе, но парни вдруг выходят из ниоткуда, желая получить удовольствие от моей компании. Или что-то в этом роде. Мистер...?

– Кит Рэнсом. Если сейчас неподходящее время, мисс Баскомб, я всегда могу вернуться в другое время.

Пожалуйста, входите. Вы же не собираетесь предложить мне билеты на игры Ягуаров, или возможность поработать с городом или различными городскими агентствами, или изучить возможности для бизнеса в городе Акапулько? Вы – не какой-нибудь городской чиновник?

Он улыбнулся ей, и теперь она была более чем когда-либо уверена, что когда-то в прошлом знала его.

– Нет, я пришел сюда по чисто личным причинам.

– Какие же личные причины?

– Пригласить вас на свидание.

Он рассмеялся, увидев выражение ее лица, и сказал:

– Это не то, что ты думаешь, Дебби. Я пошутил насчет свидания, не удержался. Но я просто зашел поздороваться.

Его темные волосы оттенка между темно-каштановым и черным были подстрижены таким образом, что она поняла, что его образ является частью его бизнеса, темнота смягчалась несколькими первыми прядями ранней седины на висках. Она была густой. Он был чисто побрит, но на его подбородке появился намек на темную щетину. Она заметила, что его большие руки были гладкими, ногти ухоженными.

Костюм в комплекте с расстегнутым пиджаком издавал запах денег. Она не знала почему, но чувствовала, что одежда не была куплена где-либо, а была сшита на заказ по его телу с широкими плечами и довольно узкой талией. Он не был ослепительно красив как Харрисон, но у него была крепкая челюсть и глаза такого бледно-голубого цвета, что в солнечном свете они казались почти цвета воды.

– Можно мне присесть?

– Да, и скажите, кто вы. Откуда я вас знаю, потому что я вас знаю?

Он сел и скрестил ноги. Он казался больше, сидя, чем стоя.

– Ты помнишь вечеринку в Доме Фи Дельт вечером в пятницу, в пятницу октября 1984 года? Нет? Да?

Он оглядел ее, и на этот раз его взгляд задержался на ее груди, прежде чем неохотно подняться к глазам.

– Я никогда не забывал ни одного момента. Я могу рассказать тебе о музыке, которую там играли, и о марке пива, которое раздавали братья. А ты пришла с Бадди Райаном и двумя его приятелями. Я не мог оторвать от тебя глаз. Я видел тебя неподалеку, но вблизи... ты была чем-то другим.

– Я ходила на множество вечеринок, мистер Рэнсом, и, по правде говоря, мало что помню о многих из них. Была слишком под кайфом или пьяна. Но они все равно были веселыми.

– Ты была довольно пьяна, когда я добрался туда, но начала трезветь. Я подошел и говорил с тобой, в то время как Бадди был занят внутренними делами. Ты очень разозлилась на него за то, что он бросил тебя одну, и мы начали разговаривать, и я принес тебе выпить, а ты захотела потанцевать. Так что, мы танцевали, и Бадди понял, что происходит, подошел и попытался быть крутым.

Он потер правый кулак левой ладонью, словно вспоминая тот вечер, и сказал:

– Я ударил его один раз, и он упал, и больше не хотел быть крутым. Были и другие братья, которые думали об этом, но я был примерно такого же роста, как любой, кто играет в футбольной команде, и никогда ни на кого не поднимал кулак. Я всегда был спокойным... большим спокойным парнем. Они смотрели на меня, смотрели на тебя и находили другие дела, которыми можно было заняться.

Она посмотрела на него чуть пристальнее.

– Кажется, смутно припоминаю. Я помню, как была удивлена тем, как он упал, когда вы ударили его, и не поднялся

– Помнишь, мы говорили о том, чтобы выбраться оттуда, купить кучу пива, поехать в парк Прерия Пейна и развести там маленький костер в темноте?

– Думаю, да. Помню, было холодно.

– Ты помнишь, как мы лежали на одеяле и пили? Свет костра, превращавший твои волосы в цвет расплавленного золота? Ты помнишь, как я снял с тебя блузку и джинсы? А ты лежала там, в тени и на свету?

В кабинете было тихо, и, хотя он был хорошо освещен, казалось, становилось все темнее.

– Я смотрел на тебя, откинувшуюся на одеяло, и думал, что никогда в жизни не видел ничего более прекрасного.

Она тряхнула головой, чтобы прогнать эти образы.

– Память возвращается ко мне... Кит. Следующую часть я помню очень хорошо.

Он откинулся назад, и она не заметила, как он наклонился к ней.

– Я рад, что произвел впечатление, Дебби. Потому что ты произвела на меня чертовски сильное впечатление.

– Я польщена. Это было очень давно. Мы оба были очень молоды.

– Да. Я был слишком молод, чтобы понять, что у меня есть. Мы встречались несколько раз, а потом из-за чего-то поцапались, и следующее, что я помню, это то, что ты встречаешься с другим парнем, а потом был тот... инцидент... в Доме братства, ворвался Мейтленд и украл тебя.

– Всякое случается.

– Да.

Он выпрямился в кресле.

– Я двинулся дальше, получил бизнес-образование и пошел работать в сеть ресторанов моего отца. Когда я начал работать на него, у нас было четырнадцать ресторанов Саутерн Комфорт. Теперь их у нас сотня, от Майами до Арканзаса и Вирджинии.

– Ты хорошо поработал, Кит. Мои поздравления.

– Я не так уж плохо справился. За эти годы я навещал тебя пару раз, но слышал, что ты вышла замуж за Мейтленда, и... я никогда не думал, что это продлится долго... но около десяти лет назад навел справки и узнал, что вы, ребята, женились. Затем, несколько месяцев назад, я прочитал в Интернете историю об Ангеле смерти и понял, что это был Мейтленд. И там упоминалось, что вы, ребята, расстались. Так что, я подумал, что в следующий раз, когда буду проезжать через Джексонвилл, я зайду поздороваться. В память о старых временах.

Она встала и обошла стол. Он встал, и она снова удивилась, какой он большой. Она протянула руку, и он наклонился, чтобы она поцеловала его в щеку.

– Я рада, что ты вернулся, Кит. Это было миллион лет назад, и я – совершенно другой человек, но я все еще помню ту ночь в Прерии Пейна. Это хорошее воспоминание.

– Достаточно хорошее, чтобы ты могла подумать о том, чтобы когда-нибудь в будущем сходить куда-нибудь поужинать или выпить?

Она колебалась всего секунду.

– Возможно.

Он положил свои большие руки ей на плечи.

– Боюсь, это произойдет не скоро. У меня есть дела, требующие, чтобы я покинул Джексонвилл сегодня вечером. И может пройти несколько недель или месяц, прежде чем я вернусь сюда. Но я вернусь.

– До свидания, Кит.

Когда он ушел, она опять села за свой стол. Должно быть, было что-то в воде, атмосфере или в ее звездах. Как бы то ни было, это внезапно сделало ее жизнь намного интереснее.

***

Я отодвинул стул для нее, а затем подвинул его под нее и сел справа. Из-за стола, за которым мы сидели, мы могли смотреть через зеркальное стекло на темную воду Сент-Джонс двумя этажами ниже. Вдоль набережной взад и вперед курсировали лодки с цветными огнями, а цветные огни мостов, украшенных к праздникам, делали мир похожим на большую Рождественскую елку.

– Прекрасный вид, Билл. В Джексонвилле многое говорит в его пользу.

Я не мог сдержать слов, которые сорвались с моих губ, когда я посмотрел на нее:

– Да, вид очень красивый.

Она поймала мой взгляд, а затем опустила голову, ее щеки слегка покраснели.

– Я имел в виду, Дженни, что ты очень хорошо выглядишь. Не знаю, куда делась официальная дама по условно-досрочному освобождению, но ты – хорошая замена.

– Спасибо, мистер Мейтленд. Ты тоже неплохо выглядишь. И эта бритая голова начинает мне нравиться.

На ней была узковатая, короткая юбка, открывавшая ноги. Чтобы выглядеть такой шелковистой, она должно быть, носила нейлоновые чулки. А ее простая блузка была заменена чем-то мягким с открытыми плечами, что формировалось вокруг маленьких округлых бугорков, поднимавшихся и опускавшихся в такт ее дыханию.

На ней была блестящая розовая помада, дополненная большими, показными розовыми металлическими серьгами. И я помню, как мы шутили, когда она пыталась отвлечь меня от Дебби, что моя проблема в том, что мне нравится все чрезмерное и показное. Я не очень-то оценил тонкость.

Это было правдой и давно, а ее шутки могли быть жестокими, но она удержала меня от того, чтобы разбить голову о ближайшую бетонную стену.

Подошел официант, одетый в аккуратный белый галстук. «О'Грейди» был стейк-хаусом среднего качества на втором этаже Пристани, что означало, что большая часть его бизнеса зависела от того вида, что он предлагал. Но за такую цену его стейки не уступали большинству в Джексонвилле, за исключением «Бенни», который, по моему мнению, был слишком официальным для тихой встречи старых друзей.

Официант спросил, что она хочет выпить, и я заметил, что она заколебалась.

– Можно мне чаю со льдом?

– Ты уверена, что не хочешь вина? Обещаю, что не воспользуюсь тобой в своих интересах.

– Я тебе доверяю, Билл. Но, как правило, я придерживаюсь безалкогольных напитков.

– Хорошо, – сказал я официанту. – Для меня чай, но вместо сахара положите сахарин.

Она посмотрела на меня.

– О боже, ты и впрямь завел новый образ жизни. Раньше ты любил сахар. Я боялась, что ты заболеешь диабетом.

– Мои вкусы изменились. Многое изменилось. Теперь мне трудно пить чай с сахаром. На самом деле мне больше нравится чай с сахарином.

Мы заказали стейки, я – рибай, а она – филе миньон, поменьше. После того как принесли чай, перед нами поставили миску различных ароматизированных хлебцов, а затем оставили вечер нам.

Мы сидели, глядя в темноту, казалось, очень долго.

– Я не хотела тебя смущать, Билл. Я пришла сюда не за этим. Я знаю, может показаться, что я все это устроила, чтобы встретиться с тобой, но на самом деле я хотела помочь Джонни и его девушке.

– Я верю тебе, Дженни.

– Было достаточно сплетен, особенно с тех пор, как ты стал знаменитым, так что я имею довольно хорошее представление о том, что произошло. Ты заслуживал лучшего, нежели то, чтобы быть хорошим мужем в течение двадцати лет и мириться со всем дерьмом, которое происходило в Калифорнийском университете.

– Сплетни есть сплетни, и в большинстве случаев это – лишь поверхностная правда. В чем-то я был хорошим мужем, в чем-то – нет.

Она протянула руку за стаканом чая, коснувшись моих пальцев.

– Мне трудно, Билл, видеть в тебе плохого мужа. Ты пил, трахался на стороне, бил ее? Делал все то, что делают плохие мужья?

– Это зависит от того, как ты определяешь плохого мужа. Я не пил, не гулял, не бил ее. Все, что я сделал, это оставил ее в пустой супружеской постели и позволил влюбиться в молодого профессора. Я не работал, чтобы удержать ее, не боролся за нее, когда мог. Пусть даже потерпел бы неудачу. Но я даже не пытался. Это был не мой звездный час.

– Это всегда было твоей проблемой, Билл. Ты никогда не думал, что достаточно хорош для нее. А правда в том, что это она никогда не была достаточно хороша для тебя.

– Это неправда, Дженни. Люди со стороны никогда не видят, как все на самом деле выглядит изнутри.

– Единственное, что у нее КОГДА-либо было, Билл, – это впечатляющие сиськи и фантастическое тело. И это лицо, конечно. Но она была бродягой, и все это знали. Люди делали ставки на то, сколько времени пройдет, прежде чем она тебе изменит.

Она остановилась и покачала головой.

– Прости, Билл. Я знаю, что ты был с ней долгое время, и, видит Бог, я не очень хорошо разбираюсь в перспективах семейной пары.

– Не за что извиняться. Я знаю, что думают люди. Видит Бог, меня заворожили эти сиськи и ее тело. И я хотел ее. Если бы это было просто так, у нас, вероятно, был бы роман, и я бы наслаждалась каждой минутой его, а затем продолжил бы свою жизнь. Но прежде чем я прикоснулся к ней, прошло три месяца, с тех пор как она ворвалась в мою жизнь. Я познакомился с ней поближе. Мы вместе учились, ходили в кино, ели пиццу. Говорили о книгах, политике и социальных проблемах. Мы спорили, смеялись, а иногда злились друг на друга. Она была самой умной девушкой, которую я когда-либо встречал. И самой упрямой. И ей было все равно, что о ней думают. Она рассказала мне о парнях, с которыми была... или, как она говорила, о парнях, с которыми трахалась. Она сказала мне: «Я – взрослая женщина, и то, что я делаю со своим телом, – это мое дело, и ничье больше».

Мысленно я вернулся к той весне и лету.

– И она была верной, доброй и храброй. Она не была обязана тратить свое время, чтобы помочь мне наверстать упущенное, пока я был в коме. И не была обязана продолжать проводить время со мной, когда с ней могли бы обращаться как с принцессой парни с большим количеством денег, чем я когда-либо мог мечтать. Однажды я спросил ее, почему она все время вертится вокруг меня, а она ответила, что это потому, что я заставляю ее смеяться. Это было не то, чего я хотел, но я был рад согласиться и на такое.

– И она была храброй. Моя мать узнала о нас и ВОЗНЕНАВИДЕЛА Дебби. Она поднялась и застала нас в моей комнате. Ничего не делающими, кроме учебы, но... Моя мать выглядела словно гнев Божий, когда вошла и назвала Дебби всеми мерзкими прозвищами, которые я когда-либо слышал. Я никогда не думал, что она знает некоторые из этих слов.

– А Дебби стояла молча и не выходила из себя. Она просто сказала, что комната моя, а не мамина. И если бы я сказал ей уйти, она бы ушла, но то, что говорит моя мать, не имеет значения. И она сказала ей, что понимает ее гнев, но что я – взрослый мужчина и имею право решать, с кем мне встречаться и проводить время.

– Моя мать молча смотрела на меня, и, в конце концов, я сказал ей, что хочу, чтобы Дебби осталась. Она была моим другом.

Она повернулась и вышла. Я не слышал от нее ни слова в течение месяца, прежде чем она, наконец, позвонила в субботу, чтобы спросить, не нужно ли мне чего-нибудь. Она больше никогда не упоминала о Дебби и не спрашивала о ней. А я никогда не говорил с ней о Дебби.

Я снова уставился на освещенные мосты. Это всегда, казалось, каким-то образом добавляло волшебства к обычному речному пейзажу и заставляло город больше походить на Рождество.

– Она не была жестокой или стервой, как многие говорили. Многие студентки ненавидели ее, но позже я узнал, и с годами понял, что Дебби не нужно было стремиться привлекать мужчин. Они приходили за ней, были ли сами с другими женщинами или женаты.

– Что ж, ты извини меня, если я – не в списке ее сторонников. Я думаю, что ты был слеп тогда, и слеп сейчас.

– Может быть. Как твой стейк?

Когда мы покончили с едой, я спустился с ней к перилам над рекой.

– Джексонвилл – прекрасный город. Я люблю Коламбус. Теперь он – мой дом. Но это – прекрасный город.

Она смотрела на одну из круизных яхт, совершающих позднюю экскурсию по реке, и повернулась, чтобы прислониться спиной к перилам. В ее взрослых чертах я видел хорошенькую девочку, какой она была, когда мир был новым, и все было возможно.

– Я скучала по тебе, Билл.

– Я тоже скучал по тебе, Дженни. Я знал, что с тобой все в порядке, получив Корабль Мечты, но мне всегда было интересно, что с тобой случилось.

– Я просто не могла оставаться и смотреть, как ты – с ней.

Она снова повернулась к реке, и мы некоторое время стояли рядом, не разговаривая и не прикасаясь друг к другу.

Я проводил ее обратно в ее номер на четвертом этаже Омни. Она воспользовалась ключом от номера и открыла дверь.

– Могу ли я пригласить тебя на кофе, чай... или меня?

Она совсем не походила на ту скромную правительственную чиновницу, что вошла в мой кабинет несколько часов назад. Она выглядела мягче, красивее и моложе.

Когда я не ответил, она улыбнулась и сказала:

– Тебе больше не требуется быть верным Дебби, Билл. Это уже – история. И я не могу поверить, что ты все еще мечтаешь когда-нибудь вернуться к ней. Ты свободен. Я одинока. И я не думаю, что... я совершенно непривлекательна для тебя. Я не забросила мужчин и до сих пор знаю, когда мужчина... испытывает влечение.

– Дженни...

– Пожалуйста, не говори мне, что дело не во мне, а в тебе. Это – то дерьмо, что сводит с ума мужчин, когда женщины им говорят, что они слишком беспокоятся о них, чтобы заниматься случайным сексом, а после трахать плохих парней. По крайней мере, будь честен.

– Хорошо, честно...

Я смотрел ей в глаза и знал, что это причинит мне такую же боль, как и ей.

– Ты была моим дорогим другом, хорошим другом. Но я никогда не испытывал к тебе ничего, кроме дружбы. И всегда знал, что ты испытываешь ко мне нечто большее. Теперь я развелся с Дебби, и мы никогда больше не будем вместе. Но это не меняет моих чувств к ней.

Я увидел в ее глазах то, чего и ожидал увидеть.

– Я могу войти с тобой в эту комнату, и мне это понравится. Без сомнения. Но для тебя это будет не просто физическое действие. Ты ожидаешь большего, и заслуживаешь его. Ты – хороший человек. Но я не могу дать тебе того, в чем ты нуждаешься.

Я потянулся, чтобы взять ее руки в свои. Я взял ее руки в свои ладони, затем поднял ладони вверх. Она посмотрела вниз и заметила отблеск света на кольцах на моей левой и правой руках.

– Белое золото на правой руке – это мое обручальное кольцо, кольцо Дебби. Несколько человек спрашивали меня, почему я ношу его после... того как брак распался. Мне было трудно объяснить. Я просто... Я просто не мог его снять. Но пусть и на правой, это уже не обручальное кольцо. Это – просто воспоминание.

Я сжал ее левую руку, и она сосредоточилась на моем указательном пальце. Я носил серебряное кольцо с квадратной головкой. На головке была инкрустация из белого золота в виде Флёр-де-Лис, а в центре был маленький сверкающий бриллиант.

– До того, как мой развод с Дебби был завершен, я познакомился на круизном лайнере Бон Шанс с француженкой Алиной. Сейчас она вернулась в Париж к своему мужу, борется за спасение своего брака, который мне удалось испортить.

Проведя большим пальцем по серебряному Флёр-де-Лис, я сказал:

– Это парное кольцо к брошке с Флёр-де-Лис, которую я подарил ей, когда встретил. Позже она приехала ко мне в Джексонвилл и сказала, что любит меня, и если я ее люблю, то почему до сих пор ношу кольцо Дебби. Она сказала, что если я надену ее кольцо, то не забуду ее. И я не забыл.

Я отпустил ее.

– Я не знаю, что будет с Алиной. Но остается шанс, что ее брак закончится и она вернется ко мне. И если сегодня вечером она войдет сюда и скажет мне, что свободна и хочет попытаться начать новую жизнь со мной... Я, наверное, попрошу ее выйти за меня замуж. Ты заслуживаешь лучшего, чем быть третьей в очереди, чтобы разделить со мной постель. Ты заслуживаешь мужчину, который хочет тебя... и только тебя. В общем, я не хочу причинять тебе боль. Мне и самому ее достаточно. А я бы причинил тебе боль.

Она натянуто улыбнулась мне, и в ее глазах был лишь намек на слезы.

– Как я уже сказала, Билл, ты всегда был слишком хорош для Дебби. Я надеюсь, что эта француженка будет относиться к тебе лучше чем Дебби, если вернется к тебе. Мне нужно зайти внутрь, потому что требуется немного поспать, прежде чем я вернусь в Коламбус. Спасибо за помощь Джонни и за чудесный вечер.

Она легонько поцеловала меня, задержавшись лишь чуть дольше, чем было необходимо, а затем, не оглядываясь, ушла в свой номер.