Её десять поцелуев. ч.6 (эроповесть)
– Что б я променял твои прелести на тарелку супа? Никогда, Веруш!
– Домогатель блохастый... Ладно, учитывая сложившуюся неординарную ситуацию, не больше десяти минут. Идём в комнату.
– Чего, Костик, со штанами засуетился? В постель приглашения не было, даже носки снимать необязательно, – предупредила Веруша. – не кощунствуй, сегодня не тот день. У тебя бабушка безвременно почила. Мы здесь только стресс снять, а ты уж обрадовался.
– Ничего себе, только заведусь и пожалуйте на выход. И куда мне с ним? Давай, Верунь, хоть петтинг попробуем... – предложил Костька.
– Это ещё зачем, чтобы я завелась? Тебе поцелуев уже мало, извращенец? Я тебе уже сколько позволила и всё мало.
– Так нам даже раздеваться не придётся. Это как оказание экстренной помощи при чрезвычайных обстоятельствах.
– Знаю я эти обстоятельства, умник. И оглянуться не успеешь, без трусов останешься
– Тогда сделай всё руками, и волки сыты и овцы целы, – не унимался Костька.
– Тебя, волчонка, накормить, что б ты мне его в рот затолкал, балбес? С меня Валюшкиного кошмара достаточно. Хотя у Сёмки поменьше твоего будет.
– А ты что, Вер, сравнивала?
– Визуально, когда ты перед мамкой полотенце на трусы менял, – напомнила Верушка.
– А в живую потрогать не хочешь?
– Ладно, давай лучше петтинг, но не раздеваясь, – предупредила Веруша и развязала на халате поясок, предусмотрительно подтянув резинку трусиков. Расстегнув застёжку лифчика, она строго предупредила Костьку:
– Я все засосы пересчитала, добавишь хоть один – фиг что получишь. Соски до сих пор болят, молокосос.
– А может, всё же рукой погоняешь? Это недолго.
Верушка подумав, нехотя согласилась.
– Мёртвого уговоришь, но в рот, Костик, даже не думай. Но всё равно помой с мылом.
Костька, не теряя времени, ушёл в ванную, а Веруша, взбив подушку, уселась на кровать дожидаться своего партнёра.
– Ложись, – предложила она, вернувшемуся в комнату Костику, – предъявляй своего другана.
Костька открыл молнию на брюках:
– Дальше сама, Веруш. Не бойся, он не кусается.
Стянув брюки с трусами с Костькиной задницы, девушка исподлобья уставилась на напряжённый член, мелко подрагивающий у неё перед глазами.
– Кость, а чего он дёргается, будто чихнуть хочет?
– Не дёргается, а содрогается, Верунь, от страсти, думаю. Бери в одну руку моего красавца и бережно дрочи.
– Боюсь, что одной руки не хватит, а ты, малыш, мои сисечки теребонькай понежнее. Да не руками, а губами, – уточнила Веруша, придвинувшись к Косте.
Из-за двери донеслись неторопливые шаги в коридоре.
– Веруша, ты дома?
– Дома, мамуль, загляни ко мне на секундочку, – глядя с усмешкой в вытаращенные глаза Костика, откликнулась Верушка, удерживая в кулаке твердеющий член парня.
– Ты чего творишь? – обомлел Костька, запахивая ворот халата на груди Верушки.
Дверь скрипнула и медленно приоткрылась.
– Верка, дурёха, не смешно даже! Отец не видит твоих глупостей. Чего вцепилась в мальчишку, ему же больно, Разве ж можно так парня мучить?...
– А как надо, мам? Может, покажешь? Тебе я доверю моего Костика.
– Собственно, чем вы тут занимаетесь, детки, мастурбацией что ли? Довольно глупое занятие для парня в его возрасте.
– Татьяна Николаевна, – вмешался Костик, приподняв голову с подушки – Веруша шутит или просто меня проверяет.
– Скорее ни то ни другое, – возразила Татьяна Николаевна, с изумлением рассматривая диковину в руке дочери. – Ей необходимы реальные навыки в общении с мужчиной в постели. А к кому ей обратиться за этим, как ни ко мне. И ей на пользу, и мне в удовольствие.
– Костик, успокойся. Мамуля плохому не научит, – подтвердила Верушка, усердно тиская в руке возбужденный член парня.
– Верочка, кулачок расслабь. Ему должно быть приятно, а ты у него на члене уздечку дёргаешь до боли. Сними руку, я покажу. – Татьяна Николаевна села рядом с Костей на постель и кончиками пальцев пробежала по набухшему рельефными венами стволу.
– Сначала не спеша обнажай головку, другой рукой слегка сжимай в горсти яички. Мужчин это очень возбуждает, дочка. Можно кончиком язычка провести по головке...
– Постой, мамуль, это уже лишнее. Ты ему раз другой лизнёшь, а он и насадит голову на свою дубинку. Этим мы не станем заниматься. Я ему минет не обещала, его надо заслужить.
– Тогда продолжай с постепенным ускорением, пока он не кончит, – разочаровано продолжила Татьяна Николаевна, – салфетку приготовь, иначе это всё уйдёт на тебя. Только таким манером его финал затянется, а время к ужину. И ты, Костик, не лежи бревном, грудь и бёдра партнёрши в твоём распоряжении. Пользуйся возможностью быстрее довести себя до разрядки. Твоя девочка замечательно сложена, это любой мужчина оценит, а умение со временем придёт.
– Мамуль, Костику надо срочно ехать к матери, – предупредила дочь, – у них бабушка умерла. Я хотела помочь моему малышу расслабиться. Но у меня быстро не получится, только измучаю паршивца. Мамочка, ты ему, в порядке исключения, сделай минет и пусть идёт, горемыка.
– О чём разговор, Веруш. Останешься смотреть?
– Пожалуй, я откажусь. Вы уж без меня, а то распалюсь зазря... Пойду на кухню. Только, пожалуйста, недолго. Слышь, вшивый и красивый, мамку мне не уделай своим дрыном. Она нам ещё пригодится. Глядишь, с детьми когда подсобит.
Татьяна Николаевна переоделась в своей комнате в домашний халат и вернулась к Косте. Заняв прежнее место рядом с ним, она расстегнула халат и выпустила наружу тяжёлую грудь, качнувшуюся тяжёлыми шарами.
– Однако, какой отменный разбойник нам с Верушей достался. Валентину свою не радуешь по-родственному? С близкими, Костя, следует делиться. Кончай в меня, я с удовольствием приму из такого красавца. Береги и не обижай мою девочку. Если бы Сёмкин темперамент не был таким активным, то разрешила бы ему радоваться разнообразию с моей Верунькой, а то всё самой приходится ублажать сынка. Ну, теперь с ним твоя сестра пусть нянчится, а нам с дочкой и тебя достаточно будет. Да что за счёты между своими, Костик... С сосочками понежнее, милый. Чуешь, как они затвердели? Дай мне его поцеловать, мой хороший.
Через четверть часа, Веруша решила прервать отпущенное время на благотворительную процедуру у себя в комнате. Постучав в дверь, она сообщила:
– Вы там надолго устроились, котики? С минуты на минуту заявится Сёмка. Вряд ли он одобрит ваше занятие. А тебя, Костик, Валюша с мамой заждались.
– Всё, дочка, мы закончили, – услышала Веруша. – мы что-то действительно увлеклись для первого раза. Костя, иди в ванную, я сейчас приду. Скоро Дмитрий Михайлович в гости нагрянет, а у меня ещё ужин не готов. Как, малыш, тебе понравилось со мной? Жаль не всё успели, но в другой раз наверстаем, если Веруня позволит.
Костя вышел из комнаты и прошёл в ванную, где его ждала Веруша.
– Ты, прохиндей, до Валюшки домогался раньше? Или я ослышалась?
– Не больше, чем ты до Семёна, – надо же у кого-то учиться...
– Не многовато ли у тебя инструкторов завелось, Костечка? А то я могу сравнять счёт, – угрожающе сдвинув брови, пообещала Верушка.
– А Татьяна Николаевна считает, что секс с близкими не возбраняется. Она и Семёну не отказывает.
– Получит у меня эта Татьяна Николаевна – балтушка старая, я ей парня доверяю, а она свои секреты рассказывает. Дай сюда моего красавца, сама вымою кипяточком после любовницы. – Костька невольно отпрянул, прикрыв рукой пах, с испугом глядя на подругу.
– Не бойся, курсант полиции ребёнка не обидит, – заверила Верушка, намыливая поникший член Костика. Смыв мыльную пену, она высушила его полотенцем и нежно поцеловала в головку. Красавчик мой, смотри за нашим блохастым. – Одевайтесь и на выход, братва.
* * *
Петляя по вечерним городским пробкам, автобус наконец-то привёз Костю в заводской район, к дому, где закончила свой жизненный путь своенравная и деспотичная Клавдия Семёновна. В кухонном окне её квартиры, горел не яркий свет. Дверь открыла Валентина, раздражённо бросив упрёк брату:
– Явился наконец-то, родственничек. Где полдня слонялся? У меня тут мать в полном расстройстве мозга. По мамульке своей убивается. Выпили мы с ней для восстановления здравого смысла, так её даже водка не берёт. То плачет, то злится на весь свет. Тебя Верушка покормила или любовью сыт? Иди на кухню, поешь, что осталось, а мне домой пора. С матерью помягче, но пить больше не давай. Лучше пораньше её спать уложи. Пусть мамка отдохнёт, с утра на нервах, а завтра трудный день для всех. Семёна видел?
– Там Татьяна Николаевна со своим полковником помолвку затеяла. Ты Семёна к себе забрала бы. Дело пахнет репетицей брачной ночи. Ещё на радостях твой Сёмка трахнет по пьяни сестрёнку.
– Скажешь тоже, Сёма в рот не берёт. И с чего бы ему Верушку сильничать?
– Зато, Татьяна Николаевна допускает подобные отношения. Удивляется, что мы с тобой ещё не в теме инцеста. А, правда, Валь, почему?
– Веруша тебя не слышит, обормота. Ладно, я прощаться не пойду. Утром приеду.
Захватив сумку, Валентина вышла за дверь и направилась к лифту.
Костя, сбросив кроссовки, пошёл на кухню. Подперев голову кулачком, за кухонным столиком сидела мать, бессмысленно уставившись на темнеющее за окном вечернее небо.
– О чём грустим, кого хотим, мамань?
– Я умереть хочу, Костенька, – не отводя глаз от окна, глухим голосом отозвалась Надежда Сергеевна, вытирая платочком набежавшую слезу.
– О как! С чего бы вдруг такой пессимизм? Я как-то ожидал найти более оптимистичный настрой у тебя. Теперь, мамуль, обнимая тебя, мне никто в спину не ткнёт клюкой. До сих пор злюсь на бабку за тот номер – копьеметательница. Теперь для тебя, дорогая, спокойная жизнь начинается. На работу бегать не нужно, за бабкой ухаживать больше не придётся. Я постоянно в твоём распоряжении. Со мной и мужика на стороне искать не надо.
– Больно разогнался, шустрик. Дождался моей свободы, так и в кровать готов затащить мать, – всхлипнула Надежда Сергеевна, – я ещё замуж, может, надумаю, – улыбнувшись сквозь слёзы, добавила она.
– Неужели своему Костику откажешь? Ведь у нас уже почти всё было. Только Валюха мешала. А тогда нам бабка всё обломала. Зато сейчас уже никто не помешает. Наука утверждает, что секс снимает стресс. Я ведь помню, как тебе нравились наши обнимашки. Не отдавать же чужому мужику мою первую и любимую женщину. Помню, как бежал с уроков, чтобы успеть до Валентины потискать твои сиськи. И ты мне этого не запрещала.
Костик обнял со спины Надежду Сергеевну, захватив в ладони объёмные груди матери и целуя в шею, под распущенными по плечам волосами.
– Костенька, сы́ночка, не время сейчас этому. Бабушка смотрит на нас сверху. Не хорошо это. Не надо её расстраивать.
– Эта бабушка два твоих брака расстроила. Нас с Валькой лишила отцов, самое время ей полюбоваться на дело рук своих. К чертям старуху–процентщицу, пусть получает по счетам. Мы втроём ей ничем больше не обязаны.
– А квартира, разве не в счёт?
– Квартиру Валюхин отец получал, а бабка записала её на себя, это как? – напомнил Костя, мягко сдавливая между пальцев холмики твердеющих сосков материнских грудей.
– Костенька, ты очень этого хочешь? С Валюшкой бы безобразил, там хоть греха меньше, чем со старой матерью. Может, я тебе рукой помогу?
– Станем мы с тобой этой чепухой заниматься, мамуль, ты не девчонка и я не пацан. К чему эти подростковые забавы.
Надежда Сергеевна в отчаянье взглянула на сына и, тяжело вздохнув, поднялась из-за стола.
– Садись, сынок, поешь пока, а я в ванную схожу ненадолго.
Костя налил в рюмку водки и, приподняв её, подмигнул кому-то за окном:
– Твоё здоровье, бабуся, не кашляй там, – и тут же получил лёгкий подзатыльник от матери.
– Не ёрничай, сынок! Бабка, какой бы ни была – не чужой нам человек. Она мне мать, а вам бабушка.
Прости, мам... А помнишь, как эта бабушка припёрлась в школу и моей классной наклепала на моё хамское поведение. Ты тогда с ней сильно ругалась, меня защищала.
– Что было, Костя, то быльём поросло. После меня тоже загляни в ванную, полотенце тебе оставлю. Утром один полотенец лучше убрать, чтобы Валюха не заподозрила чего. Ты поешь, сынок, на баб силы нужны. Надежда Сергеевна скорбно вздохнув, ушла в комнату за бельём, на ходу потрепав копну волос на голове сына.
Только сейчас Костя ощутил, как проголодался за весь день. В кастрюле на плите были постные щи с квашенной капустой, сваренные Надеждой Сергеевной по требованию бабки. Свежею капусту в щах Клавдия Семёновна не признавала. Заветренную краюху пеклеванного хлеба, Костя покрошил в тарелку. Выкидывать чёрствые куски хлеба старуха не позволяла, оставляя их на сухари или просто для тюри в хлебном супе, сдобренным зелёным луком и ложкой постного масла. Костик с детства обожал тюрю, полагая, что в будущем его жена обязательно будет готовить это божественное блюдо. На второе в сковороде оставалась отваренная вермишель с кусочками сырой обезжиренной колбасы. Завершал ужин бокал холодного компота из сухофруктов, столь любимый Костей ещё с детского сада. Валентина всегда отдавала брату сваренные фрукты: грушу, чернослив, яблоки, выпивая только ароматную жидкость из своего бокала.
Оглянувшись на дверь, Костя поспешил налить рюмку и опрокинул содержимое в рот. Занюхав кусочком хлеба, он взял в руку ложку и зачерпнул густоту щей из тарелки. Пока мать не вышла из ванной, Костя успел поужинать и, достав из кармана куртки пачку сигарет, закурил, блаженствуя от вязких клубов дыма, поднимающихся под потолок к решётчатому окошку вытяжки.
– Костенька, ты разве куришь? – услышал он за спиной расстроенный возглас матери.
– Иногда, мам. Когда-то ты себе позволяла посмолить за компанию с Валюхой.
– При нашей бабке не очень-то посмолишь, только на работе и удавалось с моими разведёнками поболтать о мужиках под сигаретку. Да и то, сказать по правде, больше других послушать. Ступай, Костенька, я пойду постель разберу. Потешишь свою грешницу-мать, только неловко мне перед тобой. Не удивляйся на меня, коли, в трусах лягу, потом снимешь, как до дела дойдёт. С Валюхой было чего у вас? Я ведь просила её не отказывать тебе, в случае чего...
– Не до меня ей было. С мужиком тогда жила, – припомнил Костька, – но сосаться научила классно. Моя девушка просто в восторге.
– Какая бы жена, Костик, у тебя не была, а вернее любовницы чем мать с сестрой, женщины не сыщешь. Бог даст, ещё и внука потешу собой, коли приведётся. Ладно, сынок, потом потолкуем.
* * *
Думал ли Костька в эту памятную ночь о Веруше?... Скорее хотел помочь матери справиться со страхом одиночества, внезапно свалившегося на неё в этот день. А, возможно, вознамерился осуществить давнюю мечту – обрести любимую женщину, пробудившую к себе его первую страсть, что порой происходит у сыновей к матерям ещё в школьные годы. Однако, нельзя сказать, что Костю вовсе не привлекали прелести сестры, К тому же Валентина категорически избегала излишнего любопытства со стороны Костика к себе. Был случай, когда однажды Валюха, перехватив бесцеремонный взгляд брата на себе, не удержавшись, вспылила:
– Чего уставился, засранец, – высказала Валентина своё возмущение брату, заметив косые взгляды пацана на её соблазнительные формы, скрытые под нижним бельём, – за мамкой подглядывай, малохольный, там тебе есть на что поглазеть.
– Тебе жалко что ли? – равнодушно отвернулся Костик от сестры, прикрывающейся домашним халатиком.
– Мал ещё на девушек таращиться, – пренебрежительно вразумила Валентина паренька, – волосы на писюне не выросли, а блудливые глазёнки так и зыркают куда не надо.
– Зато другое выросло, – самодовольно ухмыльнулся Костька, указывая взглядом на предмет своей гордости в трусах, единодушно признанный мальчуковой половиной класса.
Валентина, с оскорбительным пренебрежением, остановила равнодушный взгляд на причине гордости брата и, иронично хмыкнув, произнесла:
– Чего там могло вырасти у такого придурка?
Коротко вздохнув, Костька решительно поднялся со стула и лихим жестом сдёрнул с себя семейки до самых колен. – ОПА!
Напряжённое молчание воцарилось в комнате. Вдруг Валюха метнулась к двери и с рыдающим хохотом выкрикнула:
– Мамуль!!! Ты посмотри только, что эта идио́тина отрастила у себя в штанах! Тут же нам до конца жизни хватит этой кукурузины!...
Но Надежда Сергеевна, к удивлению своих детей, довольно спокойно отнеслась к уникальному феномену. Пожав плечами, она сдержано изрекла:
– Ну, маленько вырос и что? Только бабушке это знать не к чему.
– Мам, так он ещё может вырасти, что тогда делать? – спросила Валюха.
– Сочувствовать будущей жене и радоваться за его любовниц. – усмехнулась Надежда Сергеевна.
– Ну, чего уши навострил? Спрячь это с глаз долой, Казанова сранная. Мне заранее жаль дуру, которая позарится на это безобразие, – посетовала Валентина, – ты этим чудом никого ещё не порадовал?
– Не успел, Валюх, я и целоваться даже не пробовал, – искренне признался Костик, бережно пряча свою «гордость» под резинку трусов.
– Вот и помоги брату, не чужой всё-таки, – подсказала Надежда Сергеевна дочери.
– В том-то и дело, что не чужой, – усомнилась Валентина, придирчиво взирая на брата, – понравится, не отвяжешься. Только целоваться и не больше, запомнил Костик? – с неохотой согласилась она.
– Конечно, Валь, остальному меня мамка научит, – заверил Костька сестру.
– Желаю успеха, дурачок.
* * *
Выйдя из ванной, обмотав бёдра банным полотенцем, в лёгком волнении, парень направился к матери. Надежда Сергеевна лежала под летним одеялом, не отводя глаз от вошедшего сына. Костик приблизился к матери и откинул одеяло в ноги. Женщина непроизвольно спустила ладонь на лобок, прикрытый трикотажными трусиками белого цвета. Большие груди развалились по сторонам, отсвечивая в полумраке кремовой желтизной кружков, с бугорками сосков на их вершинах. Костик скинул на стул полотенце и повалился на кровать рядом с матерью, нежно касаясь губами груди женщины. Надежда Сергеевна прикрыла глаза и сомнительно хмыкнув, поинтересовалась у сына:
– С сестрой-то послаще было бы, чем с мамкой?
– Любви все возрасты покорны, Надюш, – оторвавшись от твердеющего соска, поведал Костя, мягко сжимая свободной рукой левую грудь любовницы, – не возражаешь, что по имени?
– А как спутаешь Валюшу с Надюшей или с какой другой? У меня раз так было с мужьями... Лучше зови, Костенька, как и прежде, я не обижусь. Как бы не обмирала под тобой, ты для меня всегда будешь любимым сы́ночкой.
– Может, ты и права, трахать мать эротичнее, чем постороннюю бабу.
– Вот и ладно, мне даже приятнее ублажать себя тобой, а не посторонним мужиком.
– А у тебя с кем-то было после мужей? – спросил Костька
– Я же живой человек, да и любила я это занятие. Однажды даже с бабой вышло по пьяни. Но не понравилось, да и побоялась втянуться в эту дурость. Вальку могла с толку сбить. А как-то наша бабка унюхала на мне чужие духи и так отходила по роже, что враз забросила это баловство с лисбейством. Правда, после того раза с тобой, мать позволила мне изредка с мужиками. Понимала, что молодую бабёнку не удержать от глупостей одними скандалами. Только запретила и думать о замужестве.
– Мудрая старуха, – согласился Костька с матерью, – и чему тебя эти мужики научили.
– Всему что ищут мужики, Костик, я ещё с мужьями научилась, – нехотя призналась мать, подставляя Костьке другую грудь. Дай, сыночка, пососать твою сладость, тебе понравится. Только не принуждай меня заглатывать глубоко. С твоим привычка нужна.
– А что, приходилось и раньше с таким размером иметь дело? – осторожно поинтересовался Костька.
– Так у твоего отца был не меньше. В кого бы ты с таким уродился? Я рожала только от своих мужей.
Надежда Сергеевна села в ногах у Кости и помяла в руке увесистую дубинку сына, ощущая, как она набирает тяжесть и рельефность набухших вен на стволе. Рассмотрев член со всех сторон, она лизнула крупную головку с тёмным малиновым отливом.
– До чего хорош, шельмец! – с восхищением отметила женщина, заглатывая его поглубже и совершая неторопливые и глубокие поступательные движения головой.
– Всё, милый, будет с меня – закашлялась Надежда Сергеевна, утирая полотенцем рот от вязкой слюны. Стоит словно обелиск. Тяни с меня труселя, не терпеться убедиться на деле.
* * *
Звонок в квартиру разбудил Надежду Сергеевну. Наскоро набросив на себя халат и шаркая шлёпанцами по полу, она поспешила в прихожую.
– Чего ты названиваешь, соседей разбудить хочешь? – ворчливым голосом встретила мать Валетину, – иди на кухню и ставь чайник.
– А Костик где? – заглянув на кухню спросила дочь.
– Спит Костик. Куда ты ломишься, он у меня в комнате спит.
– А чего не у бабки? Вы в одной кровати спали?... Ты, мать, даёшь!
– Да я сама в кровать покойницы не лягу, а ты мальчонку предлагаешь положить.
– Мамуль, ты голяком что ли спала, а ночнушку на Костьку одела? Вот, говнюк! Всё-таки добрался до матери, поскудник. И как ушатал тебя сынок, жива ещё?
– А ты сама попробуй. Время терпит. Всё равно когда-нибудь и до тебя доберётся. Так лучше сейчас, чего тянуть. Дальше нас не пойдёт, надёжнее своих не сыщешь. Сама решай, но удовольствие, скажу тебе, несказанное. Нежный парнишка у нас вышел
Валентина с сомнением покосилась на мать. И расстегнув ворот на платье, она открыла дверь в спальню Надежды Сергеевны и тихо вошла.
Костька раскинулся на кровати, выставив из-под одеяла голое бедро. Валентина присела на край и приподняла одеяло. У Семёна поменьше будет, как только мамка выдержала такую оглоблю, прикинула Валюха, глядя на Костькин член, спокойно лежащий у него на животе. Она прильнула к губам брата, ощутив запах вчерашней выпивки. Не открывая глаз, Костик заурчал сквозь сон, обняв сестру за попу.
– Мамуль, я сейчас проснусь... До Валюшки ещё успеем пару раз, – сонно пробормотал Костька.
– Не успеем, она уже здесь. Ждёт, когда ты, паразит, свои бесстыжие гляделки откроешь.
Костька испугано уставился на сестру, лихорадочно пытаясь оценить сложившуюся ситуацию.
– Валюш, поставь чайник, я уже встаю.
– Чего над мамкой учудил, придурь? – строго произнесла Валентина.
– Старался снять напряжение.
– Своё или матери? И я даже догадываюсь как... Этим что ли? – откинув одеяло с Костьки, поинтересовалась сестра, – и как ей? У меня вот тоже напряжение зашкаливает и если ты гадёныш его сейчас не снимешь, всё расскажу Верушке. Что выбираешь? Время пошло... Или сегодня я устрою двойные похороны.
Продолжение следует