И она до сих пор чувствовала его в себе. То, что было промеж ее ноги и его ласкающие того черного Сурганова Андрея руки. Руки мужчины. Или ангела или демона. Но руки настоящего живого мужчины. Он исчез, а она Вероника попала в тот кошмарный загробный мир сновидений и ужаса.
Она сбросила с себя рваную и грязную ночнушку и осмотрела себя всю голую перед зеркалом стоя перед ним. Она приняла домашний горячий душ, смыв странную, невесть, откуда взявшуюся настоящую из того принесенного мира кровь и грязь. Смыла пыль с голого тела. И надев новые тельного цвета узкие из тонкого почти прозрачного шелка плавки, она полуголая, тряся голыми с торчащими сосками полными грудями, бродила по своей квартире все, вспоминая, что с ней происходило.
Веронику трясло, и она не могла до сих пор прийти в себя.
Ей было страшно. Но самое страшно, она боялась даже выглянуть в окно. То, что она сейчас переживала, переживали многие пациенты ее клиники Ломоносова. Это была настоящая клаустрофобия. Она боялась даже теперь выйти из своей квартиры за дверь. И боялась прихода новой ночи.
Она боялась нового повторения того ночного кошмара. Она просто боялась даже закрыть свои карие женские красивые глаза и пыталась не думать о нем. О Сурганове Андрее. Она любила его и теперь жутко его боялась. Она не могла теперь быть в больнице и видеться со своим пациентом. Кроме того жутко и не переставая все болела голова. И все таблетки не помогали.
Вероника потерялась сама в себе. И боялась уже саму себя.
Вероника Климова запуталась. Она сейчас даже не знала, что с ней происходит. Все выглядело как – то кругом странно и не так совсем, как обычно. Было сейчас присутствие еще чего – то, или кого – то.
Она Вероника Климова даже не понимала, что все еще спала. Она так и не вышла еще из своего того сна. Шатаясь по своей квартире как лунатик. Даже звонок по телефону, она сделала во сне, думая, что дозвонилась, услышав голос своей коллеги по работе Гальпериной Регины Олеговны.
– Регина Олеговна – произнесла она.
– Слушаю вас, Вероника Георгиевна – произнесла Регина Олеговна.
– Как там наши Матюшенко и Савина? – она вдруг поинтересовалась, находясь в сонном трансе. Но понимая все и слыша все – Как наш Сурганов?
– Пока его не проверяла, Вероника Георгиевна – ответила ей Гальперина – Сейчас посмотрю.
– Не надо – она резко и напугано ответила, оглядываясь кругом со страхом в своей квартире – Я сама им приеду и займусь.
Вероника так и не понимала, где находилась сейчас. Она ничего не понимала. Не понимала, что с ней, и где она сейчас. Не различая день, или ночь. Она потерялась. Потерялась в собственной квартире.
Вероника застряла между мирами. Она так и не проснулась до конца на самом деле. Потусторонний инфернальный мир захватил ее, захватил целиком, и не хотел отпускать. Она теперь была его лакомой конфеткой.
Она застряла на перепутье трех миров.
***
По окончании рабочего дня следователь Дорофеев, сложив все папки по делу Сурганова Андрея Александровича в портфель. Он быстро собрался и вышел. Вышел в коридор, заперев на замок в кабинет дверь. Он захватил с собой портфель с некоторыми следственными документами уже по другому делу по очередному убийству и зонтик. Надо было добежать до служебного гаража, где была его легковая машина. Шел сильный дождь, и надо было добежать до гаража и сесть в машину и ехать домой. Было много работы и надо было спешить домой, чтобы поужинав по – быстрому заняться неотложной на дому следственной работой.
Стоял уже вечер и день рабочий подошел к концу. Кроме того, быстро стемнело. На удивление самого Дорофеева, и надо было быстро добраться до дома.
Он быстро поднял все по самоубийству дух женщин все документы и дело самого Сурганова Андрея и прыгнул торопясь домой. Он хотел это все рассмотреть дома в домашней обстановке.
Дорофеев так удивился таким неожиданным в этом деле новым находкам и обстоятельствам, что увлекся сбором, перетусовкой и сортировкой тех бумаг, и не заметил скользнувшую черную от его окна кабинета тень. Тень похожую, на человеческую. Длинную, и вытянутую, которая захватив даже край потолка, скользя мгновенно по белой крашеной стене полузатемненного с погашенным и выключенным уже светом кабинета Дорофеева, шмыгнула мгновенно в темный один из углов его кабинета.
Там стоял сам ангел смерти Азраил. Раскрыв все свои шесть огромных оперенных как птичьи крылья. Он смотрел на Льва Семеновича Дорофеева.
Смотрел своими пылающими
и горящими желтым светом, пожирающих все живое глазами.
Азраил был совершенно невидим в темном углу и в тени в полумраке и смотрел на следователя Красноярской следственной прокуратуры Дорофеева.
Он, молча, наблюдал, как тот собирался домой и торопился быстрее добежать до гаража. Он проводил его светом желтых своих горящих и несущих только смерть глаз и черной тенью просочился сквозь закрытую Дорофеевым деревянную на замок защелку наспех дверь его кабинета. Он полетел за ним в клубах невидимого черного дыма, следуя за Дорофеевым по пятам. Через охрану на входе в прокуратуру, незримой и неосязаемой тенью, преследуя следователя до самого гаража под проливным летним ливнем.
Лев Семенович Дорофеев воткнул в зажигание ключ и завел мотор своей легковушки и выехал быстро из гаража. За ним ворота гаража закрыл охранник и Дорофеев доехал до автомобильной проходной, охраняемой тоже нарядом охранников. И, те, открыв ворота на проезжую дорогу. И со светофором перекресток выпустили его и он, нажав на газ, рванул, почти с места, и понесся к перекрестку торопясь проскочить мигающий уже зеленым светом, намекая на красный светофор. Первый раз, в своей жизни нарушая правила дорожного вождения, что было ему совершенно как фанатичному и неподкупному служителю закона не свойственно.
Было поздно, и он просто спешил домой.
***
Сначала был яркий свет. Потом из этого света сформировался длинный из бетона коридор. Практически бесконечный и длинный. И он побежал, поэтому длинному коридору. Сворачивая то направо, то налево.
Сменялись плоскости и положения стен. Появлялись, дери разных уровней и форм. Все постоянно менялось. И коридор вел его куда – то. Вел его Сурганова Андрея, казалось в бесконечную неизвестность. И он бежал по нему как заведенный. То, спрыгивая в какие – то черные провалы, и летел в пустоте, потом падая на бетонный такой же пол, и бежал снова вперед.
Он сам не знал, почему он оказался здесь, но упорно бежал вперед. Цель была вырваться из этого коридора. И он спешил отсюда. Спешил, чувствуя саму приближающуюся опасность.
– Остановись, человек! – кричал ему Диамир – Остановись! Я приказываю тебе! Ты хочешь смерти?! Своей и моей смерти?! Остановись!
Но, Андрей его не слушал. Он просто бежал. Бежал без остановки и бежал. Прыгая все куда – то и поворачивая на крутых поворотах.
И слышал без конца этот ревущий звериный доносящийся со всех сторон голос. Голос пытался остановить его.
Что – то произошло. Произошло с ним сейчас и он летел по коридорам уже как пуля, не чувствуя даже ног. Скорость была все сильнее и сильнее. И все только мелькало и догоняющий летящий со всех сторон звериный рев и голоса, пытающиеся его остановить, растворились, где – то сзади за Сургановым Андреем. Они пытались его догнать, и присутствие кого – то догоняющего кошмарного и чудовищного сзади все время висело в голове убегающего в его сознании. И он стремился блуждать от всего этого, спастись и вырваться.
Сурганов вдруг вспомнил свою маму. Мама ждала его где – то там впереди, и это его подталкивало лететь с еще большей скоростью, и не останавливаясь.
– Мама! – крикнул он в мелькающую пустоту впереди себя того уходящего вдаль длинного бетонного туннеля – Мама! – эхом его голос пронесся впереди его и он делал все, чтобы опередить свой же собственный звук.
– Сыночек мой – голос женщины Андрей услышал впереди себя – Сыночек я жду тебя.
Это случилось первый, и единственный раз. Андрей, вдруг услышал голос матери, и почувствовал ее. Он чувствовал присутствие родного. Он ощущал в этом бетонном длинном бесконечном коридоре присутствие своей матери. Она ждала его, где – то там и была, где – то там впереди. А, тот, кто был сзади, пытался его догнать, но уже не мог.
– Мамочка! – он прокричал своей матери там где – то ждущей его впереди – Я хочу к тебе! Я иду к тебе!
Тот, что сзади просто ревел ему вослед и отставал безнадежно и безвозвратно. Это был тот, кто много лет жил в нем в Сурганове Андрее и мучил его, порождая зло внутри своего живого носителя. Это то, что жило в сознании его и то, что теперь погибало, теряя вырвавшуюся из его когтистых цепких лап человеческую душу.
И снова этот яркий свет. Снова свет, который ударил прямо в его Сурганова Андрея. Проходя через него летящего с бешеной скоростью. Свет ударил в лицо, и он выскочил из этого длинного бетонного бесконечного многоуровнего с поворотами тоннеля. Выскочил к бетонной высокой ограде бетонного с высокими трубами завода.