Не хочу возвращаться. Часть 7

Ночи стоят душные, в доме ночуют только Веселка и Любава с новорожденным сыночком. Сам батюшка Мужила спит на сеновале, Ждан в сараюшке, а я ночую в предбаннике. Почти каждый вечер Ждан просится прийти ко мне "на беседу", Но я опасаюсь встречаться с ним в баньке, где он столько раз видел меня голой. Наведет банька на грешные мысли и попытается Ждан взять мою девичью невинность. Не то, чтобы я боялась насилия, сумею отбиться, но так приятны его ласки, что я за себя не ручаюсь, могу не устоять. Раньше я придавала мало значения своей девственности, но обстановка 12 – го века привела к "переоценке ценностей".

В купальскую ночь мы не пошли в хоровод молодежи: гулять парой по ночному лесу, кормить друг друга ржаной горбушкой. Наши эротические свидания проходят в кустах. Когда старшие заснут, я выхожу в одной нижней рубахе, с голыми до плеча руками и широким вырезом спереди. Тихонько пробираюсь огородом, Ждан по хозяйски обнимает меня. Прижимаюсь к его широкой груди, и рука Ждана спускается на нижнюю часть моей попы – самую круглую, самую мягкую часть. И замерла там, а потом, держась за этот "руль", Ждан разворачивает меня и направляет движение к заветным кустам.

Я тесно прижимаюсь к Ждану, его руки обнимают за плечи и гладят мои грудочки. Мы целуемся, целуемся... Находим укромное место, садимся и начинаем с упоением друг друга ласкать. Ждан стремиться к моему голому телу, нет, он не задирает мой подол, не заголяет ту, которая ему доверилась в эту ночь. Мы лежим лицом друг к другу, мой кавалер запустил обе руки в вырез рубахи и взялся за мои грудочки. Какое упоительное ощущение!

Но и я действую. Поглаживаю через штаны напряженный ствол его хулигана, чувствую, как в нем толчками пульсирует кровь. Такого мой кавалер не испытывал. Еще ни одна девушка не брала в нежные ручки его член. Держись, мой ласковый, сегодня я тебя замучаю, выжму досуха. Шепчу ему:

– Ждан, милый, сосочками поиграй.

Он от возбуждения меня не слышит. Рука пустилась в странствие под рубахой, по долине между грудочек, по гладкому животику (эх, пупок не погладил), туда, где плотно сжатые ляжки становятся животом. Надо же, через ворот дотянулся до лобка, перебирает на нем волосики. Нащупал под лобком складочку, убегающую вниз, между бедер. В бане он не мог ее разглядеть – я всегда сижу, плотно сжав ляжки – и теперь он изучает ее руками. Вложил палец в складочку и пытается просунуть его между ляжек.

– Ждан, не надо, это заветное – прошу я.

Обычно такие слова его останавливают, знает, в случае непослушания, и кулаком может получить. Но сейчас его палец нащупал язычок клитора – я охнула и выгнулась. Ждан в недоумении, не знает, какой важной детали он коснулся. Замер, приподнялся надо мной, испуганно спрашивает:

– Богдана, тебе больно? Я что – то не так делаю?

"Теленочек ты мой, ничего – то ты не знаешь". – второй рукой, не занятой игрой с его хулиганом, я прижимаю пальцы Ждана, вдавливаю их в щелочку.

– Нет, не больно, а очень ХОРОШО! Не отпускай, еще трогай там... Пожа – а – а – луйста!

Моя ладонь скользит вдоль ствола хулигана, возбуждает его, Ждан непроизвольно начинает двигать тазом вперед – назад. Мы одновременно испытываем оргазм, на штанах Ждана расплывается липкое пятно. Сил нет... Лежим упершись друг в друга лбами и никак не можем отдышаться.

Вернулась в баньку почти на заре и только тут обнаружила, что потеряла нашлепку за ухом – тот самый чип: приемник – передатчик – устройство срочной эвакуации. Теперь ни отчет послать, ни сбежать через века от опасности. Ох, и будет мне нагоняй в Институте. И Кир – Кир такого разгильдяйства мне не простит. А, может, не будет он писать рапорт, разложит меня на сухом бугорке среди болот и выпорет ремнем за все художества, как ту аспирантку. И что это постоянно происходят со мной неприятности.

На утро, не выспавшиеся работаем в кузнице, получаем окрики и тычки от Мужилы за нерасторопность. "Ох, надо не ходить сегодня на свидание, хочу отоспаться" – думаю после очередного подзатыльника. Кузнец смотрит на меня неодобрительно, бормочет: "верченая девка"...

ОПЯТЬ ВЫСЕКЛИ

За тягу к старым богам, к язычеству жаловался поп на нашу семью бобровскому воеводе. Не добился осуждения со стороны боярина: тот постоянно требовал от кузнеца наконечников для стрел, насадки для копий, а это ЖЕЛЕЗО. Добывают железную руду в болоте, которое хранит болотница, сиречь – кикимора. Как же не прикармливать ее кузнецу. Задолго до моего появления в этих местах судили – рядили досужие языки:

"Любится кузнец с болотницей, потому много руды в болоте находит, доброе железо из нее плавит".

"Как же с ней любиться, ведь кикимора рожей страшнее смерти, ноги козлиные, ни титек, ни пышного зада, наверное, и женской дырки нет".

"А она обернется. Сидит на кочке болотной девушка красоты писанной. Ворот рубашки распущен, и тити налитые наружу выставлены. Просит; подойди, добрый молодец, поцелуй их. А волосы на голове зеленью отсвечивают... Страх какой! Кто испугается, побежит от нее, сразу в болоте утонет, а кузнец не забоялся, подошел и поцеловал титички, а потом задрал ей подол и лишил болотницу девичьей чести. А она ему в благодарность богатые болотной рудой места указала".

"Говорят, болотница ему дочку родила, ту самую, что сейчас в доме кузнеца живет".

С моим появлени

ем слухи усилились, говорили, даже, что у меня есть хвост. И решили городские парни это проверить... В воскресенье вся семья пошла в церковь. Я достала из укладки медный крестик, подвязала шнурок короче, чтобы крестик был у самого горла, а не прятался между грудей под рубашкой. Но меня батюшка Мужила в церковь не взял, чтобы не злить лишний раз отца Гермогена. Я вознамерилась прогуляться по Бобровке, зайти к местной бабке травнице и выведать у нее кое – какие рецепты. Это была бы ценная информация. Неожиданно в узком переулке меня окружили парни, хватают за руки, кто пытается развязать пояс поневы, кто подол задирает. Требуют:

– Покажи хвост, болотница.

А кто – то еще крикнул:

– Парни, давайте пустим ее "цветком"!

Эта варварская забава мещанской и купеческой молодежи в глухих городках известна по материалам позднего, девятнадцатого века. Парни, скучающие в длительные церковные праздники, ловили в тихом переулке или за городом зазевавшуюся, отделившуюся от подруг девушку. От этой забавы несчастную не спасало ни общественное положение отца, ни красота, ни наличие жениха. Девушке заводили руки за голову и связывали в локтях. В таком положении она не могла опустить руки и хотя бы немного прикрыться ими. Подол сарафана задирали над головой и завязывали узлом. После этого хулиганы просто уходили, покинув жертву на произвол случая. Это и называлось "пустить цветком".

Как я уже говорила, в то время под сарафаном не носили трусов и другого нижнего белья. Девушка, обнаженная от плеч и ниже, ничего не видела сквозь задранное на голову одеяние. Не могла даже спрятаться. Последствия для нее бывали самые ужасные. После такого позора ее никто не возьмет замуж, остается только в монастырь уходить. Ничтожной была надежда на доброго человека, который развяжет, отведет к родителю, ничего и никому не расскажет о ее позоре. Оказалось, что корни жестокой забавы уходит назад на многие столетия. Именно такую потеху сынки купеческие хотели совершить со мной.

По теплому времени я была босиком, сухая пыль переулка мягкая, как ковер в спортивном зале, и я взорвалась. Две руки и две ноги выстрели одновременно. И еще мой лоб, который впечатался в чью – то переносицу между похотливых глаз. Меньше одной минуты длился бой, после которого буквально: "пятеро лежали, трое убегали".

Из пятерых четверо в ужасе пытались отползти от меня, и только один поднялся и, размазывая кровавые сопли, сказал:

– У, бессовестная.

Купеческие сынки никому не пожаловались – слишком стыдно им было, что восьмерых здоровых парней побила одна девка. Утром на другой день Мужила только погрозил мне пальцем:

– Мало я тебя высек. Твое счастье, что не жаловались купцы воеводе. Будь их жалоба, высекли бы тебя не моей рукой, а служки воеводы и не в родной избе, а на дворе на позор всем, кто соберется.

Ну, вот, опять провинилась. В последнее время Мужила на меня косится, думает, что это я Ждана присушила. Основания для недовольства у него были. Подхожу утром к воротам кузницы и слышу разговор отца и сына:

– Батюшка надо бы леса навалить на новую избу – говорит Ждан отцу.

Брякнул молоток о наковальню. Отец удивленно спрашивает:

– Это зачем?

Ждан чувствует, что не понимает батюшка намеков.

– Жениться хочу. Отдай за меня Богдану!

Надо же! Без меня, меня сватают, мою судьбу решают! Ну, феодалы, домостроевщина!

– Забудь о ней сынок, не ко двору тебе будет такая жена. И решать ее свадьбу не мне, а волхву Заболотному, будь он неладен со своим железом! – сердито ответил Мужила.

С этого момента Мужила искал способ нас поссорить и прекратить любовные игры, о которых он, конечно, знал. План был дьявольски хитер, но и я, сама того не желая, помогла ему, совершив очередной проступок. Зациклилась я на железных закаленных клинках ножей, к изготовление которых Мужила меня не подпускал, говоря: "не женское это дело ножи ковать".

Мой план состоял в том, чтобы изготовить первый клинок, пока кузнец с семьей стоит в церкви длительную воскресную службу и посещает в Бобровке дома своих добрых знакомых. По моим прикидкам кузнец с женами и детьми будет отсутствовать часов пять – шесть. Этого времени будет достаточно, чтобы науглеродить полосу кричного железа, отковать клинок и закалить его. Но кузнец вернулся значительно раньше и еще издали все услыхали звон молотка. Заглянул Мужила в кузницу и поймал меня прямо на месте преступления. Я его таким злым еще не видала, как он удержался и не изуродовал на месте названную дочку пудовыми кулаками. Повертел в руках мою заготовку, вздохнул:

– Испортила железо.

Больше ничего не сказал. За воскресный ужин сел мрачнее тучи. Вся семья ложкой боится брякнуть, сидим тихо, как мыши под веником. После ужина батюшка названный сказал свое слово:

– Надобно высечь тебя, Богдана за все проделки. И субботы ждать не будем, завтра же и ляжешь на скамейку. Ты, Ждан, высечешь ее крепко, чтобы задом и ляжками вертела.

Задумка его понятна: хочет унизить меня перед своим сыном, за одно и его волю сломать, после этого ни о каких любовных свиданиях не будет и речи.

– Батюшка, – я взмолилась – в твоей власти нахожусь, высеки меня, коли виновата, но почему Ждан? Как мне под его розги ложиться?

Бледный, как полотно Ждан тоже подал голос:

– Я не буду...