Искушение. Глава тридцать девятая.

Глава тридцать девятая.

Лёша спал, уткнувшись лицом, почти вплотную, к моему. Я пытаясь рассмотреть его, до всех-всех складочек, до пробивающихся над верхней губой усов, которые он сбривал, хоть, пока, и нечего было. Вспомнила доставшиеся ему от матери глаза, глаза Веры.

Всё же приятно ощущать себя первой женщиной в жизни юноши. Нет — мужчины! Вчера Лёша стал мужчиной, и то, что это случилось не без моей помощи, меня, одновременно, и очень умиляло, и возбуждало.

Лежала, стараясь дышать через раз. В голову закрадывались разные мыслишки, вроде как я совратила мальчика! Покаяния у меня не было, — наоборот! Я чувствовала себя богиней сошедшей на землю, чтобы пасть в объятья молоденького пастушка, разжечь, утолить, совратить.

Я даже потянулась от этих мыслей, знаете, ни как обычно, руками вверх, поскольку одна была под Лёшей, другая на нём, а одними ногами, сомкнув бедра, напряла ягодицы, словно балерина, встала на пальчики, но лежа. Как сладенько, не передать. Расслабила и снова напрягла...

Утреннюю вагинальную зарядку, где «первых нет и отстающих», я могла бы делать долго, но на часах было уже двадцать шестого, а в шесть приедет Игорь. Ещё мне всегда хотелось исчезнуть загадочной леди, из объятий, что терзали блаженством моё женское естество до самого утра и, утомившись, уснули.

Наверное, дань романическим героиням. Иногда я почитывала любовные романы, но, чтобы не очень фривольные, не приемлю вульгарщины. Красиво встретились, красиво отдались, расстались. Она откидывает балдахин и исчезает из спальни, оставляя на его губах, легкий прощальный поцелуй.

Осуществляя мечту тех далеких лет, когда была юна и девственно чиста, я подкралась к Лёше, поймала его ровное спящее дыхание губами, и осторожненько высвободила руку.

Встала, не включая света, на цыпочках, проследовала в ванную. Порванная в страсти майка — без бретель-петли, при движениях, на мне стала сползать, пока не обтянула попу юбкой мини. Хороший знак. Несмотря на затридцать, у меня сохранилась девичья талия, то, что соскальзывало с груди, застревало на бедрах. Это тоже порадовало, правда, майку, которая мне так шла, пришлось всё же с себя стряхнуть, переступить, выбросить.

Освежившись, обласкав мокрое тело банным полотенцем, я подумала, что бюстгальтеры, трусики в спальне, откроешь шифоньер, начнешь в темноте ворошиться по полкам, разбудишь Лёшу. Мечта исчезнуть не сбудется...

«А что если джинсы, свитер на «без ничего», Танька? Как Лика советовала Лёше?! Шальная! Зима. На улице холодно! Застудиться хочешь?» — такими были мои мысли, но, разве что, они изменили?! Конечно, нет!

Вчера, спеша достойно встретить Лёшу, разочарованного свиданием с Любой, и тем, коварно, воспользоваться, я даже не заметила, как стягивая одежду, по старой привычке набросала всё на дверь в зал. Иногда и вредные привычки выручают. Осталось найти колготки. Ага, вспомнила! Нэльке купила в подарок. У неё день рождение в январе. Я такие, — розовые в мелкую сеточку, не ношу, а она обожает.

Ещё осенью она мне обмолвилась:

— Тань, хочу!..

— Сходи, да купи... — ответила я.

— Знаешь, стесняюсь, и денег как-то жалко.

— А я — не стесняюсь! — возмутилась я. — Тоже мне нашла гламурницу.

— Ты же не для себя!

— Тогда напиши мне на лбу: это для Нэли.

— Зачем. Если покупаешь не для себя, сразу видно. Вот я всегда маме рейтузы покупаю и ничего, не кричу же всем продавцам, что не себе, для пожилой женщины.

Вполне резонно. И правда, продавец ехидно не улыбалась, когда я сказала, что мне в подарок нужно, спросила только: дочери?.. В общем, купила, и положила в нижние ящики белоруской стенки, а сейчас подумала: дочь Надьки-одноклассницы, такие же носит. Как я не молода...

Натянула, подошла к трюмо, осмотрелась. На голое тело колготки, в мелкую, стройнившую ноги, сеточку, эффектно облегали ягодицы. Розовый цвет, очень даже оказался к моей попе. Но, нужно было запрыгивать в джинсы, натягивать свитера, было уже без десяти шесть.

Двумя оборотами накинув на ворот куртки шарф, я тормознула у дверей, вспомнила о записке, что нужно оставить Лёше. Найдя в рабочей сумке авторучку, вырвав из банкнота листок, быстренько написала: «Лёшенька, всё было чудесно. Очень! Но мне, срочно, нужно уехать. Буду завтра. Новый год встретим все вместе. Ты же хочешь ещё раз, в этом году, увидеть Настю? Пока-пока, не скучай...».

Оставила на кухне, уголком под тарелкой с бутербродами. Пролетела в маленький коридор, выключила в ванной забытый свет, глянула в спальню.

Спит... Ровно шесть. Тихонько закрыла входную дверь...

Сливаясь с белым, выпавшим ночью, снегом, серебристый «Пежо» уже ждал меня во дворе. Игорь стоял рядом, курил.

— Поехали, поехали! — поторопила я, садясь в машину, на переднее место пассажира, накидывая ремень безопасности.

Игорь бросил сигарету, освоился за рулем. Кивнул, когда я бросила ему запоздалое: «Привет».

Скоро мы уже были на трассе, совхоз «Светлый Луч» находился километров сто от города, и я решила поспать. Сползла с удобного сиденья, в расслабленную позу под ремнём, закрыла глаза.

Мне приснилась деревня, домик, похожий на тот в котором жила Мария Степановна и корова, да корова, — пеструха. Тщательно перетирая жвачку, она, не моргая, смотрела на меня, и, неожиданно, замычала...

Проснулась. Подобрала попу на сидение.

— Игорь, ехать ещё долго?

— Минут через пятнадцать, будет поворот на совхоз...

— А потом? — не то что бы мне это было важно, просто я не знала о чём говорить с Игорем. Нашла выход: — Можно, я подкрашусь?

Игорь кивнул, открыл бардачок. Моим сонным глазкам предстал набор красавицы. Там было всё, чтобы навести макияж яркий или простенький — по желанию, даже упаковка влажных салфеток, с которых я и начала.

Освежая лицо от сна, пробормотала:

— Помада у меня своя.

Игорь кивнул. Поняв, что сказала глупость, решила пошутить, добавила:

— Это твое?..

Игорь в первый раз отвлекся от дороги. Одарил меня взглядом. В нём не было ничего такого, просто взгляд, но мне стало неуютно.

— Игорь, я пошутила...

— Я это понял, Татьяна Сергеевна. Вот и указатель...

С правой стороны дороги — старый фанерный щит на двух железных столбах. Надпись облезлой краской «Светлый Луч», стрелка поворота...

Дальше километров десять, прочище

нной трактором от снега проселочной. Пока ехали, — медленно, опасаясь провалиться низкой посадкой, застрять в рыхлости колеи, я привела лицо в порядок. Но вот мы были на месте, — совхоз.

Были и проехали мимо. Я удивлено посмотрела на Игоря.

— Мать Софьи Павловны, давно не живет в деревне, — ответил он.

— А где же?

— Рядом, в двух километрах. Уже скоро.

Показался коттедж. Не совсем коттедж, большой рубленый дом с мансардой под крутой крышей, что придавало ему вид двухэтажного строения. Ворота открывались от сигнала с пульта, который мне дал Игорь, чтобы я сама нажала на кнопку. На территорию двора серебристый «Пежо» сопроводили глаза двух камер наружного наблюдения.

Корова Пеструха, здесь — в евродомике, может лишь присниться. Вздохнула, развеивая представления о своем приезде в захолустную деревню.

Встречать нас вышла Соня. Я выскочила из машины, но была остановлена её строгим взглядом. «Зачем приехала?», — рвануло вопросом моё сердце. Я замерла.

— Игорь! — проговорила Соня.

— Это не он! Это Маша! — крикнула я.

— Маша?

— Да, Маша сказала мне, где ты, Сонь. Маша мне и посоветовала к тебе поехать. А я упросила Игоря отвезти...

— Пошли в дом...

Я покорно засеменила за ней. На первом этаже мы встретили сонную Настю, в ночной сорочке. Соня быстро отправила её обратно — спать, в комнату, из которой та выглянула в гостиную. Мы поднялись по лестнице, наверх.

Внутри дом был не похож на деревянный, — если только лестница. Стены, пол отделаны в желтых и голубоватых тонах, с евроинтерьером. Соня провела меня в спальню. У овального чердачного окна располагалась широкая кровать, застеленная под цвет комнаты — нежно голубой.

— Сонь, я замерзла, — проговорила я, увидев откинутое углом одеяло, от простыней ещё веяло её теплом.

В машине было, в общем-то, не холодно, несмотря на поднимающийся к рассвету мороз, но меня, правда, знобило. Наверно, нервное. Меж нами что-то стояло, мешая обняться, и я никак не могла это разрушить. Но, я должна, должна!

— Раздевайся, быстрее согреешься, — тихо ответила Соня. — Это моя комната, Настя и мама спят внизу.

Дважды меня просить было не надо, я сняла всё, оставила только розовые колготки в мелкую сеточку. Я так не задумывала, само вышло. Села на кровать.

Соня на меня удивленно взглянула, с вопросом.

— Почему ты мне не говорила, что у тебя есть мать, Сонь? — словно не видя её взгляда, спросила я. — Не говорила, что Настя твоя приемная дочь?

— Зачем?..

— Как? Мы же любим друг друга!

— Ты с Лёшей разобралась?

— Да, Сонь! Послезавтра он уедет домой... Если автобус ходить будет...

— Ты с ним спала?

— Спала, Сонь... Вчера вечером...

— И приехала сюда, чтобы мне это сказать?!

— Да... Сказать, чтобы у нас не было недомолвок. Я говорила с Машей, она мне рассказала, что прогнала тебя, потому что боялась. За тебя боялась — не за себя, Сонь. Ей муж пригрозил, что если вы ещё раз встретитесь, он пойдет в обком и расскажет. Прощальные слова Маши: «Не люблю и не любила, так баловство, по молодости с кем не бывает», — ложь ради твоего спасения! Ради твоих детей.

— Маша так сказала?

— Да перед тем, как отправить меня к тебе. Я не хочу так, как у вас с Машей получилось, Сонь. Не хочу! У нас всё будет по-другому!

— Как, по-другому, Тань? Ты мне будешь изменять, и рассказывать, как оно было?

— У нас не будет измен, Сонь. И секретов не будет!

Я соскочила с кровати, подбежала к Соне, обхватила и, прижавшись губами к её уху, быстро зашептала. Она хотела меня отстранить, но, постепенно, передумала.

Закончив шептать, я заглянула в её янтарные глаза.

— Поняла?..

— Да... А почему на ухо?

— Так надо. Желание нельзя говорить вслух. Не сбудется.

— Ты вся дрожишь!

— Страху натерпелась...

— Полагала, что прогоню?

— Нет, Сонь, я тебя за эти дни хорошо узнала. Ты...

Соня не дала мне договорить, она прильнула к моим губам своими, согревая, отдавая мне жар своей любви.

Мы целовались, пока она не отстранилась, не произнесла:

— Всё равно, дрожишь, Тань.

— Это не от холода, Сонь...

— Колготки на голое тело, для меня надела?

— У нас же нет секретов?

— Нет...

— Трусы в спальне, там Лёша. Будить не охота было.

Соня улыбнулась.

— Пошли...

Она завела меня в соседнюю, ванную комнату, — джакузи, кабинка-душ, умывальник, фаянсовый трон, беде. Я даже не предполагала, что под крышей можно устроить рай удобств.

Соня пустила в джакузи горячую воду, опробовала рукой.

— Снимай эту розовую пошлость и залезай. Тебе сейчас нельзя простывать...

— Вообще-то, эту пошлость, я Нэле, напарнице по работе, в подарок купила, на день рождения. Но пришлось надеть, — стягивая колготки, ответила я. — Сонь, цвет не нравится?

— Качество. В бутике покупала?

— Да...

Подтверждая её слова, колготки не снялись, порвались.

— Упс... — Соня засмеялась. — Брось в мусорное ведро, а твоей напарнице мы что-нибудь качественное подберем...

С наслаждением я опустилась в джакузи.

— Сонь, сядь рядом.

— Куда?

— На краешек.

Она села. Я положила ладонь Сони, себе на грудь, под которой часто-часто билось моё сердце. Набирая легкими воздуха, пропустив сосок меж её пальцев, стала целовать руку выше, до локтя.

— Хочешь, Тань?.. — спросила она, почти шепотом.

— Хочу, Сонь...

— Закрой глаза и не открывай.

— Ладно...

Сомкнув веки, через какое-то время, почувствовала, как Соня садится в спа-ванну, как её ягодицы трутся об мою ногу. Я повернулась на бок, предоставляя крупному клитору Сони свое бедро. Она нашла мою вульву рукой, но и без этого, трением своего возбужденного естества, она сводила меня с ума.

Перед тем как кончить, за секунду, я открыла глаза, прямо передо мной, впихивал оргазмом янтарь зрачков Сони... Мы медленно погрузились в воду, вынырнули, обнявшись.

— Мама, тёть Тань, вы наверху? — послышался вопрос Насти.

— Да, Настенька, — ответили мы в один голос.

— Не поругались там?!..

— Нет, милая!!! Ты уже проснулась?

Переглянулись. И снова вместе, и снова в унисон...