Искушение. Глава тридцать третья.

Глава тридцать третья.

Девчонки, честно вам скажу: я не знала, что поцелуями и прочим телесным лакомством можно заниматься три часа к ряду! Мой опыт с мужчинами ограничивался максимум десятью пятнадцатью минутами. И то, эти минуты были не нежные, ласкательные, а пихательные, особенно с дальнобойщиком. Он запихивал в меня свое оружие воспроизводства себе подобных по самое не могу, не хочу, жмурюсь, терплю, выражаю признательность.

Нет, есть женщины, которым, такой натиск с выворотом женского естества мужским, очень даже нравится, но я не отношусь к таковым. Увы.

А может, не, увы? Может, и, слава богу? Правда от поцелуев Сони, весь низ, то ли потерял чувствительность, то ли, наоборот, приобрел — не дотронутся. Губы — верхние, те, что расположены под моим носом, распухли, словно накаченные ботоксом, нижние примерно такие же, — варениками, но, я испытала кайф! Теперь я понимаю, что такое сплошной кайф на протяжении трех часов...

В ванную я шла на раскоряку. Думала: как же теперь носить сапоги на каблучках, снежный наст, остановка, прыжок в автобус?.. Куда прятать свои счастливые глаза от Нельки?

Соня ополоснулась первой. Когда я, возвращенная водой к реальности, вышла, в халате, тапочках, с чалмой из банного полотенца на голове, она уже стояла перед трюмо, одетая в шубу, подчеркивала помадой губы.

— Сонь, ты чего так быстро? — недоуменно спросила я.

— Нужно, Тань! Так нужно...

— Кому?

— Тебе, мне... Я оставляю Игорька. Он отвезет тебя на работу...

Открыла рот, сказать что-то вроде: вообще-то я привыкла автобусом! Но Соня уже открыла входную дверь и закрыла — за собой. По ногам, дунуло холодом.

— Упс...

Ничего не понимая, я доплелась до стула на кухне, села.

Что произошло, пока я была в ванной? За эти четверть часа? Кто-то позвонил, что-то случилось? Но почему, Соня ни словом не обмолвилась?! Хлопнула дверьми и ушла?

Я запрокинула голову, глазами к потолку, пытаясь удержать слезы, но они, всё равно, потекли. Размазывая соленую влагу по щекам, я шмыгнула наполнившимся носом...

Вспомнила о сотовом телефоне, перламутровом подарке Сони. Где он сейчас, представляла смутно, после того как подслушивала Рокси и Ласканио, я не пользовалась им, но там, в память, был забит номер её телефона!

Я готова была перевернуть диван, встряхнуть его и вытряхнуть, — если где завалился, Сонин подарок. Но не потребовалось. Сотовый сам оповестил о себе. Привлекая перламутровым окрасом и рингтоном песни Русланы «Скучаю», он висел на ёлке.

«Ну, конечно же! — улыбнулась я, сквозь слезы. — Подарок, — тут ему и место! На ёлке! Лёша нашел, а Настя повесила, вместо разбившегося красного стеклянного шара».

Не снимая, я включила телефон, поднесла к нему ухо.

— Татьяна Сергеевна!

Это была не Соня, — Настя, но, всё равно, благодарна ей за звонок. Я могла и не найти телефон на ёлке.

— Да, Настенька, — ответила, стараясь не шмыгать носом.

— Татьяна Сергеевна, — повторила она, — мы с Лёшей в оздоровительном центе, у Людмилы Алексеевны. Он проходит процедуры...

— Какие процедуры?

— Лучше пусть он вам сам расскажет. Я вот что звоню. Софья Павловна меня с собой забирает. Мне нужно срочно ехать, а Лёша освободится не раньше чем через два часа. Он ключи от вашей квартиры не взял...

— Ой, мне же на работу, Настенька!

— Так, может, он к вам на работу заедет?

— Лёша плохо знает город.

— Людмила Алексеевна ему такси вызовет...

— Нет, только не на работу, — я вспомнила о Нельке. — Ключ я соседке оставлю. Лёша знает.

— Хорошо, я ему так и передам.

— Так и передай, Настенька...

Лёша?! Процедуры?! Я пожала плечами. Набрала номер, и снова приложилась ухом к телефону.

Послышался родной голос, краткое «Да».

— Сонь...

— Да... — повторила она.

— Приезжай к Новому году, Сонь. Я буду тебя ждать...

— Приеду... — прозвучало после недолгой паузы.

Я поцеловала телефон и, отключив, аккуратно отпустила. Пусть висит подарок, до её возвращения.

Присела на диван. Опять Лёша не раскидывает его! Так спит! Правда, теперь и не куда, — посередине ёлка.

Ладно, нужно бежать на смену, последнюю в этом году. Приятное предвкушение, самого моего любимого праздника, развеяло последние тучки под чалмой из банного полотенца, и высушила слезинки на моих щёках. Кажется, я себе снова напридумывала! Мне так хотелось поверить в это.

Трусики, бюстгальтер, колготки, джинсы, блузка, свитерок, ещё свитерок. Немного дезодоранта, туши, тонального крема, помады. Сапоги, куртка, вязаный берет, двойной оборот шарфа. Дверь, ключи — соседке.

Снежный наст под каблуками, уличные фонари, остановка, автобус, кондуктор, предпраздничный, выпивший пожилой мужчина с комплиментами. Комната медперсонала, строгая санитарка — Мария Степановна. Вешалка. Недовольная, молчаливая и надутая Нелька...

Они помалкивают, я тоже — переодеваюсь, медицинский халат, колпак...

— Делиться не хочешь, подруга? — тихо спросила Неля, когда Мария Степановна вышла, мы остались одни.

— Чем делиться? — сделала я вид, что не поняла.

— Ой, Танька! Только не надо, а! — прорвало напарницу. — Если у вас с мальчиком что-то и как-то! Так бы и сказала!

— Вот именно, Нель, не понятно, что и как!

— Танька! Ты влюбилась!..

— Да ну, тебя...

— Точно тебе говорю...

Нелька сразу ко мне подобрела. Главное для неё — ясность. Она всё поняла и теперь жалела меня. Чуть завидовала, но больше жалела.

— Я тоже подумала: а если влюблюсь? — добавила она.

— В кого?! — раскрыла я глаза.

— Ну, в

этого? Твоего Лёшу! А ему только шестнадцать...

— Ты же его даже не видела, Нель.

— Ой, да за эти сутки, я уже с ним всю жизнь прожила. Выйду за него замуж, а лет через десять он меня бросит. А не бросит, так гулять начнет, я ревновать, горстями успокоительное стану глотать. Нет... Нянькайся с ним сама, подруга. Не стоит он нашей с тобой многолетней дружбы.

— Не один мужчина этого не стоит, Нель

— Точно. Представляешь, Тань! Сегодня утром в магазин за хлебом, кефиром, ходила, и познакомилась с одним. Ничего так, симпатичный. И машина у него — ничего. Номерами соток обменялись...

Я вздохнула с облегчением.

— Нель, смену нужно принимать.

— Ой, Танька! Скучная ты! Правильная, если не считать Лешу. Чего там сегодня принимать! Старшая медсестра уходя домой сказала, что главный, в преддверии скорого Нового года, больных нашего, психоневрологического, отделения распустил, на всё январские праздники.

Нелька, Нелька... Тоже мне нашла праведницу!

— Прямо так и всех? — спросила я вслух.

— Всего шестнадцать местокоек занято.

— Вот их и пошли принимать...

С вечерними, обязательными, процедурами, мы управились быстро. Больных было мало, к полуночи угомонились даже самые неспокойные пациенты.

Отправилась в комнату медперсонала, поставила чайник. Не успел он закипеть, вошла Мария Степановна. Я спрятала взор, уперев его в пол. Почему-то, не могла смотреть ей в глаза, после того как увидела её портрет в фотосалоне «София». Наверное, боялась себя выдать. Выдать, что знаю о её жизни больше чем просто напарница по смене.

— А где Неля? — спросила я, так и не подняв взора.

— Я её спать отправила... Тань, поговорим?

— О чем, Мария Степановна?..

— О Соне... Ты её любишь?

Я вскинула глаза. Говорить, о ком это вдруг спрашивает Мария Степановна, было бесполезно. Она знала, и я знала, — о какой Соне речь!

Маша нервно теребила пальцами висевшую на шее тоненькую золотую цепочку, с медальоном «Сердечко», спрятанным меж грудей, под открахмаленный по старинке медицинский халат.

— Люблю... — кратко ответила я. — Чаю вам налить?

— Налей...

Мы стали пить чай. Мария Степановна молчала, я тоже, пока она не произнесла:

— Соню любить надо, Тань. Если ты позарилась на ее деньги, возможности, — забери то, что она уже тебе дала и уходи!

— Это не я, — она от меня ушла... — буркнула я.

Мне захотелось поделиться своими чувствами. С кем ещё, если не с Марией Степановной? Машей! Рассказала всё, чем жила я последние дни, исповедалась ей — с тихим ревом.

— Успокойся Тань. Ни в какую Москву, ни к какому мужу, Соня не поехала, — ответила Мария Степановна, помогая мне утирать слезы.

— Как? А где же она? Куда поехала?! — всхлипнула я.

— И Анастасию с собой взяла?

— Вы и Настю знаете?..

— Знаю, — она печально улыбнулась. — Если Соня Настю собой взяла, Тань, то к матери она поехала.

— К матери! — я открыла рот. — Соня про свою мать мне ничего не говорила.

— Это не совсем её мать. Соня детдомовская, удочеренная председателем совхоза «Светлый Луч», которую, она своей матерью и считает. И Настя с того же детдома. Совсем маленькой, Соня оформила её на свою приемную мать, поскольку, на себя не могла, даже не из-за мужа, — деверя. По деревни ходили слухи, что председательша, орденоноска, имела любовь с женщиной, а та ей изменила с заезжим мужиком. Плод измены она сдала в детдом, да уехала. А для Сони слухи ли то, правда ли — взяла малютку, да и оформила попечительство над Настей на приемную мать, воспитывала же сама.

— «Светлый луч»! Так это рядом с моим родным совхозом!

— Вот туда, в бывший «Светлый луч», она и поехала. Соня всегда к старенькой матери едет, когда на душе плохо. Та её хоть и не родила, а воспитала, дала образование, свела с будущим мужем. Когда свадьбу играли, муж Сони под её председательским началом, в парторгах ходил, это уже потом, райком, обком... И, про то, что нет у Сони к мужчинам любви, она тоже знает. Сама, по той же причине, сама не родила, а её из детдома взяла. Но, замуж Соне все равно выйти, она настояла.

— А деверь Сони?.. Василий Игнатьевич...

— Васька-то? Плохой человек, покосный. Он как с армии-то пришел, всё под старшим братом ходил. Таскал его за собой муж Сонин. Закон не позволял тогда сродственников в подчинении иметь, так он его к другим начальникам, замом, устраивал. И в районе, и в городе. Надоела тому опека, превысить брата решил. Про нас с Соней узнал, да написал куда следует. Так, мол, и так, жена первого секретаря обкома морально не устойчива. Мужа Сони на ковер вызвали, поругали и предложили уладить всё самому, но с женой не разводиться. Вот я и ушла. Ушла из жизни Сони, от своего счастья ушла. Замуж вышла за шофера одного, — это было условие Сониного мужа, у неё от него тогда только-только третий сынок родился, а с партией, Таня, тогда шутки были плохи. Так вот, оформилась я санитаркой в психиатрическую больницу и работаю, уже много лет. Поначалу, мы с Соней встречались, тайком, а как мой муж про то проведал, да пригрозил мне, что пойдет в обком. Всё!.. Я Соню прогнала, наговорила ей, что не люблю и не любила, то баловство, по молодости с кем не бывает, а сама омертвела, и телом, и душою омертвела...

Мария Степановна вздохнула.

— Подлить горячего? — беря электрочайник, спросила я

— Что?.. А... Нет, Тань. Чаю напилась, спасибо... Вот и поговорили... Сердце растревожилось, пойду я к больным, по палатам пройдусь, посмотрю, все ли спят...

Я долго держала, в подрагивающей руке, электрочайник, чуть наклоненный к её пустому бокалу, пока не поняла, что Мария Степановна уже вышла из комнаты...