Искушение. Глава тридцать первая.

Глава тридцать первая.

«Наверное, я много смотрю телевизор! Выброшу! Кто там, — итальянцы! Вроде они, освобождают в новогоднюю ночь свой дом от всякого хлама», — почему-то такая мысль, телеграммой «Молнией», пришла мне в голову, в моей попытке выйти из одеревенелости.

Тихо шел снег, падал, налипал на лобовое стекло фуры, дворники, щелкая метрономом, равномерно его счищали. В дальнем свете фар, за пустынным поворотом дороги, виднелись запорошенные ёлки. Красиво, если бы не ситуация и не мой животный страх ожидания неизвестности. Как назло, в голову лезли лишь телесюжеты из цикла «криминальные новости». Я даже вспомнила, как назывались найденные по весне тела пропавших людей. «Подснежники»!

«Танька! Ты подснежник, и найдут тебя к восьмому марта». Жуть! Тут уж не до красоты зимнего предновогоднего вечера. «Давай выбирайся, как-нибудь!» — толкал моё сознание внутренний голос к отчаянному поступку, при этом, не подсказывая к какому. Да, всё равно! Тело не слушалось — полный ступор.

Но, я не сдавалась, стала усилено вспоминать о так называемом «Бытовом Стокгольмском синдроме», «Синдроме идентификации заложника», «Синдроме здравого смысла». В связи со всеобщей мировой террористической угрозой, нам, медсестрам, с недавнего времени стало положено и это знать, а не только зачем и куда внутримышечные инъекции. Вот уж не думала, что спала с «террористом»!

Девчонки, вам кажется мои мысли — полная чушь? И мне! Сейчас, когда пишу. Но тогда, в фуре, всё было возможно и так реально...

Многое, передо мной промелькнуло за секунду. В общем, из обычного внутреннего крика женской души «Мамочки, как же мне страшно!!!», я поняла только то, что сейчас нужно быть паинькой и, ни в коем случае, не раздражать дальнобойщика, чтобы он ни спросил, ни потребовал, ни сделал... Последнее перебор, Танька! Вот, чего-то этого ты и боишься.

Сползая всё ниже и ниже, по спинке высокого пассажирского кресла, я никак не понимала, как это ещё полмесяца назад он мне казался мужчиной, с которым я могла бы, — не очень хотела, но ведь могла! провести остаток своей жизни.

Слово-то, какое дурацкое: «остаток». Ну вот, теперь, возможно, свой остаточек, Татьяна Сергеевна, ты с ним и проведешь. Я села выше и попыталась изобразить радость неожиданной встречи. Сами понимаете, моя гримаса была ещё та, но всё же это было уже действие во спасение, вытаскивание самой себя за волосы из болота женской глупости...

Пока я отсчитывала ёлки, — под какой из них будет лежать моя хладная красота, дальнобойщик молчал, а тут, неожиданно, проговорил:

— Не трясись...

— Кто, я?! — ответила, подпрыгивая и раскрывая глаза до придела.

— Ну, не я же!

— Вот ещё! Зачем, ты меня сюда привез!

— Что за старая сука у тебя в доме?

— Она не сука, и не старая! Соня просто пришла ко мне в гости... Что, нельзя?

— А этот?

— Кто?

— Не знаешь?

— Не знаю!

Постепенно я пришла в себя и, видимо, вовремя. Он сдернул с меня вязанный берет, схватил за волосы, сильно дернул, от боли потемнело в глазах.

— Кобель твой! — повернув моё бледное лицо, приблизив к себе, прошипел он.

— Кто — Лёша?! — я попыталась освободиться, но прежняя любовь держала меня крепко. — Ты чего, к совсем мальчишке приревновал?

— Хорош мальчик! Под два метра! Большой у него, да?

Вот мужики! Всё членами мерятся! Так и хотелось сказать: маленький, хороший, теплый, бархатный — вкусный! Тогда бы, точно убил. Я сглотнула...

— Отпусти, дурак, больно.

— Ах, тебе больно! Стерва! Стоило мне только уехать...

— Ты это жене говори! — снова не выдержала я, всё формулы синдрома заложника, под женским праведным гневом летели к черту. — Думаешь, я не догадывалась?! Хорошо потрахаться на стороне? Поди, у тебя в каждом городе по одинокой дуре, вроде меня?..

Он ослабил хватку. Мне бы замолчать, глядишь, померились бы, обратно домой ко мне поехали, да куда там! Разошлась! Всё что накипело, высказала, и понесло меня, понесло...

— Сука!.. — опомнился он.

— Да! Я трахалась с Лёшей и что? Знаешь, какой у него огромный! На руке показать?! Больше же здесь не на чём! Твердый, ни чета...

Договорить я не успела, он ткнул меня лицом себе в колени. Я даже не вобрала воздуха, как прижал меня к пахнущим соляркой брюкам и стал расстегивать ремень.

За полтора года, что мы встречались, я ни один раз делала ему миньет, знала его член во всех подробностях — стоит чуть в правую сторону, висит сдуто-синеватой головкой, Но сейчас буквально всё во мне воспротивилось, до последней клеточки. Набравшись сил, я вывернулась из-под его руки...

— Только попробуй, ещё раз прижать! Откушу!..

В моих глазах он прочитал та

кую решимость — руки убрал, вернулся к разговору.

— Что, у него член лакомый?

— И крупнее, и смачнее... Всё спросил? Теперь поехали!

— Куда?

— Обратно...

— Ну, это уж выкуси... Такси возьмешь...

Он достал из кармана какие-то мелкие купюры и, бросив их мне, открыл двери.

— Прошу!..

— Ты в своем уме! Мы же на трассе, сейчас, наверное, часов десять вечера... Зима!

— Ничего! Суку кто-нибудь да подберет!

— Ты меня хоть немного любил?

— А ты меня?

— Я? Нет, не любила. Прощай...

В чем-то он был прав, в чем-то была права я, но не выбрасывать же меня вот так, ночью, на дороге в бесконечно идущий снег.

Поставив на подножку ногу, я всмотрелась в темноту и холод зимней ночи. Со стороны города приближался свет от фар легковой автомашины. Возьмут ли? А если возьмут, то домой я попаду нескоро. Но, оставаться в фуре, я больше не могла. Пусть лучше замерзну... Спрыгиваю...

— Стой, дура! — он схватил меня за двойной оборот шарфа и подтянул обратно в кабину. Чуть не задохнулась. Закрыл двери. — Джип это, похоже, крутые едут! Хочешь отсосать у них разом?

— Пусти!..

— Берет хоть надень!

Он зло бросил его мне. Я схватила, не надевая, устремилась из кабины, но джип уже обогнал фуру. Поздно...

Обогнал и остановился. Из него вышла Соня.

— Открывай! — крикнула она, подбегая к фуре со стороны водителя.

— Это что, та бешеная баба!

— Она... Старая сука... Скажи теперь это ей...

— А мужики, её? — спросил он, видя, что из джипа выходит Игорёк и ещё один, которого, я пока не знала.

— Её!.. Открывай... Не бойся! Спасу по старой памяти...

Дальнобойщик открыл. Соня взобралась в кабину и потеснила его от руля на середину.

— Тань, я успела? — спросила она меня.

— Чего успела-то? Между прочим, она моя женщина, я её не на дороге подобрал... — пробурчал дальнобойщик.

— Ты пока молчи! С тобой, после, мои мальчики поговорят. Если надо будет...

— Успела, Сонь, — улыбнувшись, ответила я.

— Значит, Игорька не звать?

— Не надо, Сонь.

— Ладно. Тогда, сокол, ты послушай меня!

Дальнобойщик сделал внимательное лицо.

— Права давай!

— Зачем?

— Запомню тебя.

Соня внимательно посмотрела его документы и снова проговорила:

— К Тане, больше ни ногой, понял? Чтобы я твоей фуры в её дворе не наблюдала. Ещё лучше, если забудешь дорогу в наш город. Иначе...

— Сонь, поехали домой, — проговорила я. — Устала, сил нет. Спать хочу...

Соня сменила гнев на милость.

— В общем, ты меня понял, — ответила он, покидая кабину фуры одновременно со мной.

Набирая скорость, мы ехали домой. Я положила голову на плечо Сони, дремала, чувствуя, как она меня нежно целует в сопевший носик. Так хорошо было возвращаться назад в её теплых объятьях.

Замелькали светофоры, знакомые улицы. Я проснулась, прислонилась к её щеке губами, целуя, прошептала:

— Сонь, я так испугалась.

— Уволю Виктора, просмотрел. Кинулся, когда он уже тебя увез. Из-за фуры, говорит, не видно было... Пока понял, сообщил мне, пока я Сереже позвонила. Чуть не опоздали. Кстати, познакомься, Тань, — Сергей, мой начальник охраны.

Игорёк вел машину, мужчина, что сидел рядом с ним на переднем сидении, обернулся, кивнул. Это и был тот самый Серёжа, которому Соня всегда звонила.

— Очень приятно. Таня, — улыбнулась я — Не надо никого увольнять, Сонь. Всё же обошлось. И Лёше не будем говорить. Ладно?

— Ладно...

Дома нас встретил встревоженный Лёша. Что-то спрашивал. Ему отвечала Соня, я зависала. Разделась прямо в прихожей — догола. Не знаю, удивило ли это кого, лично мне было всё равно, я так намерзлась, натерпелась страхов, что переступив трусики, поплелась в ванную комнату. Вода набралась, я опустилась в неё. Уснула.

— Тань? — услышала я Соню, сквозь сон.

— А... — открыла глаза.

— Вода уже остыла.

— Не могу встать...

— Лёша! Айда, вынимай её...

Я перекочевала на сильные Лёшины руки, из них в мягкую постель. Соня нанесла мне на лицо специальный крем, убирающий несмывающуюся косметику. Аккуратно убрала и нанесла увлажняющий. Всё это время, я, то спала, то просыпалась.

— Сонь, как хорошо с тобой, — сонно пробормотала я. — Ты не уйдешь?

— Нет, Тань. Спи... Я рядом.

— Знаешь, тёть Тамара, — там, в деревне, когда ещё не замужем была, всегда меня перед сном целовала. Расскажет что-нибудь такое этакое и поцелует, сразу тепло, по всему телу, и сны приятные...

Я почувствовала губы Сони на своих. Открыть глаза уже не было сил...