Ее сиятельство Дисциплина. Глава 4

В своей камере Юлиус долго лежал без сна. Когда его гениталии запихнули обратно в кожаный мешочек, отпала необходимость привязывать его к кровати, чтобы он, как выразилась Ольга, «не играл сам с собой», но даже обретя такую свободу, он обнаружил, что не может заснуть.

В замке было тихо. Прошло несколько часов с тех пор, как обе кузины вернули их с Клаусом обратно в подземелья. Он предполагал, что снаружи, за толстыми дубовыми дверями в коридоре, находилось еще двое рабов.

За два дня его жизнь полностью перевернулась с ног на голову. Он был благодарен судьбе за то, что ему удалось не стать свидетелем падения Берлина, но того, что случилось потом, он не мог предвидеть в своих самых смелых мыслях. Юлиус надеялся, что его либо возьмут в плен союзники, либо после шести-семи дней продолжительного пешего перехода он вернется домой в горы Гарц. Жизнь там, без сомнения, была бы тяжелой, но после танкового завода хуже быть уже не могло.

Но ни за что на свете он не мог себе представить ту жизнь, которую ему, очевидно, придется вести здесь, в замке. Поскольку русские теперь стояли буквально за воротами, он также не мог понять, можно ли что-либо сделать в такой ситуации, поэтому сейчас у него не было другого выбора, кроме как оставаться под покровительством и защитой графини.

Как долго в ловушки, расставленные в саду, попадались мужчины, чтобы затем удовлетворять чрезмерные и необычные сексуальные потребности хозяйки замка? Юлиус не знал этого, но догадывался, что это продолжалось уже давно. Какой предлог она использовала, чтобы держать людей под своей властью до прихода союзников, он не мог себе представить, — возможно, они были армейскими дезертирами или торговцами на черном рынке, которые знали, какая участь их ждет, если она передаст их гитлеровским властям.

Но это было далеко не все, что занимало мысли мужчины. Он вынужден был признаться себе, что за последние два дня еще никогда в жизни не был настолько сексуально возбужден. До войны у него было много женщин, и себя он считал довольно опытным в сексуальном плане, но такого рода сексуальные игры, которые приводили графиню в восторг, лежали далеко за пределами его предыдущего опыта. Он кое-что слышал о берлинских клубах, специализировавшихся на подобных извращениях, но потом, после прихода нацистов к власти, они были закрыты. Слышал он и о властных госпожах, женщинах-доминах, которым мужчины платили большие деньги за привилегию быть выпоротыми и униженными, но подобная практика его никогда не интересовала, и тем более ему и в голову не приходило, как она повлияет на него.

Странным и необычным было то, — он старался быть абсолютно честным с самим собой, — что эти игры вызвали в нем резонанс на самом глубинном, подсознательном уровне, породив в его душе дрожь и трепет. Он думал, что невероятное возбуждение, которое он испытал во время первой встречи с графиней, было вызвано лишь тем, что у него так долго не было секса. Если не считать того случая в Берлине, Юлиус с трудом мог припомнить, когда в последний раз у него была женщина. Но сейчас он понимал, что дело не только в этом, — то, как она обращалась с ним, то, как она смотрела на него своими глазами, — как будто он был каким-то предметом, вещью, а не человеком вообще, — то, как она требовала полного подчинения и повиновения, пробудило в нем чувства и эмоции, которые он никогда раньше не испытывал. Бондаж тоже был частью этого, из-за ограничений свободы движений тела его возбуждение только усиливалось. Испытать неописуемый оргазм и кончить так бурно прошлой ночью его заставила не только экстраординарная ситуация, которую организовала графиня, но и тот факт, что он был связан, морально раздавлен и разочарован невозможностью выполнить простейшее физическое желание, например, прикоснуться к ее округлым ягодицам. И это не только не притупило его удовольствия, а только увеличило его.

Он почувствовал, как зашевелился его член, и тут же попытался прогнать воспоминания из-за опасения, что у него вновь наступит эрекция. Он не хотел испытать еще один приступ болезненной агонии, когда его орган попытается вырваться за пределы кожаного мешочка. С другой стороны, пленник предположил, что если бы ему не нравилась боль от того, что его так сильно ограничивали, если бы его тело каким-то образом не превратило эти ограничения в извращенное, но интенсивное удовольствие, то в первую очередь этого бы не было, эрекция не возникала бы и проблема решилась бы сама собой. То же самое было и с ударами хлыстом. Связанный и распростертый на сундуке, он испытывал чрезвычайный дискомфорт и сильную боль, но это ни на мгновение не уменьшило пульсирующую твердость в его половом органе. Графиня пробудила в нем мазохистскую жилку, о которой он даже не подозревал.

Ворочаясь и переворачиваясь на тонком матрасе, он таращился в темноту камеры, поэтому проблеск света, когда открылась дверь, стал для него шоком.

— Тссс... — произнес голос.

Поспешно закрыв за собой дубовую дверь, внутрь проскользнула темная фигура. Это была Уна. Девушка несла единственную свечу в серебряном подсвечнике, а ее тело было закутано в прозрачную ночную рубашку, сквозь складки прозрачного белого шифона отчетливо виднелись темные завитки волос между ног.

— Мы должны вести себя очень тихо, — прошептала она, подходя и присаживаясь на край кровати. — Рольф обходит замок даже посреди ночи.

— Чего тебе надо? — недоверчиво спросил он, совершенно не понимая, зачем она пришла.

— Знаю, это прозвучит глупо, но я просто хотела узнать, все ли с тобой в порядке, после... После того, как...

В мерцающем свете свечи Юлиус смог разглядеть ее лицо. Она выглядела искренне обеспокоенной. Он вспомнил, как она сжалилась над ним в его первую ночь.

— Я в порядке.

— Я не должна быть здесь, — повторила девушка. Она с тревогой посмотрела на дверь. — Просто дело в том, что... В общем, мне не нравится, когда они тебя так используют.

— Не понимаю. Я думал, ты...

— Что ты думал? Что я часть всего этого? Да, так и есть. Думаю, иногда мне это даже нравится. Но... — она поискала подходящее слово. — Я... Я... В тебе есть что-то. Что-то особенное. И я не хочу видеть, как тебе причиняют боль.

— Со мной все в порядке... Правда.

— Хорошо. Я мало что могу сделать, потому что должна выполнять то, что приказывает Хельга.

— Хельга?

— Графиня. Она оберегала нас всю войну. Наши родители погибли, и теперь мы здесь, в ловушке. Мы такие же пленницы, как и вы. Ворота заперты, повсюду расставлены ловушки. Но моя кузина не хочет уезжать, похоже, ей нравится все, что Хельга заставляет нас делать. Она может быть такой же жестокой. — Шатенка в тревоге подняла глаза, прислушиваясь, думая, что услышала шум. К счастью, ей показалось. — Если бы она обнаружила меня здесь, то не знаю, что бы со мной сделали. Я должна идти...

— Ты очень красивая, — сказал он, вкладывая смысл в каждое слово. Глаза Уны мерцали в тусклом колеблющемся свете свечи. Под белым шифоном он мог видеть очертания ее груди. Они были крупными, чуточку отвисшими под своей тяжестью, но их возбужденные соски задорно торчали вверх.

— Не думай обо мне плохо, — произнесла она.

Это было замечание, смысла которого он не понял.

— За что?

— За то, что ты увидишь дальше... За то, что и как я буду делать.

— Не буду.

— Обещаешь?

— Да.

Она слабо улыбнулась, коснулась его руки, затем встала и прошла через камеру. Оглянувшись на мгновение в дверном проеме, девушка затем вышла и заперла за собой дверь.

*****

Солнце припекало уже второй день подряд, и работать в саду было жарко. Юлиус снял верхнюю часть комбинезона, когда увидел, что один из других мужчин сделал то же самое.

Снова после долгой утренней работы, когда он перекопал часть огорода, его отвели в душ и на обед, после чего отправили обратно в камеру. Снова он провел весь остаток дня в темноте. «Довольно легко...» — размышлял пленник, привыкая к такой необычной рутине, думая о ней, как о совершенно нормальной. Он был рад возможности выспаться, однако на этот раз, когда он проснулся, чувствуя себя отдохнувшим и посвежевшим, ему показалось, что прошло уже много времени, прежде чем тишина в подземельях снова была нарушена.

Когда услышал шаги по каменным плитам в коридоре, по его прикидкам уже наступил поздний вечер.

Но к его камере не подошли. Мужчина услышал, как отпирают две двери рядом, после чего шаги быстро стихли, и вновь воцарилась тишина.

Очевидно, что сегодня для выполнения приказов графини и удовлетворения ее прихотей были призваны двое других мужчин, и это вызвало у Юлиуса смешанные чувства. Он полагал, что должен радоваться, что не ему выпал жребий потакать садистским сексуальным желаниям хозяйки поместья, но также не мог не испытывать некоторого разочарования. Все-таки, она была чрезвычайно красивой женщиной, и находиться в ее присутствии, вероятно, было самой возбуждающей вещью, которая когда-либо с ним случалась. Сам факт, что у него возникло как чувство облегчения, так и разочарования, мужчина считал хорошим знаком — это означало, что он не до конца попал под ее чары.

Снова услышав тяжелые шаги по коридору, он удивился. На этот раз шаги остановились у двери его камеры.

— Поднимайся, — произнес Рольф, открывая дверь. Он стоял в дверях, излучая угрозу, и выглядел как средневековый палач, пришедший за своей следующей жертвой.

Пленник поднялся на ноги. До него дошло, что ему не дали бы отдохнуть после обеда, если бы аристократка тоже не придумала кое-что для него на вечер.

— Вот, — слуга бросил ему длинную тонкую цепочку. На нем висел маленький ключик. — Снимай ограничитель.

Когда пленник вставил ключ в висячий замочек, его пульс участился. В считанные минуты его эмоции качнулись в другую сторону. Они больше не были двусмысленными и противоречивыми — что бы ни ожидало его наверху, сейчас он чувствовал только чистое возбуждение.

— Следуй за мной, — хрипло произнес охранник, когда Юлиус бросил кожаный мешочек на кровать.

Он направился в ванную и подождал, пока пленник воспользуется туалетом и примет душ. Затем он подвел его к подножию винтовой лестницы. Юлиус заколебался, ожидая, что его остановят и наденут наручники, но Рольф подтолкнул его вверх по лестнице.

Это был первый раз, когда он оказался на первом этаже без какого-либо связывания. В вестибюле Рольф взял его за руку и потащил по каменным плитам и тканым коврам, устилавшим пол, через большую дверь справа от главного входа. Он оказался в большой, роскошно обставленной гостиной с огромным готическим камином. Часы в стиле Людовика хV из позолоченной бронзы на стене сообщили ему, что уже десять часов. Он уловил характерный запах духов хозяйки замка.

— Добрый вечер.

Рольф остановил его посреди саруха в кирпично-красном, синем и лимонно-желтом цветах. [Персидский ковер с низким ворсом] Графиня сидела в кожаном кресле, развернутом к нему высокой спинкой, поэтому мужчина мог видеть только ее руку. В ее длинных пальцах был мундштук из слоновой кости, с конца которого почти вертикально поднималась тонкая струйка дыма от кончика черной сигареты.

— Это все, Рольф, — бросила хозяйка.

— Да, мадам, — ответил слуга, повернулся и вышел из комнаты, закрыв дверь.

— Неутомимый помощник, — произнесла графиня, не двигаясь с места. — К счастью для меня, хотя и к несчастью для него, он был ранен во время нападения на Польшу в самом начале войны. Одна из очень немногих жертв. Рольф был признан инвалидом и вернулся в замок, его семья работала здесь поколениями. Его особые травмы оставили его, скажем так, навсегда незаинтересованным в сексуальной стороне жизни. Что делает его для меня совершенно бесценным.

Она поднялась на ноги. Ее волосы были заколоты на затылке в тугой шиньон, а на теле была черная как смоль комбинация с шелковой вставкой и изящным кружевом на груди — таким прозрачным, что он мог видеть темные ареолы ее сосков, уже отвердевших и напряженных. Длинные стройные ноги были затянуты в тончайшие шелковые чулки цвета шампанского, удерживаемыми на месте тонкими черными атласными подвязками. Юлиус чувствовал, как оживился его член, и был рад, что с него сняли мешочек.

Хотя сигарета была едва прикурена, она затушила ее в серебряной пепельнице на винном столике красного дерева, стоявшем рядом с креслом.

— Турецкие сигареты, — объяснила она. — Очевидно, теперь, когда русские взяли под контроль Балканы, у них неограниченные поставки. Так мне говорит полковник Паша. О, конечно, ты еще не знаешь полковника, не так ли? Мне придется вас познакомить. — Она улыбнулась жестокой улыбкой, сверкнув белыми зубами, и облизнула верхнюю губу кончиком языка. — Думаю, вы бы поладили.

Юлиус посмотрел ей в глаза.

— Я думал...

— Не смотри на меня так встревожено, Юлиус. Полковник Паша и я пришли к соглашению. Если я решу представить тебя, то не потому, что намерена выдать тебя русским. Это было бы просто светское мероприятие, — полковнику может понравиться твоя компания. — Она подошла и провела рукой по его груди. — Возможно, ему может понравится твоя выучка.

— Нет, — выдавил он.

— Юлиус, ты не должен мне противоречить. Неужели ты до сих пор этого не понял? Если я решу выразить гостеприимство, то позволю полковнику выбрать одного из моих маленьких рабов.

— Я никогда...

Не было никаких сомнений в том, о чем говорила графиня. Он слышал много историй о варварстве русских по отношению к своим пленным, и знал, что многие русские с такой же радостью изнасиловали бы как женщину, так и мужчину. А у него никогда не было никакого гомосексуального опыта, и он не хотел им обладать.

— Тебе понравилось прошлой ночью? Когда я разрешила тебе так развратно воспользоваться моим телом, было ли это настолько захватывающим?

Он пытался отвлечься от мысли о том, как с ним будет обращаться какой-нибудь грубый русский полковник, но не мог.

— Да, — ответил он слабым голосом.

— Это редкая привилегия, — рассмеялась она. — С другой стороны, может и не настолько. Ты особенный, Юлиус.

— Не отдавайте меня полковнику, — произнес он.

Она нахмурилась.

— Я уже говорила тебе, чтобы ты не открывал свой рот без приказа?

— Пожалуйста...

— Ни слова больше, Юлиус, или ты встретишься с полковником раньше, чем думаешь!

Пленник замолчал. Спорить дальше не было смысла.

— Вот так-то лучше. А теперь встань на колени.

Юлиус повиновался, и уставился на ее ноги. На ней были черные атласные туфли на высоком каблуке.

Графиня протянула руку и запустила пальцы в его светлые волосы, провела паальцами по его шевелюре, а потом притянула его голову к себе так, что его рот оказался прижатым к шелку трусиков, покрывавших ее киску.

— Воспользуйся пальцами правой руки, — произнесла она почти шепотом. — Сзади... Оттяни ластовицу.

Пленник немедленно поднял руку, радуясь возможности прикоснуться к ее великолепному телу и отвлечь себя от мыслей о полковнике.

Он почувствовал гладкость ее бедер, плавные изгибы ее ягодиц, когда отодвинул шелк в сторону. Ткань была явно влажной.

— А теперь засунь два пальца мне... в пизду. — Грубость явно прозвучала диссонансом в ее изысканной речи.

Ее рука все еще прижимала его лицо к животу, и мужчина провел пальцами вниз и вверх между ее ног. Потом нашел складки половых губ и раздвинул их. Ее влагалище оказалось набухшим и влажным. Он потрогал его двумя пальцами. Казалось, оно засасывает их прямо внутрь.

— Глубже, — послышался голос хозяйки.

Он толкнул пальцы так глубоко, насколько смог.

— Иногда мне хочется... — Он почувствовал, как содрогнулось от сладкой конвульсии ее тело. — Иногда я жалею, что на мне лежит вся эта ответственность... Было бы здорово убежать от всего этого... Отправиться в долгое путешествие... Построить небольшой дом, жить нормальной жизнью... Может быть, даже завести детей...

Он почувствовал, как сжалось ее лоно.

— Глубже, Юлиус. Толкни их глубже!

Пленник попытался проникнуть пальцами еще глубже, но ему мешали костяшки пальцев. Однако он услышал, как она громко застонала, когда его рука проникла в ее сладкие глубины. Аристократка запустила свои пальцы в его густые волосы, пока его лицо полностью не уткнулось ей в живот, и ему стало трудно дышать, затем снова вздрогнула, но уже сильнее. Она издала тихий взвизгивающий звук, прежде чем ее тело расслабилось, а его пальцы окунулись в поток любовных соков.

— Ты видишь, как быстро я могу кончить, — вымолвила хозяйка, отпуская его голову. Взяв его за запястье, она вытащила его пальцы из своего тела, затем повернулась и направилась к камину. Мужчина заметил, что швы на ее чулках были абсолютно прямыми. — Беда в том... — она повернулась и снова посмотрела на него, глаза сверкнули от отблеска страсти. — Кажется, что я ненасытна. Иди за мной, Юлиус!

Она прошла через большую комнату. Мужчина вскочил на ноги. Такое интимное прикосновение к телу графини вызвало у него исключительную эрекцию. Член упруго покачивался вверх и вниз, когда он поспешил догнать ее.

Графиня провела его в короткий коридор и открыла одну из двух двойных дверей. Комната за ней была маленькой и такой темной, что Юлиусу было трудно что-либо в ней разглядеть. Когда его глаза привыкли к свету, он увидел нечто похожее на окно, закрытое двумя богатыми красными бархатными шторами. Женщина потянула за шнур с одной стороны рамы, и шторы со свистом распахнулись, залив комнату светом.

Однако стекло за ними выходило не в сад, а в другую комнату, освещенную электрическими настенными лампами, освещавшими самую странную сцену, которую Юлиус когда-либо видел.

Комната была большой и прямоугольной, без окон и имела одну-единственную дверь. Посреди пола стояла кровать с большими круглыми деревянными столбами в каждом углу, доходившими до самого потолка. Толстый матрас был накрыт единственной черной простыней. Это был единственный предмет привычной мебели, но по всей комнате были расставлены несколько странных на вид приспособлений, об истинном назначении которых Юлиус мог только догадываться, — хотя по кожаным ремням, наручникам и металлическим цепям, свисавшим с них, было совершенно очевидно, что они предназначались для того, чтобы различными способами сковывать и связывать свою жертву. Точно такие же цепи и ремни свисали с деревянной балки, проходившей по потолку, и с металлических колец, прикрепленных к одной из стен.

Но его внимание привлекло то, что происходило на кровати.

На матрасе в изножье кровати стояли двое мужчин, каждый из которых был прикован к одному из кроватных столбов. Юлиус предположил, что это те самые, которых, как он слышал, уводили наверх раньше. Их тела были заключены в нечто похожее на длинный кожаный рукав, который закрывал их от шеи до ног. По всей длине, вдоль спины и ног, кожа была зашнурована, как корсет, так что она была плотно натянута на телах мужчин, будто вторая кожа. Пленник мог видеть, что их руки так же были заключены в кокон и плотно прижаты к бокам. В передней части кожаного рукава, через небольшое отверстие, были протиснуты половые органы, сильно возбужденные, — подобная фиксация заставила налиться кровью и набухнуть каждую вену, отчего мужская плоть была темно-красной.

С головами мужчин поступили точно так же. Поверх них были надеты кожаные шлемы, точно так же зашнурованные сзади. В шлемах не было отверстий для глаз или ушей, однако были оставлены небольшие прорези у основания носа, а большие овальные вырезы спереди открывал их рты.

Мужчины были привязаны вертикально к столбам кровати с помощью четырех широких кожаных ремней, обвязанных вокруг их шей, талии, коленей и лодыжек. Пленники были совершенно беспомощны, и могли только двигать головами из стороны в сторону.

На кровати, на четвереньках стояла Ольга. Девушка была обнаженной, если не считать пары длинных белых кружевных перчаток и таких же кружевных французских трусиков. Ее колени были раздвинуты, и между ними, с головой прямо под ее киской, Юлиус разглядел лежащую на кровати чувственную фигуру Уны, одетую в маленький красный атласный корсет, ненамного бóльший, чем полоска материала шириной в фут, зашнурованный спереди и очень плотно стянутый вокруг ее и без того тонкой талии. Четыре очень тонких, очень длинных подвязки змеились по ее бедрам, застегиваясь на темно-красных шелковых чулках. Корсет оставлял ее груди свободными, полушария плоти разделяла широкая ложбинка, соски, которые венчали их, были маленькими, но очень твердыми. Ноги Уны были раздвинуты, и Юлиус увидел пышную поросль густых каштановых волос, покрывавших ее холм Венеры.

Ольга потянулась к мужчине в правом углу, оттянула крайнюю плоть и взяла его член себе в рот. Юлиус видел, как рот мужчины открылся от стона, но стекло, через которое он наблюдал за этой сценой, не позволяло ему услышать ни звука.

Пока Ольга усердно сосала мужской член, он увидел, как Уна обхватила руками спину своей двоюродной сестры и приподнялась, пока норка блондинки не прижалась к ее рту. Ее пальцы отодвинули кружево французских трусиков в сторону, а язык погрузился в половые губки. Ольга ответила на ласку, покачивая ягодицами из стороны в сторону.

Юлиус был поражен. Он видел, как девушки целовали грудь графини в его первую ночь в замке, но предположил, что это делалось только для того, чтобы доставить дополнительное удовольствие ей, а не для того, чтобы усилить их собственное. В Веймарской республике лесбийские отношения были широко распространены, но нацистские активисты решительно их не одобряли. Он даже не знал, что лесбиянки на самом деле делают друг дружке, не говоря уже о том, чтобы видеть их занятыми столь интимным делом.

Он вспомнил, что Уна сказала ему посреди ночи. Знала ли она, что графиня планирует это представление? Не поэтому ли она сказала ему, чтобы он не думал о ней плохо? Означало ли это, что она лесбиянка?

Пленник с благоговением и восхищением наблюдал, как Ольга оторвала свой рот от члена связанного мужчины и села прямо, откинувшись на корточки, так что ее киска оказалась прямо на лице Уны. Теперь он по-настоящему мог видеть, как та проводит языком по половым губкам своей кузины.

Но этого было, очевидно, недостаточно. Блондинка перекатилась на бок и встала с кровати. Он видел, как она что-то говорила, но не мог расслышать, что именно, потом засунула большие пальцы в кружевные трусики и стянула их с бедер, обнажив короткие светлые волосы на лобке. Она посмотрела прямо в стекло, и Юлиус увидел, как она подправляет пальцем размазанную помаду на нижней губе, и понял, что стекло, должно быть, с другой стороны является зеркалом. Хотя он прекрасно видел Ольгу, та смотрела на свое отражение.

Он снова увидел, как девушка заговорила. На ее губах заиграла улыбка. Она забралась на кровать на коленях и снова оседлала голову Уны, но на этот раз села лицом к ее ногам. И сейчас, когда она поднесла свою теперь обнаженную киску ко рту девушки, то наклонилась вперед, спрятав свою голову между бедер своей партнерши. Оба тела соединились, большие груди Уны чуть разошлись в стороны, пришавшись к животу блондинки.

Юлиус мог видеть, как обе девушки совершали одни и те же ритмичные движения, их головы синхронно двигались вверх и вниз, когда их языки лизали и сосали самые сокровенные части тела друг друга. Если он и испытывал какое-то отвращение к такому извращению, то его член этого не разделял. Он был тверд, как камень.

— Ты находишь это захватывающим?

Голос прозвучал так неожиданно, что стало почти шоком. Пленник был так поглощен зрелищем, что совсем позабыл о графине.

— Да, — сказал он шепотом.

— Я сама их тренировала. Сначала они сопротивлялись, но теперь ты сам видишь... — Она указала на девочек. Теперь они сплелись воедино, что казалось, будто их тела слились друг с другом, превратившись в одно чудовищное, противоестественное, но живое и дышащее существо с двумя головами, единственной целью которого было сексуальное наслаждение. В этот момент он увидел, как Уна встала на дыбы, ее тело выгнулось дугой над кроватью, несмотря на вес сестры на ней, голова откинулась назад, — она больше не могла сосредоточиться на удовольствии блондинки, только на своем собственном, и беспомощно задрожала, когда ее накрыл бурный оргазм.

Но она не долго купалась в нем, таинство продолжалось, и через несколько мгновений она вновь сосредоточилась на своей кузине, желая вернуть ей то, что она уже получила. Девушки перевернулись, поменявшись местами, а рот Ольги открылся в беззвучном крике, когда искусный язык ее сестры довел ее до кульминации.

Графиня подошла к нему сзади и прижалась своим великолепным, облаченным в шелк, телом к спине Юлиуса, обхватив правой рукой его член так сильно, что он застонал.

— Во время войны у меня в замке было много гостей. У некоторых были очень простые потребности, которые легко удовлетворялись. Конечно, тогда у меня в подземельях тоже находились женщины. Но один из моих самых постоянных и преданных гостей любил только смотреть. Наедине. Поэтому я заказала вот это... — она кивнула в сторону стекла, —. .. и установила его. Он провел здесь много часов, пока я развлекала его, и он был счастлив. Взамен, конечно, он предоставил мне особое благоволение, ведь он был политически очень влиятельным человеком. Боюсь, теперь он мертв. Погиб под бомбами союзников месяц назад.

Ольга снова встала на четвереньки. Она вновь подползла к обтянутой кожей фигуре у левого столба и взяла его член в рот, тогда как Уна поднялась с кровати, и начала расстегивать ремни, которыми был привязан мужчина к правому столбу. И когда она сняла их, тот упал вперед, подпрыгивая на кровати, будто мячик. Девушка немедленно перевернула его так, что он оказался на спине на черной простыне, его вздыбленный член торчал почти вертикально, — падение, по-видимому, только спровоцировало еще бóльшую эрекцию.

Уна тут же забралась на кровать и оседлала его бедра. Взяв его разбухший сверх всякой меры пенис, она опустилась и направила его в свою норку. Юлиус мог видеть, как ее блестящие влажные половые губки раздвинулись, когда большой фаллос исчез в ее влагалище.

«Означает ли это, что она все-таки не лесбиянка?» — удивился Юлиус.

— Какая жадная девчонка, — произнесла графиня.

— Я думал...

— Что ты думал? Что женщины не могут наслаждаться чувственными переживаниями, даруемыми обоими полами? Я давно обнаружила, что буржуазные определения сексуальности не имеют никакого значения, ведь сексуальное удовольствие приходит во многих формах. Как видишь, девочки хорошо усвоили этот урок.

Ольга поднялась на ноги и стала освобождать от столба другого мужчину. В свою очередь перевернув его на спину, она тоже взобралась на его бедра и засунула его член в нетерпеливо ожидающее устье своего влагалища. Обе девушки сидели достаточно близко друг к другу, чтобы наклониться и коснуться грудей, лаская пальцами соски. Затем они поцеловались, их рты открылись, их языки затанцевали вместе, когда они скакали вверх и вниз по своим беспомощным любовникам.

— Они полны энтузиазма, не так ли? — снова сказала графиня.

Посреди ночи, когда Уна сидела на его узкой кровати, он почувствовал к ней особую привязанность. Но теперь он увидел ее в истинном свете. Ольга и Уна были одинаковыми, с одинаковым извращенными сексуальными потребностями и отсутствием всякого стыда. Их госпожа хорошо их обучила, сформировав их по своему собственному образу и подобию. На мгновение он подумал, что она знала о ночном визите Уны и устроила это представление именно для того, чтобы у него не осталось никаких иллюзий относительно того, на что способна девушка.

— Теперь моя очередь, — громко произнесла графиня. Она взяла Юлиуса за локоть и повела его через маленькую дверь справа от стекла, которая вела прямо в прямоугольную комнату.

— Вижу, вы хорошо проводите время, — сказала хозяйка. Она подошла к кровати и провела рукой по бедру Уны, игриво поиграв в ее густых лобковых волосах, прежде чем спуститься ниже. Обняв девушку за плечи, и легонько поцеловав ее в губы, она провела всеми четырьмя пальцами поверх ее половых губок. Юлиус увидел, как шатенка вздрогнула.

— Он хороший? — спросила графиня.

— Даааа, — выдохнула Уна. Юлиус хотел посмотреть ей в глаза, но она избегала встречаться с ним взглядом.

— Тогда я помогу тебе кончить, — прошептала графиня, работая рукой чуть быстрее.

Юлиус увидел, как напряглось тело Уны. Графиня, очевидно, нашла именно то место, которое нужно. Девушка скакала вверх и вниз на члене плененного мужчины, наваливаясь на него всем своим весом, чтобы заставить его как можно глубже войти в ее тело, но после пары минут подобных ласк своей хозяйки она перестала скакать, а просто извивалась на нем, загоняя его так глубоко, как только можно. Отлепив рот от графини, она запрокинула голову и застонала, ее большие груди задрожали, а лицо залилось густым румянцем.

Почти в тот же момент Ольга приподнялась на корточках. Юлиус увидел, как эрегированный член второго мужчины, блестящий от обильных соков блондинки, выскользнул с ее лона. Как только это произошло, из него вырвалась струя спермы, чуть попав на бедро девушки, а в остальном залив черную кожу, которая так крепко его обволакивала.

— О, Боже! — громко фыркнула графиня. — Ты заплатишь за это высокую цену. Ты же знаешь, что должен держать себя в руках!

— Я пытался, я пытался... — в отчаянии произнес мужчина одними губами. — Пожалуйста, это была не моя вина.

— Надеюсь, ты не хочешь сказать, что это была вина Ольги?

— Просто было так хорошо, и...

— Мы разберемся с тобой позже, — ядовито сказала хозяйка. Когда Уна освободила длинный черный кожаный рукав, из которого так непристойно торчал член, которым она пользовалась, графиня подошла к Юлиусу. К этому моменту, каждая жилка на его члене выделялась, будто стебли плюща, обвивающие ствола дерева, весь половой орган из-за сжатия у его основания стал почти алым. Уна по-прежнему отказывалась смотреть на Юлиуса.

— Сними бретельки с моего плеча, Юлиус, — сказала графиня, указывая на комбинацию.

Юлиус снял шелк с ее плеча, и комбидресс упал на пол. Он уставился на высокие округлые груди графини. Темно-красные соски были твердыми и возбужденными.

— Подними ее.

Юлиус наклонился, чтобы поднять одежду с пола.

— Потри ею о свое лицо. Почувствуй, какая она мокрая.

Юлиус снова повиновался. Ему пришлось подавить стон, когда он вдохнул аромат ее киски, смешанный с ее восхитительными духами. Шелк на щеке был невероятно мягким. Он почувствовал, как его член напрягся еще больше.

— Стань сюда. — Она указала на изножье кровати. Он стал между двумя столбами. — Вы знаете, что делать, — это замечание было адресовано двум девушкам.

Стоя на кровати, Ольга дотянулась до верха столба, где Юлиус увидел цепь и кожаную манжету, прикрепленную к металлическому кольцу. Уна подошла к нему сзади и подняла его левую руку, чтобы ее кузина застегнула наручник на его запястье. То же самое они проделали и с другой его рукой. Цепи были короткими, и его руки оказались широко разведенными над головой.

Графиня снова улыбалась своей жестокой улыбкой.

Она подошла к нему сзади и взяла его член обеими руками, сжимая его так же сильно, как делала это в просмотровом зале.

— Сейчас ты меня трахнешь, Юлиус. Но ты не должен кончать. Это понятно? То, что я даровала тебе прошлой ночью, было высшей привилегией, а не правом.

Она протиснулась между ним и кроватью, а затем наклонилась вперед так, что два округлых полушария ее ягодиц прижались к его бедрам, и член оказался в ловушке в глубокой ложбинке, которая проходила между ними. Он посмотрел вниз. Ее кожа блестела подобно тончайшему шелку. Госпожа чуть поиграла попкой, пошлепав ею по его члену. Он громко застонал.

— Ты хочешь, чтобы тебе заткнули рот кляпом? — с упреком спросила она.

Ему было все равно. После всего, что он видел, окруженный похотливыми образами и тремя самыми красивыми женщинами, которых он когда-либо мог себе представить, он понятия не имел, как не кончить в тот момент, когда проскользнет в это шелковистое влажное влагалище, которое она заставила его потрогать пальцем ранее.

Он посмотрел в сторону и впервые поймал взгляд Уны. Он был уверен, что она покраснела. Девушка прикусила нижнюю губу.

— Думаю, его нужно немного подбодрить.

— Ооо, хорошо! — сразу отозвалась Ольга. — Вы же знаете, я люблю подбадривать!

Блондинка юркнула ему за спину. Он оглянулся через плечо, мельком увидев свое отражение в большом зеркале на стене, привязанное между столбиками кровати. Девушка вернулась с большой расческой для волос.

— Только не это, — сказала Уна.

— Не глупи, — ответила блондинка. Она обхватила Юлиуса за талию и схватила его член, бесцеремонно направив его между бедер своей хозяйки.

Юлиус почувствовал жар и влажность ее половых губ. Графиня оттолкнулась от кровати, подавшись назад к нему, и он легко проскользнул в глубины ее влагалища. Она была такой горячей и влажной, что у него перехватило дыхание. Он стиснул зубы и отчаянно попытался думать о чем-нибудь другом, о чем угодно, лишь бы отвлечься от нарастающего желания, от которого гудел каждый нерв в его теле. Но все было безнадежно. Он почувствовал, как тугой канал ее норки сомкнулся вокруг него, засасывая его глубже своими сильными и хорошо развитыми мышцами.

Краем глаза он увидел, как Ольга подняла руку, и мгновение спустя почувствовал острую боль, как будто тысяча игл вонзилась в его левую ягодицу одновременно.

— Ааааа, господи!!! — закричал он. Она опустила щетку для волос той стороной, где зубцы.

— О, даааа! — отозвалась графиня.

Дуновение воздуха — и расческа приземлилась прямо на его правую ягодицу, на этот раз плоской деревянной стороной. Он ахнул. Прежде чем боль утихла, Ольга снова ударила его зубцами. Иглы боли пронзили его насквозь. Но так же, как и тогда, когда они пороли его в первую ночь в замке, боль уже начала превращаться в пульсирующее, интенсивное удовольствие.

Наслаждение передалось и аристократке. Его член дернулся, и он почувствовал, как ее плоть сомкнулась вокруг него. Она застонала и снова крепко прижалась к нему попкой. Хозяйка так быстро кончила в гостиной, что Юлиус надеялся только на то, что сейчас она кончит с такой же легкостью. Он толкнул член так глубоко, как только мог, борясь с манжетами, желая использовать свои руки, чтобы обнять ее тело, ласкать гладкость ее бедер, обхватить ее большие груди — и трахать, трахать, неистово трахать эту великолепное тело... Но они крепко удерживались, и теснота оков только подпитывала его сексуальную потребность, — бондаж снова провоцировал его.

Графиня подняла голову, чтобы посмотреть на Уну.

— Ты знаешь, чего я хочу, — сказала она с придыханием.

Очевидно, девушка точно знала. Она перекатилась на кровать и просунула руку под бедро графини. Через секунду ее пальцы коснулись основания его члена, а затем снова двинулись вверх. Графиня громко застонала, когда палец Уны коснулся ее клитора.

Удар. Расческа снова приземлилась гладкой стороной, но теперь он приветствовал ее. Это все еще была боль, но боль настолько смешанная с удовольствием, что они уже стали неразличимы. Он двинулся вперед изо всех сил, используя каждую мышцу, которой он обладал, чтобы проникнуть как можно глубже, и казалось, киска аристократки внезапно открылась для него, принимая его целиком.

Лишь один раз она очень громко застонала, качнув ягодицами из стороны в сторону, снова сжимая его член и палец Уны, а затем выгнулась, ложась вдоль кровати и вытягивая руки, ее мышцы напряглись, и тут она кончила, крепко сжав его своим влагалищем. Он почувствовал, как по ногам стекает липкая влага.

Юлиус никогда в жизни не хотел так кончить, как сейчас. Он был в нужном месте, ее киска была перед ним, гостеприимно распахнутая, сладкая и манящая, чем когда-либо. Каждый нерв в его теле кричал об освобождении, но каким-то образом ему удавалось держаться.

Графиня выпрямилась. Измученный от воздержания фаллос выскользнул из ее лона, зарывшись в расщелину ее попки, что тоже почти заставило его кончить.

— Уффф... Мммм... Я очень впечатлена, — тихо произнесла она. — На самом деле, думаю, ты заслуживаешь награды. — Она повернулась к нему лицом, встала перед ним на кровати на колени, и нежно погладила по щеке. Пленник вспотел, капли пота стекали по его лицу, ноги дрожали. — Так жарко, — ласково сказала графиня, потом посмотрела на Ольгу и слегка кивнула.

Блондинка оставила расческу и подошла к нему сзади. Намеренно прижавшись всем своим телом и потирая обнаженным животом его измученные ягодицы, она крепко сжала его член одной рукой, плотно обхватив пальцами у основания. Потом провела ими вверх и вниз. Любовные соки госпожи облегчили их движение.

— Я разрешаю тебе... — прошептала хозяйка, глядя ему прямо в глаза.

Юлиус не знал, что, наконец, заставило его кончить — был ли это идеальный ритм руки девушки; то, как она терлась своим горячим телом о его измученные ягодицы; то, как графиня обняла Уну и нежно целовала ее, а их груди прижимались друг к другу, взаимно лаская сосочки; или то чувство бондажа, которое держало его тело так крепко, — но, посмотрев вниз, он увидел, как его перевозбужденный член появился в тугом кольце Ольгиных пальцев и, не в силах сопротивляться, взорвался струями густой белой спермы, изливаясь прямо на черную простыню и заливая потоками шелковые чулки графини. Пленник закрыл глаза, охваченный такими сильнейшими ощущениями, которые он никогда ранее не испытывал.

*****

— Мне жаль, мне так жаль!

Она заливалась большими горючими слезами, капавшими на его обнаженную грудь.

— Это не важно...

— Она заставляет меня это делать, Юлиус. Я не хочу делать такие вещи, я не хотела, чтобы ты видел меня такой.

Уна снова прокралась в его камеру. Было уже поздно. На ней были маленькие часики с бриллиантами, и он увидел, что было три часа ночи.

— Ты должна вести себя тихо, — прошептал он, понимая, что она производит много шума.

— Нет. Все в порядке. Рольф пьян. Он крепко спит в своей комнате. Я проверила, мы в безопасности.

— Думаешь, она узнала, что ты приходила сюда прошлой ночью?

— Нет. Но она очень умна и хитра. Думаю, она почувствовала, что я менее охотно обращаюсь с тобой, чем с остальными. Вот почему она заставила тебя смотреть на меня с Ольгой. Ну и все остальное. — Даже при свете свечей он видел, что она покраснела.

— Все в порядке. Не расстраивайся.

— Мне нужно бежать отсюда, Юлиус. Ты поможешь мне? Мы могли бы сбежать вместе.

— Я думал, ты сказала, что это невозможно.

— Ты мог бы найти способ, я знаю, что ты мог бы. — На ней была та же прозрачная ночная рубашка, что и прошлой ночью. Под ней угадывались очертания ее больших грудей. Он почувствовал, как его член неловко зашевелился в кожаном мешочке, который Ольга опять заперла после того, как привела его обратно в камеру.

— Что бы мы тогда сделали? Это место окружено русскими.

— Я слышала, как они разговаривали с хозяйкой. Американцы всего в двадцати милях к западу. И у меня есть тетя и дядя в Брюнсвике. Они мельники, и могли бы присмотреть за нами. Мы могли бы передвигаться ночью.

— Это очень рискованно.

— По крайней мере, подумай об этом, Юлиус. — Она погладила его грудь. Ее рука была прохладной и мягкой. Его член снова запульсировал.

— Тебе лучше этого не делать, — сказал он, указывая подбородком на свой член.

Она усмехнулась.

— Все в порядке. Я стащила это из комнаты Рольфа, когда проверяла, как он. — Она показала тонкую цепочку, на которой висел маленький ключ. — Я думала... — Она улыбнулась и снова покраснела. Она опустила руку к его паху, но он поймал ее за запястье.

— Расскажи мне о себе и Ольге, — попросил он.

— Что ты хочешь знать насчет нас?

— То, что я видел... То, что ты делала сегодня вечером. Ты лесбиянка, Уна?

— Нет... Да... Если хочешь знать правду, мне с ней нравится. И с графиней тоже. Хельга очень жестока, но она многому научила нас обеих в сексе. Нас учили, что женщинам такое не должно нравиться, что они просто должны сидеть дома и рожать детей, производить рабочих и солдат для Третьего рейха. Но полагаю, теперь все кончено. Но Хельга научила нас наслаждаться своими телами и гордиться ими. В этом нет ничего плохого, не так ли?

Юлиус на мгновение задумался об этом. Он был потрясен тем, что увидел раньше, но это было больше связано с тем фактом, что он никогда даже не думал о двух женщинах, делающих такие вещи друг с другом, чем с каким-либо реальным моральным оскорблением. И если быть до конца честным с самим собой, зрелище Уны и Ольги, так страстно обнимающихся, было невероятно захватывающим.

Уна вырвала свою руку из его хватки.

— Я лучше пойду, — сказала она, поднимаясь на ноги. Она выглядела обиженной.

— Почему?

— Потому что ты, очевидно, думаешь, что я какая-то ужасная дегенератка.

— Нет. — Он поймал ее за руку. — Нет. Это был шок, вот и все. Я просто не знал, что и думать.

— Единственное, за что я благодарна графине, так это за то, что она научила меня получать удовольствие. — Она широко улыбнулась и потянулась к маленькому висячему замку на кожаном мешочке. — Вот как сейчас...

Девушка вставила ключ в висячий замочек, и он распахнулся. Она сняла кожаный мешочек и тут же опустила голову, открыв рот, втягивая и посасывая его вялый пенис. Юлиус застонал. Она нежно провела языком по его головке и почувствовала, как его член быстро набухает.

Когда его эрекция усилилась, пленник закрыл глаза. Ягодицы покалывало. Кровь, наполняющая его фаллос, казалось, тоже активизировала синяки, которые расческа оставила на его заднице. Почти бессознательно он потерся ими о простыню. Боль была жестокой, но восхитительной. Он никогда не думал, что боль может быть такой приятной, и почувствовал, как его член пульсирует у нее во рту, теперь полностью возбужденный.

— Я хочу тебя, Юлиус, — сказала она, заменяя губы рукой и крепко сжимая его орган. — Ты думаешь, это ужасно? Как ты думаешь, у женщин должны быть свои собственные сексуальные потребности?

— Нет, — ляпнул он, не подумав. Мужчина не был уверен, что должно быть у женщин, когда дело доходит до секса, но сейчас был не тот момент, чтобы размышлять об этом.

— Ты настоящий мужчина, не так ли? — Она встала на колени и оседлала его бедра. Он видел в ее глазах предвкушение. Ее руки подобрали подол ночной рубашки и стянули ее через голову. Большие груди подрагивали, а маленькие розовые соски уже отвердели и заострились.

Она приподнялась на корточках и отодвинулась назад, пока ее киска не оказалась над его членом.

— Я очень мокрая. Ты по-прежнему думаешь, что это ужасно?

— Ты прекрасна.

Он видел, как она опускается на него. Ее каштановые волосы на лобке были густыми, аккуратным треугольником покрывавшими ее любовный холмик и полностью закрывая половые губки. Он увидел, как его головка упирается в них.

Когда она опустилась ниже, то почувствовал прилив тепла и влаги, распространяющийся по его члену. Девушка не солгала. Она была насквозь мокрой. Он оторвал бедра от кровати и, дернувшись, глубже погрузился в ее влагалище. Настала ее очередь застонать. Шатенка изогнулась на нем, приняв его во всю длину.

— Ооооо, Юлиус. — Он впервые оказался внутри нее, и почувствовал, как ее тело задрожало так сильно, что ему показалось, что она вот-вот кончит. Она откинула голову назад и издала звук, больше похожий на рычание, чем на стон или крик экстаза.

— Ооо, милый! Я вся извелась, всю ночь представляла, каково это, — видеть, что твой большой член вытворяет с Хельгой. Оооо, как это приятно!

Она приподнялась, пока головка почти не выскользнула из ее киски, затем снова опустилась на него до упора. Его член втиснулся в нее, и девушка снова издала этот странный рычащий звук, поднимаясь и опускаясь на нем в плавном, упругом ритме. Пленник увидел, как ее рука спустилась от груди вниз, прижалась к уздечке половых губ, и когда пальцы коснулись ее клитора, то он почувствовал, как сжалось ее лоно. Ладонь заплясала вокруг маленькой горошины плоти.

Он потянулся и взял ее груди в свои руки, разминая и лаская податливую плоть. Наездница стремительно приближалась к оргазму. Он видел, как закатились ее глаза, как она снова запрокинула голову назад, как напряглись мышцы ее шеи. Уна опустилась на него в последний раз, раздвинув бедра еще шире, чтобы получить каждый дополнительный сантиметр проникновения. Все ее тело напряглось, ее лоно охватило и сжало его член. С видимым усилием она заставила себя опустить голову, чтобы посмотреть ему прямо в лицо, как будто это увеличило бы силу того экстаза, что она чувствовала.

Но наступивший оргазм не заставил ее расслабиться. Она хотела большего.

— Теперь ты! — Сразу же приказала она. — Кончай вслед за мной, дорогой, я хочу это почувствовать.

Девушка снова начала плавно скакать на нем вверх и вниз, на этот раз сосредоточив все свое внимание на его теле. Ее рука скользнула вниз позади себя, чтобы найти его ядра, и найдя, обхватила их пальцами, нежно сжав их, продолжая подниматься и опускаться на нем.

Она была очень искусна. Графиня хорошо ее обучила. Но странным было то, что возбуждение Юлиуса отказывалось нарастать. Шелковистой влажности ее влагалища и вида ее роскошного тела, ее крупных, налитых грудей, ритмично подпрыгивающих вверх и вниз, должно было оказаться достаточно, чтобы возбудить и свести с ума любого мужчину. Их было бы достаточно, чтобы возбудить и его, заставить изливаться и тратить свою сперму, — но только тогда, когда он еще не оказался в замке и не подвергся сложным сексуальным играм его владелицы. Теперь же обычных девичьих ласк, пусть даже таких искусных, было просто недостаточно.

Пленник знал, что ему нужно. Он вытянул руки над головой, представляя, что они закреплены кожаными ремнями в изголовье кровати, и заерзал задом на простыне. На его левой ягодице было место, где зубцы расчески порезали его так сильно, что оставили на коже узор из точечных синяков, это было самое болезненное место из всех. Когда он почувствовал там покалывание, боль превратилась в поток интенсивного удовольствия, и его член дернулся. Мысленным взором он увидел себя привязанным к столбикам кровати. Его орган снова дернулся. Он представил, как он погружается между гладко выбритыми половыми губками графини, а ее ягодицы подрагивают, когда он входит в нее. Он почти физически ощутил, как обнаженный живот Ольги трется о его ягодицы, намеренно раздражая новые синяки и ссадины.

Девушка, должно быть, почувствовала, как задергался его фаллос и заставила себя насадиться на него до конца. Его член дернулся последний раз, и длинная тугая струя спермы выстрелила в ее тугую, влажную плоть.

— О, даааа, — прошептала она. — Это то, чего я хотела.

Голос Уны стал для Юлиуса настоящим шоком. Он был так погружен в свои фантазии, что совершенно забыл о ее присутствии.