Клуб (глава Iх)

Для читателей: Окончание главы «Клуб VIII»

У Анны зазвонил телефон. Высветились кодовые цифры звонка от Оксаны.

Анну приятно обожгло чувство, от понимания, что это звонит желанная ею девушка, стройная, сильная, уверенная, правдивая и наглая, желанная её телом и всем её существом.

— Алло, - мягко, по кошачьи, красивым голосом ответила Анна.

— Я вернулась. Всё случилось, как надо, Анна. Я приеду к тебе сегодня, около 20.00 Ты найдёшь бутылочку виски, милая?

Анна рассмеялась.

— Найду... Для тебя, найду! Коньяк любишь? Mаrtеll VоSр?

— Да, это самое то, что мне нужно. Тебя и Мартель! Приведу себя в порядок, и приеду. Целую тебя!

Sеrgеy Frееmаn

27.02.2023

От автора: У меня нет произведений, которые бы я не редактировал во времени. Изменения иногда вносятся после получения комментариев читателей, иногда через 10 лет и более..., глядя на тексты через призму времени. Жду Ваших отзывов, уважаемые читатели.

«Клуб Iх»

Анна не могла скрыть приподнятого настроения. Девочка оказалась не просто хороша в делах, а сумела провернуть такое дело, что её покровители в Мариинском дворце, при встрече, долго протирали пот со лба, узнав какая партия товара пришла в Питер. Борис Фёдорович, председатель комитета по делам молодёжи, выронил салфетку из рук в ресторанчике, где состоялась беседа, потом у него из рук выпала вилка, а затем он выронил и нож, забыв, что режет стейк, чем вызвал недоумение смущённых официантов. Анне припомнился их разговор:

— Анна, ты прокурорских в известность не ставь, а то рот раззявят и желудочным соком захлебнутся. Оленька хорошая женщина, правильная, и по чину берёт, но ты же понимаешь, о какой прибыли идёт речь при таких стартовых ценах... У кого угодно голова закружится, - быстро, шёпотом, скороговоркой, заикаясь начал говорить Борис Фёдорович, вытирая со лба и шеи льющий градом пот.

— А вы смущаетесь, Борис Фёдорович, нервничаете. Не надо так. На детекторе лжи провалитесь, - смеясь пошутила Анна, от шутки которой Б.Ф. подавился окончательно, чем вызвал её задорный смех.

— Анна, а товар откуда, как сумела прокрутиться так?

— Откуда дровишки, Борис Фёдорович? Из лесу, вестимо! Зачем вам такие подробности! А то не знаете где растёт, - ехидно ответила Анна.

— А качество товара? Приподняться на бадяжном сможем? Такой товар бадяжить нужно!

Анна про себя подумала, что комсомольскую выучку в том, как наебать и опустить ближнего, отыграв ещё денег в свою пользу, из чиновника не вытравишь, но вслух сказала иное:

— Ну вы уж и в подкожные жиры хотите залезть, Борис Фёдорович... Вы лучше вопрос с кавказцами решите, пока война не началась, да отступную партию по оптовой цене надо бы им дать, согласованную заранее, так чтоб ни им, ни нам не обидно было. Мне с Нугзаром переговоры вести не очень сподручно, так как и над ним, там такие, как вы сидят. Вы уж, как-нибудь на своём уровне уладьте вопрос. Предел отступного, будет опт 150 кг по цене чуть ниже, чем они сами берут. Они на нашей поляне работают. Ну и пусть работают. Мы же их не гоним. Одно дело делаем, одних людей кормим. Ну, а не поймут..., разговор будет иной.

— Вы, Анна, чересчур категоричны... Какой иной, что вы, Аннушка!

— Борис Фёдорович, ваши 2% и премиальные по выхлопу, надо отбить. Война-то она стоит дороже... Если будут сложности, то сообщите мне. Если не будут понимать, то подключусь к урегулированию вопроса иными методами. У меня в делах слов ласковых мало, сами понимаете...

— Что вы, что вы, Аннушка! Какие стрельбы, какая война! Что вы... Резких движений не делаем. Я переговорю с Нугзаром. Встретимся, он прилетит, переговорим. Я смогу его убедить, что он свой кусок получит по-любому. Полагаю, и он понимает, что игроки, втащившие на рынок столько товара, имеют удельный вес, и не с Луны свалились. Я уверен, что вопрос мирно мы уладим. Отступать нам некуда, куда не плюнь, Москва!

— Приятно, что вы понимаете всё, Борис Фёдорович... В Москву не собираетесь? В смысле двигаться по службе...? – вкрадчиво поинтересовалась Анна.

— Аннушка, я бы, может, не против, но там, в Кремле, движуха какая-то началась... Старые кадры напрягли до состояния «кто не выдержит, тех на выход», а все вцепились в кресла, но мой еврейский нос чует, что рано туда соваться, ситуация на грани шухера. Что-то на юге затеяли, сорока на хвосте из совфеда принесла. Да и твои кадры ещё на взлётной полосе, в ожидании, как я понимаю. Я сейчас в эту кутерьму не полезу. Задавят, в фанеру превратят! Командой надо идти. А ты, Аннушка, как мыслишь ?

— Борис Фёдорович, в течение года стартуем. Мало времени прошло. Оленька ещё недавно должность приняла. Я ей проверенных кадров пододвигаю, курирую её «поход наверх».

— Аннушка, она мне звонила, говорит у неё сложности возникли. Объявилась беспредельная команда. Тряхнули губеровский банк, ты знаешь я о каком... А она-то Прокурор, а дело стоит. Глухарь полный, мне доложили компетентные люди. Правда мамка наша рот всем прикрыла, чтоб не галдели, и лишнего не болтали, но просила справки навести, что да как. Как с Луны свалились, и силовики молчат. Ты поспрошай у своих...

— А мамка-то наверх собралась? По моим данным она уже одной ногой там. Бесцветный команду собирает. Мы своё место уже забронировали. В уши кому надо влили.

— Аннушка, в уши-то мало...

— Борис Фёдорович, вы меня за девочку не держите! Там народ уже прикармливается, и давно. Виллы в Испании только ленивый не построил Стала бы я всем этим заниматься! А денег-то на всё это, где взять?!

— Да, Аннушка, то, что ты так провернулась с товаром, О-о-очень в тему! Деньги нужны, как никогда. Год непростой будет. Чтоб на позиции выйти, пути маслом мазать надо, чтоб устроиться, как надо. Не на галёрке надо сидеть, а ближе к первым рядам, чтоб наш шёпот в ухо хозяин слышал. А по-другому и смысла нет. Нам и тут очень неплохо на брегах Невы...

— По сложностям Оли, по делу этому, с налётом на банк мамкин, уточню. Но по моим каналам инфы пока нет, попробую. Вы, Борис Фёдорович, должны понимать, что почерк такой, что, если, к этим ребятам близко подойдёшь, замочат, как овцу, чтоб не трепалась и не рыла. Не мне Вам объяснять. Поэтому я в передовики не рвусь, а Олины сложности поправим. И ей посоветую на тормозах приспустить дело, а то птицу - то на взлёте стреляют... Знаете? А она нам, ой, как нужна, да и вложились мы в неё прилично! Да и подруга она мне. Жаль девушку под танк толкать. Мамка сама разберётся, у неё целый аппарат ищеек.

— Аннушка, команда эта нужна не чтоб покарать, а чтоб с пользой для дела работали. Они на пять шагов органы обставили, без вариантов дитя мамкино оставили. А он-то не дурак, ему подобные кадры нужнее нужного! Мне под этим углом сказали люди сведущие.

— Я в курсе, что такие ребятишки в цене, и на дороге не валяются.

Анна очнулась от своих мыслей, тряхнула головой, пытаясь сбросить нахлынувшее, чтоб немного расслабиться до приезда Оксаны. Она поймала себя на мысли, что немного нервничает, отметив для себя, что впервые ожидает молодую девушку не с чувством превосходства, а, как равную партнёршу. Такое ощущение было незнакомо Анне, интриговало, будило её воображение. До встречи оставалось немного времени. Вспомнила, что нет, совершенно, в доме свежих пирожных, оделась, села в Bеntаygа, поехала в Зеленогорск в ресторанчик, к знакомому кондитеру. Вернувшись, поглядев на часы, пошла в ванную комнату, набрала в ванную пены, насыпав морской соли, вытянулась, получая удовольствие в чуть горячей воде, массируя себе соски, двигаясь по животу к губам, всё ниже, понимая, что не время, что всё хорошее при встрече, сопротивляясь своей похоти и желанию тела, и всё равно не в силах удержаться проникла парой пальчиков в бутон, массируя его стеночки, выгнулась, представляя тело партнёрши, её запах, движение мышц под смуглой кожей. Анна едва удержалась, чтоб не кончить, получив удовольствие от облома, ощущая, как грудь её налилась и торчала из пены острыми сосками, готовая лопнуть от одного прикосновения, как заболело внизу живота. Анна промыла глубоко попку, ожидавшую визита девушки.

— Интересно, а..., какая она? Может многое, или ожидания напрасны? Может она примитивна в постели? В меру ли развратна? А может более чем способная...? У неё бёдра, как у меня, может страпон подойдёт, м-ммм, хорошо на них сядет, предложу ей... Если не откажет, так кайф вдвойне и цены ей не будет... А, как она против Айно? Сможет её перекрыть? Данные-то у неё лучше. Она выше и тела чуть больше, а жирок под кожей тела молодого, м-ммм, блять, кончу от одних мыслей о ней... А у неё есть ли татуировки на теле, а пирсинг, есть ли пирсинг?! А, что языком она умеет, и умеет ли там, где надо???!

Анна выйдя из ванной достала недавно прикупленное в бутике бельё от YаNсHеVSKаYа, чёрное, тонкое, прозрачное, стринги на тонких бретельках со стразами, великолепно подчёркивающие её бёдра и абрис промежности. Покрутившись перед зеркалом, удовлетворённо накинула в тон стрингам полупрозрачный, чёрный, с кружевной вышивкой пеньюар, который едва скрывал розовые напряжённые соски, подчёркивающий её стройную фигуру, делая её элегантной, статусной блядью, в котором она не раз принимала своих мужчин, которые заводились от одного её вида, и их штаны начинали становиться тесными. В такие моменты она любила брать их за яйца, когда они ещё были в джинсах или брюках, давая понять, что и она не против получить удовольствие от них сполна.

За окном, перед воротами, остановился знакомый Анне Fх Надежды.

— Как она,  эта машина, у неё оказалась? Любит трофеи? Занятно! Мы с ней чем-то похожи.

Анна. открыв с пульта ворота, ждала Оксану в холле, за стеклянным витражом, через который уличная парковка была как на ладони.

Оксана вышла в норковой короткой шубке авто-леди, в высоких ботфортах на шпильке, не оставляющих шансов мужчинам, в обтягивающих чёрных джинсах, подчёркивающих её безупречные бёдра и попу, с непокрытой головой, кутаясь в воротник, демонстрируя ухоженный, искусно выстриженный боб, с поблёскивающими в ушках серёжками с топазами

— Хороша, чертовка! Стала ещё лучше, чем в последний раз, когда виделись, -подумала Анна.

Они увиделись, встретившись глазами. Анна приветливо улыбнулась Оксане, как хорошей подруге. Хотела поцеловать, но удержалась, осекшись в невольном движении. Оксана уловила его, внутренне улыбнувшись такому началу, совершенно непосредственно произнесла:

— Привет! – потянулась, и нежно поцеловала Анну в щёку.

— Я рада тебе... Признаться ждала тебя, и даже волновалась. Это за долгое время, моей жизни, чтоб я, и волновалась перед встречей с девушкой... Хорошо выглядишь! Мужчины, вероятно, теряют от тебя голову?!

— Думаю, и у тебя, Анна, нет недостатка в мужчинах.

— Последнее время они бездушны, и не дают мне то, что я хочу. Секс, это ещё не всё, что нужно женщине.

— Я, полагаю, смотря какой секс..., ты безумно сексуальна в этом пеньюаре. Устоять невозможно... Я долго приходила в себя от нашей встречи, там, в Сенат-Баре. Ты меня просто шокировала, хотя я не из пугливых. И, признаться, после этого мне в голову пришли шальные мысли, которые воплотились в то, что я сделала. Захотелось с тобой сыграть по максимуму. Мне тогда показалось, что ты та партнёрша, которая мне нужна!

— Да, Окси, ты ввела в ступор многих. Народ в очень приличных домах пребывает в шоке, в хорошем смысле. Мне сложно даже себе представить, какими связями нужно обладать, а главное каким мышлением, чтоб втащить в Россию 4 тонны кокса за раз! Даже с моими связями, я не могу этого сделать в такие сроки и по такой цене...

Анна подошла вплотную к Оксане, касаясь её предплечья грудью, давая почувствовать партнерше, твёрдость её возбуждённых сосков, и приглушённо, мягко, едва ли не шёпотом, втянув аромат духов Оксаны, уловив запах её тела, продолжила:

— Я хочу твоих мозгов, милая, как они умеют любить, думать, возмущаться... Как они управляют твоим шикарным телом, хочу ощутить тебя, такой, какая ты есть, вдыхать твой запах, чувствовать твои волосы, их тепло, твою ауру и кожу, руки, пальцы, движение мышц под кожей, на животе, бёдрах... Меня возбуждает запах твоего тела, я чувствую его, милая! Ты не откажешь мне во взаимности?

Оксана тонко, на интимной дистанции провела носиком у шеи Анны, коснувшись кончиком носа её серёжек, щекоча ресницами её щёки, шепнула на ухо партнёрше:

— С нашей первой встречи я просыпаюсь по ночам и хочу тебя...

Анна стала раздевать девушку, не спеша, но с подрагивающими пальцами, снимая с неё бельё, ощущая пальцами тепло тела на её вещах, их аромат, хмелея и едва сдерживаясь при прикосновениях к её матовой, смуглой коже, коснувшись обнажённых сосков, начала терять контроль и повиноваться желаниям, опустилась на колени, с наслаждением расстегнула тесные в бёдрах джинсы, прижавшись щекой к её животу, стянув их, обняла за бёдра, едва сдерживаясь, чтоб не впиться коготками, объяла ягодицы, дурея от их формы, стала покусывать тело девушки ниже пупка, взяла губами пирсинг, чуть оттягивая его, пропустила ладошку меж ног партнёрши, войдя большим пальцем меж губ, ощутив влагу и нежный запах её плоти, с прерывистым дыханием стала кусать стриженую дорожку на лобке...

Оксана сгребла её густые, ухоженные светлые волосы в копну, на затылке, и возбуждённая от ласк Анны, оголив её длинную сильную шею, с маленькими ушками с изумрудными серёжками, сжала волосы, жадно обхватив их сильными пальцами, ощущая их насыщенность и силу, опустилась тоже на колени, и они слились в поцелуе, в сказочном тумане желания обрести друг друга телом и душой.

Анна предложила Оксане душ в ванной комнате, достав из шкафчика мягкий белоснежный халатик, добавив:

— Мне понравятся твои волосы едва мокрыми, не надо их сушить феном, у тебя такой сексуальный боб, он меня просто возбуждает. У тебя хороший парикмахер! Вернёшься из душа, мы с тобой выпьем по рюмашке обещанного мной Mаrtеll. Может, ты хочешь поесть?

— Нет, милая, только выпить... Коньяк обостряет чувства, и придаёт драйва. Я люблю немного выпить в сексе, не запивая, и без еды, чуть позже выпить кофе со сладким, но больше всего сейчас я хочу тебя. Ты искусно возбуждаешь... Я просто дурею от твоего голоса, он красив и сексуален. У меня в сумке, в машине остались игрушки для нас... Как ты смотришь на них?

— Ты проницательна, О’k, позволь я тебя буду так называть сегодня... Я тоже приготовила для встречи, всё в тумбе у кровати. Думаю, ты не против. Нам нужно ещё понять друг друга, но будь самой собой, не сентиментальничай с моим телом и со мной. Мне с моими партнёршами не хватало только одного, экстремальной грубости...

— Ты любишь «на грани»?

— Вот видишь, ты схватываешь на лету! Сумей меня, милая, поставить на колени, размажь меня по полу, вытри о меня ноги, будь нежна и беспощадна. Я люблю ласки, когда они заканчиваются тигриными когтями и удавкой. Убей меня! Мне известно, что ты можешь! Воплоти себя со мной, это сделает нас очень близкими людьми. От меня..., от меня ожидай того же. Если в наших отношениях будет чувствоваться лезвие бритвы у горла, это то, что мне нужно от тебя, О’k!

Оксану возбудили слова Анны. Она могла только мечтать о такой партнёрше. Ей были не интересны слащавые поцелуйчики, без грубого продолжения. Отсутствие чувства смерти на ложе превращало отношения в тягучую патоку, не приносящую ей полного удовлетворения. Стоя под струями воды, она не на шутку возбудилась в фантазиях, готовая кончить от одних воспоминаний слов Анны, звучащих в возбуждённом мозгу.

Они выпили Mаrtеll. Анна взяла партнёршу за руку, и повела к кровати, на широкое ложе. Отрегулированный климат-контроль давал комфортное ощущение. Окси скинула халат на пол, и они сплелись с Анной телами на шершавых белоснежных простынях, в жадных поцелуях уст, обвив друг друга руками, прижимаясь промежностями, с жадностью хватая пальцами волосы.

Раздвинув красивые, длинные ноги Анны, Оксана прильнула к её губам, вылизывая вокруг них, проникая вдоль них дальше, к попке, возвращаясь, пользуясь силой языка и его длиной, проникая языком внутрь, проводя вдоль, начинала массировать бусину, возвращалась, проникая глубоко, доставая под лобок, от чего Анна начинала извиваться, поднимала согнутые ноги выше, давая проникнуть Оксане глубже, достать до стеночек. При поцелуях нижних губ в засос, Анна схватывала захлёстываемая чувством мокрые волосы Оксаны, прижимая её голову ближе к промежности. Но, когда она почувствовала уверенный проход двух пальцев партнёрши в попку, Анна выгнулась, встав на лопатки, раздвинув ноги до боли в связках. Оксана села на неё сверху, спиной к лицу Анны, прижав к простыням, против воли партнёрши, стимулируя клитор партнёрши, выгнулась, демонстрируя гордую, красивую в ямочках спину. Анна только сейчас увидела на правом предплечье, со спины, выше лопатки, татуировку кобры, переливающуюся тёмно коричневым с подпалинами на капюшоне и брюхе, с характерным агрессивным оскалом, готовую к броску, искусную татуированную вязь на арабском на шее сзади. Окси приняла 69-ю и взяв клитор партнёрши губами, прижав его языком, надавила сильнее, до боли, вошла длинными пальцами в розовый текущий бутон и анал, начала массировать перегородочку, одновременно делая бусинке всё больнее, натирая её языком. Анна пыталась вырваться, не выдерживая пытки блаженством, но сильное тело Оксаны прижало её к простыням. Доведя партнёршу до состояния, когда она была готова кончить, Окси мягко, с ласками отпустила её, легла рядом, кусая пупковую складку, надавливая языком на пупок, продолжая ласки стеночек бутона.

Оксана положила Анну на бок, легла сзади, прижавшись к ней, чувствуя, как конвульсивно дёргается отходящей от предоргазменного пика, её тело, держала её за шею, оттягивая голову назад, чувствуя, как бьётся её сердце и пульсирует кровь в венах, массировала грудь, больно зажимая возбуждённые соски, всё сильнее кусала её за шею, как делают возбуждённые мужчины, потом накинув ремень, тот самый, с черепами, которым убила Надежду, на шею Анны, начала её душить, затягивая удавку и оттягивая подбородок жертвы на себя, давая понять, что жизнь Анны висит на волоске. Анна, почувствовав боль и жёсткость петли, пыталась высвободится, порвав до дыр простыню, теряя сознание пыталась стучать ладонью по матрасу, чувствуя, как смертельная удавка перекрыла вены, и боль в до упора натянутых связках запрокинутой шеи, так, что скоро треснут шейные позвонки...

Оксана наслаждалась беспомощностью жертвы, давая ощутить ей вкус смерти, увидеть начало тоннеля. Она заломала назад руки Анны, связав их полотенцем, едва ослабив ремень, дав крови доступ к мозгу, шепча на ухо Анне

— Ты не знаешь меня совсем, я люблю так убивать своих жертв, так убила я Надежду, этим же ремнём, и поверь, страсть, как хочу убить тебя... Ты не представляешь, как кайфово кончить на труп соперницы, полить его влагой, это и есть для меня высшая точка секса. Но ты получишь всё, что хотела, милая, ты поймёшь весь кайф секса со мной... Ты партнёрша, а не соперница, иначе я убила бы тебя, милая...

Оксана оставив Анну в полубессознательном состоянии подошла к тумбе, открыла её... Достала страпон, приятно удивившись его отменному качеству, вернулась к партнёрше лежащей на животе навзничь, ослабила ремень ещё больше, держа её на поводке, приподняла её шикарный таз, и снабдив тёмное пятнышко анала смазкой, вошла в него, от чего Анна застонала сломав пару ногтей о простыни, выгнулась в спине, в изнеможении прижавшись щекой к простыне.

Оксана держа партнёршу за поводок, наращивала силу толчков и темп, то отпуская, то увеличивая, видя как покрывается потом спина Анны, как стекает и собирается он в лужицы в ямочках выгиба, слыша и наслаждаясь, как стон партнёрши переходит в крик. Для причинения боли Анне, Окси заламывала связанные руки Анны вверх, вгоняя с силой болт в её попку. Анна кончала крича, поливая телесной жидкостью простыни кровати, хрипела от затягиваемой удавки, испытывала ранее неведомое ей чувство, балансируя между жизнью и смертью. В её мозгу, до безумия возбуждая, пульсировали слова Оксаны, о Кобре, о Надежде, о том, какой это кайф убить соперницу, нагнуть её, растоптать, свернуть ей шею своими руками, отымев её ещё тёплый труп в попку.

Оксана не отпустила, а уже ласково, ослабив удавку, работала страпоном, бросив ремень, обнимала партнёршу за бёдра, наслаждаясь её фигурой, формой шариков-ягодиц, кожей тела. Она меняла угол, проходя плотно по стеночкам, переставляла ногу за ногу Анны стоящей раком, чуть входила сверху, от чего Анна начинала громко кричать от сказочных ощущений. Окси надела на рот Анны кляп-шарик, и одновременно с траханьем партнёрши в попку, начала массировать её клитор, делая больно, держа её руки связанными, довела её до оргазма, затянула ремешок на шее, жёстко перекрыв приток крови, в момент, когда из самого нутра Анны, обезумевшей в экстазе, на белоснежные простыни, фонтаном забила прозрачная струя кончающей самки. Анна забилась в конвульсиях, в бессознательном состоянии, уже не соображая, что она ближе к свету тому, чем к этому. От остановки сердца её отделяли секунды, но удавка опять ослабла, наполняя сознание и тело жизнью.

— Ты теперь знаешь, милая, чего ты стоишь... Ты была ТАМ, а я наслаждалась твоей смертью здесь, и это высший кайф, видеть твои стекленеющие глаза и смерть. Я дам тебе возможность сделать это со мной, и ты почувствуешь, как это кайфово жить и убивать... Я научу тебя наслаждаться этим в полной мере... А сейчас ты возьмёшь в рот, ты ведь любишь брать в рот, и клянусь, я убью тебя, если ты не возьмёшь его до самого горла, по мой лобок. Я хочу чувствовать твой носик на лобке, и как член ходит в твоём горле, м-м-мммм, сук-к-каааа...!!!

Оксана скинула кляп-шарик из рта Анны, оставив руки связанными, но та не могла вымолвить ни слова, едва пытаясь восстановить дыхание. Оксана волевым движением толкнула ей ствол страпона в рот, и вошла в горло, насаживая головку Анны на член, больно держа её за волосы. Она ебла её в рот до тех пор, пока изо рта Анны не пошла слизь с пеной, и отпустила, понимая, что она стала задыхаться от удушья.

— Ты хочешь ещё удавку?!

Анна мокрая, едва живая, только согласно кивнула головой.

Окси набросила ремешок на шею партнёрши, с абсолютно холодным выражением лица затянула его намертво, смотря в глаза Анне, вожделенно наблюдая, как лицо её партнёрши становится багровым, глаза стекленеют, и тело, её безумно красивое тело, дёргаясь в судорогах, заваливается набок. Сняв ремень, Оксана ударила ногой её тело, пнула в грудь, перевернув тело Анны на спину, села над ней и, мастурбируя, кончила, обливая тело партнёрши тёплым фонтаном, села на неё сверху, терлась губами о её бёдра, выгибаясь, прижимая клитор к телу, откинувшись назад, уперевшись руками, наслаждаясь, подёргиваясь от конвульсий не покидающего её оргазма.

Анна лежала сзади Оксаны, прижимаясь к её спине носиком, проводя им по татуировке с оскалившейся коброй, кусая её за плечи, спину, благодарно обнимая, вся мокрая, выжатая, как губка, испытывая необыкновенную нежность к этому жестокому, молодому, сильному созданию. Она получила от этой девушки то, о чём мечтала во снах, в своих фантазиях, понимая, что это только начало их игр, понимая так же всю глубину слов одной из своих подруг: «Прежде чем просить что-то у Бога, хорошо подумай, готова ли ты будешь принять это».

Анна сидела молча, обнимая кофейную чашечку дрожащими руками, накинув пеньюар на голое тело, смотрела в сторону, не глядя на сидящую напротив неё Оксану. Она была в шоке от того, что делала с ней Оксана. Для Анны, это было неизведанные до появления Окси чувства и ощущения души и тела, то, что рождали её фантазии, но никто и никогда не делал с ней такого. Эта девочка пробила этот кокон её фантазий и вошла в неё, став её частью. Частью жестокой, абсолютно безжалостной Анны, от которой тряслись поджилки у чинуш и наркодилеров, от всех, кто пытался удержаться с ней на одной орбите. Она не могла понять, хорошо это или плохо, но чётко понимала, что ей, её физике, ей, как бабе, нужна эта партнёрша, как понимала и то, что Оксана достойная замена Айно, и было очевидно, что этот скальпель лишит любого жизни, если это будет нужно. Одно было ей не понятно: насколько она, её физика нужна партнёрше... Хотелось любви, животной зависимости обоих, и это оставалось под вопросом и кололо её сердце. Она понимала, что влюбилась в эту девушку, и это приносило ей беспокойство.

— Я переиграла, и обидела тебя, милая?

— Нет, Окси, ты сделала всё правильно. Тебе удалось меня насадить на крюк проткнув, как рыбу за губу. Я едва ли смогу отказаться от подобного. Не нужно часто, но мне надо именно это...

— Ты нервничаешь от этого?

— Да.

— Я могу тебя успокоить... Ты нервничаешь, потому что не исполнила свою арию со мной, и не знаешь, какова обратная сторона Луны. А ведь я тоже больна тобой с самой первой встречи, Анна. Я не играла... Я готова была кончить на твой труп убив тебя, и удержалась только потому, что уже совершила такую ошибку в своей жизни однажды... Я оставила тебя жить, потому что хочу тебя и отношений с тобой, как женщиной. Ты возбуждаешь меня настолько, что если у нас не сложится, я буду вынуждена уйти. Для меня это будет невыносимо... Я могу тебе это сказать, потому что я независимый, и вполне обеспеченный человек. Если что мне и нужно в жизни, то это отношения, а не имитация чувств.

Анна вскинула глаза, с интересом взглянув на Окси. Она почувствовала колоссальное облегчение от этих слов, поняв, насколько глубоко пустила в свою душу эту девочку, влюбившись в неё...

— Я всегда говорю о том же...!!!

Они занимались любовью всю ночь. Такой любви меж двух львиц, они не знали до этого. Это было совершенно новое, единое для них чувство.

Утром, Оксана лежала над Анной, целуя её глаза, облизывая её ушки, не в силах оторваться от её тела... Только почувствовав её напряжённые соски она хотела её ещё и ещё...

Они вставали, пили кофе. Оксана жадно рвала белоснежными зубами стейк, приготовленный Анной, когда та с интересом наблюдала за ней, думая о чём-то светлом, улыбаясь в душе... Потом они ложились в постель, и продолжали наслаждаться друг другом. Пролетело двое суток.

Прошла неделя.

— Андрей, отвези меня на природу. К снегу хочу. Есть мысли, куда поехать? Дело сделано... Команда сработала на отлично. Но жить натянутой струной невозможно. Нужен отдых. Может на Байкал съездим ?

— Оксан, давай я тебя повезу туда, откуда всё началось для меня. Это всего-то в пределах 280 километров от Питера. Я тебя провезу по краям, где снег, безмолвие и Россия, какая она есть. Поедешь?

— В какую сторону?

— За Волхов, за Лодейное поле. Там увидишь. Просто будешь смотреть, и слушать тишину. Устроишься уютно в креслице, плед на колени бросишь, свитер толстый, мягкий, с длинными рукавами, такой мне нравится. Ты в нём становишься самой собой.

Оксана внимательно посмотрела в глаза Андрею.

— Андрюш..., я бы очень хотела свернуться клубком и ехать с тобой куда угодно. Ты ведь понимаешь о чём я. В этот раз я приехала в Питер, и как-то остро ощутила, что я не хочу видеть людей. Хочу видеть только город и близких мне людей, очень узкого круга. Остальные меня просто раздражают. И это не касается только России. Просто в родном городе я это остро очень почувствовала. От родной Лиговки меня просто передёрнуло, а какие-то воспоминания связанные с Питером мне кажутся мелкими и незначительными.

— Ты просто ещё очень молода, и все твои воспоминания, они не могут быть значительными. Всё значительное у тебя началось не здесь и если что и произошло в Питере, так это наша с тобой встреча. С неё всё и началось.

— Нет, Андрюш. Не со встречи. С нашей с мамой нищеты... А ты знаешь, откуда я Д.Восток знаю? Не знаешь... А ведь папа у меня был военным моряком, и мы жили в Большом Камне. Там моё детство до 9 лет прошло. Была семья, жизнь была с мамой и папой. А потом мы приехали в Питер. И этот мрачный, холодный город убил нашу семью, маму... Питер безжалостный, очень жестокий город. Таким его сделали люди. А потом была наша встреча...

— Прости, Окси. Ты никогда не рассказывала это о себе.

— Поехали Андрюш в твои края. Утром поедем?

— Да, утром сядем и поедем. На Крузаке и поедем. Дорога местами экстремальная. Девственная природа.

Талый снег, воздух пропитанный его запахом, камеральное ощущение сцены, молчаливый лес, ручей с прозрачной родниковой водой текущей в проталинах, серые брошенные избы в которых когда-то прабабки держали скот в нижней части, покосившиеся от времени, с копчёными трубами, из которых давно не идёт дым от очага. Многие окна без рам, многие заколочены, у некоторых ставни со стальными засовами и проржавевшими замками. Следы волка недалеко от речушки Шапша. Крупные, утренние, а может ночные. Прошла стая или одиночка, сложно сказать. Звенящая тишина. Снег на ветвях отдельных деревьев у дороги, подчёркивающий их корявые силуэты. Озерцо Калган, во впадине, почти круглой формы. Впадина меж холмов, правильной формы. Ощущение, что у озера нет дна, а если оно и есть, то живёт там Чёрт. И звенящая тишина тёплой зимы, имеющей запах, душу, живое начало. Вдалеке рысь перешла дорогу, неторопливо, не боясь машин проезжающих в этих местах раз за несколько дней. Холмы поросшие лесом, дорога ведущая в никуда, беспечные сороки нарушающие покой царства природы. Придёт весна, зажурчат ручьи, сойдёт снег и выбьется из под прошлогодней листвы трава, появятся полевые цветы. С мая начнут приезжать редкие дачники из Лодейного поля, любители поохотиться и порыбачить. Появятся всепожирающие комары, а потом мошка, от которой нет спасу. Оводы и слепни, готовые обглодать живое существо до костей. Шершни размером с сосиску, готовые убить лошадь, если признают в ней опасность. Где-то в чаще бродит медведь, переворачивая коряги и лакомясь муравьями и кореньями. Тоже готов сожрать заплутавшего охотника или рыбака. Волки зимой выходят стаями и устраивают набеги на деревни, в которых ещё остались жители и держат скотину. Собак давят, срывая с цепи и унося с будками. Охотники отстреливаются в форточки, но верную жучку уже не спасти. Стая съедает верного пса мгновенно, оставляя только кровавое пятно.

— Вот тут мои корни, Оксана... Отсюда я вышел. Это Печенецы... Тупик дороги и жизни. Отсюда я уехал в солнцем раскалённый Афган. И сама понимаешь, не было у меня там чувства страха, или ненависти к моджахедам. Была одна только доля, да такая, которую в народе пиздецом зовут, и понимание, что везде не сладко. А отсюда и жалости у меня особой к людям нет, и понимаю я, что мир устроен просто и жестоко. Не возьмёшь по праву своё, отберут другие, не отстоишь свою жизнь, заберут её другие. Ценишь только преданных и любящих. Остальное всё пустое, Окси. А потом вернувшись из Афгана, приехал я в родную деревню, а работы нет... И поехал я лес валить к лесникам в Ребовичи. Это на Ояти, её приток река Капша. Там хоть леспромхоз был тогда. Съездим туда. Не пугайся этих мест. Оказалось, что в них-то и есть наша русская сила. Я не сразу это понял, но это так. Там летом выдры плавают вечерами, бобры делают запруды на реке, кабаны приходят на огороды, волки стаями приходят зимой в деревню, там баба Аня, мамка районного мента, на яме продаёт самогон мужикам. Деревня тоже стала вымирать. Леспромхоз приказал долго жить. Вот и подался я в Питер с мужиками... так-то милая моя девочка. Поехали.

Оксана смотрела в окно на проплывающие мимо занесённые снегом суровые северные ели, куталась в свитер, пряча ладошки в длинных рукавах. Дорога проходила через всё более и более дикие места. Становилось понятно, что заглохни машина в этой глуши в мороз и на ночь, и жизнь повиснет на волоске, но мотор уверенно урчал, мороз был небольшим, и мимо летели красивейшие зимние пейзажи, холмы, поля, леса, озёра и реки подо льдом, болота с сухостоями, всё ближе к землям веппсов.

— Оксана, ты посмотрела, откуда начинается Родина. Нам с тобой надо в северный монастырь съездить. Грехи замолить. Поедем в Нижне-Свирский монастырь (Свято-Троицкий Александра Свирского). Вернёмся из Ребовичей, через Лодейное поле, обратно, переедем мост через Свирь, после монастыря в мотель в Инеме заедем, переночуем.

— Там ресторанчик есть? Кушать хочется, Андрюш.

— Да, там есть небольшой ресторанчик, делают хорошее мясо по-французски...

— И часто ты туда ездишь грехи замаливать?

— Да не часто. Сама знаешь, что душегубы мы с тобой. Ну не за малолеток же мне грехи замаливать...

— Это на мне грех лежит. Ты котов жирных кровососов кончил. А я вот мужичка под микрофон, по сути ни за что, цинично так, кончила. Ты б его глаза видел.

— Ну как, Окси, ни за что... За бабки ты его убила. А остальные жертвы тебе в глаза не смотрели ? Ты их тоже за бабки мочила. И надо сказать, что нормально ты приподнялась на этом.

— Да как тебе сказать, Андрюш. Жил себе человек, жил. Снял меня в кабаке, тёлку на ночь, а по-сути я его сняла, зная о роли ему отведённой. Плохо я поступила. Хватило бы и акционеров-жидов, кровососов ебучих, отстрелить. А деньги... Много ты обо мне знаешь !

— Ты же Председателя дожимала... Ну помолись, помолись если надо. Он там на небесах один хуй спит непробудным сном. Глядишь, спросонья, не разобравшись, и простит нам грехи наши.

— Андрюш, приедем в мотель, поговорить нам надо.

— А что не по пути?!

— Боюсь баранку потеряешь и выгонишь на мороз, своим ходом до Питера добираться..

— Ну, как знаешь.

Машина с горки вкатывалась в Ребовичи. Слева мелькнул дом бабы Нюры, матери Мишки Тихвинского. Колея с проталинами до конца деревни, в тупик, транспорта почти в деревне нет, видно, что нет разъездов для встречек, нет людей и нет почти следов. Из редких изб идёт дымок из труб. Андрей заехал к дому Олега Вагина, знатного пропойцы, с совершенно потрясными голубыми глазами, светловолосого, почти блондина. Хозяин вышел к остановившейся у калитки машине. Увидев Андрея, искренне обрадовался. Они обнялись, как обнимаются настоящие друзья, дружба которых проверена временем, делами, водкой и женщинами. Посмотрев на Оксану, с нескрываемым интересом, тихо спросил Андрея:

— Дочь? Жена?

Андрей смутился, зная, что деревенские не понимают понятий bоyfriеnd, а захотят услышать по русски, ответил:

— Женщина моя. Живём вместе...

Олег посмотрел ещё раз на Оксану, спросил Андрея:

— баньку вам растопить, с дороги-то?! Водочки накатим, попаришься. В Питере то баньки точно нет. А она хороша... Звать-то как?

— Оксана. Она хорошо понимает на нашем, мужском языке. Правильное воспитание. Простое общение любит.

Вагин достал беломорину, чиркнув спичкой, прикурил, пригласил гостей в дом, поставив чайник и достав из холодильника колбасу и литровую бутылку водки. Изба была хорошо протоплена, и Оксана вдруг ощутила желание завалиться под одеяло у печи, под потрескивание дров, всполохи пламени в едва прикрытой створке печи. И ей стало безумно хорошо и спокойно от этого неказистого быта, от мужиков с бутылкой, от искренней радости в их глазах от встречи, от долговязой фигуры Олега, подбрасывающего дрова в печь, от выцветших фотографий чужой родни в рамке на стене у помутневшего от времени зеркала, явно из деревенских, от старомодных штор прикрывающих оконца в избе. Хозяин предложил гостям поспать с дороги, разложив видавший виды диван, накинув на него плед и большое, тяжёлое одеяло.

— Мои уехали с утра, в город, через пару дней вернутся. Располагайтесь, а я пойду баньку растоплю, парилочку вам организую. Веники берёзовые есть, отдыхайте, чай и конфеты на столе, бутеры делайте. Колбаса ароматная, жена из кабанчика на охоте добытого, набивала. Я добре её в коптильне выдержал, вкусная получилась. После баньки водочки и выпьем! Вы, Оксана, водку пьёте?

— Конечно, ещё как, при таком раскладе! Очень в тему!

Оксана стояла босиком за спиной Андрея, обнимая его за плечи. Он стоял у стола, резал колбасу, делал бутерброды. Она чувствовала его плечи, как ходят от движений мышцы под их бугорками, водя носиком по его шее, принюхиваясь, с наслаждением вдыхая запах его тела, шаловливо проникла пальчиками в его шевелюру на затылке, зная, что ему нравятся её ласки, понимая, что он читает её желание, и совсем скоро его спираль раскрутится, и он трахнет её душевно, со звериным желанием, под потрескивание печи, на этом скрипучем диване, задрав её свитер, под которым её голое тело, страстно желающее его, стянет с неё мягкие спортивные штаны, сорвёт трусики и войдёт в неё своим болтом, о котором она мечтала всю поездку, пока они выписывали кренделя по здешним лесам. Она ждала, наблюдая за Андреем из-под ресниц всю дорогу, сворачиваясь калачиком, как кошка на переднем сидении, иногда выгибаясь, едва преодолевая желание расстегнуть на ходу его штаны.

— Боже, как с ним спокойно... Охуительная у него простота во всём: в движениях, во взгляде, в мыслях, в желаниях... Животное. Моё животное... А место то ка-а-акое! Затерянный мир. Никто не найдёт, никто не побеспокоит, среди заснеженных лесов, у реки текущей подо льдом, у печи со всполохами от языков пламени, играющими на стенах. Сказка какая-то! Нахуй эти страны жаркие, когда есть такое! И детишки наши тут бегать будут с розовыми щеками, горящими глазами..., в снегу, катаясь с горок... Только б не ушёл он от меня от обиды. Ведь мужик! Может не понять...

Они сидели за столом на лавке из тёсанной доски, пили ароматный чай с травами, Андрей черпал малиновое варенье ложкой, отдыхая после вождения по зимним дорогам. Оксана наблюдала за ним, за его движениями, за тем как он ел, за его руками, сильными, грубыми, с длинными толстыми пальцами.

— Андрюш, ты трудился здесь? Валил лес с мужиками?

— Да, Малыш, а что? Ломовая работа. Тут морозы бывают за минус 30, снегу в лесу по пояс. Работа не из лёгких. Когда молодёжь стонет по пустякам, думаю дать бы вам Дружбу-2, пила, блять, такая, да зимой в этот лес...

— А я тебя люблю таким. Теперь я поняла откуда в тебе то, что я так люблю... Хочу чтоб ты меня распял на этом диванчике, душевно, как ты умеешь. В баньку сходим, и доломаем этот раритет. Ножки хлипкие у него. Олег нас простит, надеюсь, - Оксана тёрлась об Андрея, как кошка, мурлыча, не скрывая желания и намерения отдаться прямо сейчас.

— Нахуй ждать баню, хочу прямо сейчас! – рыкнул Андрей

Он сгрёб в охапку Оксану, бросив её на диван, закрыв за собой дверь в комнату, навалился на неё, срывая с её тела свитер, жадно целуя оголившуюся девичью грудь, до кровавых пятен. Сжимая пальцами её руки на предплечьях, оставляя синяки, массируя набухшую от желания грудь девушки, нетерпеливо скинул свои джинсы, сняв одним рывком её мягкие спортивные штаны. Увидев белые трусики, обтягивающие её красивые бёдра, озверел от желания, задрав её ноги, закинув на свои плечи, сдвинув трусишки вошёл в неё без подготовки, до самой матки, входя с силой, растягивая её связки меж ног, жадно закусывая девичьи губы, наслаждаясь её криком...

На дворе шёл редкий снежок, оттепель средь суровой зимы. Во влажном воздухе дым из трубы бани стелился над землёй, наполняя своим ароматом горевших берёзовых поленьев чистый деревенский воздух. Баньки свои лесники строили добротно, благо леса много и валили сами. Парилка просторная, с каменкой, комната отдыха, душевая. Запах дерева, неповторимая аура. Вагин с удовольствием топил баньку для старого друга, с которым они вместе кашу ели в Афгане, в горы, в рейды против моджахедов ходили, рискуя жизнями. Боевых товарищей провожали в последний путь, вместе выходили из афганских гор, проходя мимо остовов сгоревшей техники брошенной вдоль горных дорог, уходя с болью в сердце за погибших ребят, понимая, что никому они на своей Родине не нужны, и что предали их свои, и не где-то, а в Кремле, какой-то комбайнёр, который сука и пороху не нюхал, и солдатские портянки никогда не мотал. Выходили они вместе, с ожесточённым сердцем, с желваками ходящими под щетинистой, бронзовой кожей от афганского солнца и ветров. Когда обезлюдела и умерла родная деревня Андрея, принял Олег старого боевого друга в свою бригаду в, леспромхоз, дав работу, оказав поддержку. Но предатели Родины и сюда пришли, через развал страны, убив лесозаготовительный колхоз, окунув людей в нищету и беспробудное пьянство. Кто послабее, умер от палёнки и самогона, кто покрепче, продолжали существовать, еле-еле сводя концы с концами. Потом потянулись «лесники» на заработки, в составе диких строительных бригад, некоторые подались в братву, единицы смогли выбраться, организовав свой бизнес. Олег вернулся в деревню, занялся натуральным хозяйством, держал скотину, косил сено, кое- как продолжая держаться на плаву. Выучил младшую дочь, превратившуюся в голубоглазую красавицу. Андрей помог с поступлением её в питерский ВУЗ, нашёл приличную общагу, ну и присматривал, помогал дочери друга деньгами, пока не закончила она институт, пока не устроила свою жизнь, выйдя замуж.

Андрей и Оксана, распаренные, накинув на себя простыни, вывалились из парной в комнату отдыха просторной, построенной по-уму бани, румяные, довольные, мокрые, с лицами счастливых людей, скинувших по пяток лет, с искрами счастья в глазах.

Пришёл Олег, прихватив с собой еду и водку. Жареная щука с отваренным картофелем безумно вкусно пахли. Оксана изрядно проголодавшаяся, оттраханная Андреем до усталости, уже готова была засадить на пустой желудок гранёный стакан водки с этими мужиками, лишь бы добраться до еды. Вагин налил в рюмки, произнёс дежурный тост за встречу, и друзья опрокинули по первой..., а потом была и вторая и третья... Когда Олег пошёл за дровами, подбросить в печь, Андрей спросил Оксану, не желает ли она опробовать 2-х мужчин, и не позвать ли в их баньку Вагина. Водка сделала своё дело, сняв тормоза, приятно раскрепостив сознание после парной.

— А Олег умеет? Давно играли двумя смычками на одной скрипке? Сдаётся мне, что давно, Андрюша. Я совершенно не против, а даже за, но чтоб не было конфуза и всё было правильно... Ты же его лучше знаешь. А так-то он приятный мужчина, но так, чтоб без последствий и обид по трезвяку, я же знаю тебя, ты собственник ещё тот! Если тебя потерять, то мне это нахуй не нужно...

— Окси, если я предложил, то знаю, милая... Предлагаю только для тебя. Я же знаю, ты любишь разнообразие, а в деревеньке на троих расписать в баньке по водочке со старым верным другом, по согласию, но только для тебя, милая, и с твоего дозволения. Ну так как?

Оксана, лукаво стрельнув глазами изподлобья, едва уловимо, согласно кивнула головой, тряхнув чёлкой.

Олег вернулся с дровами, отряхивая налипший снег с валенок.

— Олег, мы тут с Окси подумали, и приглашаем тебя с нами в баньку. Ты как?!

— Оксана, Андрюха с пьяну ничего не попутал? – обратился к Окси Олег

— Не-а, не попутал, - мягко, со скрытой игривостью, но вполне серьёзно, подтверждая твёрдо слова Андрея, ответила Окси, окидывая фигуру Олега чисто женским взглядом, от которого последовал мгновенный отклик в его штанах.

— Обалдеть, Крутов..., давай ещё по рюмашке накатим. Тогда дровишек подбрасывать не стану, надо пар сбавить в парилке.

Они выпили ещё по рюмке, почти одолев литр на троих.

Оксана легла на средней, довольно широкой полке, скинув простыню. Её смуглая кожа начала покрываться капельками пота, ароматного, отдающего парфюмом и молодым женским телом. Над ней склонился Андрей, вылизывая капельки пота с её тела, приникая губами к пупковой ямочке, где скапливалась возбуждающая его влага. Олег сел на верхнюю полку наблюдая над колдовством с телом девушки, которым увлёкся его друг. Его член мгновенно напрягся при виде её тела. Оксана сразу ему понравилась, он сразу при встрече оценил её стройную фигуру, гордую посадку головы на длинной шее, невольно позавидовав другу, отметив, что у него отличный вкус на женщин. Но, что пара без комплексов ему предложит секс в тройке, он не ожидал. Было у него всякое с Андреем, и девки из войсковой санчасти, после афганской анаши, и насилие над молодой афганкой, которую они изнасиловали вдвоём, обезумев от конопли, от чего девушка не выдержав позора повесилась в отцовском дувале, а афганцам они стали после этого кровниками и на них началась охота... Но, чтоб Андрей делился своей тёлкой, с которой у него явные прочные связи и чувство к ней, он не ожидал, как и не ожидал от неё прямого женского взгляда, желающего видеть его вторым партнёром. Это вам не секс с местными бабами на сеновале после литра самогонки, а молодая, статусная тёлка, из уверенного в себе, оценивающего взгляда которой, проступала зрелая женщина, без комплексов и сантиментов. Смотрящая в мужской корень. Причём ему было очевидно, что она очень любила Андрея, а секс с мужчинами воспринимала, как данное, вполне естественное действо, без комплексов и дурацких предрассудков, которыми страдали советские бабы.

Оксана легла на бок, обнажив прекрасный силуэт бёдер, вытянула руки, поджав одну ногу, давая войти Андрею, трогая дрожащими пальцами дерево обшивки настила полки, прижимаясь щекой к терпко пахнущей древесиной поверхности, закрыв в блаженстве глаза, ощущая как он входит в неё, как объёмный болт его скользит питоном внутри неё доставляя сказочное блаженство. Она вытянулась, дав понять Олегу, что хочет принять его член ртом. Осторожно, медленно взяла его, обвивая языком головку, беря длинными пальцами его мошонку. Олег склонившись над ней испытывал потрясное чувство, а она брала его глубже и глубже, по самые яйца, так непривычно для него. Андрей не быстро, с чувством, трахал её в киску, взяв партнёршу за горло, ощущая, как болт друга ходит в её горле, от чего обруч чувств замкнулся, и двое самцов возбуждаясь всё больше добавили в ритме, желая уже неподконтрольно, а на уровне инстинкта, накачать эту шикарную самку своей спермой.

На животе Олега имелся серьёзный шрам от большой рваной раны, зарубцевавшийся розовыми рубцами, по лопатке к плечу, шёл такой же, оставленный когтями крупного зверя. Едва прикрывая глаза ресницами, Оксана видела эти следы медведя на его теле, возбуждаясь от их рельефности, грубости наложенных швов местным ветеринаром. Она трогала их рукой, скользя пальцами по выпуклой фактуре швов, наслаждаясь натуральностью изуродованной плоти. Чувство особо подкатило к ней, и она, схватив Олега за ягодицу, не отпуская мошонки, глубже взяла его член в горло, насаживаясь на него, издала утробный звук, начала кончать. По её животу красиво пробегали судороги, грудь налилась, спина выгнулась, в приливе чувств. Такого ощущения она давно не испытывала. Оксана не часто отдавалась одновременно двум мужчинам, была очень избирательна в партнёрах, но очарование деревни, бани, голубых глаз этого немолодого блондина, выпитая водка, дали ей то желаемое чувство, от которого она не в состоянии была отказаться.

Андрей сел снизу Окси, войдя в анал, положив её на себя, дав Олегу возможность войти в её розовый, текущий бутон. Андрей держал её грубо за грудь, ощущая её длинные твёрдые соски, а она запрокинув голову на его плечо, наслаждалась видом, как живот со шрамами друга напрягался, его тело совершало рывки, играя мышцами, от чего она обалдевала, чувствуя, как два объёмных члена массируют её нежную перегородочку, а член второго партнёра достаёт до матки, принося её сказочные ощущения.

Она встала на колени пред Олегом, взяв в рот его болт со стекающей спермой, нежно вылизывала его, оторвавшись, только сказав Андрею, едва переводя дыхание:

— возьми лозу из веника и стегай меня, больно, не бойся, можешь до крови, хочу этого, боли хочу, милый, хочу быть наказаной тобой, ну же! Она наделась на член Олега, обвив его, испытывая давно забытое ощущение боли от ударов, вцепившись в ягодицы Олега, кончила стоя на коленях потоком тёплой влаги.

Андрей взяв её на руки, бросил тело грубо на полку, и стал задрав на плечо ногу, грубо, со звериным чувством ебать её тело, пока не кончил с рыком, больно хватая пятернёй её грудь, натягивая на себя, что есть дури, не обращая внимание на крики партнёрши от сладкой боли.

Олег добавил дровишек в печь, для Окси. Мужчины оставили Оксану, лежащую в полной нирване от пережитых удовольствий на верхней полке бани, а сами качающимися походками вышли, допить первую и приступить ко второй бутылке, уже крепкого самогона.

— Андрюх, это ведь тёлка твоя, я же вижу... Вы пара, реально... Она пиздец, как хороша... Я в шоке. Ты где нашёл её?

— Ты прав. Она моя. Но... , не поверишь, она вольная птичка. Я люблю её охуеть как! Ты, просто ничего о ней не знаешь... Наши с тобой подвиги в Афгане, это хуйня, по сравнению с тем, что умеет и делала эта девочка. Но старый волк, нутром чувствуешь её содержание. А я вот без неё не могу. И в клетку загнать не хочу, и без неё не могу. Бес, блять, в ребро, Олежек!

— Ну ты всегда отличался лояльностью к своим тёлкам! Её не пиздишь? Ты ведь любил раньше приложиться!

— Её нет... Слишком дорога. И она не те, что были. Говорю же, ты нихуя про неё не знаешь! Она Кобра, убьёт и глазом не моргнёт. Холодная убийца, с душой девушки. На ней столько висит, что нам с тобой, у которых руки по локоть в крови, ещё далеко до неё.

— Полагаю, твоя воспитанница?!

— Да ты наливай! Ну моя, а что?! Ты ж знаешь, травоядных не люблю. Люблю хищниц.

— Да, знаю-знаю!

— А ты-то как? Мож помочь надо, бабла мож подогнать? Ты-то как?

— Мне-то ничего не надо, Катька с мужем ипотеку взяли, а помочь не могу. Много ль на бычках да на поросятах заработаешь?!

— Ну, Катька-то твоя красавица, признаюсь, тож слабость моя. Красивая у тебя девка, своенравная!

— Да, она такая, но это по-молодости!

— Если задыхаться будет, пусть звонит. Ты ж друг мне, да и она не чужая. Лидка твоя как?

— да вот в город поехала вчера, дочь навестить, с внуком помочь. Молодой семье нелегко. Должна утром вернуться. Часто туда мотается. Но, хозяйство не бросишь, да и не хотим мы никуда.

— слушай, а банька у реки колхозная стоит?

— да фундамент от неё один остался, блять, когда вертеп в стране начался. Разобрали на кирпичи.

— место красивое

— Поможешь участок взять и дом поставить? Хочу сюда ездить. Тянет, хоть убей!

— А она поедет?

— Меня это не особо ебёт. Я сам хочу в эти места. Но ты прав. Она единственная баба, которая с удовольствием по моим местам поехала. У остальных то голова, то гимор, то дети, то ещё какая хуйня или хворь приключались. А Оксанка единственная, которая сама напросилась. Говорит отвези меня к снегу, к природе. Реальная кошка... Давай, наливай!

— Моя-то Лидка, она ж моложе меня на 15 лет, так часто про тебя спрашивает. Люб ты ей, Андрюха! Ни про кого не спрашивает, а за тебя нет-нет, а спросит.

— Хорошая она у тебя баба! Верная и любит тебя. Это счастье, Олег. Моя бывшая жена, в последнее время, и в любовь играть перестала. Только секс и деньги!

— Может просто плохо ты её понимаешь? А почему бывшая?

— Расстались мы с ней.

— Вон оно как! По-хорошему, или как?

Андрей пристально поглядел в глаза Олегу, от чего тот осёкся, только сказав:

— Ты извини, давай ещё по рюмашке. Ой бля, времени-то уже два часа ночи! Ты Оксанку-то с баньки забери, да спать пора! Когда поедешь?

— Утром, Лидку твою увижу, давно не виделись, и уедем.

— А, ну давай!

Андрей пошел, покачиваясь в баню, прихватив одеяло. Оксана лежала на боку, в тёплой парилке, и мирно спала, посапывая. Он любя взял её, положив и завернув в одеяло, понёс в дом. Она растянулась на диване, не открывая глаз, улыбаясь и нежась, выгнулась в спине, как кошка, потянувшись, и вытянув руки к Андрею, обняв его, легла головкой ему на грудь, быстро отключилась мирно посапывая.

Утром пару разбудила приехавшая Лидия, жена Олега. Он-то с утра по деревенской привычке был на ногах уже после пяти, прибрал баньку, пустые бутылки и проветрив дом, натопил печь, наколов с утра дров, напоив скотину, почистил снег на дорожках вокруг дома.

— Ну ты Крутов молодец! Какую молодую красавицу отхватил! Небось пьянствовали с моим!

Лидия искренне обняла Андрея, щурясь, улыбаясь, поглядывая из-под ресниц на Оксану, демонстрируя своё расположение к её мужику.

— А Андрюха спецом не уехал рано. Вчера сказал: Лидию дождусь, сто лет не видел!

— А мы его с Катькой вспоминали вчера. Она говорит: Дядя Андрей мне помог по жизни, по гроб благодарна буду! Как отец родной за руку в люди выводил! Молодчина Андрюха! Округлился, вес набрал, заматерел, седина пробила! Ещё краше стал!

— Да ладно тебе! Твой мужик ещё о-го-го! Просто гости редко в деревеньку вашу заглядывают, вот и складно поёшь! Ну, дали мы с ним полторашку вчера, и что! Он, вон с утра, к твоему приезду всё напидорил, ты хоть оцени!

— Да, мужик у меня золотой! С тобой Крутов свяжешься, что приключений на свою жопу найдёшь! Я уж с Олеженькой, да в своём лесном болотце, так оно спокойнее!

— Правильный выбор, Лида! Держись его! Давай поцелую, да поехали мы с Оксаной.

Семейная пара ещё долго махала вслед машине, стоя у калитки забора их дома, пока она не исчезла за поворотом на горе.

Оксана попросила заехать Андрея к магазину, где можно прикупить вещи для того, чтоб сходить в храм и не гневить Бога. Купила там чёрные чулки, юбку им в тон, косынку чёрную, кофточку тёплую, накидку чёрную. Переодевшись и оплатив покупки, села в машину к шокированному её перевоплощением Андрею, и они поехали в Нижне-Свирский монастырь.

— ты хоть бирки бы сняла, - смеясь, отреагировал на её новый облик Андрей. Блять, мне в тебе нравится твой цинизм...

— Вот ты мне ещё про ночь в баньке напомни. Я тебя предупреждала. Ещё раз заикнёшься, только намёком упрекнёшь, я выйду, и ты меня никогда не увидишь! Я лучшая в твоей жизни!

— Я знаю, милая!

— Видела я как эта облезлая кошка щурилась тебя обнимая. Тебе не стыдно? Ебал жену лучшего друга! Ёп твою мать, Андрей!

Андрей смутился, как говорится водя глазами по потолку в смущении, невнятно промычав:

— Пфффф, ты чёт не о том, милая, и мало ли, и давно и было ли, да мало ли чего было. Молоды были... Да какое это сейчас имеет значение...

— Самое прямое, Андрей, - не унималась Оксана, изображая из себя ревнивую жену, хотя если бы её мужик выеб всю деревню и всех баб вокруг неё, она бы только гордилась его подвигами, и продолжала бы его любить, как своего мужчину, у которого она единственная и несравненная.

— Успокойся, милая! Ты мне всё что-то хотела сказать, да вот только язык прикусываешь. Что натворила? Давай поговорим о тебе?

Оксана не ожидала такого поворота их словесной пикировки, и закусив нижнюю губу приутихла, подбирая слова и собираясь с мыслями.

— Нет, милый, сначала у Бога на коленях прощенья попрошу за грехи свои и души убиенных помолюсь, попрошу у Бога желаемого, тогда и поговорим.

— Обычно ты сдачи даёшь быстрее. Ну, хорошо, если дело серьёзное, то поговорим, когда захочешь, - Андрей потянулся к Оксане, целуя её на ходу, искренне, любя эту женщину.

Про себя, пряча хитрые глаза под длинные ресницы, Оксана подумала: Не когда захочу, а когда смогу. Таки дура твоя Лидия, Андрюшенька. Вопрос только в том, знаешь ли ты, что Катька, дочь её, от тебя рождена, и ты её отец, или ты пребываешь в счастливом неведении?! Да, зная тебя, сдаётся мне, что ты её ещё и трахал, эту голубоглазую девочку, воспитатель бля, да и детишек надо бы её проверить... Ох-х-ххх, всему учить надо, не, ну нитками белыми шито, а всё блять прикидываются целочками! Бедный Олег! А может смирился. Так кто из нас змея? Проверю ДНК «родственничков» твоих, вот тогда и мои «грехи» нажитые с Омаром и обсудим, милый мой мужчина! Один хуй ты мужем моим будешь, и совсем скоро, дорогой, любимый.

Под ногами к храму были выстелены плиты неправильной формы из песчаника, повторившего волнистость дна древнего океана. Дорожка тщательно выметенная монахами вела к храму, двери которого были открыты, из них лился жёлтый, благодатный свет. Голоса поражали своей слаженностью, тембром и певучестью. Было какое-то потрясающее чувство, видеть этот храм с отворёнными дверями, с льющимся из него светом, на фоне замёрзшего озера, в ореоле лесов, с низкими, нависшими над головами тучами северного неба, через которые едва пробивалось Солнце, матовым пятном. Окружающая природа низовий Свири производила торжественно-угнетающее впечатление, и казалось, что даже весна не сможет растопить столь суровый колорит местной природы.

Оксана стояла на коленях перед иконой Святой Троицы, возможно написанной учениками Рублёва, молча просила у Бога прощение за загубленные ей жизни, за упокоение их душ, искренне прося прощения у ей убиенных, у братьев по оружию, которых не смогла спасти. Просила прощения за распутство своё, за жизнь полную разврата, за грехи свои тяжкие, за мать и брата своих, которых не успела вытащить из трясины жизни, за дела свои мирские, греховные и неправедные, за Надежду, которую жизни лишила, бросив жизнь её к ногам гордыни своей. Всё она понимала, стояла на коленях долго, шепча слова свои о прощении. Поднявшись, пошла поставить к алтарю свечи, за мать, за брата...

Монах, послушник, наблюдавший за ней, когда она отправлялась к выходу из храма, решил заметить ей, что не по обряду исповедь она держала, на что остановившаяся перед ним Оксана, так, чтоб её было слышно, ткнув ему пальцем в грудь, ответила:

— Господь един, и мы равны перед ним, а по поводу сказанного тобой, мне посредники между Богом и мной, не нужны, и тебе, лукавый, рот бы свой прикрыть не мешало! Я гораздо ближе к Богу была, чем ты, слабый человек, Бог, он внутри меня, а не в вашей поповской болтовне.

Бабки рядом стоящие опустили глаза в пол, сделав вид, что не слышали отповеди, и стали рассасываться по храму, чтоб затеряться в числе немногочисленных верующих. Что ж..., ссыклив народ русский, да что уж тут, вера верой, а не понимали они, что сила-то в Правде..., а не в почитании Господа через мошенников от веры.

Андрей, наблюдавший за Оксаной, подумал тогда, когда она на коленях около часа стояла перед иконой, что сила веры, каким бы ты грешником ни был, в чистоте и силе духа твоего, и в смелости самому себе правду сказать, и Богу иметь смелость сознаться в грехах своих смертных, не прощения ради, а истины для.

Оксана вычислила, где жила и работала Катя. Собрать биоматериал было не сложно, как и на «внуков» Олега. За деньги результаты сделали быстро. Оказалось, что Андрей не отец Кати, а вот дети её, это его дети, что осложняло ситуацию с наследованием имущества Андрея и совсем не входило в планы Оксаны на их совместную жизнь. Знал он об этом, или нет, сказать она не могла. Знала ли об этом Лидия, сказать было сложно, знал ли об этом Олег, можно было только предполагать. О том, что Катя знала, было ясно, как божий день. Но, после провёрнутого дела и успешного начала бизнеса с коксом, это для Оксаны уже не имело принципиального значения. От меркантильного расчёта остался только дым. Её интересовал Андрей, как мужик, и всё её естество противилось отдать его. Он был её, она не мыслила себя без него в её жизни, и подспудно, как и любая баба хотела привязать любимого мужчину к себе. Но она колебалась, пытаясь взвесить, важность для неё секса с этим мужчиной, и необходимость брака с ним... Пока всё это не укладывалось в её голове. Ну и её беспокоило, что через пару месяцев будет всем очевидно, что она беременна. В этой ситуации нужно было выстроить отношения, И Оксана решила не гадать на кофейной гуще, а открыв карты поговорить с Андреем. Найдя удачный момент, тихим вечером, когда Андрей удовлетворённый победой «Зенита», окунулся на радостях в стакан с виски, Оксана начала разговор:

— Андрюш, я всё откладывала-откладывала, не понимая с чего начать, но врать не могу, и давай поговорим о нас.

— Давай, малышка, я тебя слушаю...

— Андрюш..., ты знаешь, что я птичка вольная, и клеток не люблю. Умру я в клетке. Так случилось, что я выжила там, в Ливии, чудом. Господь тогда улыбнулся, и решил иначе, оставив жить. У меня, благодаря одному человеку дом под Парижем, в конюшне спортивный Ройс, я не бедствую, и тому, что в Россию пришёл кокс из Колумбии, без посредников, в этом его большая заслуга. Он был гарантом сделки у колумбийских мафиози, я летала с ним в эти джунгли... Это он прогнал через офшоры банковские деньги, которые мы смогли взять. Я не буду сейчас говорить о том, откуда взялась остальная доля, и какой ценой она была взята, но поверь. Что её я отработала не на спине, а оплатила кровью жертв. Таковы были условия. Я люблю этого человека, так же, как люблю тебя. Он этнический араб, и наши узы не могут быть связаны браком. Но я уже более месяца ношу его ребёнка под сердцем... Я не могу без России, без тебя, без снега, без брошенных деревень, без наших соборов и всего того, почему мы русские... Я не могу тебя обманывать. Если ты примешь меня такой, какая я есть, то мы сможем построить наши отношения и быть счастливы. Если нет, то я сяду в самолёт, и растворюсь из твоей жизни навсегда. Меня не держит кроме наших отношений ничего в этом городе. Он пуст для меня, без тебя.

— Окси... Я давно это предполагал. Мне было больно. Я глушил это чувство, и пережил всё это... Я понял, что не могу без тебя. Всё, что ты сказала, это подробности твоей личной жизни и другой стороны медали. Они мало меня волнуют. Я сказал тебе, когда ты улетала в прошлый раз, что мне не нужна птичка в клетке. Это осталось в силе. Но я хочу, чтоб ты стала моей женой. Я люблю тебя, Окси! Ты готова быть моей женой?!

— Да, милый мой, Андрюша, да!!!!

Оксана Иголинская и Андрей Крутов зарегистрировали свой брак в ЗАГСе на Краснофлотской набережной. Она не любила классические свадебные платья, и была в длинном до пола, светлом платье, с открытой спиной, облегавшим её бёдра и попу, подчёркивавшего её хорошую фигуру и женственность. Она смотрелась счастливой, с цветами в руках, в накинутом на плечи норковом манто. Сев в лимузин, они поехали в Петропавловку, отпраздновать в «Аустерии» заключение их брака. Гостей они не приглашали. Им обоим это было не надо. В душе Оксана была счастлива. Её мечта, которую она вынашивала все эти годы, сбылась. Круг замкнулся. Она сидела на том же месте, за тем самым столом, где почти 4 года назад сидела молоденькая девушка 16 лет от роду, с ямочками на щеках, недоверчиво поглядывающая на сидящего напротив неё зрелого мужчину, жадно уплетающего мясной стейк. А теперь напротив него сидела она, та самая девушка, превратившаяся в зрелую самку, и он, этот мужчина с красивой сединой в кудрях, теперь её муж.

Андрей, глядя на Оксану, чувствовал искреннюю любовь к этой девушке. Она заполняла его грудь, наполняя лёгкие воздухом, заставляя биться сердце, которое гоняло кровь с молекулами тестостерона. Желание иметь эту молодую женщину переполняло его, наливало мышцы силой, распрямляло спину, наливало яйца спермой. Он желал её каждой клеткой, всей душой, возбуждаясь от её стройной фигуры, гордой шеи, видя её круглые плечи, обтянутые материей платья бёдра, дольки ягодиц, переливающиеся подвижными шариками. Возникало страстное желание, давно не покидающее его, иметь с этой тёлкой совместных детей, заботиться о ней, оберегая от всех мыслимых опасностей, хотелось спрятать её за свою спину, наслаждаться её близостью и теплом. Это чувство было знакомо ему, но время и жизнь убили всё, и теперь оно вспыхнуло вновь, поднимая его над жизненной суетой, давая надежду, на счастье.

Он растягивал её на кровати с особым чувством, медленно, выкручивая силой её тело, при этом безошибочно угадывая её желания, добавляя в усилиях, до отказа её плоти прогибаться под его телом, выбирая положения, от которых она только вскрикивала, глотая воздух, сжимая бессознательно простыню пальцами. Он наслаждался её стонами, дыханием, тем, как пытается она распрямиться под ним, а он силой, не оставляя ей шансов, вдавливал её ещё глубже, растягивая связки меж длинных ног, чувствуя, как достал до дна, от чего она начинала орать, царапать на его плечах и руках кожу. Царапины саднили и возбуждали его ещё сильнее. Она повернулась к нему боком, откинувшись, давая закинуть свою ногу ему на плечо, чтоб он вошёл в неё плотно, с силой натянув на себя, так, как он не делал до этого, позволяя трахать её поочерёдно в две дырки, не забывая большим пальцем проводить, надавливая по налившейся бусине. Она давала ему в этой позе прочувствовать её бёдра и возбуждающе упругие ягодицы попы. Так она чувствовала его ещё сильнее, запрокинув голову, вытянув руки, изогнувшись в талии до возбуждающей складочки, сгибая на его бычьей шее ногу, чтоб натянуться на его член ещё сильнее, прикрыв глаза не могла удержаться от крика, от которого сперма самца готова была вырваться и заполнить эту молодую самку, сделав её навечно его женщиной.

Sеrgеy Frееmаn

08.03.2023