Когда мы были женаты Том 4, ч. 11

Четверг, 1 декабря – 5 часов вечера. Вкус крови – 2

Прентис откинулся на спинку эргономичного кресла, предназначенного для техников, которые могли проводить по семьдесят-восемьдесят часов в неделю, наклоняясь вперед и назад, отслеживая тысячи голосовых сообщений, СМС, видео и электронных писем, которые им было поручено отслеживать или взламывая закодированные сообщения. Было доказано, что стулья сокращают время отсутствия сотрудников из-за проблем со здоровьем, обычно из-за напряжения спины или глаз.

– Говорят, что это произошло примерно от полдвенадцатого до полудня. Сколько времени вам потребовалось, чтобы получить это, и почему оно заняло так много времени?

Он не смог сдержать гнева в своем голосе и понял, что был несправедлив к техникам, бывшим одними из лучших в мире. Но он все еще был потрясен известием о том, что Картель Мендосы проник в надежно охраняемую больницу и сумел убить его друга. Он был знаком с послом Каррингтоном двадцать лет, одно время обедал у него дома.

Во-первых, они вырезали его семью по невыясненной причине. Каррингтон никоим образом не имел никакого отношения к каким-либо расследованиям деятельности картеля и абсолютно не имел никакого отношения к предстоящему судебному разбирательству по делу Мендосы, которое, вероятно, будет направлено в суд Флориды, потому что во Флориде действовала смертная казнь, и там не отказывались приговаривать подсудимых к ней. Это дало бы правительству огромную дубину над головой Мендосы, дабы склонить его к сотрудничеству. И еще потому, что во Флориде был Ангел смерти, как его окрестили. Все пиарщики, кроме правительственных агентов... американских и мексиканских... работали в социальных сетях и других более примитивных каналах, ради распространения идеи о том, что американский Ангел Смерти бросит вызов власти Картеля.

Так что, если Ангел выиграет судебную битву и обратит Мендосу против Картеля, это будет огромной потерей лица... потерей власти в постоянной каннибальской борьбе между старыми и новыми Картелями за превосходство.

А теперь они убили посла. Единственное объяснение, имевшее смысл, состояло в том, что они объявили Соединенным Штатам войну. Они явно не боялись мексиканского правительства, а теперь заявляли, что не боятся и Северного Колосса. Что, в конечном итоге, означало терроризм в больших масштабах в США.

Харрис, начальник оперативного отдела в эту смену, не обиделся. Он знал, что Прентис и посол были друзьями.

– Это заняло у нас какое-то время, но мы смогли восстановить фактические кадры. Их люди хороши, и они, очевидно, разузнали все о персонале и технологии, которые у нас были, чтобы записывать все в палате пациента... посла... и вокруг нее. Они предполагали, что их ложный сигнал заменит фактический. Но не знали, потому что мы никогда не давали им знать, что существует не только один канал. Существует ТРИ отдельных канала, разделенных между различными камерами и записывающими устройствами. Их фальшивая запись не уничтожила саму съемку. Она просто наложилась, сделав реальную недоступной местным сотрудникам службы безопасности. Мы смогли увидеть все, что произошло на самом деле.

Он стоял позади Прентиса.

– Вы уверены, что хотите это увидеть, мистер Прентис?

– А что?

– Это убийство. Ничего слишком кровавого. Но он был вашим другом. И на это тяжело смотреть, даже если вы его плохо знали.

– Крути ее.

В течение десяти минут не было слышно ни звука. Он наблюдал, как высокий убийца сокрушил дух его друга, а также всадил ему в голову две пули. Прентис заставил себя просмотреть фрагменты записи пыток и убийства семьи посла Каррингтона. Он и все в правительстве США сделали все возможное, чтобы его друг не узнал правды о том, как погибла его семья. Но этого оказалось недостаточно.

Сцена в палате посла закончилась тем, что два убийцы убили высокую медсестру с легкостью и практичной экономией, которая ясно давала понять, насколько они искусны в убийстве. Поскольку запись продолжалась, он наблюдал, как два убийцы убили еще двух охранников лишь по той причине, что могли сделать это без спешки и суеты.

– А потом они исчезли за дверью, и это был последний раз, когда мы их видели, – подытожил Харрис.

– Очевидно, медсестринский персонал, персонал службы безопасности и системы – открытое решето для этих придурков, – сказал Прентис. – Они смогли узнать ВСЕ, чтобы организовать убийство. Нам придется над этим поработать, и я хочу знать, кто в больнице выложил все, чтобы это стало возможным.

– Бригада контрразведки найдет их и заткнет дыры в системе безопасности. Но это ничего не изменит. Бесконечные запасы денег всегда найдут новые дыры.

Прентис посмотрел на лицо высокого убийцы, носившего хирургическую маску от начала до конца записи.

– Наверное, ты прав. Но мне нужен ублюдок, что пытал посла Каррингтона, прежде чем убить его. И я лично хочу всадить пулю в каждый его глаз, после того как мы его немного помучаем.

– Мы ведем общесистемный профиль лиц всех, кто когда-либо работал на США или любое другое правительство, с которым у нас есть контакты. Мы просматриваем лица всех известных террористов и некоторых темных лошадок, о которых ничего не знаем, но которых хотели бы идентифицировать. Пока что ничего.

Харрис указал на комнату отдыха в конце коридора и сказал:

– Мы можем предложить кофе или несколько более крепких напитков, если хотите немного побыть здесь и посмотреть, что получится.

На самом деле ему не хотелось ничего алкогольного, но кофе, вероятно, окажет успокаивающее действие на слизистую оболочку желудка. Он сам заказывал убийства и терял оперативников, но в случае с Каррингтоном все было по-другому. Каррингтон не был вовлечен в темный, грязный и кровавый мир теней. Он жил в цивилизованном мире дипломатии.

Он почти добрался до входа в комнату отдыха и почувствовал запах того, что казалось приличным колумбийским варевом, когда один из техников, оставшихся у пульта связи, окликнул Харриса.

– Мистер Харрис? Мистер Харрис?

Оба мужчины обернулись.

– Что?

– Э... э... Мистер Харрис...

Когда техник запнулся, он махнул Харрису вернуться назад, к консоли.

– Мистер Харрис... через вас хотят поговорить с мистером Прентисом.

Харрис почти бегом вернулся к пульту и выхватил у техника телефонную трубку.

– Ладно, кто это? Этого номера ни у кого нет, и никто, начиная с президента и заканчивая главой АНБ, не должен его иметь. Просто знание номера – это нарушение Национальной безопасности с Красным кодом, что должно засадить вас в камеру тайных операций на всю оставшуюся жизнь.

– Назовите меня человеком, которого это не касается. Не хочу вас обидеть, но вы – не в том звании, чтобы чем-либо угрожать мне. А теперь позвольте поговорить с Прентисом.

Нажав на громкую связь, чтобы Харрис мог слушать вместе с ним, Прентис сказал:

– Как, черт возьми, ты получил этот номер, Макларен? К тому же, я думал, что ты мертв.?

Прентис встречался с бывшим главой контрразведки регулярных войск всего пару раз за последние десятилетия, но его шепчущий, пропитанный виски и сигаретами голос соответствовал его седовласому ковбойскому образу.

– Я имею в виду, что и впрямь думал, что ты мертв. Тебя не был на арене по меньшей мере десять лет, и почти так же долго я даже не слышал твоего имени.

– Ну, когда должен быть на пенсии или мертв, ты не хочешь, чтобы твое имя всплывало слишком часто.

– В любом случае, какого черта ты звонишь по защищенному каналу первого класса?

– И что, никто не должен быть в состоянии проникнуть в ваше сверхсекретное маленькое технологическое чудо, через которое НИКТО не может пройти? Ты, конечно, знаешь, что мы думаем, что у нас есть игрушки, о которых никто больше не знает. И АНБ считает, что у них есть последние чудеса. И ЦРУ думает, что они – на вершине. И Родина считает, что она умнее всех остальных.

Харрис выглядел недовольным, но Прентис лишь покачал головой и жестом попросил Харриса держать свои мысли при себе.

– Понимаю твою точку зрения, но почему ты выходишь на свет после десяти лет нахождения в тени? И говоришь, что проник в одно из наших последних сверхсекретных технических чудес?

– Я бы этого не сделал, но все еще интересуюсь тем, что происходит в мире. Я узнал о Поиске по распознаванию лиц, который ты проводил. И сложил это вместе с кое-чем другим, о чем я слышал. Суть в том, что у меня есть кое-какая информация, которая может тебя заинтересовать. И предупреждение.

Прентис потер подбородок. В действиях Макларена было больше изгибов и петель, чем у гремучей змеи, ищущей нору, откуда ужалить. Конечно, он никогда не видел, как гремучая змея сворачивается в норе, но он так часто слышал, как Макларен описывал этот путь, что почти видел его мысленным взором. Но Макларен лгал ему... вернее был пойман на лжи... всего пару раз за десять лет. Большую часть времени его информация была правдивой.

– Я покупаю. Что у тебя? И чего ты хочешь?

– Сейчас ничего. Назови это профессиональной любезностью, в честь старых времен.

– Я тронут. Не верю ни единому слову из этого, но продолжай говорить.

– Человек, которого ты ищешь, кто убил вашего посла во время налета на больницу, – Фрэнк Бентон. Бывший армеец, служил в Ираке и Афганистане с 1990 по 2000 год. Демобилизован, и в течение последних пяти лет является наемным убийцей. Ознакомься. Я подожду.

Это заняло всего несколько секунд, чтобы получить фотографию чисто выбритого, прямого, как шомпол, солдата в форме с квадратной челюстью с удостоверением личности и личными данными внизу.

– Это – призывной плакат?

– Нет, она из его личного дела. Он довольно хорошо зачищает следы. Но это он. В семнадцать лет он поступил на службу, а в тридцать вышел на пенсию. На его счету несколько сотен убийств, и по крайней мере в полусотне – в упор и лично. По большей части – в тылу врага.

– Все это цифры. А ты говоришь так, будто знал его. Каким солдатом, каким человеком он был?

– Он был хорошим солдатом. Выполнял приказы. Ничего не боялся.

– Эффективный способ отвечать на вопрос, ничего не говоря на самом деле.

– Наверное. Позволь мне рассказать историю, и узнаешь все о том, что за человек Фрэнк Бентон. Еще в 1998 году Фрэнк был направлен на работу в Афганистан в небольшие партизанские отряды. Там также было несколько подразделений Французского иностранного легиона, те, что из самых подлых, смертоносных сукиных сынов, с которыми никогда не хочешь столкнуться в темном переулке. Туда на самом деле вербуют отбросы земли. Но из них получаются отличные солдаты.

– В общем, Фрэнк был в патруле с двумя членами своей команды, когда они наткнулись на легионера, преследуемого отрядом Аль-Каиды из четырех человек. Он потерял одного из своих людей и уничтожил команду Аль-Каиды. Легионер умирал, но сказал, что оставил двух легионеров в пещере примерно в миле от ближайшей горы.

– Фрэнк оставил последнего члена своей команды с умирающим, а сам поднялся на гору. Что произошло дальше, мы узнали от единственного выжившего француза. Он сказал, что американец, ворвавшийся в пещеру Аль-Каиды, был готов выстрелить, но его винтовку заклинило. Он вытащил свой армейский сорок пятый калибр, но заклинило и ЕГО.

– У пары членов отряда Аль-Каиды были винтовки, но их лидер рассмеялся, очевидно, он подумал, что это смешно. Он взял меч, велел остальным схватить мечи, и они пошли на безоружного американца.

– Фрэнк убил всех четверых мечом, который подобрал. Он отрезал им головы, а затем сделал с их телами ужасные вещи в интересах тех, кто появился позже. Затем он взвалил француза на плечи и понес его вниз с горы.

– Ты в это веришь?

– Французская армия поверила французу, которого он спас. Фрэнку присвоили звание кавалера империи, или Рыцаря Империи. Это – самая высокая награда, которую когда-либо мог получить военный – или военная – во Франции. Она восходит, с изменениями, к Наполеону Бонапарту в начале 1800-х годов. И полдюжины других медалей и лент.

Прентис покачал головой, обнаружив, что почти невозможно поверить, что ублюдок, убивший его друга, был тем самым человеком, которого описывает Макларен.

– Парень, которого он спас, должно быть, был связан с кем-то очень важным.

– Нет. Его сделали Рыцарем не за это.

– Что?

– После того как Фрэнк вернул раненого француза в свое подразделение, чтобы сдать его в Легион, он развернулся и, заменив свое огнестрельное оружие, снова поднялся на гору. И вот что случилось. Опять же, это основано не на том, что говорил Бентон. В пещере находилось с полдюжины членов Аль-Каиды, занятых подготовкой своих мертвецов к погребению и делавших с мертвым французом столько всего ужасного, сколько могли придумать. Они не радовались, но и понятия не имели, что американцы настолько сумасшедшие, чтобы вернуться.

– Когда Фрэнк вернулся в пещеру, некоторые из них увидели его. Они ничего не говорили, и в пещере воцарилась тишина. Он уставился на них, держа в руках два сорок пятого калибра и винтовку за плечом. И они смотрели в ответ. Я думаю, что это, должно быть, кажется долгим, но оно не могло длиться более чем несколько секунд.

– А потом началась перестрелка. Когда все закончилось, во Фрэнка попали дважды. А каждый из шести боевиков Аль-Каиды был мертв.

– Откуда ты все это знаешь?

– В пещере был седьмой боевик. Фрэнк его не заметил. Он нырнул в одну из небольших пещер и держал рот на замке, пока Фрэнк не закончил. Когда Фрэнк вышел из пещеры, седьмой убежал. Если бы кто-нибудь из его собственных солдат узнал, что он это сделал, его бы убили на месте. В конце концов, он был схвачен американским патрулем и рассказал им, чему стал свидетелем.

– Итак, тяжело раненный, Фрэнк перекинул мертвого француза через плечо и спустился с горы. Конечно, он так и не добрался до конца. Его нашел один из патрулей США, посланных на его поиски. Истекающего кровью, без сознания, но все еще держащего на плечах мертвого француза.

– Фрэнка отправили обратно в Германию на лечение, где удалось спасти ему жизнь и левую руку.

– Вот почему, Прентис, Бентон, который никоим образом не мог претендовать на звание Рыцаря Империи, получил награду и все остальное, что французы могли придумать, чтобы воздать за его храбрость. Они дали бы ему и больше, если бы смогли придумать, что именно. Многие солдаты могли пойти, чтобы спасти живого союзника. Но я не знаю, сколько из них пошли бы в одиночку против пещеры, полной врагов, ради спасения тела мертвого солдата и возвращения его своему народу.

Прентис уставился на человека в американской форме.

– Как этот человек стал хладнокровным мудаком, не остановившимся перед убийством моего друга?

– Не могу тебе сказать, Прентис. Я не знаю, может ли кто-нибудь сказать наверняка, что происходит в голове человека. Но... позволь рассказать еще одну историю.

– Боже, нет, только не еще одна история!

– Ты хочешь знать, как именно Фрэнк стал тем, кто он есть? Она не займет много времени... Я вырос на ранчо в Монтане. Когда был ребенком, у меня была лучшая в мире собака. Большая дворняга, которую я назвал Сэм. Я любил этого пса, а он любил меня. И он хорошо защищал наш скот. Однажды днем надвигалась снежная буря, а я пошел в сарай за яйцами.

Я открыл дверь сарая, где мы держали их зимой. Свет уже угасал, и там было темно. Я что-то услышал, не знал, что именно, но это заставило меня застыть на месте. Я отшатнулся назад, и наверное, это было единственным, что спасло мне жизнь. На меня бросилась кошка... большая рысь... полосуя когтями, похожими на ножи. Я вытянул руки, чтобы удерживать ее, и это не дало ей выпотрошить меня или перерезать мне горло.

Она бы меня убила в следующие несколько секунд, но передо мной что-то мелькнуло, и на кошке оказался Сэм. Сэм был большой собакой, но кошка была почти его размера. Любая кошка такого размера убила бы любую собаку. Но они сражались молча. Сэм не рычал, а кошка не плевалась, как следовало бы. Она бы убила Сэма, но к нам подошел мой отец, стреляя в воздух из дробовика.

– Кошка вырвалась через заднюю дверь сарая. Я потерял сознание и пришел в себя в окружной больнице. До сих пор, пятьдесят лет спустя, у меня на руках остались шрамы. Сэм был ранен, но мой отец отвез его к ветеринару. Мы думали, что он умрет, но он выкарабкался. Мы нашли тело кошки в миле отсюда. Сэм убил ее, хотя, чтобы умереть, ей потребовалось несколько дней.

– Ну, естественно, я думал, что Сэм может ходить по воде. Он был лучшей собакой в мире.

– Какое отношение все это имеет к Бентону? Я не вижу связи.

– В следующем году у нас была еще одна плохая зима. В сарай забрался волк и убил пару дюжин кур. Сэм забрался в сарай, но волку не хотелось драться насмерть, и он сбежал. Когда мы с папой приводили все в порядок, нам показалось, что мы увидели на морде Сэма кровь, однако я подумал, что кровь просто попала на него.

– Две недели спустя наши ближайшие соседи пришли к нам и сказали, что что-то забралось в загон и убило месячного теленка. Повсюду были следы Сэма, а под нашим домом, там, где обосновался Сэм, мы нашли кровь теленка и куски его плоти.

– Я понял, что это значит. Любой, кто вырос на ферме или ранчо, знал, что это значит. Любая собака, у которой появился вкус к крови... таких нельзя оставлять в живых, потому что они просто продолжали бы убивать.

– Мой отец увез его как можно дальше от дома, но я все равно слышал выстрелы из винтовки, он похоронил его там и так и не сказал мне, где. Я не мог двигаться и плакал как ребенок, услышав выстрелы.

Макларен закрыл глаза, и Прентис мог поклясться, что он наклонил голову вперед. Затем он снова открыл глаза.

– Фрэнк почувствовал вкус крови. Я не имею в виду буквально. Но думаю, он обнаружил, что ему нравится убивать. Он был хорош в этом, а в качестве фрилансера зарабатывал много денег за то, что делал бесплатно для правительства США.

– Не имеет значения, насколько он хорош. Его все равно можно убить.

– Возможно, ты и сможешь, но я не дам тебе хороших шансов.

– У нас имеется преимущество.

– Мейтленд.

– Как, черт возьми...?

– Ты забыл, что я делал в течение сорока лет? Нетрудно догадаться. У тебя в округе с самым удобным наличием смертной казни в стране есть Ангел смерти. Ты собираешься отправить Мендосу на суд туда, осудить его за убийство первой степени в деле, которое может выиграть ученик средней школы, и прижать его.

– Я и забыл, как ты хорош. Не то чтобы я мог подтвердить хоть одно слово из этого, но если в наш двор войдет Бентон, мы будем готовы его встретить. И в этом – наше преимущество. Если ты прав, Бентон убивает не тех, кто ему не нравится, он убивает тех, кого ему прикажут.

– Я удивлен, очень удивлен, что он еще не убил Мейтленда. Убейте его раньше, и устраните множество проблем.

Прентис не смог сдержать улыбки.

– Приятно знать, что ты знаешь не все.

Он видел на лице Макларена недоумение и раздражение. Макларену не нравилось быть не в курсе событий.

– Выкладывай. Ты же знаешь, что мы на одной стороне, а я могу стать тебе полезнее, если буду знать, что происходит.

Прентис рассмеялся, и, хотя это ничуть не облегчило боль от смерти друга, было приятно иметь возможность сегодня посмеяться хоть над чем-то.

– На самом деле, я думаю, будет гораздо веселее, если ты будешь рыться в поисках того, что нам известно. Это – загадка. Почему Бентон не пришел за Мейтлендом, когда наша охрана не была начеку? Позвони мне, когда разберешься.

– Подожди. Не бросай трубку и не оставляй меня в подвешенном состоянии, я не собирался каламбурить.

Двое мужчин уставились друг на друга через электронный интерфейс видеоэкрана.

– Ты не собираешься мне рассказывать, не так ли?

Когда на его вопрос ответила тишина, Макларен пожал плечами, сказав:

– Не имеет значения. Я все выясню. Но ты должен знать, что он будет двигаться в направлении Мейтленда, в твоем направлении. Маркер уже установлен. Они убили двух послов и семью одного из них. Мейтленду не позволят поставить их в неловкое положение, сломав Мендосу.

– Он может быть настолько опасен, как ты говоришь, но он – всего лишь человек, а на нашей стороне – правительство США.

– Не натравливай на него обычных копов. Ты просто приведешь их в мясорубку. И никаких регулярных войск. Используй морских котиков, отдел тайных операций, наемников – самое опасное, что сможешь найти. И он придет не один. Он – самое опасное, что к тебе придет, но будет не один.

– Если бы я не знал тебя, Макларен, то поклялся бы, что ты боишься этого сукина сына.

– Я его не боюсь, но считаю, что он – самый опасный человек на земле. Обычными антитеррористическими мерами его не остановить. Тебе нужна армия.

– Армия?

– Тебе нужен целый отряд воинов, таких как Вдоводелы, Лесорубы из Южной Кореи, Вишневый Мороз, Черная гадюка. Я бы сказал поставить ответственным за безопасность Джо Два Облака, если бы мы смогли его найти, но он исчез на территориях навахо.

– Ты не можешь найти его?

– Его не сможет найти никто, если он не захочет, чтобы его нашли. Никто этого не поймет, если не видел его в действии. Но он может видеть, чувствовать, он знает, когда кто-то идет за ним. А в последний раз, когда он продемонстрировал, на что способен, были технари, полагавшие, что его препарирование и обнаружение того, что дает ему его способности, стоит того, чтобы потерять его как оперативника. Так что, Джо исчез, и я его не виню. Но если бы он был на нашей стороне, то был бы единственным, кто, возможно, смог бы остановить Фрэнка Бентона.

– Думаю, мы сможем убедить его подключиться. Джо – патриот. А даже если он этого не сделает, когда придет Бентон, мы будем готовы.

– Надеюсь, что так, Прентис. Правда надеюсь. Подготовьтесь, потому что ветер усиливается, а Фрэнк Бентон идет во главе реально сильного шторма.

***

Пятница, 2 декабря 2005 года – 5 часов вечера.

– Здесь воняет. Словно старые спортивные носки.

Я взглянул на Би-Джея и усмехнулся.

– Ты обязательно должен сказать об этом Карлосу. Он будет рад узнать, что запах, за который он платит, работает. В боксерском зале и должно пахнуть старыми носками. Он – традиционалист.

– Я все еще не понимаю, что все это значит.

Я оглядел его. Он был одет в джинсы, стоившие больше чем, как я думал, моя мать заплатила за ВСЮ мою одежду в средней школе. Несмотря на дизайнерский ярлык, они были поцарапаны на талии и порваны на коленях. Очевидно, все это было ради своего рода эротического возбуждения для женщин его возраста. Но что, черт возьми, я знаю? Я – СТАРИК.

На нем был легкий свитер с капюшоном и принтом какой-то хэви-метал-группы, которую я, вероятно, арестовал бы уже в аэропорту, когда они прибыли в Джексонвилл, просто исходя из общих принципов. Как я уже говорил, каждое мгновение, проведенное рядом с ним, я чувствовал, как ко мне подкрадывается старость и сжимает свою хватку.

Свитер, вероятно, был слегка чрезмерен для этого дня. На улице было более двадцати градусов. За два дня до этого было максимум семь. Джексонвилл! Но он надел его, потому что ему нравилась эта хэви-металлическая группа. Однажды после развода я прослушал пару их песен, пытаясь сблизиться с Би-Джеем. Единственное, что я вынес из текстов, было: убийства полицейских, учителей, родителей и различных авторитетных фигур, поджоги зданий и снюхивание того, за что вас бы наверняка отправили в психиатрическую палату.

Куда делись благонравные стихи и песни о курении марихуаны, прогулах школы, сексе под школьными трибунами и на пустынных пляжах и соблазнении учительниц и горячих матерей одноклассниц? Дни невинности давно прошли.

Я подошел к рингу, занимавшему центр спортзала, наблюдая, как молодые парни работают с тяжелыми мешками, боксерскими грушами, кто-то делает классические упражнения на канате, кто-то сзади работает с гирями. Би-Джей следовал за мной, возможно, слегка нерешительно. А может, это просто мне так казалось. Здание, заполненное молодыми, мускулистыми мужчинами, обученными драке, пахнет тестостероном. Я не знаю, как бы отреагировали женщины, но думаю, что большинство мужчин, таких как я вначале и Би-Джей теперь, втягивают свои животы, становятся немного выше и чувствуют, как их яйца слегка подтягиваются.

Я помахал рукой Карлосу, стоявшему на площадке ринга внутри канатов и разговаривавшему с невысоким молодым чернокожим мужчиной в боксерских перчатках. Я остановился от Карлоса в паре метров.

– Билли, я тебя ждал. За тобой идет твой рослый маленький сын?

– Да, это – Уильям Мейтленд-младший, Би-Джей.

Он отстал от меня, но подошел и встал рядом, когда Карлос спустился с ринга, чтобы встать перед нами. Карлос был сантиметров на пять выше меня, и почти равнялся глазами с моим сыном. Он оглядел его, потом обошел вокруг.

– Подними руки. Пожалуйста.

Би-Джей бросил на меня взгляд, но сделал это. Карлос встал перед ним и вытянул руки над своей головой, сцепив ладони. Затем обошел его и положил руки ему на плечи.

– Напряги мышцы, – сказал он, указывая на свой бицепс.

Би-Джей бросил на меня взгляд «какого черта?», но я лишь покачал головой, а затем кивнул. Он напряг мышцу, чтобы показать бицепс.

Когда Карлос отступил назад, Би-Джей посмотрел на меня и спросил:

– Что это, папа? Ты же сказал, что мы хотим сделать кое-что, чтобы Фромм отстал от меня. Каким образом это...?

Карлос вернул свое внимание мне.

– У него скачок роста, Билли. Думаю, что вероятно он дорастет до метра восьмидесяти трех, может быть, чуть больше.

– Он пошел в моего отца. В нем было около метра восьмидесяти трех, может быть, метр восемьдесят пять. Крупный мужчина.

– У него длинные руки, хороший их размах, и для подростка, который, похоже, никогда не занимался в тренажерном зале, у него есть сколько-то мышц. Он мог бы без проблем нарастить их. Немного потренировавшись и попрактиковавшись в спаррингах, я думаю, он сможет научиться хорошо за себя постоять.

Би-Джей встал между нами.

– Папа, ты хочешь, чтобы я стал боксером? Во-первых, идея сумасшедшая. Во-вторых, мама, если узнает, что ты позволил отбить мне голову в боксерском зале, убьет нас обоих. В-третьих, я – не любитель подраться. Не боец. Мысль о том, чтобы сделаться «Рокки», оставляет меня невероятно холодным. В-четвертых, это – безумная идея.

Вмешался Карлос и привлек его внимание.

– Нет, Би-Джей, твой отец не хочет превращать тебя в боксера. СДЕЛАТЬ из кого-то боксера невозможно. Молодые люди, которых ты здесь видишь, в основном – не боксеры. Они приходят ради физкультуры. Тренировки, которые мы им предлагаем, ничуть не хуже тех, что ты найдешь в любом тренажерном зале в мире. Некоторые приходят, потому что их запугивали или они находятся в ситуации, когда хотят научиться защищаться, не покупая огнестрельного оружия.

Он повернулся, обвел взглядом зал и указал на нескольких молодых людей, включая молодого боксера на ринге.

– Кое-кто приезжает сюда ради тренировок в качестве боксеров-любителей или профессиональных боксеров. Джексонвилл не является законодателем профессионального бокса, но у нас были молодые люди, получившие известность в других городах.

– Я не хочу, чтобы ты СТАЛ боксером, – сказал я ему. – Это – тяжелая жизнь, а твой путь ведет в других направлениях. И я не хочу, чтобы в следующий раз ты просто смог отвести угрозу Фромма, когда тот пойдет против тебя. Мы постараемся уладить это с помощью тайных частных бесед с вашим директором и учителями. НО если он нападет на тебя, я не хочу, чтобы ты был для него просто боксерской грушей, с которой он станет развлекаться. Я хочу, чтобы ты смог нанести ответный удар.

Он покачал головой.

– Не знаю, папа. Я и впрямь думаю, что это – плохая идея.

– Просто подумай об этом, Би-Джей. Позволь мне дать тебе представление о том, на что это будет похоже.

Карлос махнул рукой, и молодой человек принес мне темно-синий боксерский шлем, которым я пользовался с тех пор, как начал серьезные спарринги. Он удерживал мозги от сотрясения, подушка сзади была достаточно толстой, чтобы поглотить большую часть удара по затылку, который мог отправить на пол быстрее, чем прямой удар в лицо. И передняя часть лица была достаточно защищена, чтобы я не потерял ни единого зуба.

Не то чтобы парни на ринге должны были бить так сильно. Но это – спарринг, а они были молодыми жеребцами и не соразмеряли собственной силы, и мне было сорок два года, чтобы остаться с отбитым мозгом.

Я снял свою черную рубашку, оставив на себе лишь черную майку. Это и впрямь стало слегка однообразным – носить черное каждый день, но с моей репутацией мне почти приходилось это делать. Тот же парень принес мне перчатки и помог их надеть.

Би-Джей смотрел на меня так, словно у меня вырос третий глаз.

– Папа...

– Ничего страшного, Би-Джей. Я делал это десятки раз. Это – просто упражнение. Я лишь хотел показать тебе, что в этом нет ничего такого... страшного.

Я подошел к рингу. Обычно я снимал туфли и надевал тенниски, но сейчас было всего лишь небольшое представление. Я опустился на колено и поднялся на ринг. Черный боксер протянул руку и прикоснулся своей перчаткой к моей, сказав:

– Маркус. Мистер Эррера сказал двигаться примерно на полускорости. Сделать так, чтобы все выглядело реально, но не травмировало тебя.

Я невольно оглянулся на Карлоса и улыбнулся.

– Со стороны Карлоса было очень мило сказать тебе, чтобы ты был помягче со стариком, но отнесись ко мне, как к любому другому спарринг-партнеру. Если же меня нокаутируешь, или я упаду на колени, тогда можешь стать помягче.

Он пожал плечами, отсалютовал мне двумя кулаками и отступил назад. Я тоже отступил на пару шагов, взглянул на Би-Джея, выглядевшего так, словно ожидал, что я потеряю голову, а затем шагнул вперед, чтобы сделать ложный выпад левой и последовать быстрым резким ударом правой в челюсть. Как я и ожидал, он отмахнулся от левого и легко отступил вправо.

Следом его левая рука ударила меня в живот, и, когда я наклонился вперед, его правая рука откинула мою голову назад. Его левая рука по изогнутой дуге врезалась мне в лицо, и я отшатнулся. Было не так уж больно, но когда я провел перчаткой по лицу, она стала мокрым от крови.

Я попятился и продолжал пятиться по извилистой дорожке, повернувшей меня лицом к Карлосу и Би-Джею, наблюдавшим с переднего ряда. Маркус следовал за мной как голодный лев, двигаясь теперь немного быстрее. Я остановился, а он продолжал двигаться вперед. В ближнем бою его левая ударила над моей головой, когда я опустил плечо, а затем позволил ему снова ударить меня в живот правой.

На этот раз я был готов. Вместо того чтобы наклониться вперед, я нанес прямой удар справа с расстояния примерно сантиметров в тридцать, который сотряс его, а затем последовал комбинацией левого и правого ударов в голову. Он отступил назад и двинулся, чтобы блокировать удар правой. Я заставил его опуститься и сильно ударил левой по лбу, отчего он распрямился. Удар справа в живот согнул его пополам, а левый апперкот заставил его отшатнуться назад, и он потерял равновесие. Он вскочил еще почти до того, как упал, но Би-Джей увидел, как я шлепнул его по заднице, что должно было дать мне несколько очков в его подростковой оценке.

Конечно, Маркус тотчас набросился на меня словно циркулярная пила, пару раз заставил меня согнуться, снова разбил мне нос и сделал пару хороших ударов в голову. Когда я почувствовал, что начинаю задыхаться, то снова отступил и держал руки ладонями вперед в универсальном знаке «хватит».

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы успокоиться, поэтому я продолжал отступать, но, в конце концов, он остановился. Вытер кровь с губ и сказал:

– Для старика ты не был так уж плох.

– Спасибо.

Подходя к Би-Джею, я снимал шлем. Он уставился на меня так, словно никогда раньше не видел.

– Ух, ты. Ты был очень хорош, отец. Как давно ты этим занимаешься?

– Спасибо. Восемь месяцев.

– С тех пор как разошелся с мамой?

– Да, примерно с того времени.

– Это было достойно уважения, Билли, но тебе необходимо чаще приходить сюда, чтобы не слишком заржаветь, – сказал Карлос.

Он повернулся к Би-Джею и сказал:

– Твой отец старше, чем кто-либо здесь, кроме меня. И он стал достойным боксером-любителем, достаточно сильным, чтобы защитить себя в любой ситуации, если не станет драться с профессионалом. Такое можно сделать. Особенно если ты молод и силен. Твой отец рассказал мне, что с тобой случилось. Если хочешь продолжить здесь обучение, я могу гарантировать, что через несколько месяцев к тебе никто не будет приставать.

Би-Джей посмотрел мне в лицо. Карлос протянул мне тряпку, и я вытер кровь, стекающую из носа в рот и по подбородку.

– Ты ранен, папа. Это выглядит довольно неприятным.

Я отдал тряпку Карлосу и покачал головой.

– Когда я только начинал, Карлос сказал, что настанет день, когда я даже не буду замечать подобного. Когда тебя бьют так, то все еще больновато, но меня это больше не беспокоит. Если ты начнешь сюда ходить, то дойдешь до такого момента, Би-Джей. Будет больно, но оно не будет иметь большого значения.

Он перевел взгляд с меня на ринг, где Маркус, прислонившись к канатам в дальнем углу, пил из стакана.

– Могу я... эмм...?

Карлос проследил за его взглядом на Маркуса и сказал:

– Ты можешь надеть шлем и перчатки и посмотреть, каково это – спарринговать. Не то что с твоим отцом. Маркус просто покажет тебе несколько движений, несколько позиций, как блокировать.

– Да, – сказал он, предвкушение боролось в нем с беспокойством.

Он вышел на ринг и позволил другому боксеру натянуть на себя экипировку. Карлос жестом подозвал Маркуса, который подошел к нам.

– Он заинтересовался, Билли, это – хороший знак. Я прослежу, чтобы Маркус не зашиб его и не сделал ничего, что помешало бы ему вернуться.

– Я могу позволить себе оплатить его обучение, Карлос. Просто дай мне несколько недель, чтобы продать эту идею его матери.

– Ты не заплатишь ни пенни. Билли. Если только не захочешь подраться со мной.

– Я не настолько глуп, Карлос. И ценю твою любезность.

Мы стояли и наблюдали за происходящим на ринге. Маркус был хорош. Он ударил Би-Джея достаточно сильно, чтобы тот удержался на ногах, но не ранил его. Он отразил большинство более бессистемных ударов Би-Джея, но паре более контролируемых позволил пройти сквозь его защиту, и даже получил пару ударов в живот, заставивших Би-Джея усмехнуться, когда Маркус отступил. Карлос позволил этому продолжаться около десяти минут, а затем, когда показалось, что Би-Джей немного запыхался, сделал знак Маркусу, и тот отступил.

Карлос жестом подозвал Би-Джея, и тот подошел к краю ринга. Прежде чем Карлос успел заговорить, я спросил его:

– Все было так плохо, как ты думал?

Он усмехнулся и покачал головой.

– Было совсем неплохо, даже несмотря на то, что Маркус мог бы убить меня, если бы захотел.

– Через полгода все может измениться. Или год. Так долго, как ты захочешь.

– Я не знаю...

– Никакого давления, Би-Джей. Я просто хотел привести тебя сюда и показать это место. Если тебе оно не нравится, если ты не думаешь, что это то, чего ты хотел бы попробовать, мы просто уйдем и забудем об этом.

К канатам ринга подошел Карлос и сказал:

– Как сказал отец, это – твой выбор. Как я уже говорил, это предназначено не для того, чтобы превратить тебя в профессионального боксера. Это – всего лишь один из путей к тому, чтобы быть в большей безопасности и уверенным в себе. Я не готовлю здесь хулиганов. Но и мои ученики тоже не боятся хулиганов.

– Могу я подумать об этом пару дней?

– Конечно-конечно, – одновременно сказали мы с Карлосом.

Когда Маркус подошел к нему и начал помогать снимать шлем и перчатки, я повернулся к Карлосу.

– А как жизнь обошлась с тобой, Карлос? В твоей жизни происходит что-нибудь интересное? Нашел многообещающих полусредневесов или средневесов? Давненько я не видел, чтобы кто-нибудь из твоих парней боролся за титулы?

Он сделал мне знак, и я последовал за ним в его конторку. Он сел за стол и выдвинул ящик. Вытащил бутылку, в которой я узнал темный сладкий ром, такой сладкий, что у меня заболели зубы. Много лет назад он угостил меня глотком, после того как я осудил сына миллионера, из-за которого убили его сына.

Он сказал, что это было придумано в маленьком кубинском городке, где он вырос, а бренд и город перестали существовать, после того как страну захватил Кастро. Карлос сказал, что ему известно лишь о дюжине бутылок, которые он тайно вывез из страны и спрятал для особых случаев.

Я узнал его.

– Что бы ни случилось, это должно быть что-то очень, очень особенное.

Он улыбнулся, почти застенчиво.

– Я встретил совершенно особенную женщину.

– Если она стоит того, чтобы выпить за нее ром «Ла Пальмера», она, должно быть, действительно особенная. Тебя можно поздравить?

– Моя встреча с ней определенно стоит того, чтобы выпить за нее, Билли, но что действительно делает этот день особенным, так это то, что вчера вечером она согласилась выйти за меня замуж.

– Ах ты, старый пес! Я думал, ты – холостяк на всю жизнь, особенно после того как... – На его лице промелькнул намек на старую печаль.

– После смерти моей жены я думал, что никогда больше не полюблю женщину так, как любил ее. И хотя у меня бывали... подруги, у меня никогда не было никого, с кем бы я мог прожить жизнь. Пока не вошла в спортзал ОНА.

– Она приходила сюда?

– Пришел ее сын, Эмилио, когда судья дал ему выбор: шесть месяцев в тюрьме для несовершеннолетних или шесть месяцев тренировок в моем тренажерном зале. В прошлом я работал с некоторыми детьми, попавшими в беду. Консуэла пришла со мной поговорить... и...

– Должно быть, она – особенная женщина, раз нашла место в твоем сердце, Карлос. Я надеюсь когда-нибудь с ней встретиться.

– Я тоже на это надеюсь. Речь идет о браке ранней весной: в марте или апреле.

Я улыбнулся.

– Ты можешь двигаться быстро, когда захочешь, Карлос.

Он покачал головой и ответил на мою улыбку.

– Для нас обоих это будет второй брак, Билли, и ни один из нас не является краснеющим подростком. В какой-то момент просто понимаешь, что годы идут на убыль. Я старше тебя, мой друг, и не хочу тратить впустую оставшиеся годы.

– Я рад за тебя, Карлос. Приятно знать, что счастливый конец возможен.

Я заметил, что он смотрит мимо меня, и повернулся, чтобы проследить за его взглядом. Я узнал сзади Би-Джея, стоящего и склонившегося над невысокой фигурой в передней части спортзала. Когда вторая фигура слегка пошевелилась, я заметил, что она была ниже ростом, темноволосая и определенно женщина. Было необычно видеть в спортзале женщин любого возраста, но с помощью радара, который есть у мальчиков-подростков, Би-Джей нашел ее и полностью на ней сосредоточился.

Я оглянулся и увидел в его глазах беспокойство или озабоченность и посмотрел еще раз. И увидел фигуру недовольного мужчины, направлявшегося к ним со скоростью и неотвратимостью человеческой ракеты. Я вскочил на ноги и направился к ним, прежде чем это понял. Не нужно было быть гадалкой, чтобы понять, что с моим сыном вот-вот случится что-то очень плохое.

Я был не так быстр, как темноволосая фигура, что добралась до них первой, развернула Би-Джея и подняла его над полом, прислонив к стене.

– Эй, парень, отцепись от меня, – услышал я крик Би-Джея, а темноволосый мужчина что-то прорычал в ответ, что не звучало дружелюбно. Что привлекло мое внимание, так это то, что он отвел назад кулак, готовясь снести Би-Джею голову или, по крайней мере, запланировать ему работу дантиста.

Я не знаю, как, но я добрался до них до того как он ударил, и схватил его за руку.

– Нет.

– Отпусти, ты, ублюдок, – сказал он, разворачиваясь.

Говорят, что бывают моменты, когда вам кажется, будто все движется так быстро, что вы видите словно в замедленной съемке. Когда яростные черты человека, напавшего на Би-Джея, стали ясны, и я узнал Эрнесто, то увидел его приближающийся кулак. И хотя это было в замедленном темпе, я ничего не мог поделать, так как отчетливо видел костяшки пальцев, а потом я их уже не видел, а потом споткнулся и почти полетел назад по полу.

Мои ноги подкосились, и меня отбросило назад. В следующее мгновение я почувствовал, как меня на секунду заморозила самая яркая вспышка чистой боли, которую я когда-либо ощущал.

Я открыл глаза. И огляделся. На мгновение мое зрение затуманилось. Потом я узнал Карлоса, Би-Джея, Эрнесто и еще несколько лиц, собравшихся вокруг меня. Я улучил момент и попытался понять, почему лежу на полу.

Я вспомнил, почему был в спортзале с Би-Джеем. Я вспомнил радостную новость Карлоса. А затем...

– Эрнесто, ты – придурок. Почему ты напал на моего сына, а потом попытался обить мне голову? – Он попытался встретиться со мной взглядом, затем опустил глаза.

– Ничего личного, Мейтленд. И мне жаль вашего сына. Но... он должен понять. Вполне может быть, когда молод, что связавшись не с той женщиной, можешь умереть.

И с этими словами он отошел.

Карлос обнял меня за плечи, а Би-Джей схватил с другой стороны. Они подняли меня, и я смог самостоятельно подняться на ноги. Я потер затылок. Он все еще чертовски болел, но на моих пальцах не было крови.

– У тебя твердая голова, друг мой, – сказал Карлос. Он указал на бетонный пол. Я увидел волосяную трещину.

– Это сделал я?

– Раньше ее там не было, – сказал он. Он на мгновение уставился на меня, затем покачал головой и сказал:

– Жаль, что ты не занялся боксом, будучи намного моложе, мой друг. С такой головой как у тебя, я не думаю, что тебя можно было бы остановить.

Затем:

– Как ты думаешь, Билли, может, тебе стоит заскочить в отделение неотложной помощи и показать свою голову? Удар был очень сильный.

Я подумал об этом. Мое зрение было в порядке. Боль в затылке перешла в тупую. Я помнил, кто я и где нахожусь, и знал, что сейчас 2005 год, а нынешним президентом является Джордж У. Буш.

Кроме того, если я отправлюсь в отделение неотложной помощи, об этом узнает Дебби, и этому не будет конца. Придирки жены уже достаточно плохи. Придирки же бывшей жены, казалось, выходят за рамки.

– Нет. Думаю, со мной все будет в порядке. Карлос, что все это значит? Кто эта девушка и почему Эрнесто так разозлился?

Он посмотрел на сцену, где сердито жестикулирующий Эрнесто пытался вытащить девушку из спортзала.

– К сожалению – обычная история. Ей пятнадцать лет, но выглядит и думает, словно ей двадцать пять. Ее воспитывают бабушка с дедушкой. Они новенькие с Кубы, и ее родители не смогли выбраться, поэтому она с бабушкой с дедушкой. В четырнадцать лет она забеременела, потеряла ребенка, и ее отправили в Джексонвилл к дяде – Эрнесто. Надеялись, что, будучи ближе к ее возрасту, он сможет ее контролировать. К сожалению...

– Понимаю.

Было еще сколько-то криков, какой-то интересный язык жестов, а затем она выскочила за дверь спортзала, и Эрнесто оглянулся на нас. Я подошел к нему.

Он выглядел так, будто собирался выйти следом за ней, но остановился и подождал меня.

– Я хочу, чтобы ты знал, что с моей стороны никаких обид нет, Эрнесто. Я знаю, что если бы ты захотел вышибить мне мозги, у тебя было много шансов.

Он встретился со мной взглядом.

– Я это знаю. Ты – хороший парень. Мне просто стыдно. – Он выглянул за дверь спортзала. – Жаль, что ты не видел ее, когда ей было девять или десять. Она была милой маленькой девочкой. Больше я ее не узнаю. Не знаю, что случилось.

– Они взрослеют, Эрнесто. Это случается со всеми.

– Может быть. Но мне забыли дать книгу с ответами, Мейтленд.

– Если когда-нибудь найдешь такую, прибереги для меня.

Он кивнул и вышел. Мне стало жалко его. Это был единственный бой, который он не мог выиграть, превзойдя своего противника в силе или опередив его.

Мне также было немного жаль и себя. Моя голова начала пульсировать. В течение многих лет у меня не было сильных головных болей, но сейчас я чувствовал, что это может быть одна из них. Я вернулся туда, где Би-Джей разговаривал с Карлосом, и сказал:

– Думаю, что меня, наконец, настигли последствия этого удара. Карлос, спасибо, что позволил нам зайти и осмотреться.

– Без проблем, амиго. Надеюсь, твой сын решит дать нам еще один шанс. Би-Джей, тебе здесь всегда рады.

– С... спасибо, мистер Эррера.

Когда мы вышли из спортзала, я боролся с мгновенным ощущением головокружения. Я становился слишком стар для этого дерьма.

Когда я сел за руль, Би-Джей спросил:

– Не хочешь, чтобы повел я, папа? У меня есть ограниченная лицензия, или, по крайней мере, я уже прошел тест по вождению. Мне просто нужно подождать, пока не исполнится шестнадцать, чтобы получить эту бумажку.

– Эта бумажка – отделяет ночь в тюрьме от возвращения домой в конце вечера. Кроме того, вероятно, было бы не слишком хорошо, если бы несовершеннолетнего сына помощника прокурора штата поймали за рулем даже без лицензии с ограниченным доступом. Это не делает меня занудой?

– Вероятно, лишь в десятитысячный раз.

– По крайней мере, я последователен. А теперь позволь мне поговорить с твоей матерью.

– Не трать слишком много энергии и не старайся слишком сильно. Я бы предпочел держаться подальше.

– Слышен голос опыта.

Я посмотрел на него, когда мы подъехали к въезду в сторону юга юга на шоссе I-10.

– Не знаю, на что это было похоже, когда с вами был Дуг, но было ли это тяжело?

Он взглянул на меня, затем перевел взгляд на шоссе.

– Все было не так уж плохо. По крайней мере, вы, ребята, не пытались втянуть нас в самую гущу событий. Вы в значительной степени пытались бороться только между собой. Многие родители используют в качестве тарана против другого своих детей.

Еще один вихрь движения за моими глазами заставил мир начать вращаться, но я сморгнул, и он исчез. Наверное, мне стоит записаться на прием к кому-нибудь. Вероятно, к тому врачу, к которому я обращался, после того как от моего черепа отскочила пуля.

Когда все прошло, я заговорил с Би-Джеем, не глядя на него.

– На случай, если я ничего не говорил об этом раньше, Би-Джей, я сожалею обо всем этом.

С его стороны машины была только тишина.

– Мне никогда не приходилось проходить через это, а потому я могу лишь представить, каково это должно быть для тебя и твоей сестры. И я не виню тебя за то, что ты встал на сторону матери. Я был очень... расстроен... из-за нее, когда все это началось. Но в каждой истории всегда имеются две стороны, и я знаю, что она думает, что это я все испортил.

Когда мы ехали по шоссе, я почувствовал, что начинают возвращаться головокружение и тошнота. Я сосредоточился на дороге и старался не дать Би-Джею подумать, что что-то не так.

Через минуту...

– Она была на тебя очень зла. И я знаю... в конце, перед тем как она выгнала Дага... они много ссорились из-за тебя.

– Из-за меня?

– Я знаю, что Дуг ревновал к тебе. Что, по-моему, не имело большого смысла. Но он ревновал.

Несмотря ни на что, это заставило маленькую часть внутри меня улыбнуться. Снова наступила тишина, а затем...

– Она меня убьет, так что ты никогда не должен говорить ей, что я это сказал. Ладно?

– Ладно.

– Она не тратит много времени на свидания. Проводит большую часть своего времени, работая в здании суда или глядя телевизор. А иногда... Мне кажется, я слышу, как она плачет в своей... в вашей... спальне. Помни. Ты ничего не должен об этом говорить.

Головокружение становилось все сильнее. Но пока я смотрел прямо перед собой, все казалось не так уж плохо. Я хотел отвезти его домой. Последнее, чего мне хотелось, это объяснять Дебби, что я повел нашего сына в спортзал, чтобы закалиться, и в итоге попал в больницу.

– Ты когда-нибудь...

– Что?

– Ну, знаешь. Ты когда-нибудь думал о...?

– О чем?

– О... вас вдвоем.

Теперь, в дополнение к головокружению, я начал чувствовать первый приступ тошноты. Я сделал глубокий, медленный вдох.

– Ты имеешь в виду... быть снова вместе? Слишком много воды утекло, Би-Джей. Слишком много всего произошло.

– Я знаю... там было много плохого. Но... вы, ребята, не... вы не похожи на многих других родителей. Некоторые из них ненавидят друг друга. Я имею в виду, реально НЕНАВИДЯТ друг друга. Они не могут находиться в одном помещении. Я знаю, вы, ребята... ссорились. И знаю... все становилось плохо, когда рядом был Дуг... Но я не думаю, вы ненавидите друг друга. Я думаю, вы злы друг на друга. Но не думаю, что вы друг друга ненавидите.

Я проехал на красный свет на шоссе штата 13 в Мандарине и заехал на стоянку круглосуточного магазина.

– Ты в порядке, папа?

Я держал глаза закрытыми.

– Просто у меня болит голова. Мне нужно на минуту закрыть глаза. Полагаю, Эрнесто позвонил в мой колокол немного сильнее, чем я подумал.

– Ты хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонил?

– Нет. Дай минуту, и посмотрим, не станет ли лучше. Возможно, станет.

Я положил голову на прохладную кожу руля.

– Возможно, я не испытываю ненависти к твоей матери. На самом деле – нет. Я знаю, что многое из того что произошло, – моя вина. Я знаю, что не обращался с ней... и с вами, ребята... так, как должен был. Я думал, что поступаю правильно. Я знаю, что во многом виноват в том, что произошло, но это не значит, что я когда-нибудь смогу ее простить.

– Это не...

– Это не имеет смысла, знаю. Но ты никогда никого не любил так, как я любил твою мать. Я надеюсь, что когда-нибудь полюбишь. Но когда она отвернулась от меня и ушла к Дугу, мне показалось, что кто-то вырвал у меня сердце. Тебе этого не понять, пока оно не случится с тобой, а я молю Бога, чтобы такого никогда не случилось. Я никогда не смогу ее простить.

Медленное и ровное дыхание не помогало. Мне удалось открыть водительскую дверь и высунуть голову наружу.

– Папа, давай я позвоню кому-нибудь.

– Позвони 911. Дай им наш адрес и...

На мгновение я забыл, где нахожусь, с кем и зачем звоню в 911. Оно на мгновение вспыхнуло и так же быстро пропало.

– Скажи им, что это – Мейтленд, и думаю, что у меня, должно быть, сотрясение мозга.

Мир стал по краям расплывчатым, а когда я открыл глаза, чтобы посмотреть на Би-Джея, его очертания мерцали в вечернем свете.

– Они уже в пути, папа. Это займет всего несколько минут.

Я снова закрыл глаза. Казалось, это помогало. Я снова заговорил о Дебби:

– И есть еще одна причина, по которой мы не сможем снова быть вместе, независимо от того, чего хочу я.

– Почему?

– Для этого нужны двое. Я на самом деле не думаю, что она когда-нибудь захочет, чтобы я вернулся. Думаю, она довольна тем, как обстоят дела.

В конце концов, я больше не мог держать себя в руках, и меня вырвало на тротуар парковки. Мне кажется, кто-то удерживал высоко мою голову. Наверное, это был Би-Джей.

– Папа... папа, держись. Они вот-вот будут здесь.

Все ускользало. Я ничего не мог удержать. Я знал, кто я такой. Я был... Я был... Я вспомнил старика в больнице. Я забыл его имя. Я вспомнил, что думал о том, как он умирал, беспомощно падая в темноту. Интересно, пытался ли он держаться столь же сильно, как и я?

Я не мог удерживаться. Но должен был...

– Скажи... … … Скажи... скажи...

И ничего.