Когда мы были женаты Том 2, ч. 10

ГЛАВА 18: ВТОРЫЕ АКТЫ

19 ОКТЯБРЯ 2005 ГОДА – СРЕДА – 2 ЧАСА ДНЯ

Я остановился у стола возле кабинета Дебби. Я не знал ее секретарши. Она была пожилой женщиной, вероятно, пережитком прежнего. Джонни Август славился тем, что никогда никого не увольнял. Поскольку он был настолько близок к слепоте, насколько это возможно, не будучи технически абсолютно слепым, он был одним из тех редких боссов, что реально оценивали людей по качеству выполняемой работы, а не по размеру груди или хорошенькому личику.

– Мистер Мейтленд. Мне жаль. Мы не получали известия, что вы спускаетесь. Мисс Баскомб вас ожидает?

– Нет. Я просто хотел кое о чем с ней поговорить. Не могли бы вы позвонить ей и узнать, не сможет ли она уделить мне несколько минут?

– Да, сэр.

Мгновение спустя я услышал голос Дебби, а затем она открыла дверь в свой кабинет и с любопытством посмотрела на меня.

– Мистер Мейтленд? Конни сказала, что ты хочешь о чем-то со мной поговорить?

– Можно мне войти?

Она притворилась удивленной, но слегка улыбнулась.

– Конечно, входи, пожалуйста.

Я прошел мимо нее и остановился у одного из двух удобных плюшевых кресел, стоящих перед широким письменным столом из натурального красного дерева, на котором была табличка с ее именем и должностью. Я огляделся и увидел на ее столе сделанные, очевидно, недавно фотографии Би-Джея и Келли, в больших рамках, и фотографию нас двоих из нашего гавайского круиза десятилетней давности на стене на высоте головы позади ее вращающегося кресла.

Я также заметил, что стол и стул были подняты так, чтобы она смотрела сверху вниз на любого, кто сидит перед ней. Я знал, что это был один из приемов, которым она научилась, работая в Хант-банке. Возможно, она пожертвовала пятью годами своей жизни, но научилась гораздо большему, чем просто механика ведения бизнеса.

Она кивнула на фотографию и сказала:

– Нашу историю, Билл, знают все. Нет смысла прятать ее, поэтому я даже выставляю ее на всеобщее обозрение, когда ко мне заходят.

Затем она посмотрела на меня и на конверт из плотной бумаги, который я держал в правой руке, и сказала:

– Слушай, а ведь ты в моем офисе – впервые, с тех пор как я пришла сюда. Ты здесь по официальному делу или это как-то связано с... ну, ты понимаешь?

– Нет и нет.

Я положил на ее стол конверт, развернулся и схватил ее за запястье. Я притянул ее к себе. Ее глаза расширились, но она не сопротивлялась, когда я притянул ее к себе. Я обхватил ее лицо руками и прижался губами к ее губам. Мне пришлось слегка привстать на цыпочки, но я всегда так делал. Она положила руки мне на плечи и прижалась ко мне. Ее губы раскрылись, и я ощутил сладость ее рта и языка.

Казалось, это длилось целую вечность, но, вероятно, прошло всего двадцать-тридцать секунд. Я отпустил ее и отступил назад. Казалось, мне трудно дышать, и я почувствовал в уголках глаз влагу, но заставил себя дышать ровно. Она смотрела на меня с открытым ртом и, казалось, с трудом подбирала слова.

– Из всего, что я ожидала сегодня в этом мире, это было самое последнее. Почему... как... что? Ты лишил меня слов, Билл.

– Мне нужно было кое-что выяснить.

– Что именно?

– Мне нужно было выяснить, смогу ли я обнимать тебя, а потом отпустить.

Мы стояли, уставившись друг на друга, и она протянула ко мне руку, но не прикоснулась. Я не мог винить ее, потому что большую часть последних шести месяцев я бы ее откусил. Я потянулся к ней, взял ее за руку и велел сесть на один из стульев рядом со мной.

– Ты не собираешься давать мне смотреть на тебя сверху вниз? – сказала она с намеком на улыбку.

– Ты забываешь, Дебби, что о фокусах, которым научилась в Ханте, ты мне рассказывала в постели. Может быть, ты и не думала, что я обращаю на это внимание, но так оно и было.

– О чем мы ведем переговоры?

– Я не веду переговоров, Деб. Я просто... почувствовал, что должен прийти сюда и поговорить с тобой. У меня на уме много всего, а мы не разговаривали по-настоящему, с тех пор как все это началось. Я знаю, что ты хотела, но я просто не был... не был в таком состоянии, когда смог бы находиться с тобой в одной комнате.

– Должно быть, тебе стало лучше, Билл.

Она потерла губы большим пальцем.

– Да, тебе стало намного лучше.

– Немного. Но должен сказать, что меня все еще разрывает на части то, что я сижу здесь.

– Тогда почему ты здесь, Билл? Ты сказал, что это не имеет никакого отношения к Картелю.

– Нет, на самом деле я этого не говорил, хотя понимаю, почему ты так подумала. Я здесь не потому, что что-то изменилось в отношении Картеля, но... то, что произошло за время уикенда... это было одно из того, о чем я подумал.

– Не понимаю.

Я не мог заставить себя сидеть спокойно, поэтому встал и отошел от нее, а затем снова повернулся к ней.

– Я не могу сказать тебе, что нет ни одной части меня, которая бы тебя не ненавидела, Дебби. Ты сделала мне больно, ты ударила меня ниже пояса, и мне потребовалось много времени, чтобы взять себя в руки. Я никогда не забуду кое-что из того, что ты сказала мне тогда. Я никогда не забуду, как ты повернулась ко мне спиной тем вечером, пойдя к Дугу. Я никогда не смогу выкинуть из головы эти образы его и тебя вместе в нашей постели... в нашей постели! Если бы я это видел, это было бы плохо, но, в некотором смысле, не видя этого, бывает еще хуже, потому что мое воображение... я не могу отключить его, и даже сейчас бывают моменты, когда я сплю и... мне снитесь вы с ним вместе.

По тому, как сузились ее глаза, я понял, что в ней нарастает прежний гнев, и ожидал, что она вспыхнет, но она ничего не сказала.

– Я знаю, что мы оба разрушили наш брак. Я знаю, что оставил тебя одну. Но, черт возьми, Дебби, хотя я и чувствую некоторую вину, я не могу не думать, что ты могла бы все изменить. Ты всегда могла обвести меня вокруг пальца. Но ты этого не сделала, что заставляет меня думать, заставляет меня знать, что ты не пыталась изменить ситуацию, потому что хотела уйти. Если бы не Дуг, был бы кто-нибудь другой.

Она откинулась на спинку стула и провела рукой по своей длинной гриве светлых волос. Глаза у нее были сухими, но...

– Ну, я в течение шести месяцев пыталась заставить тебя поговорить, так что, думаю, должна быть счастлива, даже если ты воспользуешься возможностью разрядиться на меня. Имеешь право, я думаю, ты пострадал больше всех. Даже несмотря на то, что ты причинил мне много боли в течение многих лет, приведших к... Дугу, но если это заставит тебя чувствовать себя лучше...

Я вернулся и встал перед ней.

– Я не пытаюсь причинить тебе боль, Дебби. Даже если это может звучать именно так. Я просто хотел прояснить ситуацию. Нет смысла притворяться, что мне все еще не больно. У меня есть раны, которые не зажили и, возможно, не заживут еще долго. Я хочу, чтобы ты знала, как сильно ты меня ранила, но это – в прошлом, и все будет лучше.

– Тогда что?..

Я опустился перед ней на колени и взял обе ее руки в свои.

– Я хотел знать, что могу быть рядом с тобой и не сходить с ума, что мы можем быть... можем быть, пусть не друзьями, но родственниками. Мы можем делить детей и растить их вместе, ходить на их выпускные, на их свадьбы и приветствовать в этом мире наших внуков. Надеюсь, мы еще долго будем в жизни друг друга.

Я не хотел, но чувствовал, что меня разрывает.

– Мы были женаты очень долго. У нас был хороший брак, и у нас остались хорошие воспоминания. Помнишь, я как-то сказал тебе, что ты обосрала все наши воспоминания. На самом деле именно так я себя и чувствовал... тогда, но со временем я снова смогу вспоминать хорошие времена, потому что они были у нас.

Она смотрела на меня так, словно видела впервые.

– Что с тобой случилось, Билл? Господи Иисусе, что случилось? Никогда не думала, что снова услышу от тебя такие слова. Я решила, что мне придется ждать годы и годы, прежде чем мы сможем быть вежливыми друг с другом.

– Я увидел нас с другой стороны, Деб. Помнишь тот старый фильм с Джимми Стюартом, который мы так любили: «Эта прекрасная жизнь»? Он видел, какой была бы жизнь, если бы его не было рядом, а я видел, какой могла быть наша жизнь... если бы нам очень, очень не повезло. Я видел, как нам повезло, что мы такие, какие есть. Все могло закончиться для нас обоих гораздо хуже.

– О чем ты говоришь, Билл?

Я рассказал ей о Поле и Пауле Доннелли. Когда я рассказал ей, что случилось с Дейвом Брэндоном, то сказал:

– Это не должно никогда выйти из этой комнаты, Деб. Возможно, из-за того, что я сделал, у меня будут неприятности, но меня это не волнует. Я могу о себе позаботиться, но это разрушит Дейва, его жену и их брак.

Она лишь невинно посмотрела на меня и сказала:

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Я ничего не слышала.

Я рассказал ей все, кроме того, как закончилась моя встреча с Паулой Доннелли. Я почувствовал себя грязным. Не помогло и то, что с тех пор я дважды дрочил, вспоминая ее прикосновения. Я никогда не проверял номер, который она мне оставила. Я знал, что никогда не позвоню ей, но мне казалось, что в меня вонзила свои клыки гадюка, и остался яд.

– Я не могу не верить, что когда-то они любили друг друга. Может быть, так же, как и мы. Так вот, я где-то слышал выражение о двух скорпионах, запертых в банке, и именно об этом я думаю, когда вспоминаю их. Я боюсь, что она убьет его, или он ее убьет, или они убьют друг друга. Они потеряли друг друга и все, что у них когда-либо было, и у них больше никогда ничего не будет вместе. Я решил, что не могу допустить, чтобы такое случилось с нами. Ты причинила мне боль, я причинил боль тебе, но мы это переживем. Их история закончена, и она никогда не получит второй главы. Наша история закончена, но мы можем начать второй акт.

Она бросила на меня встревоженный взгляд.

– Билл... я не знаю. Боже, я так рада, что ты, наконец, заговорил со мной. Я скучаю по тому, что у нас было, но не по тем проблемам, которые были у нас, я не знаю, сможем ли мы...

Я отрицательно покачал головой.

– Никакого второго акта для нас... вместе. Есть второй акт и второй шанс найти людей, с которыми мы сможем построить новую жизнь. Я хочу, чтобы ты нашла кого-нибудь, кого сможешь полюбить и с кем сможешь жить, кого-то, кто будет хорошим и заботливым отчимом для Би-Джея и Келли. Я не знаю, что будет со мной. Я не знаю, есть ли у этого... с Майрой, что, похоже, никогда не получит благоприятных условий... шанс развиться. Может быть, это будет и не она, но надеюсь, что все же будет некто, с кем я смогу построить свою жизнь. Это будет совсем не то, что было у нас. Может быть, это никогда не будет так хорошо, как то, что было у нас, но это даст нам обоим шанс снова обрести счастье. Я не хочу думать о том, что ты – одна, и знаю, что не хочу оставаться один.

Теперь на глаза навернулись слезы.

– Зачем ты это делаешь, Билл? Могу ли я чувствовать себя еще более дерьмово из-за того, как я обращалась с тобой? Я так не думаю.

– Дебби, я знаю, что с Дугом это не сработает. Твоя мать говорила, что он был влюблен, а теперь и я знаю, что так оно и было. Очевидно, Клинт Эббот бросил тебя, но есть и другие приличные парни. На Бон Шанс я познакомился с одним парнем, страховым агентом, и мы разговорились. Он сказал мне кое-что, чего я не забыл. Он сказал, что никогда не знаешь, когда войдешь в офис или завернешь за угол и встретишь кого-нибудь, и ты должен быть готов рискнуть. Пока мы живы, есть шанс выйти из-за угла и изменить свою жизнь. Ты слишком горячая, чтобы оставаться одной.

На этот раз она встала и отошла от меня. Она прошла за свой стол, опустив голову, а потом подняла глаза и уставилась на десять лет в прошлое. Она оторвала взгляд от наших юных «я» в гавайском круизе и снова повернулась ко мне. Она сделала что-то, чего я не мог понять, что привлекло мой взгляд к ее фантастической груди. Майра, может, и крупнее, но Дебби – сама по себе чудо.

– В ту ночь в домашнем кабинете, если бы ты пошевелился, если бы прикоснулся ко мне, тебе бы повезло. Ты знал это? Я посмотрела на тебя и поняла, что ни один мужчина, которого я когда-либо знала, не любил меня так, как ты. Ради меня двадцать лет назад ты рисковал своей жизнью, и отдал бы свою душу ради меня, после того как я обошлась с тобой... с Дугом. Какого черта я вообще от тебя отказалась?

Мне пришлось сделать глубокий вдох.

– Это еще одна причина, по которой я здесь, Деб. Я хочу, чтобы ты оставалась в моей жизни. Вернувшись в... в наш дом впервые за шесть месяцев... все это вернулось ко мне, ко мне вернулась моя жизнь. Даже после того как наш брак превратился в дерьмо, и я не узнал бы его, это была все еще хорошая жизнь, потому что у меня были ты и дети. Когда я лежал на диване в тот вечер, после того как ты ушла, мне казалось, что последних шести месяцев вообще не было. Мне казалось, что я видел плохой сон... ужасный сон... но все это кончилось, и я собирался проснуться снова с тобой.

– Но...?

Я посмотрел на женщину, которая, как я всегда знал, вот-вот разорвет мне сердце, и почувствовал такую глубокую печаль, такой пронизывающий до костей холод, что не знал, смогу ли заставить себя произнести эти слова:

– Но... это был не сон. Последние полгода были настоящими. Они случились. Ты приняла сторону этого ублюдка против меня в УСФ... ты ушла от меня. Ты лежала с ним... и трахалась с ним... в то время как я умирал в этой дерьмовой квартирке. Я встретил Алину и влюбился... по крайней мере, немного... в нее. Я обнаружил, что на самом деле я – не такой уж ужасный любовник и не такой несчастный мужчина в постели, каким ты заставляла меня ощущать в течение многих лет.

Было время, когда мне нравилось выражение ее лица, но сейчас оно мне не нравилось.

– То, что я чувствовал, возвращаясь в дом, который когда-то был нашим, то, что я чувствовал, лежа на диване и вспоминая нашу жизнь, – вот это был сон. Реальность такова, что я учусь жить без тебя. Сейчас мне лучше, чем три месяца назад, а через год будет совсем не больно. Часть меня всегда будет тебя любить, но я двигаюсь дальше, как ты мне и велела.

Она улыбнулась мне сквозь слезы, бегущие по ее лицу.

– Я думаю... мы всегда получаем то, что заслуживаем. Разве мы не...?

Я подошел к ее столу, взял конверт, который положил на него, открыл застежку и протянул ей.

– Что?..

– Просто загляни в него, прежде чем я уйду.

Она вытащила бумаги, вытерла лицо и села за стол. Она начала читать, снова и снова поднимая глаза.

– О, Боже, только не говори мне, что действительно случилось что-то плохое. Чего ты мне не говоришь?

– Я не умираю и ничего не знаю о планах Картеля, но то, что случилось... что могло случиться... убедило меня это сделать. Я заработал приличную сумму денег, продав на телевидение несколько рассказов, когда был в Нью-Йорке, и несколько статей. На эти деньги я купил страховую ренту, которая должна действовать в течение следующих десяти-двадцати лет. Более чем достаточно.

– Полис страхования жизни на миллион долларов?

– Можно купить полис срочного страхования жизни на миллион долларов без дополнительных условий, если готов достаточно заплатить, а у меня хатило, чтобы заплатить страховые взносы в течение пятнадцати или двадцати лет, а после этого тебе и детям оно не понадобится. Они вырастут, и я уверен, что ты снова выйдешь замуж, и у тебя будет богатый муж. Однако пока у тебя и у них не будет никаких денежных забот.

– Она покачала головой.

– Билл...

– Я – не большой транжира, Деб. Зачем мне лишние деньги? Я продал права и интервью, чтобы обеспечить тебя и детей. Со мной все будет в порядке, а мне не придется беспокоиться ни о тебе, ни о них. Дети получат по двести пятьдесят тысяч долларов каждый, а ты будешь душеприказчиком, пока им не исполнится двадцать пять. Ты получишь остаток в размере полумиллиона долларов, потому что я не думаю, что они смогут справиться с такими деньгами, пока не станут старше. Несмотря на то, что ты потеряла рассудок на несколько месяцев из-за члена Дуга, я знаю, что ты их любишь и будешь присматривать за ними, если я уйду. Я верю, что ты позаботишься о них.

Она закрыла рот руками, словно хотела закричать.

– Не делай этого, Билл. Черт возьми, пожалуйста, не делай этого. Оставь мне хоть немного гордости. Веди себя со мной как придурок... не будь таким чертовски милым.

– Ничего не могу поделать, Деб. Я любил тебя полжизни, и часть меня будет любить тебя всю оставшуюся жизнь. Просто возьми бумаги. Я надеюсь, что через двадцать лет или около того ты сможешь их выбросить.

Я повернулся и пошел к двери ее кабинета. Когда я снова взглянул на нее, она все еще смотрела на бумаги страховой компании на своем столе.

– Помнишь тот день, когда ты сказала, что разводишься со мной? Я сказал, что желаю, чтобы у тебя была хорошая жизнь, но на самом деле я имел в виду, чтобы ты умерла в агонии. Однако теперь я имею в виду вот что: счастливой тебе жизни, Дебби. Когда я выйду за эту дверь, мы сможем начать работать над следующей частью нашей жизни.

Я, не оглядываясь, ушел от женщины, которая была моей жизнью.

***

Она долго смотрела на дверь. Протянула руку и провела по страховым бумагам, но те не исчезли. Они были такими же настоящими, такими же твердыми, как и тогда, когда она прикоснулась к ним в первый раз.

Двадцать лет назад она смотрела на незнакомца с трубками по всему телу и удивлялась, почему он рисковал жизнью ради женщины, которой не знал. Несколько вечеров назад она узнала, что он готов отдать свою душу, чтобы защитить ее и их детей, а несколько минут назад узнала, что он никогда не переставал любить ее и, вероятно, никогда не сможет.

– Почему я не любила тебя настолько, чтобы увидеть сквозь толстого и лысого парня средних лет мужчину, которым ты всегда был?

Даже сейчас она не знала ответа. Она все еще испытывала к нему бурлящие эмоции. Тем вечером она могла бы взять его в свою постель, но там все еще были бы гнев и негодование, которые он вызывал. Она бы снова причинила ему боль. Она знала это. Так было лучше. Пусть он найдет кого-нибудь другого, кто сделает его счастливым.

Она видела его с Майрой, и могла это вынести, или с той полицейской-детективом, или с женщинами из его офиса. Кем-то моложе, чем они с Биллом. Может быть, с кем-то, кто мог бы дать ему еще одного ребенка. Поначалу он был хорошим отцом и, возможно, понял достаточно, чтобы не испортить все во второй раз.

С кем угодно, только не с Алиной. Даже когда она мысленно увидела француженку, внутри у нее все сжалось, и она поняла, что не сможет этого вынести, но этого и не случится. Алина была за полмира отсюда и не вернется. У нее был сын, который держал ее в Париже. Пока Алина оставалась на другом конце света, Дебби знала, что сможет это выдержать.

Она встала и снова посмотрела на фотографию, где они были в гавайском круизе – мгновение, застывшее во времени. Когда она найдет другого мужчину, того, кто удовлетворит ее в постели и будет хорошим парнем, и того, кто будет любить ее – пусть не так сильно как Билл, но так ее любить больше никто никогда не будет, – у нее все еще будет эта фотография, чтобы смотреть на нее и вспоминать, что было у них.

– Мисс Баскомб? Звонил мистер Август и напомнил вам о том собрании персонала. Оно должно начаться через пять минут.

– Скажи ему, что я буду через минуту, Хелен.

Она положила страховые бумаги в верхний ящик. Она подумает о них позже. Теперь пришло время переключить свое внимание на бизнес, стать лучшим администратором, каким она могла быть. Джонни Август дал ей второй шанс, и она намеревалась доказать ему, что заслуживает его.

Она проходила мимо Хелен, когда пожилая женщина кашлянула и сказала:

– Мисс Баскомб...

– Да?

Пожилая женщина сочувственно посмотрела на нее и указала пальцем. Сначала Дебби подумала, что, возможно, она оставила расстегнутой пуговицу или была видна ее нижняя юбка. Но проследив за взглядом Хелен и подняв указательный палец, обнаружила, что ее щеки мокры.

– Спасибо, – сказала она, возвращаясь в свой кабинет. Она вытерла лицо салфетками, посмотрела на себя в маленькое зеркальце и убедилась, что слезы исчезли. Жесткий администратор не может ходить и плакать.

Она в последний раз взглянула на их фотографию. Их история закончилась. Теперь пришло время двигаться дальше. Хотя...

– Я могла бы вернуть его... если бы захотела. Могла бы.

Затем она шагнула в дверь своей новой жизни.

ГЛАВА 19: ЧЕГО ХОЧЕТ ЕЛЕНА ТРОЯНСКАЯ?

Меня зовут Уильям Мейтленд. Еще чуть больше полугода назад я знал, кто я такой, какова моя жизнь и что со мной будет через шесть месяцев, и через год, и через пять, и через десять лет. Я знал, кого люблю и кто, как я надеялся, любит меня.

Теперь, в конце октября 2005 года, я знаю, кем я был, кого любил, и кто когда-то любил меня. Я не очень-то знаю, кто я сегодня.

Я – прокурор. Но останусь ли я им завтра? Даллас Эдвардс, Большой Человек, сделал меня тем, кто я есть сегодня, и он был скалой, на которой я основал последние пять лет своей жизни.

Но приближается 2006 год, и я думаю, что это – то самое время, когда он, наконец, сделает свой ход и попытается завоевать губернаторское кресло в Таллахасси. Победит он или проиграет, я не могу заглянуть в 2006 год и в 2007 году а также дальше.

Жизнь была простой. У меня была работа, и я знал, как ее выполнять, и даже если она поглотила мою жизнь, у меня была определенность.

Когда он уйдет, что мне останется? Где я хочу быть? Эта работа стоила мне брака, женщины, которую я любил сверх всякой меры. Если я уйду куда-нибудь еще, то никогда в жизни не буду иметь того, что имею сегодня.

Я сказал Дебби, женщине, с которой познакомился в колледже и с которой прожил всю жизнь, что наша совместная история закончена. Потому что я хочу ее закончить. Нет, на так. Может быть, я этого и не хочу, но ее необходимо закончить. Две недели назад я сказал ей, что не могу вырвать ее из своего сердца, но и никогда не смогу вернуться к той жизни, которая у нас была.

Поэтому я делаю свою работу, справляюсь с повседневными кризисами и не забываю о больших, которые не дают мне спать по ночам. И мне интересно, что делает темноволосая француженка в Париже, в то время как я веду холостяцкую жизнь в Джексонвилле. И почти каждый день я вижу, как моя бывшая жена налаживает свою новую жизнь, а мне интересно, каково это будет, в тот день, когда я впервые увижу ее с мужчиной, который на самом деле займет мое место.

Этот сукин сын Дуг Бейкер, который брал ее в моей постели, имел ее тело, но я никогда по-настоящему не верил в то, что он получил ее сердце. Ну, может быть, какое-то время я в это и верил, но теперь думаю, что это была интрижка, как и говорила мать Дебби. И как бы плохо это ни было, знать, что он близко познал места, которые когда-то были моими, это – не то же самое, как если она посмотрит на другого мужчину так, как когда-то смотрела на меня.

Я сказал ей, что она должна это сделать. Но не жду этого с нетерпением.

Так что, я не знаю, куда меня приведет моя работа. Я не знаю, с кем буду, если вообще буду с кем-то. Все чувствуется... временным... такого не было больше двадцати лет, с тех пор как я впервые увидел Дебби в моей квартире за пределами кампуса, куда она однажды пришла.

С того дня, испытывая боль или удовольствие, я знал, кого и чего хочу, и каждый день был шагом вперед к жизни, которая, как я знал, будет моей. А теперь...

***

29 ОКТЯБРЯ 2005 г. – СУББОТА – 20:00.

Зрелище, которое я увидел, когда распахнулась дверь, на мгновение буквально перехватило дыхание. Туфли на платформе увеличили мой рост аккурат до метра восьмидесяти, что позволило мне смотреть вниз на акры мягких пухлых грудей, едва помещавшихся в расшитом блестками, инкрустированном драгоценными камнями платье, с таким глубоким вырезом, что каждый вздох угрожал выпустить эти гороподобные груди на свободу.

Я бы никогда в это не поверил, но мой взгляд переместился с этих грудей на лицо, увенчанное белокурыми локонами, сверкающие зеленые глаза, очерченные темными тенями, еще кардинальнее выделявшими их. Над этим лбом и этими глазами были высоко подняты светлые волосы, что делало женскую фигуру на пятнадцать сантиметров выше ее обычных метра шестидесяти трех.

Грудь, платье, украшенное драгоценными камнями, сверкающие глаза и светлые волосы делали ее персонажем из легенды.

Я протянул ей правую руку в грубой кожаной перчатке, и она положила на нее свою тонкую ладонь.

– Елена Троянская побледнела бы рядом с вами, мадам, – сказал я как можно более грубым голосом.

– Вы слишком любезны, господин палач, – сказала она, и даже ее голос, казалось, звенел колокольчиками.

– Это лишь правда, Майра. Честно говоря, не думаю, что когда-либо видел что-то настолько прекрасное.

Она шагнула вперед, и я вдруг понял, что наклоняюсь вперед, в то время как она приподнялась на цыпочки, чтобы запечатлеть ароматный поцелуй на правой стороне Капюшона Палача, который я носил, в том месте, где под капюшоном была моя щека.

Она отклонилась назад и сказала:

– Осторожно, мистер Мейтленд, леди может подумать, что вы рассчитываете, что сегодня вечером вам повезет, слишком уж мягко стелете.

Я изо всех сил старался не возбуждаться, наблюдая за тем, как вздымаются и опускаются эти эпические груди. Сквозь полупрозрачную ткань платья в стиле времен до французской революции, которое она надела, я видел темные очертания сосков и окружающих их ареол. Уже не в первый раз я удивился, почему она не живет в роскоши на вилле какого-нибудь миллиардера, а в Арлингтоне в, надо признать, очень хорошем кондоминиуме?.

– Вы должны знать, мадам, что каждое мое слово – чистая правда. Я знал, что ты прекрасна, но от такой тебя буквально захватывает дух.

– Сними капюшон.

Я приподнял его, чтобы освободить рот, и она прижала свои губы к моим, и мы оба попытались проглотить языки друг друга. Пока мы целовались, она медленно терлась о меня грудью, и мне пришлось сделать сверхчеловеческое усилие чтобы удержаться, и не схватить ее правой рукой. Левая, к счастью, была занята тем, что держала большую веревочную петлю. Я не смог удержаться от того, чтобы не потереться о ее пах своим твердым как камень членом.

Наконец, она отстранилась, и я едва не кончил, увидев, как тяжело она дышит и как вздымаются под платьем ее груди.

– Ты должен прекратить это, Билл, – сказала она, переводя дыхание. – Я и правда хочу пойти на эту костюмированную вечеринку, но мы никогда не выйдем за дверь, если ты будешь продолжать это делать.

– Делать что? – Мне и самому было трудно говорить.

– Смотреть на меня так. И говорить мне такое.

– Это – твоя вина, коль скоро ты так одеваешься и так выглядишь.

– Прекрати.

– Хорошо, – сказал я, улыбаясь, хотя знал, что она не может видеть этого под капюшоном.

Это было наше третье официальное свидание. В прошлую субботу мы отправились поужинать, а потом – на танцы в «Пеликаны». Несмотря на то, что у меня были обе ноги левые – вдобавок еще и парализованные – я не думаю, что слишком уж опозорился. За исключением этой проклятой эрекции, остававшейся твердой как камень, избавиться от которой мешали прикосновения к ней, или, может быть, это она прикасалась ко мне.

Но, несмотря на постоянное возбуждение, несмотря на ее очевидное удовольствие от общения со мной, было что-то... какая-то черта... какое-то... что я не мог выразить словами, что заставляло меня остановиться, прежде чем пересечь эту невидимую черту. Я вспомнил лето, когда вожделел свою бывшую в Университете Флориды, и чувствовал тот же хаос эмоций, что и тогда.

Майре явно нравилось быть со мной, и я знал тем врожденным чувством, которым ощущаешь женщин – в любом случае я привык, что оно есть, хотя большую часть моего брака я был туп как бревно, относительно того, что чувствуют другие женщины, – что я ей нравлюсь. Но есть какой-то... сигнал, какой-то неуловимый знак, который подает женщина, когда готова двигаться вперед.

И вот его я не получал. Мы обменялись первыми настоящими поцелуями, и это было немного неловко, но приятно. Женщина, которую я вожделел пять лет – целомудренно, хотя похоть и присутствовала – теперь была в моих объятиях, и эти груди прижимались ко мне, но я не прикасался к ней иначе, чем допустимо при вежливом свидании.

У меня почему-то возникло ощущение, что она хочет двигаться медленно, исполнять традиционный брачный танец «хочу-тебя-узнать». И это было нормально. В течение пяти лет я видел ее почти каждый день, в течение большей части этого времени я полагал, что она была шлюхой для моего босса, и кроме того, она могла иметь любого мужчину – и я именно это имею в виду: ЛЮБОГО мужчину – какого хотела. Теперь она и этот Большой Человек сбили меня с толку, поставив под сомнение все мои представления об их отношениях.

Но я понятия не имел, какая музыка ей нравится, какую еду она любит, чем занимается в свободное время, ходит ли на свидания изредка или устраивает горячие свидания каждую пятницу и субботу. Если честно, я понятия не имел, трахалась ли она каждый раз с новым парнем каждые выходные или нашла себе одного парня, который ей понравился, и оставалась в отношениях с ним, пока они не закончились. Другими словами, я понятия не имел, кто она.

Конечно, если бы я встречался с ней достаточно долго, чтобы добраться до этих сочных грудей и войти в нее, пока бы я их сосал, то большая часть этого не имела бы значения. И если бы оказалось, что это было просто обоюдное желание почесать места, которые зудят, то я не мог бы сказать, что был бы убит горем.

Но... тут было другое чувство. Я не чувствовал того, что почувствовал двадцать лет назад, когда поднял глаза и впервые увидел в дверях своей квартиры за пределами кампуса Дебби. Это были вожделение и любовь с первого взгляда, все в одной роскошной упаковке. Я не чувствовал и того, что почувствовал в тот первый вечер, глядя на темноволосую француженку вдалеке.

Но что-то я чувствовал. Мне нравились, по-настоящему нравились, Хизер Макдональд и Меган Уиткомб. И я страстно желал их обеих. Но сейчас все было по-другому. Часть меня хотела иметь ее обнаженной и широко раздвинувшей ноги подо мной так же сильно, как я когда-либо хотел Дебби или Алину. Но был шанс, что здесь получиться нечто еще, и я знал, что готов дать ей время.

Войдя на костюмированную вечеринку в честь Хэллоуина в «Пеликанах», я отметил реакцию мужчин и женщин, уже находившихся там. Я узнал, или думал, что узнаю, некоторых мужчин и женщин даже под их костюмами. Но я знал эти взгляды, которые мы... она... привлекала.

За время, проведенное с Дебби, я уже думал, что привык быть с женщиной, привлекающей все мужские взгляды... и другое...

Конечно, Дебби этому подыгрывала. И это всегда вызывало смешанные чувства.

Часть меня чувствовала неоспоримую мужскую гордость за то, что она была со мной, и я знал, что чем больше мужчин реагирует, тем горячее она становилась и тем более страстную нагрузку даст мне, когда мы останемся одни. С самого начала наших отношений я знал, какой она была. И за эти годы я почувствовал и понял, что она никогда не изменится.

Я знал, что каждый день, будучи с ней, я хожу по краю вулкана. Я любил ее, и через некоторое время даже поверил, что она на самом деле меня любит, но не мог избавиться от страха, что однажды ее дикая сексуальность встретит плохого парня, полыхнет, и она упадет в объятия другого мужчины. Если это случиться, то вернется ли она когда-нибудь? А если и сделает это, смогу ли я принять ее обратно?

Но это была моя жизнь. У каждого есть свой крест. После нашего первого ужасного разрыва через год после нашей встречи, когда я совершил ошибку, поверив слухам о том, что она мне изменяет, и она ушла, похоже, навсегда, я пообещал ей, что оставлю ее прошлое в прошлом, что буду ей доверять.

Она вернулась ко мне, но сначала было много сомнений. Не думаю, что она и впрямь ожидала, что я буду ей полностью доверять. И мне пришлось над этим поработать. Но я заставил себя. Я доказал себе, что эти слухи были ложными, но знал, что она может изменить мне в любой момент, когда захочет. Всегда найдутся мужчины, которые ее захотят. А если она захочет изменить, то сможет... и сделает. Единственный способ быть в полной безопасности – уйти... а это все равно что медленно умереть.

Поэтому я ей доверял... но волновался. И теперь, когда женщины бросали ревнивые взгляды на роскошное создание, скользящее рядом со мной, а мужчины смотрели на нее с неприкрытой похотью и мысленно сравнивали себя со мной, я чувствовал те же самые эмоции. Гордость... и беспокойство.

Это было не то же самое. Я не любил Майру. Мы не строили совместную жизнь. Но основные эмоции были те же.

Почему, черт возьми, я не унаследовал отцовский рост, вместо того чтобы унаследовать невысокий рост от матери? Он был метр восемьдесят восемь, словно глыба гранита, с мощной головой, поросшей черными как смоль волосами. В день, когда он вошел в шахту, ему было всего тридцать лет, но у него была густая шевелюра, в которую моя мать, как я видел, запускала по вечерам руки, когда они прижимались друг к другу, не зная о том, что я смотрю. В то время как я начал лысеть еще до того, как мне стукнуло тридцать. Разве это справедливо?

С другой стороны, размышлял я, пробираясь сквозь толпу к бару, чтобы взять нам напитки, я уверен, что каждый парень здесь удивляется несправедливости жизни, поместившей Майру рядом со мной, а не с ними. Было бы легко разозлиться на Бога, если бы он все так причудливо не перепутал.

Я заказал Гольдшлаггер и белое вино для нее, и мы поискали столик, но заведение было набито битком. Потом пират в костюме из «Пиратов Карибского моря» встал из-за стола, за которым он сидел с двойником Винни-Пуха, и помахал нам. Мне показалось, что я его знаю, и подойдя ближе, я понял, что это – Дейв Брэндон. А Винни-Пухом, должно быть, была Дарлин, если только встреча со злой чародейкой Паулой Доннелли окончательно не снесла ему крышу.

Он протянул мне руку, и я пожал ее.

– Как ты догадался, что под этой личиной скрываюсь я?

Он молча указал на Майру и сказал:

– Сарафанное радио все еще работет, Билл, – а потом добавил. – Я придержал два стула, потому что к нам должны были присоединиться Билли Паркер и его спутница, но он только что позвонил и сказал, что они не приедут. Кое-что «всплыло», как он выразился. Так что, у нас есть два места, если вы, ребята, не против к нам присоединиться.

Он представил Дарлин Майре, и я искренне пожалел, что не могу видеть сквозь медвежью голову выражение лица Дарлин, когда ее представили секс-символу прокуратуры штата. Но она казалась любезной, и мы сели так, что Дейв оказался слева от меня, а Дарлин – справа от Майры.

Мы обменялись любезностями, а потом и служебными сплетнями. Я слышал, о чем болтают две женщины.

– Вы, похоже, соответствуете всему, что я о вас слышала, мисс Мартинес.

– Надеюсь, только хорошее.

– Конечно. В здании суда вы, кажется, легенда, по крайней мере, судя по тому, как вас описывал Дейв.

Майра посмотрела на нас так, что лишь другая женщина могла бы это понять, и сказала:

– Вы же знаете, что такое мужчины. Они падки на внешность.

Дарлин покачала своей головой медведя и сказала:

– Вы, определенно, пир для глаз. Я понимаю, почему... мужчины склонны о вас говорить.

Затеам резко сменила тему и спросила:

– Надеюсь, я не слишком уж любопытна, но должна признать, что просто умираю. Вы с мистером Мейтлендом... встречаетесь?

Затем быстро добавила:

– Я вообще-то не сую нос в чужие дела, но... многие жены адвокатов в офисе задавались вопросом, вернется ли он «на рынок» и когда? У меня есть две подруги, с которыми я надеялась его познакомить.

– У нас было несколько свиданий. Мы знаем друг друга уже пять лет, но... вы же знаете... он был женат. Верный муж. А теперь нет.

– Вы – очень привлекательная пара.

Я не удержался от смеха.

– Дарлин, тебе придется снять голову медведя, потому что это, очевидно, влияет на твое зрение. Либо так, либо свет очень, очень плохой.

Майра сделала вид, что отвесила мне пощечину.

– Ты должен перестать принижать себя, Билл.

Я снова рассмеялся.

– Я – благотворительный проект Майры. Она пытается помочь мне справиться с моим разбитым сердцем.

На прекрасном лице Майры промелькнуло выражение, которое я не опознал. Но я увидел настоящий гнев. Она резко отодвинула стул и встала.

– Отвези меня домой.

И она повернулась, чтобы уйти. Какое-то время я молча смотрел на нее, а Дэйв и голова медведя смотрели на меня, а потом я встал позади нее и взял ее за плечо. Она остановилась, но не обернулась ко мне.

– Майра, мне очень жаль. Что я сделал?

С минуту она молчала.

– Я не хочу больше слышать из твоих уст ничего подобного. Только не тогда, когда ты со мной.

– Не понимаю. Я просто...

– Ты опять себя принижал. Как и всегда. Я не знаю, Дебби ли сделала это с тобой, или это что-то внутри. Но я не занимаюсь благотворительностью. Я не встречаюсь с неудачниками. Ты – сильный, успешный, интригующий, хороший мужчина. Я здесь с тобой, но могла бы быть сегодня вечером с сотней других парней, если бы захотела кого-то другого.

Она повернулась ко мне.

– Это никогда не сработает, если один человек чувствует себя, словно получая в отношениях милостыню. Я не делаю тебе никаких одолжений. Никогда так не думай. Я здесь потому, что хочу быть здесь.

Я притянул ее к себе, приподнял капюшон, наклонился и поймал ее губы. Когда раздались аплодисменты, я понял, что мы целуемся уже долго, и отпустил ее.

– Это была шутка, Майра. Я знаю, кто я и что я. Но, если бы я был ростом под два метра и сильным как слон, и стоил миллиард долларов, я все равно был бы здесь самым счастливым человеком, потому что ты со мной. Именно так я себя чувствую и буду чувствовать, даже если это тебя злит. Прости.

– Она усмехнулась.

– Ты будешь прощен, пока продолжишь так мне льстить.

Дэйв и Дарлин уставились на нас, но Майра лишь улыбнулась и сказала:

– Милые бранятся...

Были выпивка и танцы, во время которых Майра плавилась в моих объятиях так, что было очень трудно отпустить ее, когда мы снова сели за стол. Дейв и Дарлин составили на танцполе интригующую комбинацию, когда неуклюже танцевали Пират и Медведь, но они, казалось, очень хорошо подходили друг другу. Я привык к парням, что постоянно подходили и спрашивали, не возражаю ли я, если моя девушка потанцует с ними один танец. Мне не приходилось отвечать, потому что Майра быстро пресекала все попытки.

Только однажды она встала и потанцевала, когда к ней подошел монстр Франкенштейна ростом метр восемьдесят и с ирландской мелодичностью в голосе спросил, не хочет ли она чудовищно хорошо провести время. Она бросила на меня быстрый взгляд, а я лишь улыбнулся, сказав монстру:

– Просто помни, что ты ненавидишь всякого чертового прокурора или любого из прокуратуры штата. А мисс Мартинез – девушка из прокуратуры. Так что, держи руки так, чтобы я их видел.

Я не мог видеть, но слышал улыбку в его голосе, когда он протянул ей руку, и она встала:

– Да, но, мистер Мейтленд, в случае этой леди я бы сделал исключение. Мне кажется, в ней есть что-то ирландское.

Она сделала глубокий вдох и выдохнула, заколыхавшись во всех направлениях, просто чтобы помучить его, и, смеясь, сказала:

– Во мне нет ничего ирландского, мистер Лири, и сегодня ничего не будет, имейте в виду.

– Я бы добавил, что в каждом чертовом прокуроре есть что-то от садиста, но должен признать, мисс Мартинес, вам это идет.

– Убирайся отсюда, Лири, и помни, что я сказал, – посоветовал я ему, на мгновение задумавшись, не была ли она одной из того легиона женщин, в которых он за эти годы поместил немного ирландского. На самом деле это не имело никакого значения. Потому что если они когда-то и делали что-то, то это – не мое дело. Но он был сердцеедом, и я не сводил с них глаз, пока к нашему столику не вернулись Пират и Медведь, а Дарлин не похлопала меня по плечу и не спросила:

– Могу ли я пригласить вас на следующий танец, мистер Мейтленд?

Для полной женщины она передвигалась на ногах легко, и даже в медвежьем костюме была на несколько сантиметров ниже меня. Играла довольно быстрая песня, в исполнении местной группы, но все остальные в основном танцевали так, как им хотелось, вот и мы танцевали довольно степенный медленный тустеп.

– Она очень красива, мистер Мейтленд.

– Можно просто, Билл, Дарлин. И да. Она такая.

Через минуту она спросила:

– Вы не против... Билл? Могу я вас кое о чем спросить? О Дэйве?

– Конечно. Да. Хотя на самом деле мы не проводим много времени вместе. У нас обоих есть свои задачи и сферы ответственности.

– Есть у него... там что-то... есть ли причина, по которой он мог бы быть недоволен работой? У него есть какие-нибудь проблемы, о которых вы знаете?

– Нет.

Я не мог видеть выражение ее лица, но в ее голосе звучала тревога.

– Я просто подумала... Вы же знаете, мы женаты давно. Примерно столько, сколько вы... вы и ваша жена... были. И... я всегда считала, что у нас был хороший брак. И до сих пор так считаю. Но...

– Но что, Дарлин?

– Это... это трудно выразить словами. И я чувствую себя... ужасно, облекая свои мысли в слова...

Я остановился на танцполе и посмотрел в мокрые карие человеческие глаза, смотревшие из головы медведя.

– Дарлин, мы – не лучшие друзья. Но мы знаем друг друга почти десять лет. Вы, Дэйв и я. Мы оба взрослые. Просто скажите, о чем вы хотите меня спросить.

Я и правда не знаю. Просто иногда... временами... было за последние несколько недель, за последний месяц. Я ловлю его... он смотрит на меня, когда думает, что я не вижу. И у него такое... единственное слово, чтобы описать это, – «грустное»... самое грустное выражение на его лице. Как будто он умирает, или думает, что умираю я.

– Несколько раз я его спрашивала, а он всегда отвечал, что ничего. Но... он лежит рядом со мной в постели... иногда я просыпаюсь в три или четыре часа ночи, а он не спит... просто смотрит в потолок. Я знаю, что что-то не так. Я хочу верить, что это – какая-то проблема в офисе. Но не могу не задаться вопросом... нет ли...

– Нет ли еще одной женщины?

– Я не хочу так думать. Но он ведет себя так чертовски... виновато. И я чувствую себя так дерьмово из-за того, что задаюсь этим вопросом. Я знаю, что он меня любит. Он – лучший муж в мире и лучший отец... Но должна же быть причина, почему он так себя ведет.

Я снова обнял ее, и мы опять начали раскачиваться вместе в довольно близкой имитации настоящего танца.

– Дарлин, я не знаю всего, что происходит в офисе. И если кто-то хочет изменить, он, вероятно, всегда сможет это сделать. Но... люди болтают, секретарши сплетничают, а секс – это всегда горячие новости. Если бы у него в офисе что-то происходило, до меня бы, по крайней мере, дошли слухи, тем более что теперь, когда распался мой брак, он – самый крепко женатый парень в здании. И время от времени я с ним разговариваю и не замечаю никаких изменений в том, как он ведет себя, или в том, как ведут себя люди вокруг него.

– Но вы сами сказали, Билл. Если кто-то хочет изменить, он сможет изменить. И он мог бы сделать это вне офиса, а вы или кто-нибудь другой ничего бы не знали. Я не хочу в это верить. Я не могу в это верить. Но я знаю, что что-то происходит.

Мы снова остановились. Я увидел в ее глазах влагу и слезы, намочившие коричневый мех медвежьей головы.

– Мне страшно, Билл. Я на самом деле боюсь. Он – единственный мужчина, с которым я когда-либо была. Я... даже когда я была молода, вокруг меня не было парней. Но он хотел меня. И он женился на мне. И дал мне хорошую жизнь и хороших детей. Мне больше ничего не нужно. И мне кажется, что... что все это вот-вот развалится.

Я держал ее в своих объятиях и знал, что Дэйв не смог пережить то, что случилось с Паулой Доннелли. Этого следовало ожидать. Когда я был женат, одно из того, что удерживало меня в жестких рамках, заключалось в том, что я знал себя. Даже если бы я смог изменить с другой женщиной, и никто бы об этом не узнал, все равно я бы ЗНАЛ. И если бы я хранил эту тайну, это меня бы убило. Кроме того, я не думал, что когда-нибудь смог бы сохранить это в секрете от Дебби. Она бы посмотрела на меня и все поняла.

Это – часть боли, которая положила конец нашему браку. Я никогда не мог понять, как она могла флиртовать и вожделеть, обмениваться секретами, которыми никогда не должна делиться с другим мужчиной замужняя женщина, и продолжать жить со мной, и целовать меня по утрам, и обмениваться маленькими личными шутками, как будто ничего не изменилось.

Она сказала, что не спала с ним... к черту этот эвфемизм... что она с ним не трахалась, не держала его член в своих руках, не сосала его, пока наш брак не взорвался тем вечером на церемонии УСФ. Но у нее были с ним отношения, которые укреплялись и углублялись, в то время как на параллельном пути она каждый день смотрела в глаза мне и притворялась, что ничего не изменилось.

Я ненавидел тот факт, что она занималась с ним сексом, что она занималась с ним сексом в НАШЕЙ постели, что она отдала ему все, что мы делили в постели, и что она, несомненно, наслаждалась этим больше, чем сексом, который у нас был когда-либо... или, по меньшей мере, был за последние несколько лет. Но оглядываясь назад, больше всего меня грызло именно то, что она скрывала это от меня. Мы оба имели свои секреты, но эта двойная жизнь, которую она вела, все убила.

Дэйв был взрослым мужчиной, и его брак был его делом. Но я не мог отделаться от мысли, что он попал в эту ситуацию и стал мишенью очень опасной женщины, только для того, чтобы та могла добраться до меня. Так что, в каком-то смысле это была и моя вина. И, наконец, Дэйв мне нравился.

– Послушай, Дарлин, я кое-что знаю. Это не то, о чем ты думаешь, по крайней мере я так не думаю. Дай мне поговорить с Дейвом. Полагаю, что смогу вызвать его на разговор, особенно, когда у меня есть идея, что происходит. Возможно, я ошибаюсь. Но если это то, что думаю я, то это – не роман.

Она заплакала, и слезы покрывали мех ее костюма. Я протянул ей свой носовой платок.

– Перестань плакать. Он только взглянет на тебя и поймет, что что-то не так, а это все усложнит. Подержись еще немного. Это может быть нехорошо, но я не думаю, что это настолько плохо, как ты боишься.

Был почти нескончаемый парад танцевальной музыки, так что, вокруг нас продолжалось действие, пока она вытирала глаза и смогла снова контролировать себя. Я оглянулся и увидел, что Майра сидит с Дейвом за столом.

Когда мы вернулись к столу, он посмотрел на нее и понял, что что-то происходит. Прежде чем он успел что-то сказать, я вмешался:

– Похоже, выпивка заканчивается. Давай, Дэйв, сходим в туалет, пока кто-нибудь из нас не оконфузился, и вернемся со свежими напитками. Вы, леди, как думаете, сможете отбиваться от волков, пока мы не вернемся?

Они обе улыбнулись, и Дарлин сделала вид, что сжимает кулак.

– Не беспокойся, хотя я думаю, что все глаза будут прикованы к Майре.

Та улыбнулась медведю и сказала:

– Не знаю, Дарлин, мужчин всегда привлекает тайна. Они все будут пытаться раздеть тебя своими глазами и выяснить, что скрывается под медвежьим костюмом.

– Они будут очень разочарованы, – сказала она, шмыгнув носом.

– Не знаю. Здесь есть по крайней мере один человек, который любит то, что находится под ним, и, вероятно, здесь гораздо больше, чем он один.

Они обе хихикали, когда мы с Дейвом уходили.

– Похоже, вы с Майрой хорошо проводите время, – сказал он, оглядываясь на наш столик. – Честно говоря, я никогда не думал, что увижу ее с кем-нибудь, кроме Большого Человека или какого-нибудь миллиардера из Чили или Франции. Не с обычным смертным.

– Она великолепна, Дейв, но она – всего лишь женщина. Очень милая, это так. И, кстати, говоря о женщинах, ты все еще позволяешь этой сучке сидеть в твоей в голове?

Он застыл на полушаге и чуть не упал вперед. Это было бы смешно, если бы не выражение его лица.

– Что? Билл, что ты...?

– Ты чертовски плохо справляешься с тем, чтобы оставить Паулу позади, Дейв. Дарлин почти уверена, что у тебя – роман. Продолжай в том же духе, и все, что мы сделали... я сделал... чтобы сохранить твою задницу в этом браке, будет потрачено впустую. Ты потеряешь Дарлин и свою жизнь без всякой помощи от мисс Доннелли.

– Я... что она сказала?

– Что ты ведешь себя в точности как парень, который готовится умереть, или который завел роман, или собирается завести. Ты без всякой причины бросаешь на нее виноватые взгляды и лежишь без сна всю ночь, как парень, который не может заснуть, потому что напряженно о чем-то думает. Господи Иисусе, Дэйв, почему бы тебе просто не ходить с табличкой «Я – изменщик»?

Я показал в сторону туалетов, и мы пошли в том направлении. Должно быть, ходьба немного прояснила ему голову.

– Знаю, Билл, знаю. Я надеялся... Я надеялся, что она не заметит. Что мне повезет. Но... я ничего не могу поделать. Я... думаю о том, что произошло, и что я сделал. И о том, что говорил. И я смотрю на нее, и мне хочется упасть на колени и умолять ее меня простить. Я знаю, что она этого не сделает, и знаю, что это будет конец всему, но... Я лежу и чувствую, что мое сердце вот-вот взорвется. Я борюсь каждый день, чтобы не выпалить это. Я не знаю, как долго я еще смогу держаться. Я не создан для того, чтобы быть изменщиком.

Мы вошли в туалет, подошли к разным писсуарам, и делая свое дело, я снова и снова прокручивал это в голове. Я знаю, что он чувствует. И понимаю, что в такой ситуации, как она выглядит для меня, если что-то не изменится, он проболтается, и она каким-то образом увидит видео, и скоро... может быть, не через неделю или месяц, но когда-нибудь она скажет ему, что все кончено, и он окажется в такой же маленькой квартире или кондоминиуме, как у меня. А этого я бы не пожелал никому, даже Дугу.

Иногда это просто озарение. Вдохновение, или божественное руководство, или счастливое предчувствие. Но еще до того как я застегнул молнию, я понял, что мы должны сделать.

– Ты должен ей сказать.

Он посмотрел на меня так, словно я сошел с ума.

– Нет. Ты же знаешь, что я не могу. И знаешь почему.

– У тебя нет выбора, Дейв. Ты не можешь держать это в секрете. Мы оба это знаем.

– Но если я скажу ей...

– Ты не обязан рассказывать ей ВСЕ.

Он попытался заговорить, но не смог сказать ни слова.

Поэтому я ему все объяснил. А он спорил. И отказался. И, в конце концов, как я и предполагал, он согласился.

– Это будет нелегко, возможно, в течение нескольких недель. Даже нескольких месяцев. Но думаю, что вы двое справитесь. Тебе просто придется признаваться в грехах, унижаться и всерьез целовать ее задницу, пока она тебя не простит.

– Что, если... что, если она меня не простит? Что, если... она уйдет.

– Значит, ты ее потеряешь. Но так ты все равно потеряешь ее. Это даст тебе шанс.

И прежде чем забыл, я переспросил:

– У тебя все еще есть это видео?

Он бросил на меня смущенный взгляд и кивнул. Он смотрел его, когда был один и дрочил как сумасшедший, переживая самый горячий сексуальный опыт в своей жизни. Этого я и ожидал.

– Уничтожь его. Не прячь. Пока оно существует, есть шанс, что она на него наткнется, и твой брак станет историей. Или ты бы хотел, чтобы она нашла его, после того как ты умрешь? Чтобы она ненавидела тебя до самой своей смерти? Уничтожь его.

Он, наконец, кивнул.

– Ладно. Я – такой жалкий кусок дерьма.

– Нет, ты просто еще один парень, в которого Паула Доннелли вонзила свои клыки. Я до сих пор иногда думаю о ней.

С видом приговоренного к смерти, идущего на эшафот, он направился к бару, чтобы заказать новые напитки, а я включил мобильный и набрал номер, по которому поклялся никогда не звонить. Я даже не был уверен, что она ответит. Я услышал восемь гудков, прежде чем безличный компьютерный голос произнес:

– Оставьте свое сообщение, имя и номер.

Я оставил свое имя и номер телефона и прервал звонок. Я почти добрался до двери туалета, когда зазвонил мой телефон. Когда я нажал на кнопку «принять», то услышал знакомый шепчущий голос. Интересно, восстановятся ли когда-то ее голосовые связки полностью, после того как ее чуть не задушил Пол Доннелли?

– Мистер Мейтленд. Это сюрприз. Я вообще-то думала, что вы продержитесб намного дольше. Должно быть, я произвела на вас гораздо более сильное впечатление, чем думала.

– Здравствуйте, миссис Доннелли. Вы изначально были правы. Я позвонил... не по тем причинам, о которых вы подумали.

– О?

– Я звоню, чтобы попросить вас об одолжении. – И я рассказал ей, чего хочу.

– А почему, собственно, я должна это делать? Зачем мне лгать ради вас или мистера Брэндона?

– Я мог бы бороться с вами, чтобы удерживать Пола за решеткой и подальше от вас. Со всеми вашими деньгами и связями я все равно мог бы сделать это для вас очень сложным. Но я этого не сделал. Я дал вам то, что вы хотели, то есть свободу вашему мужу. То, о чем я вас прошу, вам ничего не будет стоить.

– А это принесет мне какую-нибудь пользу? Вы будете думать обо мне немного более... позитивно... если я окажу вам эту услугу?

– Конечно, Паула. Это – достойный поступок, и мне хотелось бы думать, что где-то в вас еще есть хоть капля порядочности.

– Тогда я это сделаю. Объясните мне, что вы хотите, чтобы я сказала, и я сделаю это правдоподобно. Я и правда рада, что вы позвонили, Билл. Вы же знаете, что Рим был построен не за один день. А ваше сопротивление тому... тому, что я предлагаю... не будет преодолено быстро. Но однажды вы станете думать обо мне совсем по-другому.

Я не ответил на это, но сказал:

– Гил сказал мне, что вы с Полом все еще не встречались. Вы все еще хотите полностью завершить это?

Она колебалась на мгновение дольше, чем я ожидал, и я понял, что она ищет правильные слова.

– Нет. Пол просто... упрямый. Но у нас еще будет возможность поговорить. И кстати, мне не понравилось ваше предупреждение ему по поводу встречи со мной наедине. Это было совсем не мило. И, несмотря ни на что, он был достаточно порядочным, чтобы передать мне то, что вы сказали. Он может ненавидеть меня до глубины души, но что-то в нем есть еще. Зачем вы ему это сказали?

– Потому что присяжные еще совещаются, Паула. Я до сих пор не знаю, тот ли вы человек, каким кажетесь, или хладнокровная сука, способная убить человека, с которым двадцать лет делила постель. Честно говоря, что-то во мне хочет верить, что вы – та, какой кажетесь. Не эта изменяющая, презренная сука, которую... пока... не исторгла человеческая раса. Но я не уверен. Я подожду и посмотрю, что произойдет.

– Все в порядке, Билл. У вас есть своя жизнь. У меня – своя. Кстати, вы уже трахаете эту большую сиськастую сучку? Мне нравится такая как у меня, но слишком много – это лишнее, а у нее лишнего около двадцати килограмм. Но вам, наверное, это нравится. Мужчины! В любом случае, вы ведь знаете, что история о ней и вашем боссе – это миф, не так ли?

– А вы откуда знаете? И почему вас это волнует?

– У меня есть источники. И мне все равно, с кем вы трахаетесь. Надеюсь, вы будете наслаждаться с многими женщинами. Вы все еще влюблены в бывшую миссис Мейтленд, но вам нужно освободиться. Большие сиськи – это хорошая дама для вас, чтобы переспать. Но я бы не стала относиться к ней серьезно.

– И с чего бы это?

Как ни старался, я не мог скрыть в своем голосе раздражения. Паула Доннелли могла быть сосущей члены, очень умной шлюхой, считавшей всех мужчин ходячими взаимозаменяемыми пенисами, но не все женщины были Паулой.

– Миф о ней и вашем боссе – это всего лишь сказка, но у нее есть и другие. В последнее время она ни с кем не встречается, но у нее другие интересы. И еще, Билл, как бы вы мне ни нравились, и как бы я вас ни уважала, вы не соответствуете тем парням, которых обычно ловит она.

– Хорошая попытка, Паула. Но мы не женаты. Даже пока не собираемся. Я не ожидаю, что она будет увядающейся фиалкой, оставаясь дома по выходным. Мы просто... друзья. Не то чтобы это вас касалось или беспокоило. А что касается соответствия...

– Я говорю не о вашем члене, Билл. То, что я чувствовала в тот день, было вполне адекватным, даже если это было не там, где должно было быть, не внутри меня. Вы не соответствуете парням, которыми она всерьез интересуется в... в другом. Но вы это узнаете... рано или поздно.

Я покачал головой, хотя она этого не могла видеть.

– Паула, вы очень грустная и обеспокоенная женщина. Я не могу отделаться от мысли, что где-то в глубине души вы знаете, что испортили свою жизнь. Даже имея секс и деньги, я не думаю, что вы – счастливая женщина. И вы не хотите, чтобы кто-то был счастливее. Когда-нибудь вы должны обратиться за помощью. Или, может быть, уйти в монастырь.

Она лишь рассмеялась.

Закончив разговор, я глубоко вздохнул от облегчения. Я чувствовал себя так, будто имеел дело с ядовитым аспидом, который может убить одним укусом, и ушел живым. Как и всякий раз, когда я сталкивался с ней, я уходил, испытывая чувство смутного беспокойства. Я был уверен, что она намеренно сгустила краски, рассказывая то, что знала о Майре, чтобы картина выглядела как можно темнее, просто потому, что такова была ее природа.

Но это не имело значения. По каким-то причинам, самая физически привлекательная женщина, которую я когда-либо встречал, была со мной и хотела быть со мной. И я не претендовал на то, что она делает, когда меня нет рядом.

Когда я вернулся, Дейв уже поставил напитки на стол. Рядом стоял Лири, разговаривая с Майрой, в то время как чувственная клоунесса, одетая настолько скудно, насколько позволял закон, бросала мрачные взгляды на Лири, с кем она, очевидно, была на свидании.

Я подошел к Лири сзади и сказал:

– Я должен буду украсть твоего прекрасного клоуна, если ты продолжишь вмешиваться в мое свидание, но хочу еще один танец с Винни-Пухом. Так что, имеешь возможность еще раз потанцевать с Майрой, если твой клоун не снимет с тебя скальп. Но после этого найди свою собственную подружку. Понял меня, ирландец?

– Понял.

Он протянул руку Майре, бросившей на меня суровый взгляд, говоря:

– Так ты не возражаешь, если этот симпатичный детина монополизирует меня на танцполе, мистер Мейтленд? Хорошо, но не расстраивайся, если полетят искры.

– Я их потушу.

Затем я повернулась к Дарлин и спросил:

– Не могу я пригласить вас на этот танец?

Когда мы уходили с Майрой и Лири, я увидел, как Дейв обошел вокруг стола и спросил красивую клоунессу:

– Вы слишком красивы, чтобы оставаться здесь в одиночестве. Не окажете ли мне честь, подарив этот танец?

Она метнула кинжальные взгляды в спину Лири и, протянув к нему руку, сказала:

– Будет приятно потанцевать с джентльменом. Который не помешан на сиськах.

Пока мы медленно танцевали, я сказал Дарлин:

– Я поговорил с Дейвом и подтвердилось то, о чем я думал.

Она еще больше замедлила шаг.

– Неужели это... то, о чем я подумала, Билл? То самое?

– И да, и нет.

– Да?

– Кое-что случилось... но это было единоразовое событие, и он не собирался этого делать.

– У него была связь на одну ночь? Он спал с другой женщиной.

– Нет. Не совсем. Послушайте, есть женщина по имени Пола Доннелли. Мы арестовали ее мужа за домашнее насилие, нападение и избиение, он чуть не задушил ее до смерти. И она подала на него жалобу, а потом передумала, бросила это и захотела, чтобы мы его отпустили. Я помогал Дейву на встрече с ней в четверг.

– И что?

– Давайте выйдем на минутку. Где будет лучше слышно. Я хочу, чтобы вы ей позвонили. Она ждет звонка.

– Вы хотите, чтобы я с ней поговорила? Зачем?

– Потому что она может рассказать вам, что произошло. И почему. А я расскажу вам все, что знаю. Вам не придется верить Дэйву, потому что я вижу, где у вас могут быть... сложности... в течение какого-то времени, чтобы поверить всему, что он скажет.

Мы вышли на улицу, получив по печати на руку, чтобы можно было войти обратно, потому что это была особенная вечеринка в честь Хэллоуина. В октябре похолодало, и от нашего дыхания шел пар. Я набрал номер Паулы, и на этот раз она ответила после двух гудков.

– Мисс Донелли, я передаю трубку миссис Брэндон.

Я передал трубку Дарлин, которая сняла голову медведя. Слезы на ее щеках высохли. Она слушала, ни проронив ни слова, но слезы вернулись. Наконец, она вернула мне телефон. Какое-то мгновение она стояла без всякого выражения на лице.

– Вот сукин сын. Этот ублюдок. Жалкий ублюдок. Он позволяет женщине просто войти в его кабинет, расстегнуть молнию и сделать ему минет.

Она подняла на меня глаза, размахивая медвежьей головой взад и вперед, как будто хотела воспользоваться ею как дубиной.

– Гребанная свинья. Гребанная свинья. И не говорите мне эту чушь о том, что парни не могут себя контролировать. Я слышала о вас. Вы ведь никогда не изменяли Дебби, правда?

– Нет, но...

– Никаких «но». Она не приставила к его голове пистолет. Он просто хотел того, что она предложила. Вы считаете, что у меня не было возможности ему изменить. Может быть, я и не Майра Мартинес, но у меня тоже большие сиськи. Ко мне липнут парни. В большинстве случаев шутливо, но были случаи... однако я всегда отказывалась. Я была чертовски глупа. Я думала, что сохраняла верность верному мужу.

Она уже собиралась вернуться назад, когда я взял ее за руку.

– Он – верный муж, Дарлин. Я работаю вместе с ним. Я знаю людей, с которыми он работает. Я бы поклялся, что он никогда не спотыкался, но Пола Доннелли это... она другая.

Она повернулась ко мне с пылающими глазами.

– Она – женщина. У нее две сиськи, задница и киска. Как и у всех нас.

– Я не собираюсь его оправдывать, Дарлин. Но она – не просто другая женщина. Я думаю, что она – хладнокровная сука. Я думаю, что она пыталась вытащить своего мужа, чтобы иметь возможность убить его. И когда я встретился с ней, я позволил ей подрочить мне.

Она молча смотрела на меня так, словно я вышел из летающей тарелки.

– Да, я позволил ей положить руки на мой член и кончил только от ее прикосновений. И если бы мы не были в ресторане, я не уверен, смог ли бы я уйти от нее. Я никогда не встречал ни одной женщины, даже Дебби, которая бы так на меня действовала. Я говорю честно. Дэйв должен был бы быть сделанным из камня, чтобы ее оттолкнуть. Он облажался, но это была не просто ошибка человека, скучающего в браке.

Она на мгновение замерла.

– Я знаю, вы так говорите, потому что он – ваш друг, а вы – мужчина, и парни держатся вместе, но это не имеет значения. Теперь я знаю, почему он слонялся так, словно кто-то умер. Потому что это умер наш брак.

Я схватил ее за плечо, прежде чем она успела уйти.

– Дарлин, пожалуйста, уделите мне всего одну минуту своего времени. Я знаю, что вам больно. Я знаю, что вы в бешенстве. Я знаю, что вы хотите сорвать на нем злость. Я вас понимаю. Поверьте мне, если кто-то на Земле и понимает, что вы сейчас чувствуете, так это я. Но... не делайте ничего, что не сможете отменить. Я хочу сказать, не убегайте и не подавайте на развод, не говорите того, что не сможете взять назад. Я знаю, сейчас вы можете подумать, что это – все... ваш брак... окончен. И такое может быть. А может, и нет. Дайте себе немного времени.

Она молча смотрела на меня.

– Вы можете думать, что ненавидите его, что все, что вы к нему испытывали, только что умерло. Но, поверьте мне, это не так. Вы в шоке. Вы в ярости. Но любить кого-то просто вот так не перестаешь. Дебби сделала мне больно. Она уничтожила меня. Но... иногда я все еще думаю, что было бы, если бы я действовал по-другому. И я никогда этого не узнаю, потому что действовал на эмоциях... на чистой ярости, гневе и боли. Это все, что я хочу сказать. Дайте себе немного времени, чтобы остыть и подумать.

Она повернулась и вошла обратно в клуб. Я шел за ней. Танцоры, казалось, просто исчезали с ее пути, когда она шла к столу Дэйва, покачивая медвежьей головой. Он поднял глаза и невольно встал, увидев выражение ее лица.

– Дарлин...

– Молчи. Не говори ни слова, Дэйв. Я забираю машину домой. Ты найдешь себе какое-нибудь другое место для ночлега, и если я не перестану чувствовать то, что чувствую сейчас, тебе понадобится новое жилье до конца твоей жизни.

– Дарлин... сказал он, потянувшись к ней.

Она отступила назад.

– Я сказала... НИ СЛОВА! Если только ты не хочешь, чтобы я закричала, и начала пытаться вырвать твои глаза, или спросила, нет ли здесь какого-нибудь парня или несколько, которые захотят отвезти меня куда-нибудь сегодня вечером и трахать, пока я не потеряю сознание. Ты этого хочешь, Дейв?

Он стоял молча.

– Ладно. Не звони мне. Ты можешь прийти в воскресенье и забрать свою одежду и вещи. Меня не будет, но дома будут дети. Ты сможешь объяснить им, почему мы больше не живем вместе. Не пиши мне по электронной почте. Просто оставь меня одну. Если я когда-нибудь захочу снова увидеть тебя или поговорить с тобой, то смогу найти тебя в твоем офисе.

Он молча смотрел на нее мгновение, как бык, получивший смертельный удар промеж глаз, но не сказал ни слова. Она схватила со стола сумочку и пошла прочь. Не знаю, заметил ли кто-нибудь еще, как из ее глаз медленно текли слезы, когда она уходила.

Дэйв снова сел, словно ноги его больше не держали. Майра переводила взгляд с одного из нас на другого, пока Франкенштейн Лири не схватил ее за руку и не сказал:

– Почему бы вам не присоединиться к нам, мисс Мартинес, за нашим столом, и мы расскажем друг другу несколько историй из здания суда. Лора работает в отделе ювенальной юстиции прокуратуры штата. Видите ли, я же говорил вам, что не ненавижу КАЖДОГО чертова прокурора.

Лири ушел в сопровождении Майры и почти голого клоуна, и я знаю, что он, должно быть, ухмылялся каждому мужчине в этом месте, когда проходил мимо них.

Я сел и стал ждать.

– И это... это... Билл... было лучше того, что у меня было... до этого?

– Она в ярости из-за тебя. Я знаю. И думает надрать тебе задницу прямо сейчас. Но дай ей немного времени. Это лучше, потому что тебе пришлось признаться в чем-то. Она никогда не увидит минет. Она никогда не услышит, как ты говоришь Пауле, что у нее киска лучше, чем ее. Она не будет ВИДЕТЬ это каждую ночь перед сном. И это – лучше.

– Она может не принять меня обратно.

– Может, и не примет. Ты должен снова завоевать ее. Но я думаю, что это реально.

– Черт, Билл. Даже если она примет меня обратно, я не уверен, что смогу молчать о том, что произошло на самом деле. Как мне жить с этим... всю оставшуюся жизнь?

– Потому что ты уже причинил ей достаточно боли, и она знает, что ты ей изменил. Она просто не знает, НАСКОЛЬКО ты был неверен. Да и зачем ей это знать? Ты все еще чувствуешь себя ужасно? Компенсируй это, став лучшим мужем и любовником, который когда-либо ходил по Земле. Ты можешь это сделать.

Он посмотрел на стол и сделал последний глоток виски, который пил.

– Все равно будет больно. Каждый день. Всю оставшуюся жизнь. И не будет досрочного освобождения. Никогда не наступит день, когда моя совесть перестанет меня убивать. Даже убийцы, бывает, получают условно-досрочное освобождение. Но я никогда его не получу. Это кажется несправедливым.

– Мы с тобой привлекали к ответственности парней, которые никогда в жизни не делали ничего плохого, но однажды ночью выпивали слишком много и кого-то убивали, и им приходилось расплачиваться до конца своих дней за несколько минут своей жизни. Мы преследовали парней, которые на несколько минут выходили из себя в баре, и вся их жизнь была разрушена. Это занимает всего несколько минут. Нескольких часов в ту пятницу вполне хватило. Это несправедливо, но такова жизнь.

Он оглядел зал «Пеликаны», парад монстров, эльфов и полуобнаженных нимф, словно входил в мир, которого никогда раньше не видел.

– Я считаю... Я считаю... Мне нужно вызвать такси и поискать отель. Или мотель.

Я вспомнил свою первую ночь. Я достал из кармана ключи, снял ключ от квартиры и протянул ему.

– Бросай якорь у меня. Ты можешь остаться там на пару дней. Только не напивайся настолько, чтобы не смог встать и впустить меня, когда я приду.

Через пять минут он ушел.

– Что это было? – спросила Майра несколько минут спустя, вернувшись и сев.

– У них проблемы. Надеюсь, они сумеют с ними справиться.

– Помимо борьбы за правду, правосудие и американский образ жизни, ты еще и подрабатываешь брачным консультантом? Хотя, должна сказать, что сегодня ты проделал довольно хреновую работу.

– Это очень длинная история, мисс Мартинес, но как насчет того, чтобы забыть о них и сосредоточиться на том, что я тебя вожделею? Это сработает?

Она наклонилась ко мне, и через пару минут я был почти уверен, что для нее это хорошо.

Мы оставались до закрытия заведения, и вышли вместе с Лири и его спутницей. К этому времени она, похоже, уже перестала на него злиться, если судить по тому, как она засовывала руку сзади в его штаны, словно собираясь провести анальный осмотр. В свою очередь, если бы мимо проезжал полицейский, то Лири и его спутница, вероятно, провели бы время в тюрьме за публичное непристойное поведение, потому что я точно знаю, то, что он делал левой рукой с ее влагалищем, было незаконно делать публично, а то, что он делал правой рукой с ее грудью, возможно, должно было быть незаконным.

– Вам лучше зайти куда-нибудь, чтобы продолжать, – сказал я ему, в то время как он изо всех сил пытался продолжать делать то, что делал, и оставаться в вертикальном положении. – Вас куда-нибудь подвезти?

– Неа, – сказал он, ухмыляясь мне и раздевая Майру глазами. – Я слишком пьян, чтобы сесть за руль, но не настолько, чтобы забыть об этом. Я вызвал для нас двоих такси, и оно уже должно быть здесь. Ах да, вот оно. Лаура, прекрати, девочка, если не хочешь, чтобы я был совершенно безоружен, когда я доставлю тебя домой.

Она лишь хихикнула.

Усаживая Лору на заднее сиденье своего такси, он повернулся к нам, и, несмотря на то, что мы не могли видеть его лица, я мог сказать, что он ухмыляется.

– И, Билл, мистер Мейтленд, я просто надеюсь, что ты переживешь эту ночь. Мне помолиться за тебя?

– Думаю, со мной все будет в порядке, Патрик, но все равно спасибо.

– Ну, тогда спокойной ночи вам обоим, и, Билл, ты же знаешь, что я и все остальные мужчины в здании суда сегодня тебя ненавидят. Ты ведь знаешь это, не так ли?

– Да, спокойной ночи, Патрик.

Он рухнул обратно в такси, и я думаю, что Лора сняла с него штаны, прежде чем он ударился о сиденье, но сзади было темно.

Мы смотрели, как отъезжает такси, а Майра взяла меня под руку и сказала:

– Он настолько откровенный развратник, что это, и правда, очаровательно.

– Достаточно очаровательно?

Она посмотрела мне в глаза и на мгновение задумалась.

– Он – очень милый и очень обаятельный, и я знаю, что он переспал со многими женщинами в здании суда, и, если бы мне было двадцать, а не тридцать семь, я, вероятно, была бы одной из них. Но в душе он – все еще маленький мальчик. Мне же нравятся мужчины.

– Мне не следовало бы этого говорить, но меня это радует.

Она просто одарила меня улыбкой, которая могла означать многое. Мы нашли Эскалэйд, и я поехал к ее квартире. Она не сказала ничего похожего на приглашение меня войти, поэтому, когда мы добрались до ее парковки, я выключил мотор и обнял ее. Я снял маску Палача. Она прижалась ко мне, и мы попытались высосать друг у друга языки.

Где-то в процессе упал ее топ, и я почувствовал, как одна мягкая, теплая массивная грудь заполнила мою руку. Сосок был твердым и, по крайней мере, в пару сантиметров длиной, и я наслаждался ощущением, сжимая его между пальцами, и тихими стонами, исходящими от нее, когда она толкала его в меня сильнее.

Мы возились на переднем сиденье моей машины, и я положил ее руку на свой член, который был буквально твердым, как камень, и она на мгновение сжала его, а затем убрала свою руку. Она высвободилась из моих объятий и натянула на грудь свою прозрачную блузку. А потом мы оба с минуту восстанавливали дыхание.

– Мне... жаль, Билл. Мне жаль. Я просто не могу...

– Все в порядке, Майра. Я... эээ... Я не пытаюсь подтолкнуть тебя двигаться быстрее, чем ты хочешь.

Она отвернулась от меня и посмотрела в ясное ночное небо. Не глядя на меня, она сказала:

– Я не дразню тебя, Билл. Нет. Я... эээ... это трудно объяснить. И я не уверена, что смогу прямо сейчас, так, чтобы ты понял.

Я схватил ее руку и зажал между своими.

– Майра, тебе не за что извиняться. Конечно, мне, вероятно, придется в течение двух часов дрочить, когда я вернусь домой сегодня вечером... но... Ты знаешь, что я шучу... вроде как... но мы же друзья. Надеюсь, мы были друзьями, когда я был женат. И сейчас мы друзья. Я не могу скрывать тот факт, что ты меня заводишь, и я бы с удовольствием принял приглашение зайти к тебе... но, когда ты будешь готова. А если ты еще не готова...

Я не знал, что еще сказать, потому что думал, что она действительно хочет меня. Я был готов идти в ее темпе, но, похоже, здесь было что-то еще.

– Дело не в этом, Билл.

Она положила руку на мой член и сжала. Может, я умер и попал на небеса.

– Я тоже этого хочу. И я хочу сохранить твою дружбу. Я просто не уверена сейчас... останешься ли ты моим другом... потом.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь. Вообще.

Она наклонилась вперед и нежно поцеловала меня в губы. Просто намек на прикосновение.

– Ты мне всегда нравился, Билл. Я знала, что сделаю. И хотела... этого... но... теперь... Я думаю, что ты мне чересчур нравишься.

– Я все еще...

– Я знаю, что не понимаешь. И если бы мы просто переспали, я бы не волновалась. Но...

– Майра, ты собираешься сказать мне, что ты – парень?

Она ошеломленно посмотрела на меня, а потом расхохоталась. Она схватила меня за руку, потом отпустила.

– Я собиралась позволить тебе проверить это и убедиться, что я женщина, но, если я это сделаю, то не думаю, что смогу остановиться. Нет, ничего подобного. Но...

Я не мог поверить, что вижу на ее щеках хрустальные слезы, блестевшие в лунном свете.

– Я боюсь, Билл... что когда все это закончится... а когда-нибудь это закончится... ты больше не посмотришь на меня... вот так. Черт. Я просто забираюсь глубже. Просто... не переставай пытаться, Билл. Ты поймешь. Нравлюсь ли я тебе так же сильно... или больше... ты поймешь, о чем я говорю.

Я положил руку на щеку ее прекрасного лица.

– Ничего не изменит того факта, что ты мне нравишься, Майра. Ты мне нравилась, когда я не мог даже подумать о тебе в сексуальном плане... разве что, в мечтах. Кто, черт возьми, знает в этой жизни, почему мы любим других? Эти твои лицо и тело не были убийственными, но ты мне все равно нравилась. Просто с некоторыми людьми искришь.

Она была вся на мне, губы, язык, грудь и соски, и это было словно изнасилование... в хорошем смысле.

Наконец, она откинулась назад.

– Мне нужно убираться отсюда, Билл, или я трахну тебя прямо здесь, на стоянке. И я... я хочу иметь шанс поговорить с тобой... чтобы ты понял... прежде чем мы зайдем туда, откуда ты не сможешь вернуться.

– И снова я не понимаю. Но я знаю, что пойму. Можно я...?

Я остановился. Я должен бы держать рот на замке. Я знал, что это были ядовитые комментарии, которые Паула Доннелли выплюнула, чтобы смутить мой разум, но ничего не мог с собой поделать.

– Мне не нужно ничего знать, но... ты не с Далласом. С кем же ты встречаешься? Кто те парни, с которыми ТЫ хочешь быть? Неужели я здесь совсем не в твоей лиге? Я не пытаюсь тебя разжалобить, но просто хотел бы знать.

Она сделала глубокий вдох и выдохнула.

– С разными парнями. Я встречалась с архитектором лет пятидесяти из Атланты и совладельцем «Хьюстон Рокетс». Встречалась с парнем, раньше игравшим за «Чикаго Буллз»... и мы держали это в секрете, но я встречалась с полицейским, когда впервые приехала в Джексонвилл. Он переехал и теперь возглавляет какое-то маленькое полицейское управление на юге. Еще был голливудский режиссер, который сейчас снимает рекламу. Он несколько лет жил в Понте Ведра, и тогда я в основном была с ним. Но он вернулся к жене.

– Я никогда не была замужем, поэтому встречалась гораздо чаще, чем ты. Но меня интересовали только парни. Никакого определенного типа. Это отвечает на твой вопрос?

Я кивнул и молча проводил ее до двери. Я быстро поцеловал ее, прежде чем она вошла и сказал:

– Увидимся на работе, – и ушел. Я по-прежнему совершенно не понимал, что она пыталась сказать, и мне опять напомнили, почему погоня за женщинами одновременно и волнует, и пугает.