Не хочу возвращаться. Часть 11

Первым делом он стащил с меня одеяло, а потом разделся сам до гола, уселся рядом и начал неспеша гладить мои груди. Я же не могла оторвать глаз от его торчащего члена с обрезанной крайней плотью. Как всегда в голову лезли самые неподходящие мысли. "У наших мужчин крайняя плоть защищает головку пениса, а у этих, как не натирают штаны самую чувствительную часть мужского инструмента"? Видимо от вида напряженного члена я покраснела, потому что Абдула покровительственно сказал:

– Привыкай к его виду, девушка, сегодня он сделает тебя женщиной, и потом часто будет гулять в твоем райском саду.

С этими словами продолжил (довольно нежно) играть моими грудочками, улыбается, редкие усы шевелятся от удовольствия. Неожиданно Абдула поднялся и задрал мои ноги вверх, а сам уселся на пятки вплотную к моему туловищу. Оригинальная поза: попой почти упираюсь в его промежность, ноги переброшены через широко разведенные бедра Абдулы и обнимают его торс, член уперся где – то под моими ягодицами. Но главное, поза не мешает ему лицезреть все прелести моего фасада. Сжал пальцами соски, потянул за них и потряс груди. Не дают они ему покоя. Опять начал царапать их ногтями и, как это было днем, разряд возбуждения пронизывает мое тело, бьет вниз, бедра непроизвольно дергаются и сжимают торс Абдулы.

– Ты хорошо обнимаешь ногами. – Этот гурман доволен, получает запланированное наслаждение.

Абдула не спешит, хочет получить все возможное удовольствие до того, как перейдет к главному. Опустил руку в мою промежность, провел пальцами по щели между больших губок – вот незадача, кажется, я опять потекла. Мокрым от слизи пальцем водит по моим губам. Я изображаю на своем лице довольно – таки вымученную улыбку.

– Ты уже готова и ждешь моего батыра с нетерпением, но я не буду спешить. Пусть моя невеста томится ожиданием.

И опять этот эротический гурман играет сосками, гладит мой живот, ковыряет пупок. Потом просунул под меня ладони, сильно сдавил ягодицы и раздвинул их, растянул в стороны. Толстый палец прижался к анусу и потихоньку стал проникать в заднюю дырочку. А сам не отрываясь, следит за выражением моего лица. Изучает реакцию моего тела, гурман паршивый! В заднем проходе щекочет. Не скажу, что ощущение неприятное, но стыдно, никто еще не совал палец в мой зад. Непроизвольно приподнимаю попу, пытаясь освободиться от его пальца.

Мои руки заброшены за голову, правая под подушкой сжимает рукоятку ножа. Куда ударить? Мужчина нанес бы удар в горло или в сердце, но женская натура инстинктивно восстает против убийства. Призвание женщины не отнимать, а порождать жизнь. Может отрезать его член? Но в момент эрекции в нем очень большое давление крови. Собственно оно и приводит пенис в рабочее состояние. Если отрежу член, Абдула запросто истечет кровью. Вот незадача, куда же воткнуть нож... Тянуть время уже невозможно, вот – вот, сейчас.

Абдула распрямил ноги и моститься лечь на меня, теперь член твердым колом упирается в мою девичью щелку. Сейчас воткнет... Но я решительно беру его в левую руку и прошу со все возможной цветистостью Востока:

– Господин позволит руке своей невесты быть проводником и привести батыра в сад наслаждения? – и приподнимаю член повыше.

Абдула улыбается до ушей, я выхватываю нож и одним движением отрезаю его мошонку. Он вскакивает с диким воем, яйца в кожаном мешочке остаются в моем кулаке. Зажимая руками рану, Абдула кидается в двери, бежит во двор. Признаться, я рассчитывала, что он потеряет сознание от болевого шока. Надо спешить, пока о не взбаламутил всех соседей – быстро надеваю свои старые штаны, рубашку и приготовленные старухой башмаки.

Не успела...

В двери вваливается несколько мужиков, у стоящего впереди старика в опущенной руке плетка, ремень змеится по полу. Не дамся живой, приставляю нож под левой грудью. Старик не поднял руку, не замахнулся плеткой, только резко дернулась кисть руки. Ремень ударил по руке и выбил нож. Второй раз дернулась кисть старика и ремень опоясал мою попу, от дикой боли я подпрыгнула. Третий раз конец ремня укусил между ног, по самому нежному месту. Согнулась, скорчилась от боли, тут они навалились толпой. Свалили, связали, куда – то поволокли...

АЙДАР

Я валялась со связанными руками у ног бия и ждала решения своей судьбы. Ясно, что меня убьют, но вот как, насколько мучительной будет моя смерть? Бий Анбал молчал, его взгляд буквально придавливал меня к полу. А кругом стоял крик:

– Шайтанка!

– Эта дикая рысь сделала нашего Абдулу евнухом! Закопаем ее живой в землю!

– За ноги привязать к двум деревьям и разорвать!

– Кожу с живой содрать и к воротам прибить. Всем полоняникам наука будет.

Анбал щурит узкие глаза, щиплет редкую бороденку.

– Не надо большого ума, чтобы казнить эту лесную кошку, а кто из батыров возьмется покорить ее, сломать гордость этого Иблиса в образе женщины?

Наступило молчание. Смутились батыры: не убивать, а покорить коварную женщину, это вам не саблями махать. Тут ум и фантазия нужны. Анбал выдержал паузу и продолжил.

– Моему любимому сыну Айдару 18 лет, он еще молод для участия в сражениях и не совершил поступка, достойного мужчины. Пусть Айдар усмирит и покорит эту дикую кошку, чего не решаются сделать могучие батыры. Это будет его первый поступок мужчины. И пусть н

и один мужчина не помогает ему.

Опять схватили, потащили по коридорам, забросили в комнату и закрыли дверь. Хорошо, что руки развязали. Я осмотрелась: комната просторная – целый зал, потолки высокие, окошки маленькие, в них не пролезть. Попробовала открыть дверь – заперта, около нее медный кувшин с водой. У одной стены широкая лавка – лежанка, у другой несколько ларей. В них халаты и другая одежда. Заглянула в боковую нишу, занавешенную холстиной. Закуток два на два мета и дырка в полу, рядом кумган, чтобы зад подмывать это отхожее место.

После всех переживаний я все – таки уснула, завернувшись в толстый халат. А утром ввалилась в комнату целая толпа: сам Айдар, толстобрюхий мужик с с несколькими нагайками за поясом и пятеро здоровенных баб. Я сразу полила его самым грязным булгарским ругательством:

– Сын верблюжьего навоза, один не можешь справиться с девушкой, привел не только баб, но и мужика в помощь.

Слушает меня Айдар, лицо бесстрастное, как у каменной статуи. Дал мне прокричаться и отвечает:

– Батыра не может оскорбить лай шелудивой собаки. Это не мужчина, а евнух. Он с тебя, с живой сдерет кожу, если ты не покоришься и тем покроешь меня позором.

Щелкнул пальцами и из двери ему подали что – то вначале показавшееся мне ковром. Бросил это на пол... Боже мой, это женская кожа! Какая широкая... Вспороли несчастную по животу и теперь соски грудей разбросаны далеко по краям. Светлые волосы в две косы заплетены, значит, женщина была русская, чья то жена, а может быть и мать. Кожа ног обрезана по колени, на руках – по локоть. Но самое страшное, что на ней возвышаются в полном рельефе попа, ляжки, груди. Они набиты чем – то, как и голова с закрытыми, как у спящей, глазами. С ужасом гляжу на этот ковер с головой и бормочу "даже ресницы сохранились".

Айдар не торопится, ждет, чтобы я переварила увиденное. Потом кивнул и навалились на меня бабы, содрали штаны и куртку – жакет булгарскую. Растянули за руки и за ноги на полу. Айдар взял у евнуха плеть, широкий ремень стегнул по руке, ниже плеча загорелась огнем красная полоса. Но кожа не просечена, рубцов не будет.

– Я раздавлю твою гордость, дикая рысь, выпью твое тело по каплям, и от тебя останется только жалкая покорность. Так хочет мой отец, великий бий, так сделаю по его слову я, Айдар сын Анбала.

Бьет Айдар меня плеткой по плечам, по спине, по ляжкам. От боли, от ужасного вида ковра из женской кожи я сломалась. Кричу диким голосом, а в голове только одна мысль: "зачем я Абдулу кастрировала, нужно было при нем женой остаться, детишек булгарских ему рожать".

Кончил сынок бия плеткой махать и наступил ногами мне на спину. Грудь сдавлена, тити подо мной расплющены и начинаю задыхаться. Очень тяжелый парнишка, несмотря на его 18 лет. Женщина, в отличие от мужиков, дышит не животом, а только грудью. Так природа бережет ребенка в материнском чреве. Хриплю и чувствую: вот – вот мне конец настанет. Но сошел с меня Айдар, дал отдышаться. И бабы, что держали за руки и ноги, меня отпустили. Слава Богу!

– Хочу на кобыле кататься, – говорит Айдар, Становись на четвереньки.

Я уже ученая, сразу встала на колени и локти. Сел он мне на то место, которое у коня называется крупом, махнул плеткой, укусил ремень ягодицу. Я побежала на четвереньках вокруг комнаты. Айдар ноги скрестил на моей талии, покачивается, песню напевает. "Хорошо, что не на поясницу сел, – думаю, – мог бы своим весом и спину сломать. Долго бежала, потом упала без сил.

Бабы подскочили, разложили меня опять спиной вверх, но не держат. Сел на меня Айдар, но на этот раз на мягкую попу, а на спину мне блюдо с пловом поставили. Ест он руками плов, чавкает, а у меня от голода живот бурчит. Вдруг он взял меня за волосы, повернул голову на бок и подносит ко рту горсть плова. Я подобрала под себя локти и кулаки, чтобы плечи приподнять и съела плов с его руки, даже пальцы облизала. Обтер руки о мою спину, встал и ушел. За ним и остальные потянулись и плов унесли. А я голодная. Кожу женскую в моей комнате оставили, как напоминание: хватит, Анна Николаевна, характер показывать, хочешь живой остаться, покорись мальчику – господину.

Когда следующим утром пришел Айдар, я сразу встала на четвереньки, и он опять на мне вокруг комнаты ездил, легонько плеткой по ягодицам подгонял. Очень я старалась под ним бегать, не хотела лишнюю порку получать. Потом толкнул меня ногой и я, догадливая, разлеглась на животе живым ковром, руки – ноги разбросила. Сел на мою попу, как на мягкую подушку, и блюдо с пловом опять на спину поставили. А еще пришли его дружки – ровесники, расселись на корточках вокруг меня, плов едят и обсуждают с ним всякие дела. Наверное, захотел Айдар друзьям показать, какая покорная и мягкая подстилка из меня получилась. Долго на мне сидел, а перед уходом говорит.

– Аллах создал на теле женщины трое входных ворот, охраняемых девственницами. Я войду в тебя, как в побежденный город, через каждые из этих ворот. Завтра победитель вступит через задние ворота, просверлит девственную охрану и насладится завоеванием.

Так, значит, завтра меня в попку насиловать будет. Я уже ничему не возмущаюсь и не удивляюсь. Тело рабыни принадлежит господину, и он может трахать ее по – всякому. И опять меня не кормили, одной водой живот полощу. Кишка чистая будет, господин свой член не испачкает...