Бремя любви. Часть 6

– Рота, подъём! – тут же, подмигивая Артёму, командует Юрчик. – Строиться в расположении! Форма одежды...

– Изверг, – глядя на Артёма, возмущенно шепчет Максим, кивая головой в сторону Юрчика. – Птенчики только – только, одеялами укрывшись, руки в трусы позасовывали, чтоб по – тихому компенсировать тяготы ратного дня, а он им – "подъём"... маньяк, бля! Скрытый садист! Ты запомни это, Артём! И об этом тоже, когда книгу свою будешь писать, напиши обязательно – не забудь...

– Болтун ты, Макс – тихо смеётся Артём. – Сами ведь спровоцировали...

– Хм! Если мы что и смоделировали, то сделали это исключительно для того, чтоб тебе для твоей книги был дополнительный материал... цени это, Арт!

Стоя в центре казармы, Юрчик смотрит, как стриженые пацаны, повинуясь его голосу, стремительно соскакивают с коей, как они, толкая друг друга, суетливо натягивают штаны, как, на ходу застёгиваясь, выскакивают, толкая друг друга, в проход, и – глядя на всё это, Юрчик в который раз невольно ловит себя на мысли, что эта неоспоримая власть над телами и душами себе подобных доставляет ему смутное, но вполне осознаваемое удовольствие... может быть, Максим, говоря о "стержне", не так уж и не прав? И еще, глядя на пацанов, повинующихся его голосу, он невольно вспоминает, как точно так же когда – то он сам соскакивал с койки, как волновался, что что – то забудет, что – то сделает не так, как смотрел на сержантов, не зная, что он них ждать, – когда – то казалось, что всё это ад, и этому аду не будет конца, а прошло, пролетело всё, и – словно не было ничего... смешно! В начале службы – в "карантине" – он, Юрчик, был в одном отделении с Толиком, и вот они вновь оказались вместе – опять в "карантине", но между этими двумя "карантинами" пролегла целая жизнь, измеряемая не временем, а опытом познания себя и других, – "кто знает в начале, что будет в конце... " – думает Юрчик, глядя, как парни, сорванные с коек его приказом, суетливо строятся перед кроватями, рядами уходящими в глубь спального помещения...

– Рота! Нарушение дисциплины после отбоя, проявленное в форме несанкционированного смеха, чревато наказанием, – Юрчик говорит это, стоя перед будущими солдатами на твёрдо расставленных ногах, заложив за спину руки, и голос его звучит по – хозяйски уверенно, совершенно безапелляционно; сейчас он произносит слова медленно, с едва заметной растяжкой, и это подавляет не меньше, чем когда он проговаривает все слова на одном дыхании. – В целях дальнейшего совершенствования навыков, необходимых в предстоящей службе, в течение двадцати минут...

– Пятнадцати, – негромко произносит Артём, перебивая Юрчика.

– В течение пятнадцати минут в составе отделений ротой молодого пополнения отрабатываются команды "отбой", "подъём". – Юрчик делает паузу, скользя взглядом по лицам стоящих в шеренге стриженых пацанов, и вслед за этой напряженно повисшей паузой произносит неожиданно резко: – Рота, отбой! Командирам отделений – приступить к выполнению приказа!

– Отделение, отбой! – командует Андрей; голос его вплетается в голоса других сержантов, отдающих одну и ту же команду, и будущие солдаты, срываясь с места, устремляются к своим кроватям, на ходу срывая с себя форму... стоя в начале прохода между кроватями, Андрей смотрит на Игоря, торопливо укладывающего форму на табуретке, и сердце Андрея плавится от безысходной – неизбывной – нежности... затаённая, тщательно скрываемая, безответная нежность в груди – что может быть тяжелее? В бане сегодня, когда Игорь, этот сводящий с ума пацан, вышел, блестя капельками воды, из душевого отделения, Андрей, с другими командирами отделений стоявший в предбаннике – ожидавший, когда Игорь выйдет, не смог отвести от Игоря взгляд, и это... именно это увидел Максим – увидел взгляд его, устремленный на Игоря... но, кажется, ничего не понял; точнее, понял – истолковал по – своему – Макс подумал, что он, Андрей, глядя в бане на голого пацана, думает, как бы его, симпатичного "птенчика", натянуть... какая, бля, чушь! Да и что он, Макс, об этом знает – что он вообще об этом может знать?"Раскатаем", "раскрутим", "покайфуем в попец"... разве в этом – разве только в этом – подлинный, сводящий с ума кайф? – Отделение, подъём! – резко командует Андрей, глядя, как Игорь, срываясь с койки, торопливо натягивает штаны...

"Отбой!. . Подъём!. . Отбой!. . Подъём!. . " – словно между собой соревнуясь, в расположении роты властно звучат сержантские голоса, и некоторые из призывников, подчиняясь чужой воле, уже начинают невольно думать, что это и есть та самая армейская дедовщина, о которой они многократно слышали до призыва... но это не так: какой – либо неуставщины после отбоя в роте молодого пополнения не наблюдается; целыми днями сержанты всласть гоняют – "ебут" – молодое пополнение на плацу, на спортгородке и в учебных классах, и этого уставного куража – не только допустимого, но отчасти даже обусловленного их командирским обязанностями – оказывается вполне достаточно, чтобы в полной мере и вместе с тем во вполне цивилизованной форме ежеминутно – от подъёма до отбоя – реализовывать ощущение своей неоспоримой силы и власти, не прибегая к зоологически примитивным формам выяснения "кто есть кто": кто "сверху", а кто "снизу", – в роте молодого пополнения нет ни

"салаг", ни "дедов", а это значит, что отношения между парнями в роте молодого пополнения определяются не сроком службы, а исключительно уставным статусом, а это, в свою очередь, способствует тому, что в роте молодого пополнения напрочь отсутствуют те разнообразные неуставные отношения, которые принято называть "дедовщиной" и которые в изобилии наблюдаются во всех остальных подразделениях части – от банального мордобития, которое происходит явно и повсеместно, до принуждения к вафлёрству или насильственного мужеложства, которые совершаются время от времени и о которых в подразделениях узнают далеко не всегда и отнюдь не все; впрочем, от всего этого – и от мордобития, и от принуждения к сексуальному партнерству – не застрахован в армии никто и нигде, и в прошлом году, когда шел осенний призыв, в точно такой же роте молодого пополнения пьяными сержантами был после отбоя уведен в каптерку другого подразделения и там в анальной форме зверски изнасилован призывник, а когда скрыть это не удалось и началось разбирательство, то оказалось, что в течение двух предшествующих недель этими же самыми сержантами в количестве трех человекообразных особей были совершены насильственные акты мужеложства еще в отношении двух призывников: одного они поимели ночью во время несения суточного наряда, поочерёдно сделав это прямо на столе в канцелярии роты, а на другого позарились несколько дней спустя в учебном классе – миловидный, на подростка похожий призывник был изнасилован орально и анально в качестве наказания за плохое знание "Обязанностей солдата", и затем в течение следующей недели этот самый миловидный призывник подвергался "сексуальному воздействию" еще дважды, поскольку, как показалось вошедшим во вкус сержантам, "он против такого метода наказания практически не возражал, а незначительное сопротивление оказывал скорее для видимости, чем по существу", – закончилось вся эта мало красивая история тем, что сержанты – насильники были без всяких проволочек в рекордно короткий срок осуждены, а три жертвы их "сексуальных воздействий" сразу же после принятия Присяги были по одному быстренько отправлены в совершенно разные – другие – части для дальнейшего прохождения службы, при этом сама история о сексуальном насилии в отдельно взятом воинском подразделении достоянием широкой гласности не стала, а сменившееся командование части сделало для себя соответствующие выводы, в результате чего сержанты в роту молодого – уже весеннего – пополнения подбирались как никогда тщательно, что, в свою очередь, также является немаловажной причиной того, что в нынешней роте молодого пополнения напрочь отсутствует какая – либо "неуставщина" в виде разнообразных проявлений потенциально криминального доминирования сержантов – старослужащих над молодым пополнением; и ещё есть одна причина отсутствия неуставных отношений: почти все сержанты, прикомандированные к роте молодого пополнения, являются не просто сержантами – старослужащими, а являются дембелями, а это значит, что все они наполовину уже дома – в своих мыслях, в своих планах они уже практически отслужили, и потому у них нет ни мотива, ни желания делать всё то, что делается в других ротах части, – сержанты, подобранные в роту молодого пополнения по принципу хоть какого – то отягощения интеллектом, не крушат о стриженые головы табуретки, не пробивают будущим бойцам "фанеру", не совершают после отбоя в отношении будущих защитников какие – либо другие не менее "мужественные" действия, с целью подтверждения таким наглядным образом своего неоспоримого статуса быть "сверху", – для сержантов – дембелей, прикомандированных в качестве командиров – наставников к роте молодого пополнения, вся эта "статусность", постоянно поддерживаемая системой разнообразного насилия, уже мало что значит... наоборот, на последнем – аккордном – витке своей службы сержанты – дембеля, словно сговорившись, ведут себя совершенно не так, как этого требует от них, сержантов – дембелей, их обусловленный сроком службы "статус": им не в напряг бегать с ротой каждое утро кроссы, и они бегают, с удовольствием подставляя обнаженные торсы весеннему, по утрам еще бодряще прохладному воздуху, им не в напряг самолично показывать на плацу, как высоко надо тянуть ногу, чтобы шаг получался строевым, и они показывают это, и показывают это неоднократно, им не в напряг сидеть в учебных классах, и они сидят, разъясняя "птенчикам" те или иные положения Уставов; им не в напряг делать еще массу других, совершенно несвойственных старослужащим дел, – сержантство в роте молодого пополнения зримо напоминает им начало их собственной службы, но теперь они, без трёх недель отслужившие, в принципиально ином качестве, и это иное качество каждодневно рождает в их душах не зоологией обусловленное чувство тупой силы, рвущейся себя показать – продемонстрировать, а ощущение снисходительно щедрого превосходства, которое подразумевает не насилие и издевательства, а нормальную помощь молодым пацанам, не сумевшим от армии откосить – откупиться по причине отсутствия блатных пап – мам, шныряющих по "властным коридорам", либо призванных "отдавать долг" за неимением в семьях необходимого для отсрочки – откоса импортного бабла...

– Закончить выполнение поставленной задачи! Рота, отбой! – громко командует Юрчик, и эта команда "отбой" почти наверняка означает, что теперь уже точно всё – ещё один день прошел...