Чай из утренней росы. Часть 25

Этот голос был щекастого и красного Мандарина, он заёрзал на месте и двинул от себя пузатый заварной чайник:

– . .. стоит ли повторять? Пусть лучше Ван Ши Нан идеально отрепетирует: свой фокус и не обольщается сиюминутным успехом, который мы только что увидели.

– Вот именно, дорогие и ближайшие мне Мандарины, – подхватил Чжоу Дунь, – вся моя речь только о нём, о Ван Ши Нане, и я прошу тебя довести механизм своих пальцев до полного совершенства, впереди целая ночь, проделай без перерыва ровно сто раз. Если ошибёшься – ещё сто, и так далее – до полной идеальной попытки, ясно?

– Ясно, – ответил Ван Ши Нан.

– Если ясно, приведи сюда Юй Цзе.

Ван Ши Нан кивнул и вышел.

Самый скуластый Мандарин тут же спросил:

– А что прикажете делать с женой императора?

– Мы обвиним Чау Лю в убийстве мужа...

Стоящий у трубы император насторожился, продолжая слушать слова Чжоу Дуня:

– Мы обвиним Чау Лю в убийстве мужа. Ядовитый порошок подействует только к вечеру и совершенно внезапным ударом в голову, а Чау Лю – как неоднократно видел Ван Ши Нан – сама приносит императору среди дня остатки любимого утреннего чая, она и подсыпала отраву. А мы потом огласим при всём народе её коварное злодеянье.

– Но зачем жене травить мужа? Нужны, между прочим, веские оправдания такого жестокого поступка, – раздался голос щекастого Мандарина.

– Они есть – острый супружеский конфликт, который и привёл к трагедии. Во время наших постельных встреч жена императора мне часто плакалась именно о том, как ей ужасно надоел император своими идиотскими шутками по поводу её бесплодия и как она страдает, видя смешливые взгляды всего Дворца. "Я готова убить его, он во всём винит меня, а сам не в состоянии зачать как достойный мужчина!", – и голос Чжоу Дуня акцентировал. – Обратите вниманье: ГОТОВА УБИТЬ.

Голос прыщавого Мандарина добавил со знанием дела:

– О – о – о, она – настоящая змея: и позволит погладить, и тут же проглотит. Всё пичкает мужа своими стишками об истинной добродетели, а сама ненавидит его.

– Почтенные Мандарины, мне ли ни знать её змеиную хватку, – горько прозвучал голос Чжоу Дуня, – два часа тому назад я чуть ни шагнул под пытки в знакомый вам дворик, и всё потому, что резко оборвал с ней постельные отношения.

– Да, это Вы – опрометчиво, опрометчиво, – заметил кто – то, усмехнувшись.

– Ничего не мог с собой поделать, вдруг потянуло на молодых наложниц.

Мандарины засмеялись.

– Однако, если Вы сидите с нами живой и невредимый, значит, благополучно исправили свою ошибку, – хихикая, сказал голос щекастого и красного Мандарина.

– Увы, пришлось исправить прямо на ходу, в драгоценном хранилище фолиантов среди исторической китайской пыли.

Все снова засмеялись.

Император закрыл глаза и стал очень бледен, слушая всё это. Из трубы долетел скрип двери и чьи – то шаги...

На кухню вошли Ван Ши Нан и наложница Юй Цзе.

Она поклонилась, поднесла к лицу маленькие ладошки, опустила глаза в пол и замерла.

– Пожалуйста, – попросил Чжоу Дунь, – подойди к столу и смотри на нас, не бойся. Я никогда не думал, что после близости с Ван Ши Наном ты станешь ещё пугливей.

Очень довольный Ван Ши Нан громко хмыкнул, а Юй Цзе подошла к столу.

– Вот так. Нам очень приятно видеть твоё очаровательное личико, не правда ли, почтенные Мандарины?

Мандарины один за другим воскликнули:

– Очень! Такая милашка!

– Очаровашка!

– Лепесток свежего лотоса!

– Ты давно видела старшую сестру Май Цзе? – спросил Чжоу Дунь.

– Давно не видела, – ответила она. – Май Цзе, говорят, сошла с ума?

– Это – хитрая уловка. Твоя сестра крутит – вертит и водит всех за нос, идя к своей заветной цели.

– Какой цели?. .

– А ты не знаешь?

– Нет, Главный Министр.

– Она мечтает вместо тебя родить наследника нашему императору...

Император, стоя у трубы, покосился на Май Цзе.

Май Цзе увидела, коротко вздохнула и опустила глаза...

А на кухне продолжался разговор.

– О, ВЕЛИКИЙ БУДДА! – сказала Юй Цзе. – Да пускай себе рожает! Я смертельно боюсь этих родов, меня всю трясёт! Я не хочу, не хочу! Мне кажется, что я сразу умру, наша мама умерла, когда рожала третью дочку! Я готова сколько угодно и когда угодно ублажать каждого из вас как любовница первой ступени, только бы не рожать! Только не рожать!

– Нам это очень нравится: "сколько угодно и когда угодно", – сладострастно ответил Чжоу Дунь.

– Да – да, а то мы решили, что Ван Ши Нан уже стал частным собственником, – весело добавил прыщавый Мандарин...

Император, слушая трубу, прискорбно прошептал:

– Какая пошлость... они окончательно испортят её...

На кухне все смотрели на дурочку Юй Цзе, которая не хочет рожать императору, и слушали её глупую речь.

– Ван Ши Нан – не частный собственник, он – мой гениальный учитель во всех любовных премудростях, искусно сломавший преграду между девушкой и зрелым мужчиной! Он открыл мне дорогу в жизнь, и я совсем уже не ученица и могу смело дарить всем вам свои жаркие ласки, крепкие объятья и страстные поцелуи, только спасите меня от ненавистных родов! Спасите! – и она плаксиво шмыгнула носом.

– Успокойся, – остановил Чжоу Дунь, – тебя никто не просит рожать.

– Как же "не просит"?! Император не только просит, а требует!

– Мало ли что требует император, мы спасём тебя, спасём, успокойся. Скажи, Юй Цзе, ты была у Дворцового лекаря?

– Да, Главный Министр, я была сразу, как только приказал Ван Ши Нан. Сегодня к ночи ВЕЛИКИЙ БУДДА пошлёт очищенье всей моей плоти.

– Замечательно, – и Чжоу Дунь прищурился, внимательно глядя на неё. – Как замечательно всё складывается. Твой сегодняшний приход к императору на ночь – о чём он всё время мечтал – даст ему абсолютную веру в то, что он сделал тебя женщиной, это усыпит его бдительность, и он сладко отоспится перед утренним чаем из любимой росы.

– О, Главный Министр, сегодня мне понятно, я даже не боюсь за себя, но... но ведь он захочет потом через несколько дней, когда уже пройдёт очищение плоти, и я могу забеременеть... – Юй Цзе всхлипнула.

– Я тебе обещаю, – ответил Чжоу Дунь, – после завтрашнего чая император уже ничего не захочет.

– Позвольте, Чжоу Дунь, – вклинился щекастый и красный Мандарин, – неужели вы думаете, что в постели император совсем не отличит девственницу от женщины?

– В море крови? Он как раз и примет эту кровь за результат своих бурных порывов, "сломавших преграду".

– Я не об этом, Чжоу Дунь. Вспомните себя в постели с юной девушкой. Вы разве не ощущали никаких внутренних трудностей во время первого сближения?

– Ощущал и всегда ощущаю! При этом я безумно вдохновляюсь на праведный ратный подвиг во имя крушения неприступной девственной стены! – по – бойцовски ответил он. – Ощущенье императора – импотента давно притупилось, если вовсе ни отсохло! И он ещё хочет наследника, обвиняя свою жену!. .

Очумевший император зажал уши руками, отскочил от трубы как можно дальше и прошипел сдавленным голосом:

– Нет, он – не подлец, он – пошляк, ничтожество... Немедленно закрой... прошу тебя... я не могу больше слушать эту гадость, эту гнусность, это предательство... Быстро отсюда, иначе мне станет совсем плохо... – и на бледном лице появились капельки холодного пота.

Май Цзе осторожно прикрыла трубу и заспешила за ним к лестнице, он повернулся и тихо приказал:

– Только после меня... тебя со мной никто не должен видеть, если уже ни увидели... – он подумал и неожиданно спросил. – Ты знаешь, в чём твоё несчастье?

– В чём?. .

– В том, что ты отдалась Чжоу Дуню, и никакого насилия не было. Если бы это случилось, ты обязательно показала бы мне синяки, потому что насилие без них – ненасилие. А я ведь тогда ждал: покажет Май Цзе хоть одну ссадину, хоть одну? Может ты прямо сейчас оголишь своё тело со следами побоев?

– Их там нет, император... – жалобно пропищала Май Цзе.

– И не может быть. Вы оба х о р о ш и – что Главный Министр, что моя наложница.

– Простите... – она опустила голову и заплакала. – Я так долго ждала императорской постели, так долго мучилась и мечтала, что просто не выдержала... и всё случилось так неожиданно...

– Смерть тоже бывает неожиданной, когда в моей беседке выпивают пиалу с ядом. Но вас – обманщиков и подлецов – собралось так много, что не хватит и яда, а Двор Пыток развалится от такого количества предателей.

Май Цзе заплакала сильней.

– Прекрати реветь как недойная корова. Я, может быть, учту твои правдивые рисунки и эту бесценную трубу... может быть... но гарантий мало, потому что слишком страшен твой поступок, который не укладывается ни в какие ра

мки преданных императорских наложниц, впрочем, как и поступок твоей мерзопакостной младшей сестры, – он отвернулся и стал спускаться по лестнице...

Мне очень понравилась последняя фраза, я допечатал её и с большим удовольствием произнёс вслух:

– "... поступок, который не укладывается ни в какие рамки преданных императорских наложниц, впрочем, как и поступок твоей мерзопакостной младшей сестры".

На столе заиграл мобильник, звонил Майкл.

– Привет, Майкл.

– Привет, Костяшка. Как дела, чувачок? – серьёзно спросил он.

– Дела идут – чай пьётся с великим удовольствием.

– Так думаешь?

– Не думаю, уверен. Я же весь остальной выбросил, а твои пачки поставил прямо на виду, на кухонный стол, наверняка давно хлещут за милую душу.

И тут Майкл выдал такое, что потрясло меня до глубины души:

– Ништяк, пусть рисуют кресты Господу Богу и радуются жизни, что их не отравили.

– Что – что?. .

– Слушай, хочу своим калганом тебе в ножки стукнуть и повиниться. Совесть меня загрызла перед Костяшкой – одноклашкой, не могу молчать, обманул я тебя.

– Что случилось, ты чего несёшь?. .

– Я ж тебе фуфлыжный чай подсунул, абсолютно нормальный чай из магазина, неотравленный. Усёк?

– Как?. . Зачем из магазина?. . Почему неотравленный?. .

– Всё по тому же – ты что, захотел в тюрягу сесть?

Я стал заикаться:

– Ты... Ты... Ты чего сделал, бол... болтун?. . Да я с тобой... я с тобой больше...

– Погоди, Костяшка, тормози!

– Да как ты посмел?! – закричал я. – Ты для чего мне целых два часа мозги морочил?!"Помогу – помогу"! Может, такого чая у тебя и вовсе нет?! Болтун!

– Ещё как есть, только не тебе с ним дело иметь, не моему Костяшке! Есть такой чай, что в раз кишки разорвёт, но ты прикинь – отравить людей, значит убить! Я же не мразот голимый, чтобы лучшего одноклашку своими руками на тюремные нары сажать! Я отлично видел твоё настроение, и просто решил подыграть, поддержать тебя что ли, уж больно сильно в тебе твоя горькая желчь бродила, ей выход был нужен, немедленный выход наружу, иначе ты с катушек слетел бы! Понял?!

Я схватился за голову и отчаянно прошептал:

– Что же ты наделал, Майкл?! Что ты наделал?! Ты же ни черта не понял мою душу, моё больное сердце, мои с треском лопнувшие нервы!

– Да хорош тебе, Костяшка! Ты за это время немного поостыл, и я теперь скажу тебе откровенно: БЫВАЕТ НАМНОГО ХУЖЕ! Это не те кранты по жизни, чтобы соплями давиться! А если невмоготу – возьми и к едрене фене рвани куда – нибудь подальше, хоть заграницу, там всё сразу забудешь! И потом – писатель и злодейство... или как там... гений и злодейство – две вещи несовместны, внатуре!

– Да пошёл ты, трепач!!!

– Не гони пургу! Слушай сюда – приезжай ко мне, раздавим твой коньячок, за судьбу покалякаем!

– Да пошёл ты!!!

Я больше не стал слушать и дал отбой, швырнув мобильник на диван.

Мой кулак поднялся и сильно ударил по краю стола, экран ноутбука резко моргнул, старый большой будильник подпрыгнул, удержался и неожиданно громко зазвенел, а стрелка скакнула на 19: 30...

Машина Юрия Семёныча стояла напротив ярких и блестящих рекламных окон Центрального Дома железнодорожников – чуть дальше Ярославского и Казанского вокзалов. Держа ладони на баранке руля и часто барабаня пальцами, Юрий Семёныч ждал.

Через лобовое стекло он видел большие круглые часы на фасаде здания.

Чёрная стрелка скакнула на 19: 30.

Пора! Юрий Семёныч вылез на тротуар, освещённый светом вечерних фонарей, плотней натянул кожаную кепку, поднял воротник кожаного плаща и устремил глаза к подземному переходу, внимательно следя за потоком людей.

Холодная погода конца ноября заставила прохожих одеться в зимние куртки, тёплые пальто, завязать горла шарфами и спрятать уши под шапки.

Юрий Семёныч жадно хватал острым взглядом то одно, то другое девичье лицо и наконец – то увидел.

От подземного перехода прямо к его машине спешила Наталья. На высокой стройной фигуре аккуратно сидела короткая белая курточка с голубой меховой оторочкой, на ногах были тёмные джинсы и белые полусапожки.

Нетерпеливо махнув рукой, он открыто оживился и шагнул вперёд.

Она же коротко подняла ладошку в перчатке – "вижу – вижу!".

– Ну, здравствуй, милое создание! – приветливо сказал Юрий Семёныч. – Рад! Очень рад!

– Добрый вечер. С каких это пор я стала милым созданием?

– Почему "стала"? – смело заметил он. – Для меня ты всегда была такой!

Наталья иронично хмыкнула и предупредила:

– Юрий Семёныч, у нас – двадцать минут, и я сразу бегу на электричку.

– Слышал! Слышал по телефону, хватит пугать своей противной электричкой! – он улыбнулся, открыл дверцу своей чёрной машины и предложил. – Прошу садиться!

– Боже... – хитро спохватилась Наталья, – вы же недавно с Ольгой кувырнулись на этой машине... и двух дней не прошло... Уже починили?. .

– Да нет, совсем на другой, на приятельской "БМВ"! – ничуть не сконфузился Юрий Семёныч. – Мой славный приятель абсолютно не умеет водить, а берётся за руль! Прошу – прошу! – и держа Наталью под локоток, он помог ей опуститься на переднее кресло.

– Зачем же вы поехали и подвергли страшной опасности мою любимую сестру? – недовольно спросила Наталья, играя полный серьёз. – Я, гляжу, вы совсем не знаете своих приятелей.

– Никогда не знаешь, кто чего стоит, милая Наташа! – многозначительно ответил он и добавил. – Интересно откуда такая забота о сестре? Вы, кажется, с детства не признавали друг друга и были с ней в какой – то ссоре?

Юрий Семёныч закрыл дверцу, не дождавшись ответа, и стал огибать машину, чтобы сесть с другой стороны.

Пока огибал и смотрел на неё сквозь лобовое стекло, Наталья мягко прикусила губу и с лёгкой улыбкой тоже глядела на него.

– Вот что, Наташенька! – он стремительно забрался в машину и опустился на соседнее кресло. – Я попросил тебя встретиться естественно не для того, что бы обсуждать ваши давние распри с сестрой, а для более важного вопроса! Скажу сразу и без лишних, как говорится, заездов: я приглашаю тебя ровно через полторы недели полететь со мной в Эль – Фуджейру, но не просто слетать туда и обратно, а заменить Ольгу в моём деле! – и замолчал, дав оценить безумное предложение.

Наталья осипшим голосом сказала:

– Ку... Куда – куда?. .

– Ты прекрасно слышала "куда"! Я вполне серьёзно приглашаю тебя принять участие в моём перспективном заграничном бизнесе!

– Вы... вы что – то не то... вы... вы подумали... о чём сказали?. .

– Я не только подумал, Наташенька! Я перестрадал, перемучился и решительно уповаю на тебя, потому что рушится моя поездка, которая может стать нашей с тобой общей! Ольга не в состоянии лететь, костыли там не нужны!

– Прекратите... Юрий Семёныч! Я сейчас выйду и... и поеду другой электричкой! – она попыталась грозно крикнуть, но получилось очень жалобно, пискляво и совсем неубедительно, потому что Эль – Фуджейра сейчас не на шутку ударила по юной ветреной голове и встала перед глазами тем далёким мерцающим идеалом, о котором она неоднократно слышала от Ольги и в тайне дико ей завидовала. – Я... я выйду и... убегу... убегу!

Юрий Семёныч развернулся всем телом и настойчиво продолжил:

– Я прошу оставить поступки глупой девчонки и войти в моё катастрофическое положение как понимающей женщине, за которую я всегда тебя принимал! Мимо нас может пройти великое дело, тебе немедленно надо броситься в омут, помочь мне и начать прекрасную заграничную жизнь! А именно: быть полной хозяйкой всех моих выставок, продвигать открытие моего Египетского офиса и моей школы Живописи и Ваяния, стать вместе со мной руководителем как того, так и другого, получать очень хорошие доллары! Чёрт возьми, кому я это всё говорю – свободной, ничем необременённой девушке с чистой светлой умной головой! Лети! Работай! Радуйся!

Наталья дёрнулась, цапнула за ручку дверцы и начала теребить её, но дверца не поддавалась.

– А ну, откройте! – взвизгнула она. – Пустите меня!

– Да погоди, ты трезво подумай! Ведь такое счастье раз в жизни бывает, это – судьба, Наташенька!

– А ну – у – у! – она задёргалась сильней и стала колотить по стеклу кулаком.

Кое – кто из прохожих, идущих близко от машины, невольно поворачивал голову.

– Да нажми кнопку, кнопку нажми, чёрт бы вас всех побрал! – досадливо крикнул Юрий Семёныч. – Им предлагаешь великие блага, а они!

Нажав пальцем кнопку, Наталья распахнула дверцу и вылетела наружу, но бурная волна эмоций понесла ее не к вокзалу и не к подземному переходу, а кинула к стене Дома железнодорожников, где было меньше народу и бесконечной суеты. Тяжело дыша, она остановилась у рекламного окна, закрыла глаза полные слёз и подняла кверху голову.