бремя любви (фрагмент)

В расположении роты гаснет верхний свет, и остаётся одно дежурное освещение - неяркий темно-синий свет, идущий от плафона, расположенного над выходом в коридор.

— Ну, что - дрючить птенчиков будем? - вполголоса спрашивает у Артёма Юрчик.

— Нет, - так же негромко - вполголоса - отзывается Артём. - Дрючить нужно за что-то... завтра, бля, вздрючим - на плацу. За плохое исполнение песни...

— Добрый ты, Артём... очень добрый! Как мой дедушка, когда летом живёт на пасеке, - смеётся, подходя, Макс.

— А чего мне злым быть? - флегматично отзывается Артём, пожимая плечами; он - не только дембель, но и самый старший среди всех сержантов по возрасту: до армии Артём успел отучиться почти два года на филфаке университета, откуда был отчислен в конце первого курса за систематические пропуски, и теперь в его планах - учёбу продолжить. - Злым я был, когда был "молодым". А теперь мне всё это - тьфу! Напишу на гражданке книгу - про службу свою...или, может, вообще - про армию... про всё это садо-мазо, как ты говоришь.

— Хм! - Максим, вскидывая брови, изображает на лице приятное изумление. - Вообще-то, Артёмчик... ты, как будущий писатель, должен знать, что слова "садизм" и "мазохизм" имеют несколько расширительное значение, а термин "садо-мазо" имеет смысл более узкий и вполне конкретный, а именно: обозначает некий способ сексуального удовлетворения... ты что - хочешь написать об армии книгу сексологическую?

На лице Макса изумление сменяется смятением - последнее слово он не произносит, а шепчет, для пущей убедительности округляя глаза... получается забавно.

— Нет, - никак не реагируя на Максово ёрничество, невозмутимо отзывается Артём. - Я имел в виду первые слова - со значением, как ты говоришь, расширительным...

— Фу-у-у! Успокоил... - Максим, с шумом выдыхая воздух, изображает на лице облегчение. - А то я уж подумал... даже страшно сказать, о чём я, Артём, подумал!

— Макс! А тебе не кажется... - Артём, глядя Максу в глаза, добродушно улыбается, - тебе не кажется, что ты больше говоришь, чем думаешь - не именно сейчас, а вообще?

— Дык... я же не будущий писатель, - Максим, улыбаясь в ответ подчеркнуто простодушно, пожимает плечами. - Это писатели мало говорят, а много думают, чтоб потом все думы свои, никому не высказанные, превратить в денежку, именуемую гонораром. А я - что? Я - парень простой, бесхитростный... я - вот он, весь на ладони! Я тебе, Артёмчик, что хочу сказать? Ты, когда свою книгу будешь писать, про меня напиши хорошо, - смеясь, говорит Максим. - А про Юрку напиши всю правду...

— Как скажешь, - улыбается Артём.

— Рота! - раздаётся в полумраке голос Юрчика - командира первого отделения. - Напоминаю: малейшее шевеление, и все шевелящиеся поступают в распоряжение дежурного по роте...

Юрчик, говоря это, вопросительно смотрит на Максима, и Макс, всегда готовый пошутить-приколоться, понимает его без слов.

— А если, товарищ сержант... - весело подмигнув Юрчику, Максим заметно повышает голос - говорит так, чтоб его могли слышать лежащие под одеялами будущие солдаты, - если, допустим, перед сном к кому-то вдруг придёт на свидание мадам Брошкина... тьфу ты! мадам Кулакова - придёт, начнёт выменем трясти перед глазами, начнёт завлекающее крутить пред глазами сочной, как персик, попкой ... и - что молодому, полному сил парню следует делать тогда?

— Парни остались на гражданке. А здесь армия, и сейчас здесь не парни - здесь будущие солдаты.

— Хорошо. Что будущему солдату следует делать в случае бесцеремонного появления вышеназванной искусительницы?

— Послать её на три буквы! - в тон Максиму отзывается Юрчик, с трудом сдерживая улыбку. - Запахам амоволки не положены!

— Дык... - Макс ёрничает; он - дембель, то есть здесь и сейчас он уже состоявшийся мужчина, а это значит, что он может без всякого ущерба для собственной репутации отпускать в адрес "задротов", лежащих под одеялами, самые двусмысленные шутки. - На три буквы - это понятно... это даже приятно! Но как можно мадам Кулакову туда посылать, если, исполняя предыдущий приказ, нельзя шевелиться? Приказы явно противоречат друг другу, и не всякий законопослушный юзер - будущий солдат - может самостоятельно решить, какой из этих приказов важнее...


Как и следовало ожидать, многие из будущих солдат, лежащих под одеяла

ми, слушают диалог двух сержантов с обострённым вниманием, - в глубине казармы слышится смех.

— Рота, подъём! - тут же, подмигивая Артёму, командует Юрчик. - Строиться в расположении! Форма одежды...

— Изверг, - глядя на Артёма, возмущенно шепчет Максим, кивая головой в сторону Юрчика. - Птенчики только-только, одеялами укрывшись, руки в трусы позасовывали, чтоб по-тихому компенсировать тяготы ратного дня, а он им - "подъём"... маньяк, бля! Скрытый садист! Ты запомни это, Артём! И об этом тоже, когда книгу свою будешь писать, напиши обязательно - не забудь...

— Болтун ты, Макс - тихо смеётся Артём. - Сами ведь спровоцировали...

— Хм! Если мы что и смоделировали, то сделали это исключительно для того, чтоб тебе для твоей книги был дополнительный материал... цени это, Арт!

Стоя в центре казармы, Юрчик смотрит, как стриженые пацаны, повинуясь его голосу, стремительно соскакивают с коей, как они, толкая друг друга, суетливо натягивают штаны, как, на ходу застёгиваясь, выскакивают, толкая друг друга, в проход, и - глядя на всё это, Юрчик в который раз невольно ловит себя на мысли, что эта неоспоримая власть над телами и душами себе подобных доставляет ему смутное, но вполне осознаваемое удовольствие... может быть, Максим, говоря о "стержне", не так уж и не прав? И еще, глядя на пацанов, повинующихся его голосу, он невольно вспоминает, как точно так же когда-то он сам соскакивал с койки, как волновался, что что-то забудет, что-то сделает не так, как смотрел на сержантов, не зная, что он них ждать, - когда-то казалось, что всё это ад, и этому аду не будет конца, а прошло, пролетело всё, и - словно не было ничего... смешно! В начале службы - в "карантине" - он, Юрчик, был в одном отделении с Толиком, и вот они вновь оказались вместе - опять в "карантине", но между этими двумя "карантинами" пролегла целая жизнь, измеряемая не временем, а опытом познания себя и других, - "кто знает в начале, что будет в конце..." - думает Юрчик, глядя, как парни, сорванные с коек его приказом, суетливо строятся перед кроватями, рядами уходящими в глубь спального помещения...

— Рота! Нарушение дисциплины после отбоя, проявленное в форме несанкционированного смеха, чревато наказанием, - Юрчик говорит это, стоя перед будущими солдатами на твёрдо расставленных ногах, заложив за спину руки, и голос его звучит по-хозяйски уверенно, совершенно безапелляционно; сейчас он произносит слова медленно, с едва заметной растяжкой, и это подавляет не меньше, чем когда он проговаривает все слова на одном дыхании. - В целях дальнейшего совершенствования навыков, необходимых в предстоящей службе, в течение двадцати минут...

— Пятнадцати, - негромко произносит Артём, перебивая Юрчика.

— В течение пятнадцати минут в составе отделений ротой молодого пополнения отрабатываются команды "отбой", "подъём". - Юрчик делает паузу, скользя взглядом по лицам стоящих в шеренге стриженых пацанов, и вслед за этой напряженно повисшей паузой произносит неожиданно резко: - Рота, отбой! Командирам отделений - приступить к выполнению приказа!

— Отделение, отбой! - командует Андрей; голос его вплетается в голоса других сержантов, отдающих одну и ту же команду, и будущие солдаты, срываясь с места, устремляются к своим кроватям, на ходу срывая с себя форму... стоя в начале прохода между кроватями, Андрей смотрит на Игоря, торопливо укладывающего форму на табуретке, и сердце Андрея плавится от безысходной - неизбывной - нежности... затаённая, тщательно скрываемая, безответная нежность в груди - что может быть тяжелее? В бане сегодня, когда Игорь, этот сводящий с ума пацан, вышел, блестя капельками воды, из душевого отделения, Андрей, с другими командирами отделений стоявший в предбаннике - ожидавший, когда Игорь выйдет, не смог отвести от Игоря взгляд, и это... именно это увидел Максим - увидел взгляд его, устремленный на Игоря... но, кажется, ничего не понял; точнее, понял-истолковал по-своему - Макс подумал, что он, Андрей, глядя в бане на голого пацана, думает, как бы его, симпатичного "птенчика", натянуть... какая, бля, чушь! Да и что он, Макс, об этом знает - что он вообще об этом может знать? "Раскатаем", "раскрутим", "покайфуем в попец"... разве в этом - разве только в этом - подлинный, сводящий с ума кайф? - Отделение, подъём! - резко командует Андрей, глядя, как Игорь, срываясь с койки, торопливо натягивает штаны...