По дороге воспоминаний. Варшавское шоссе, тридцать девять, или БК

Вовка Макаров собирался на инструктаж. И не на какой-нибудь, а олимпийский. Ему даже выдали форму: серые брюки и голубую рубаху с нашлепками, из которых следовало, что он член олимпийского отряда ДНД. Брюки Макаров смог дотянуть лишь до середины бедер, так они были малы. Да и черт с ними, тем более, что джинсы «Верея» были новые, и вполне могли их заменить. А вот к джинсам, к джинсам нужны были кроссовки, а не кеды – обувь советских хиппи и школоты на физкультуре. И еще олимпийцам-ДНДешникам был положен бесплатный единый билет, и Макаров его получил. Но на инструктаж он все-таки поехал на трамвае номер сорок семь, а не на метро. Привычка – вторая натура.

До Октябрьского райкома партии можно было доехать и на тридцать пятом, и на пятнадцатом, но с пересадкой. Но на тридцать пятый Макаров опоздал. А девушка – нет. Такая ладная, очень высокая, в светлой майке, короткой желтой курточке, узких оранжевых брючках и белых кроссовках, она забралась в трамвай и уехала. А Вовка вскочил в сорок седьмой, и они с трамваем бросились в погоню.

По большому счету девушка Макарову была не нужна. То есть, при других обстоятельствах он бы поговорить был бы не прочь, и пойти с ней куда-нибудь, и вечер провести, и ночь. А сейчас ему нужно было отметиться, послушать инструктаж и спросить у девушки, где она купила кроссовки.

Поначалу преследование БК (белых кроссовок) шло плохо. Два трамвая на остановке не помещались, и когда ТП (тридцать пятый) уезжал, то СС (сорок седьмой) только подбирался. Остановка «Варшавское шоссе, тридцать девять» была длинной, и там Макаров собирался перескочить в ТП и овладеть информацией о БК. Но опять не судьба. Там воткнули светофор и поставили милиционера.

Перед Олимпиадой было сделано очень много. Москва преобразилась. Всюду были плакаты с изображением улыбчивого мишки, олимпийских колец, а в метро станции объявляли на русском и английском языках. И еще из города удалили всех пьяниц и бездомных. И еще понакопали подземных переходов через Ленинский проспект, Варшавское шоссе и в некоторых других местах. Рядом с остановкой «Варшавское шоссе, тридцать девять» тоже начали копать, но бросили. То ли грунт оказался слабым, песчаным, то ли техника понадобилась в другом месте, но копать под Варшавкой перестали и даже готовые входы засыпали. Тут-то это и случилось.

Водительша наотрез отказалась выпустить Макарова, пока на светофоре горел красный свет. Рядом с кабиной стоял гаишник и о чем разговаривал с ней, а когда, наконец, загорелся зеленый, ТП уже отъезжал. Макаров, сломя голову, выскочил из СС, а гаишник внимательно посмотрел на него, не диверсант ли он. И решил, что нет. Потому что на Вовке была ДНДшная рубаха с нашлепками. А впереди с ТП уже творилась несусветица.

Если кто не знает, то сообщу, что есть некоторые виды стали и даже дюралюминия, которые можно отжечь. То есть, нагреть и дать им остыть на воздухе, и тогда металл размягчается до почти пластилинового состояния. Если дюраль потом схватится сам, то сталь нужно еще закалить, то есть, опять нагреть и резко охладить а воде или масле. Если это сделать в льняном масле, то стальная деталь приобретет темный цвет, то есть станет вороной, как конь. Может, читали про то, как «вороной ствол пистолета смотрел ему прямо в лицо»? Вот.

То ли сварщики, которые подгоняли рельсы, перестарались, то ли какой злоумышленник, как у А. П. Чехова свинтил гайки для хозяйственных нужд, только ТП застыл и начал крениться вперед. Двери раскрылись, и из них, как горох из дырявого кармана, посыпались пассажиры. Последней из него ловко выскочила девушка в БК и тут же провалилась под землю!

Вовка замер, но ненадолго, потому что какая-то бабка потянула его за рукав и стала толкать в спину. «Ну, что же Вы, молодой человек!». – закричала бабка в черном платье и шляпке с вуалью. – «Спасайте ее!». И Вовка прыгнул, потому что настырная гражданка все равно его бы спихнула в провал.

Он приземлился удачно, как кот на четыре лапы, но ободрал колено и разорвал новые джинсы о какую-то торчащую арматурину. И ничего, темнота, словно весь свет остался снаружи, и тишина, будто в уши натолкали ваты.

— Это какая-то жопа! – громко сказал Макаров.

«А в ответ – тишина, а вокруг – ни души», как пелось потом в одной песне. Фонаря у Вовки не было, и, чтобы как-то обозначить себя, он решил запеть:

Где ж ты, мой сад, вешняя заря,

Где же ты, подруга, яблонька моя?!

Я знаю, родная,

Ты ждешь меня, хорошая моя.

Получилось громко, звучно, потому что в этой кроличьей норе была на диво хорошая акустика. Но темнота на этот раз ему ответила, видимо, слово «жопа» ей не понравилось.

— Эй, ты меня спасешь? – сказала тьма женским голосом. – Я тут ногу подвернула. Вот невезуха!

Звук шел справа, там же светилось два огонька, красный и желтый, и тянуло табачным дымом. Вероятно, девушка БК курила и светила Вовке зажигалкой.

— Немедленно прекратите курить! – закричал Макаров. – Здесь может быть метан, и мы взлетим на воздух!

Огоньки погасли, и Вовка, вытянув руки, пошел на звук оханья и кряхтения.

Когда-то Макаров тоже здорово подвернул ногу. Спускался по лестнице, засмотрелся на первокурсниц («Как хороши, как свежи были розы!»). И, бам, левая нога подвернулась, и искры из глаз! Тогда Вовка еле доплелся домой, сел к прихожей на табуретку и на мгновение отрубился. Так что он знал, что такое подвернуть ногу.

— Я уже иду! – сказал Вовка и тут же наткнулся на кряхтящую и охающую обладательницу БК.

— Осторожнее! – сказала она. – Вы кто, спелеолог?

— Энтузиаст-спасатель Владимир Макаров, в миру инженер-механик, – представился Вовка. – А в данный момент – член олимпийского отряда ДНД.

— А я гимнастка-любительница Лена Ковалева. Мы должны участвовать в открытии Олимпиады, на стадионе прыгать, а тут – такая незадача!

— У меня с собой автомобильная аптечка. Я в ДНД кем-то вроде санитара, и должен Вас осмотреть.

«И Ваши замечательные кроссовки тоже», – чуть было не сказал Макаров. У него действительно была с собой в желтом дерматиновом футляре на молнии автомобильная аптечка с красным крестом и олимпийской символикой, и в ней была сложенная проволочная шина для фиксации сломанных конечностей.

— Давайте вставать, что лежать-то! – сказал Макаров голосом грубого санитара из кино. – Вот там какая-то лампочка светит. Надо валить отсюда, пока все не обрушилось.

— А может? – неуверенно спросила Лена.

— Над нами трамвай, а в нем весу почти двадцать тонн.

— Ох, ё! – воскликнула гимнастка Ковалева. – Тогда действительно надо валить. Помогите мне встать!

Вовка нагнулся, и его шею обвили две крепких руки. Макаров напрягся и, ухватив девицу под мышки, поставил на ногу. На одну, потому что на прыгала на одной, пока он тащились к одинокой лампочке. Под пыльной красной лампочкой, которыми строители вечером обозначали ограждения, было устроено логово из досок и тряпок, набросаны пустые консервные банки и старые газеты.

— Здесь кто-то живет! – с удивлением сказала Лена Ковалева.

— Жил. Всех бомжей менты вывезли за сто первый километр, чтобы не позорили своим видом нашу славную столицу.

— И правильно! – уверенно сказала гимнастка Ковалева.

— И правильно, – как эхо, отозвался Макаров. – Я должен осмотреть Вашу ногу. Снимайте кроссовку!

— У кроссовок нет единственного числа, – поправила его Лена. – Моя мама – лингвист, и она бы Вас отругала.

Но «кроссовку» Лена все-таки сняла. А под ней оказалось что-то темное и скользкое.

— Это что, чулок? – поинтересовался Вовка.

— Хрена-то! – ответила дочь матери-лингвиста. – Колготки чешские. Десять рублей отдала!

— Тоже снимайте! Вдруг у Вас тяжкие телесные повреждения!

— Да Вы с ума, что ли, спятили?

— Ничего, ничего! – успокоил ее Макаров. – Представьте себе, что Вы пришли в смотровой кабинет к врачу на предмет внезапной беременности, а он оказался мужчиной.

— Я бы не пошла к мужчине, – уверенно сказала Лена. – И беременности у гимнасток быть не может. Но это есть специальные таблетки.

Она повздыхала, но брючки и колготки все-таки сняла. Пока она это делала, Вовка вертел в руках вожделенные белые кроссовки. «Так, три золотых короны на заднике», – говорил он про себя. – «Тройная наборная резиновая подошва и мягкая стелька «Ботас». Неплохо, очень неплохо!».

— Это чехи слепили. Стольник отдала. Ничего так.

Лена лежала на тряпках, задрав обе голых мускулистых ноги вверх, и ждала, пока Вовка Доктор Макаров, наконец, окажет ей первую помощь. Он приступил к обязанностям санитара ДНД, наложил ей шину на распухший голеностоп и примотал бинтом. Все. А ее на белые трусы он старательно не обращал внимания. Но это получалось плохо...

Потом появились веселые спелеологи и не менее веселые операторы с телевидения. Операторы старательно снимали, как спелеологи «спасали» голоногую девушку в трусах, поднимая ее на веревках, а Макарова в драных джинсах и с ободранным коленом не снимали.

Сначала Макарова и Лену повезли на воющей карете «Скорой помощи» в институт Склифосовского, где Ковалевой наложили настоящую шину и вкололи обезболивающего, а ему забинтовали колено и воткнули под лопатку противостолбнячную сыворотку. Потом Вовка повез ее на такси домой в объятия мамы-лингвиста, затем они пили чай с тортом и разговаривали об Олимпиаде и Афганистане. И, наконец, Макаров был отпущен к себе домой в белых Ленкиных кроссовках, потому что мама-лигвист купила ей «Адидас». А дома... дома его ожидала мама с коробкой «Ботас».

Мама тоже купила ему Ботас. «Вот, выбросили!», – с радостью сказала мама. – «Тетки чуть не подрались из-за них».

А в «Новостях» Ленку в трусах не показали. Видимо, заслонили другие предолимпийские события.

На следующий день Макаров явился в комитет комсомола. В зашитых мамой джинсах и белых кроссовках «Ботас».

— Ты где был вчера? – строго спросил Агатов, разглядывая заплатку на «Верее» сквозь зеленые линзы очков.

— В «Склифе». Упал.

— А эти где купил? – с завистью спросил Сашка Агатов, опуская голову ниже.

— Так, подарили, – неопределенно ответил Макаров.

Что там у нас следующее? А, «Завод лакокрасочных покрытий»! Замечательное место!