Муженек теребит волосики на моем лобке, запускает палец в щелку: "мокренькая". Потом нежно гладит низ живота, где растет деточка. На память приходят слова Абдулы: "Колыбель богатырей". Будут богатыри, Абдула, но не булгарские, а свои, русские. Будут и дочери, которые родят будущих мастеров, купцов и, возможно, воинов – дружинников.
***
Через пару дней в надворной клети работают трое нанятых подмастерий, мнут и пропитывают дегтем кожи, шьют простые обутки для продажи. За Никитой остается самое ответственное, раскрой кожи и пошив на заказ красных и зеленых сапог, которые состоятельные горожане с руками отрывают. Довольный Никита смачно целует меня:
– Умница – разумница, Ольга Премудрая.
Оберегая меня от массы домашней работы, он привел в дом девочку, десятилетнюю сироту, которая побиралась на торгу Христовым именем. Отмыли в бане, накормили, одели. Теперь хлопочет по дому Татьяница и рада радешенька, что есть кров над головой, есть семья, которая ее приняла. Ночью спит она за печкой вместе с тетушкой, а, может быть, слушает, как мы играем в любовные игры.
Ночью Никита лежит на спине, я стою над ним на широко расставленных коленях.
– Никитушка, я на твой кол сесть хочу. Направь богатыря, а то мне не видно.
Никита произносит свое любимое:
– А что, разве так можно? – и направляет руками богатыря в мой женский вход.
Опускаюсь, насаживаюсь на этот кол, который достает меня до самого донышка. Приподнимаюсь и опускаюсь. Никита подхватывает меня ручищами под попу, поднимает, головка члена щекочет вход. Резко опускает, и я с маху насаживаюсь на полную глубину, мое мокренькое влагалище издает чмокающий звук, напоминающий звук поцелуя. Никита смеется:
– Оказывается, ты и этим местом целовать умеешь.
– Не смейся, а то соскочу – пугаю я мужа и приподнимаюсь.
– А не соскочишь!
Давит, осуществляет плотную посадку (или насадку?). Начинаю двигать тазом вперед – назад и из стороны в сторону. Никита выстреливает в меня спермой. Хорошо! И как я счастлива с любимым мужем!
***
Живот достиг такого размера, про который в мою эпоху говорят: "футбольный мяч проглотила". Шью распашонки, чепчики, подгузники к удивлению окрестных баб. Они пеленают младенцев только свивальниками, оставляя попочку открытой, чтобы реже пеленать. Никита долбит из колоды корыто для купания, будущего малыша.
Ходить тяжело, но так приятно, когда ребеночек толкается ножками. Никита хочет послушать. Задираю подол до титек, пузо нависает над курчавым лобком. Никита кладет руки на полушарие живота, на лице глупая улыбка:
– Толкается...
Становится на колени и целует мое пузо, как святую икону. И это мне так приятно, даже приятнее, чем ноги под Никитой раздвигать. Мы ждем тебя деточка.
***
Тетушка и приглашенная повитуха пеленают плачущего ребеночка.
– Мальчик.
Я выла и кричала в бане полтора часа, пока разрешилась Никитушкой, Никитой младшим. И все время вспоминала пророчество Ольги Петровны о том, что абориген сделает мне ребеночка и буду рожать, в баньке. Как в воду глядела Баба Яга. Мы рады тебе Никита Никитич, расти большой, здоровый, как папа, и умный, как мама. А мы готовы подарить тебе еще много братьев и сестер.
Груди распирает, на сорочке, там, где ее касаются соски, пятна засохшего молока. Никита старший с интересом и наблюдает процесс кормления. Я спустила с плеч сарафан и сижу с невинно голыми грудями. Деточка сосет грудь, налитую молоком как коровье вымя. На соске другой груди наливается капля молока.
– Ах ты, коровушка – говорит мой муженек.
В этом нет ничего обидного, в русском мире корова всеми любимое и почитаемое животное – кормилица. А мне вспоминается страшные слова Айдара: "Ты ожеребишься, будет молоко в твоих сосках. Будут старухи тебя доить, из твоего молока кумыс делать. Каждый день буду твой кумыс пить". Есть в моих сосках молоко, но не для твоего кумыса. Бывшая научная сотрудница Анна Николаевна, а теперь жена Никиты Кожемяки, кормит ребенка, зачатого ей в любви и радости. Будь ты проклято ханство булгарское, не даром до девятнадцатого века дожило в русском языке выражение "Зверства булгарские".
Я раздобрела, сильно прибавила в весе, теперь мне уже не пробежать кросс по первому р
азряду, не провести учебный бой в зале. Но Никите моя полнота нравится, гладит меня и шутит:
– Люблю я ляжки налитые.
***
Никитушке пошел третий месяца, когда возобновились наши любовные игры. Дело было так. Я напросилась в баню вместе с Никитой, хотя он и был против:
– Выдумала, бабы с мужиками вместе не парятся.
– Я, Никитушка твоя жена, ты меня всякую видел. – Опускаю глазки, смущенно ковыряю носком туфли половик. – И даже когда – то высек меня голенькую.
– Ладно, собирай одежки, греховодница.
Пришли в баню, Никита раздевается, а я не спешу, наклонилась, будто на полу что – то ищу. Стою, повернувшись к муженьку пышным задом. Подошел Никита, похлопал меня по нижним полушариям:
– Ты полотенца взять не забыла?
А рука его так и осталась лежать на соблазнительном месте. Чтобы его раззадорить я быстренько подол подняла и на спину закинула. Выставила и попу и ляжки, складочка больших губок между ними выглянула.
– Что ты раздумываешь, муженек, заждались тебя мои прелести.
А он опять свое:
– А разве так можно? – он и не знает, что в женщину очень даже удобно сзади войти.
Я раздвинула губки, для последнего соблазна и он мне так воткнул! Наши бабы в таком случае говорят "до пупа достал". Натерпелся любимый, пока я глубоко стельная была. Это получилось не соитие, не слияние. Он трахал меня, другого слова не подберу. Разогнулась, улыбнулась:
– С разговением тебя, любимый, после долгого поста.
А ночью, чтобы ему приятное сделать, встала я на четвереньки. В мою эпоху о такой позе говорят "встала раком". Раздвинул муженек любимый мои срамные губки, поиграл ими и опять до пупа достал. А я опустила голову и плечи на лавку, попу высоко держу – наслаждайся, милый, покорным телом своей женушки... Я даже плакала от счастья. Натерпелся мужик, пока я сыночка в животе носила, да после родов поправлялась. Ждал, мой хороший, ни на одну бабу не заглядывался, ни одной подол не задрал.
Не насытился, любимый, с первого раза, опять меня на колени попкой вверх поставил и начал ласкать – целовать. Как быстро он новую позу освоил и ничего необычного в ней не находит. Сильные руки гуляют по моей спинке, гладят пышные ягодицы, играют женской щелочкой.
– Никитушка, ДАВАЙ, сил нет, больше терпеть! – шепчу я.
Засмеялся Никита:
– Я дольше терпел, теперь и ты потерпи, греховодница. – И гладит мою попку.
Сначала по талии руками провел (ох, расползлась моя талия – рюмочка после родов!), погладил верхушку ягодички, ниже опускается, нежно гладит самую чувствительную часть. Ах, лакомка! Таким же образом по другой ягодичке прошелся, а потом вдруг наклонился и... укусил легонько за мягкое. Я дернулась:
– Не кусайся!
Никита переворачивает меня на спину и начинает целовать живот, хватает зубами волосики лобка. А хулиганистая рука его тем временем щекочет мой клитор.
– Никитушка, милый, ДАВАЙ!
Меня совсем раздразнил, сжимаю ляжками его руку, а Никите весело:
– Девушка, чего ты хочешь? Загадай желание.
– Девушка хочет, чтобы ты, мучитель, скорее в нее член засунул, ребеночка хочет девушка, ребеночка! – в полный голос кричу, не стесняюсь, что услышат меня тетушка и Татьяница.
Нет, играет, изверг, дразнит свою женушку. Наконец, навалился (как приятно чувствовать тяжесть его тела!) и начал во мне двигаться, двигаться, двигаться... Наполняет семенем мою глубину. Видели бы мои бывшие коллеги, как научная сотрудница Анна Николаевна голая лежит под средневековым мужиком, задом ему подмахивает, ляжками играет и просит – молит: "давай, давай еще, любимый"! Нет, не понять вам, засушенные воблы науки, какое это счастье лежать под любимым, принимать в себя его член, слушать, как в тебе растет деточка!
А видели бы они меня днем, как я важно иду по усадьбе, киваю в ответ на поклоны подмастерьев. Надо принять привезенное с торга мясо – убоину, будут вечером щи богатые, до которых средневековые хозяйки еще не додумались. Накормить предстоит два десятка мужиков наймитов, все по патриархальному обычаю за хозяйским столом харчатся. Надо озаботиться и послать нанятых баб на Клязьму стирать порты подмастерьев и учеников. Проследить, чтобы воды в баню привезли. И сыночка потетешкать, а то он целыми днями на руках у тетушки.