Ее сиятельство Дисциплина. Глава 9

— Который сейчас час? — прошептала Уна.

Юлиус разлепил глаза и взглянул на часы из позолоченной бронзы, стоявшие на прикроватном столике. Было почти половина десятого, но тяжелые шторы на окнах все еще были задернуты, и только слабый свет проникал сквозь тяжелую материю.

Они лежали вместе на большой кровати. Он поднял голову, чтобы поискать Илюшкину, но та исчезла.

— Ты слышала, как поднялась полковник? — спросил он девушку.

— Да, она встала некоторое время назад. Но, должно быть, потом я снова задремала.

Юлиус сел и поморщился. Рубцы на его ягодицах болезненно болели.

— Мне очень жаль, — увидев это, сказала Уна. — Я не хотела причинить тебе боль.

— У тебя не было выбора. Я бы сделал то же самое с тобой, если бы она приказала. Мы должны привыкнуть к этому.

— Думаешь, она сделает это? — Шатенка выглядела встревоженной. — Я имею ввиду, вернет она нас обратно в замок? Она ведь способна на все.

— Да, способна... Подожди... Что там за шум? — перебил ее мужчина.

За окнами стоял грохот, от земли шла вибрация, покачивая все здание. Юлиусу был знаком этот звук, он много раз слышал его в Берлине.

— Это танки, — выдавил он.

— Что нам теперь делать?

— Подожди. Это еще что?

Он встал и раздвинул шторы. За окном стоял тихий и пасмурный день. Двое солдат развели костер на лужайке во дворике за домом и подкармливали его стопками бумаг.

Шатенка тоже поднялась, заглянула в комод и достала оттуда пару простых трусиков и бюстгальтер, оказавшийся слишком мал для ее пышной груди.

— Не думаю, что это хорошая идея, — сказал мужчина.

— Почему бы и нет? Мне все равно нужно что-нибудь на себя надеть. — Она открыла шкаф. — Смотри! Ее униформа исчезла!

На плечиках действительно висела другая одежда. Девушка достала блузку и юбку. Судя по их фасону, они были немецкого производства и, вероятно, принадлежали первым владельцам дома.

— Я вообще ничего не слышал.

— Мы оба вымотались. Но что все это значит?

Юлиус пожал плечами. В шкафу он нашел брюки, рубашку и пиджак и надел их — они оказались ему впору. Мужчина подошел к двери спальни, которая, к его удивлению, оказалась не запертой, чуть приоткрыл ее. В доме не было слышно никакой деятельности, которую они слышали вчера, все было тихо. Он прокрался в коридор. Заметив впереди было большое створчатое окно, выходившее на площадь, выглянул наружу. Площадь опустела — исчезли оба танка, и все грузовики с боеприпасами и джипы. На противоположной стороне, вдалеке, стояли два грузовика с солдатами. Пока он их разглядывал, они завели двигатели, проехали по булыжной мостовой и исчезли за городом.

Он бросился обратно в спальню.

— Они ушли, Уна!

— Что значит «ушли»?

— Ушли! Съехали! Убрались! Исчезли! Больше никаких русских!

— Но это невозможно!

— Иди и посмотри сама.

Они подбежали к окну в гостиной. Площадь опустела, если не считать джипа, припаркованного у ратуши. Снизу донесся шум. Хлопнула входная дверь — двое солдат, которых он видел в саду, прошли через площадь, оживленно разговаривая, запрыгнули на заднее сиденье джипа, который тут же сорвался с места.

— Видишь? Что я тебе говорил?! — сказал Юлиус.

— Куда они все подевались? Я думала, война уже закончилась.

— Так и есть. Возможно, здесь больше нет необходимости в войсках?

— Но полковник разговаривала так, как будто она собиралась пробыть здесь какое-то время.

— Верно, но это уже не имеет значения. Они определенно ушли, и полковник уехала вместе с ними. Давай, мы можем бежать!

С запада они услышали отдаленный грохот.

— Опять танки, — произнес он. — Быстро! Давай выбираться отсюда!

Любовники бросились обратно в спальню. На дне шкафа лежала обувь. Порывшись, Уна выбрала пару туфель на плоской подошве, более подходящих для ходьбы, чем ее собственные. Они оказались чуть великоваты, но все же лучше, чем высокие каблуки. Юлиус заменил ботинки Рольфа парой башмаков, которые оказались точно его размера.

Пара побежала вниз. Дом был пуст. Они выскочили на площадь как раз в тот момент, когда на нее выскочили три джипа и помчались к ратуше. Заметив беглецов, один из автомобилей свернул в их сторону и затормозил, преграждая им путь.

Юлиус узнал форму. Американцы! Четверо американцев! Двое направили на них свои винтовки.

— Кто вы? — Спросил их на ломаном немецком один из солдат, который поднялся на ноги, облокотившись на ветровое стекло.

— Эээ... Никто, — ответил беглец на ломаном английском, припоминая, что он изучал в школе. — Мы гражданские.

— Вы видели, как уходили русские? — Солдат перешел на свой родной язык.

— Да. Они ушли не так давно.

— Эй, а она симпатичная, — выкрикнул другой военнослужащий. — Поселите ее со мной!

— В какую сторону они ушли? — продолжил спрашивать первый.

Юлиус махнул в сторону севера, туда, куда уехал русский джип.

— Хорошо. Вся эта территория передана в американский сектор оккупации. Вам лучше убираться отсюда и побыстрее, иначе нам придется придумать, что с вами сделать.

— Эй, так нечестно! Она ведь настоящая красавица! — второй солдат не унимался.

— Хэнк, мы же американцы, помни об этом.

— Я только хотел дать ей упаковку капроновых чулок. Уверен, она была бы мне очень благодарна. [Автор намекает на многочисленные случаи, когда немки отдавались американским солдатам за еду, сигареты, нейлоновые чулки и другие остродефицитные вещи в послевоенной Германии]

— Убирайтесь! Вы поняли меня? Убирайтесь, живо!

Юлиус никогда раньше не слышал этого слова, но прекрасно понял, что оно означает. Схватив Уну за руку, он поспешил с ней через площадь, — как раз в тот момент, когда по брусчатке загрохотал первый из танков, выпустив в воздух клубы густого черного дыма.

*****

— Еще хлеба, Юлиус?

— Нет, спасибо, фрау Шимель. На самом деле думаю, что мне пора ложиться спать. Сегодня был долгий день.

Сейчас все дни были долгими. Американские оккупационные власти армейскими грузовиками доставляли на мельницу пшеницу и кукурузу. Как было сказано герру Шимелю, союзники хотели, насколько это было возможно, чтобы немцы сами обеспечивали себя продуктами питания, поэтому приоритет был отдан сельскому хозяйству и переработке его продукции. Мукой, производимой на мельнице, снабжался весь Брансвик и его окрестности. В обмен на дополнительные поставки пшеничной и кукурузной муки местные крестьяне привозили яйца, кур и свинину. Юлиус быстро включился в работу. Она была тяжелой, но не тяжелее, чем на танковом заводе, — по крайней мере, еда была хорошей.

Они находились на мельнице уже три недели. Им понадобилось три дня, чтобы добраться до Брансвика, путешествие прошло совершенно без приключений. Единственными солдатами, которых они встречали, были американцы, которые вообще не обращали на них внимания. Тетя и дядя девушки были очень рады встретить ее и приняли их обоих с распростертыми объятиями. Их сын, служивший в Вермахте, находился в плену в Северной Африке, и в их большом доме на берегу реки, которая приводила в движение мельничное колесо, проживала только их девятнадцатилетняя дочь, поэтому мельник очень обрадовался лишней паре рабочих рук. Юлиуса приняли в качестве жениха Уны и отвели ему отдельную комнату на верхнем этаже дома.

К счастью, комната находилась довольно далеко от спальни хозяев, поэтому Уна могла прокрадываться в нее, не вызывая у них подозрений. Шимели были добропорядочными бюргерами и богобоязненными прихожанами, и не одобряли секс до брака.

Мужчина поднялся из-за стола. Уна заговорщически подмигнула ему. Это означало, что она придет к нему позже, когда все будут спать. В ответ он ей не подал никаких знаков, в надежде, что она поймет намек. Он устал, ему нужно было выспаться.

— Тогда спокойной ночи, Юлиус, — произнес Ганс Шимель, маленький человечек с лысой головой и маленькими круглыми глазами. — Увидимся утром, в шесть.

— Всем спокойной ночи, — сказал он, оглядывая стол. Ханна Шимель, как обычно, улыбнулась ему со своей обычной сдержанностью. Дочка хозяев дома была хорошенькой стройной девушкой, с чуть вздернутым носиком, круглыми щеками и большими голубыми глазами. Ее длинные светло-рыжие волосы всегда были туго заплетены в косу.

Наверху, в своей комнате, Юлиус налил воды из большого кувшина в фарфоровую миску, чтобы вымыть руки и почистить зубы. Электроснабжение восстановили только на мельнице, поэтому дом освещался свечами и масляными лампами, поставляемыми американцами, а всю воду приходилось приносить из реки.

Раздевшись, Юлиус забрался на узкую деревянную кровать с тонким соломенным матрасом. Под крышей дома было тепло, и он спал голый, укрывшись только в одну простыню.

Он выключил газовую лампу, но, хотя усталость брала свое, заснуть ему было трудно. Мужчина знал, что рано или поздно с тихим скрипом откроется дверь, и в его комнату проскользнет молодая шатенка, которая снимет свою батистовую ночную рубашку и прижмется к нему обнаженным телом. Хотя она тоже целый день работала на мельнице, ее энтузиазм в отношении секса нисколько не угасал, и каждую ночь она появлялась у него, уже возбужденная, страстно желая удовлетворить его, и быть удовлетворенной самой.

Юлиус не переставал думать о том, что она была по-настоящему красивой девушкой. Ее груди, ягодицы и бедра были упругими, а изгибы ее тела, — округлыми, подвижными, постоянно меняющими форму, каждую секунду создававшими для него тысячи различных провокаций. Секс с ней никогда не переставал возбуждать и радовать, а его крепкий орган, когда входил внутрь ее бархатной пещерки, полностью соответствовал ее способности принимать, сжимать и обхватывать его стержень своими сладчайшими тисками. Ей нравилось быть сверху, самой контролировать ритм похотливых движений, покачиваясь всем телом из стороны в сторону, а когда он кончал, девушка склонялась к нему, целуя, прижимаясь к нему своими крупными грудями.

Но даже при всем том сладострастном энтузиазме, с которым она предавалась актам любви, мужчина вынужден был признаться сам себе, что ему чего-то не хватает. Занимаясь любовью с Уной, он часто ловил себя на том, что думает о графине, о Павлине Илюшкиной, даже об Ольге, — как и о том, что они выделывали наедине в ее спальне. Он уговаривал себя, что со временем эти образы исчезнут, и он позабудет замок и то влияние, которое тот на него оказал, — ведь до того, как он попал в ловушку графини, все было совершенно нормальным, и мужчина страстно желал стать нормальным снова. Сложность состояла в том, что он никогда более не испытывал таких крайних и экстремально-острых удовольствий, забыть которые было очень трудно.

— Дорогой... — прозвучал тихий голос, и Юлиус увидел, как в его комнату впорхнула тень. Послышался шорох одежды, а затем он почувствовал тепло обнаженного женского тела, когда она устроилась рядом с ним.

— Мы должны вести себя тихо, — прошептала она — то же самое, что говорила каждую ночь на протяжении последних трех недель. — О, мой милый, ты так хорош... Я так хочу тебя. — Она прильнула к нему всем телом, прижимаясь к нему грудью.

— Я действительно устал, дорогая, — вымолвил он.

— Знаю, знаю... Тяжелый день и все такое... Не волнуйся, я все сделаю сама.

Он почувствовал, как девушка соскользнула с узкой кровати, и ее язык обвел головку плоти, спустился вниз и полизал его напряженные ядра. Потом губы обхватили его проснувшийся член, и она полностью вобрала его в свой рот.

— Уна, я... Я просто... — Он не знал, что делать. Ему хотелось сказать ей, чтобы она возвращалась в свою комнату, но нахлынувшее наслаждение было таким острым, что он не мог подобрать нужных слов.

Мужчина почувствовал, как его орган зашевелился. Девушка была очень искусной в оральных ласках, ей нравилось доставлять удовольствие таким образом. Ее ловкий язычок был неумолим, а пухлые губки нежны и горячи, и вскоре он уже был возбужден. Когда его орган полностью воспрял и вздыбился, шатенка, чуть сжав одной рукой тестикулы, с энтузиазмом задвигала своим ртом по твердому стержню вверх и вниз.

— Кончай прямо так, дорогой, — произнесла она, отрываясь. — Можешь прямо мне в ротик, я не возражаю.

— Нет, нет, — выдохнул он. — Позволь мне взять тебя!

— Ага, вот видишь! Я знала, что для этого ты не слишком устал!

Крепко держа левой рукой его фаллос, она оседлала его бедра. Снаружи светила полная Луна, и призрачный белый свет проникал сквозь тонкие занавески. Он мог видеть очертания ее фигуры, полноту ее грудей и округлость бедер, темную тень волос между ними. Когда она опустилась на него, ее густые волосы защекотали его головку, но затем, внезапно, он прорвался в тепло и влажность ее подготовленной сокровищницы.

— Оооооох, дорогой. Ты такой мужественный, но нежный.... Я без ума от твоего прекрасного члена... — Забормотала девушка, упруго покачиваясь на нем, будто наездница. Он чувствовал, как плотно обхватывают ее бедра, как ритмично покачиваются ее груди.

— О, милый, кажется, я кончаю, — выдохнула она. Наездница прекратила двигаться и прильнула к нему. Мужчина увидел, как ее рука скользнула вниз, по треугольнику лобковых волос, ее палец проскользнул в расщелинку половых губ, и лоно сжалось, когда он коснулся клитора.

— Давай попробую я, — произнес он без энтузиазма, оттолкнул ее руку и заменил ее своей. Бутон ее любовной бусинки оказался набухшим и влажным. Он провел по нему кончиком пальца вверх и вниз, и ее тело задрожало. Левой рукой обхватил ее правую грудь, сжал ее, а затем, взяв ее сосок большим и указательным пальцами, ущипнул его и потянул, приподняв ее тяжелую грудь. Она постанывала и хихикала одновременно: по крайней мере, так это звучало. Ее тело насадилось на его член еще сильнее.

— Ооооох, Юлиус... Да, милый, дааааа...

Он почувствовал, как бархат ее норки обхватил его орган, бедра напряглись. Затем она растаяла над ним, упав вперед на его грудь и вытянув ноги так, чтобы все ее тело разлеглось на нем сверху.

— Прелестно, — промурлыкала она ему на ухо. — Я думала о тебе весь день, — добавила она. — Такие развратные мысли...

— Я тоже, — солгал он.

— Теперь твоя очередь, Юлиус. Дай мне почувствовать, как ты кончаешь сейчас. — Он почувствовал, как напряглись мышцы ее бедер, еще крепче обхватывая его. — Хочешь быть сверху?

— Нет, так хорошо.

Несмотря на отличную эрекцию, на самом деле у него не было никакого желания кончать. Однако он начал погружать свой член в шелковистую мягкость ее лона, взяв руками полушария ее попки.

На мельнице не было ни шелкового, ни атласного белья. Не было никаких мускусных духов, да и вообще никаких духов, если уж на то пошло. Не было ни туфель на высоких каблуках, ни полупрозрачных неглиже, шуршащих при малейшем движении. И конечно, тут не было ни ремней и кожаных подвесок, ни цепей, ни наручников, ни хлыстов.

И тут оказалось, что Юлиусу трудно не думать о замке. Вонзаясь в тело Уны, он возвращался мыслями к графине, думая о том, как она одевалась; о той черной комбинации, которая была на ней в первую ночь, когда его привели в ее спальню; или о причудливом белом кожаном корсете, в который она была одета, когда они вдвоем с Клаусом овладевали ею. Он почувствовал, как его член запульсировал.

Еще он вспоминал полковника Илюшкину. Как она присела своей киской на его лицо, когда он лежал на ковре, а его руки были связаны крепче, чем когда-либо, как в тот момент подергивался его член на кожаных ремнях, которые были закреплены вокруг него.

Он думал о том разочаровании и боли, вызываемых в нем кожаным мешочком, в котором толкался его возбужденный член, и о полном, невыразимом облегчении, когда его снимали.

— Да, дорогой, да... Давай, милый, ты сможешь... — подбодрила его Уна, чувствуя, как внутри нее нарастает пульсация его органа.

Он вытянул руки над головой, ухватившись за деревянную раму кровати, и представил, что они пристегнуты там, как тогда в камере, в его первую ночь в замке.

Юлиус мотнул головой, пытаясь прогнать видѐние. Он хотел сосредоточиться на Уне, быть взволнованным близостью с прекрасной девушкой, чувствовать то, что чувствовала она, но не мог. Перед его глазами поплыли непрошеные образы, порождая в его мужском естестве новые импульсы возбуждения. Воспоминания превратились в подробные, продуманные фантазии, перечни желаний того, чего он хотел больше всего на свете. Погружаясь в жаркую влажную киску Уны, ему стало казаться, что он переносится в замок.

— Руки над головой! — У него в голове зазвучал голос графини, холодный и бесстрастный.

Он вытянул руки над головой и почувствовал, как вокруг его запястий и лодыжек затянулись кожаные ремни.

— Разве это не то, чего ты так хочешь, Юлиус? — спросила она.

— Нет...

Но это была ложь. Он был распростерт на кровати в комнате для наказаний. Графиня была одета в алый атласный корсет, такой тугой, что ее талия едва была шире шеи. Он был зашнурован спереди, отделан черными кружевами, ее груди пышно вздымались из топа, а соски лишь чуть-чуть были прикрыты чашечками бюстгальтера, обнажая полукруг темных ареол.

— Ооооо, милый... — простонала Уна, чувствуя, как набухает его член.

— Ты не должен кончать! — строго произнесла графиня.

— Я не могу остановиться... — пробормотал он.

Должно быть, он произнес это вслух, потому что девушка поцеловала его в ухо и прошептала:

— Тебе и не нужно этого делать.

Графиня приблизилась. Он слышал, как шуршит друг о друга шелк ее прозрачных черных чулок. Ее высокие каблуки стучали по каменному полу. На ней были длинные алые перчатки, в правой руке она держала хлыст. Она села на кровать и оседлала его плечи. Он уставился на ее гладенькое влажное устье и, к своему изумлению, увидел, что из узкой розочки ануса выглядывает небольшой фаллоимитатор. Во влагалище у нее тоже был искусственный член, но чуть крупнее.

Она опустила к нему свое лоно.

— Высоси его из меня, Юлиус.

Он обхватил губами головку фаллоимитатора и сильно втянул в себя, наблюдая, как он выскальзывает из набухших губок и начинает заполнять его рот. Он был слишком большим, чтобы он мог его принять целиком, и мужчина боролся со своими путами, но они не поддавались ни на дюйм. Конец фаллоимитатора был уже у задней стенки его горла, а графиня, казалось, прижималась к нему еще сильнее. Еще чуть-чуть, и он задохнется, его протестующие крики были заглушены импровизированным кляпом во рту.

— Ты не должен кончать, Юлиус, — повторила она, и он почувствовал, как ее губы сомкнулись вокруг навершия его члена. Ее рот оказался таким же горячим и влажным, как и ее лоно. Своей рукой она обхватила его яйца и начала сжимать их, они были переполнены спермой, и он ничего не мог сделать, чтобы сдержаться.

Потом мужчина почувствовал, как холодные металлические зажимы сомкнулись на его сосках. Он увидел рядом с собой Ольгу. На ней был тот самый узкий розовый пояс, который он видел раньше, с чулками телесного цвета. Зажимы на его сосках причиняли сильную боль.

— Ты не должен кончать, — повторила она ему. В руке у нее был хлыст для верховой езды с кожаной ручкой. Блондинка подняла его над головой и сильно шлепнула по бедру.

Одновременно с этим божественный рот графини втянул в себя всю его плоть. Стержень добрался прямо до горла — как раз в тот момент, когда она засовывала фаллоимитатор ему в рот.

Его мужество вырывалось из него. Он изо всех сил попытался сдержаться, перепробовав все, что мог, но все было бесполезно. Внезапно его член дико дернулся, и из него вырвалась горячая белая сперма.

— Оооооооох, Юлиус... — Тело Уны дрожало. Сила его эякуляции заставила ее кончить повторно. Она прижалась к нему грудью и потерлась клитором о его лобковую кость. — А я думала, ты слишком устал...

Когда мужчина открыл глаза, то был почти шокирован, увидев ее здесь. Фантазия была настолько реальной, что он ожидал увидеть графиню.

— Ну, вот видишь, что ты со мной делаешь, — пришлось ему солгать в очередной раз. — Это было так восхитительно.

— Я знаю. — Она перекатилась на бок.

К сожалению, Юлиус тоже знал причину этого.

*****

С каждым днем становилось все жарче. С тех пор как они пришли на мельницу, почти всегда стояли солнечные дни. На полях по всей округе поспела пшеница, а мельница тем временем перемалывала бесконечные запасы кукурузы, поставляемой американцами.

Юлиус много работал и крепко спал. Также он обратил внимание, что визиты Уны в его комнату стали реже, но был рад этому, и жаловаться не собирался. Прошло уже шесть недель с тех пор, как они вырвались из замка графини, но как не старался мужчина, он все еще не мог заниматься любовью с девушкой, не вызывая в памяти сексуальные образы, которые его преследовали. На этот счет у него была своя теория. Он решил, что во всем виновата сама Уна — ведь она была там, в замке, когда все происходило на самом деле, и это означало, что ее присутствие рядом было подобно призраку на празднике жизни, который вызывает в воображении образы, частью которых была она сама.

По крайней мере, таков был его взгляд на вещи, но поскольку у него не было секса ни с одной другой женщиной, то возможности проверить это у него не было. Но в одном он был уверен абсолютно, — то, что нормальные сексуальные отношения и чувства снова возьмут в нем верх, было лишь вопросом времени. После этого ему придется решить, останется ли он на мельнице и женится на девушке или снова отправится на юг, в горы Гарц, попытается найти свою сестру и начать новую жизнь.

Все шесть с половиной тонн кукурузы, доставленные в среду, были измельчены, упакованы в мешки и погружены в другую колонну грузовиков для распределения. Новая поставка ожидалась в пятницу днем, но тут пришло известие, что один из грузовиков сломался, перекрыв дорогу трем другим, и подвоз задерживается. На этот раз у Юлиуса неожиданно появилось свободное время.

Ничего не оставалось, кроме как ждать. Он спустился к реке, снял рубашку и плеснул на себя водой, после чего разлегся на берегу на Солнышке, собираясь задремать, пока его не разбудит шум грузовиков, и не придет время снова браться за работу.

Однако его разбудил не шум двигателей, а звонкий смех. Он лениво поднял голову, — звук доносился со стороны старого сарая, стоявшего с одной стороны от мельницы. Он давно пришел в негодность и теперь использовался только для хранения зимнего запаса сена для животных с соседней фермы. Наблюдая за происходящим, он увидел, как из-за угла показалась Ханна Шимель, юркнувшая затем в двойные ворота в центре здания.

Юлиус увидел, что она прячется, явно кого-то ожидая за воротами, и высматривая своего преследователя. Через несколько мгновений он с удивлением увидел Уну, и Ханна нырнула внутрь. Шатенка прошла прямо мимо нее, оглядываясь в поисках девушки.

Но как только она добралась до дальнего угла сарая, Ханна выскочила из своего укрытия. Уна заметила ее и побежала обратно к воротам. Обе девушки скрылись внутри. Смех раздался еще громче.

Мужчина подождал, пока они появятся снова, но когда этого не случилось, решил преподнести им сюрприз. Они весь день работали в доме и не знали, что у работников мельницы выпало свободное время. Он направился к сараю, не надев рубашку. Сильно припекало Солнце.

Ворота сарая все еще оставались приоткрытыми, и он мог протиснуться между ними, не открывая их дальше. Воздух внутри воздух был восхитительно прохладным, солнечный свет проникал сквозь щели в досках, которыми были обшиты стены, отбрасывая косые лучи оранжевого света. Обеих девушек нигде не было видно.

Юлиус здесь никогда раньше не бывал. Он огляделся — по центру находилось большое свободное пространство, слева и справа от которого, под крышей, шли две галереи, заваленные тюками сена и соломы. К сеновалам можно было забраться по деревянным лестницам.

Он снова прислушался, но ничего не услышал, хотя был уверен, что другого выхода отсюда нет, и девушки все еще должны находиться внутри. Может быть, они заметили его приближение, и решили поменяться ролями, преподнеся сюрприз ему?

Поднявшись по шаткой деревянной лестнице слева от себя, он неожиданно кое-что обнаружил, — наверху, на соломе, валялась пара простых белых трусиков. В нескольких метрах от них стояла туфля, красивая белая туфля, рядом с которой лежал белый фильдекосовый чулок. [Фильдекос (от фр. Fil d’есоssе — «шотландская нить») — недорогая, тонкая хлопчатобумажная пряжа, туго скручиваемая из нескольких ниток. Использовалась во второй половине хIх века – в первой половине хх века для изготовления тонких трикотажных изделий, прежде всего чулок] Второй чулок был наброшен на один из тюков.

Потом послышался вздох. Женский вздох. Мужчина мог поклясться, что после него послышался влажный звук поцелуя.

Юлиус медленно двинулся вперед, стараясь, чтобы не заскрипели доски. На полпути, поперек галереи, высился штабель соломенных тюков, образовывавший стену. Она была высотой около двух метров, но там, где тюки не были плотно подогнаны друг к другу, зияли щели. Тихо подкравшись, он уставился в одну из щелей, располагавшуюся на уровне глаз, и увидел девушек. Им явно удалось его удивить.

На деревянном полу лежал тонкий двуспальный матрас, с одной стороны от которого стоял старый комод и деревянный стул с прямой спинкой. Кто-то оборудовал здесь маленькую секретную комнату.

На матрасе лежала Ханна Шимель. Девушка была полностью обнажена, если не считать расшнурованного тонкого жилета из белого муслина, [муслин (фр. mоussеlinе) — очень тонкая ткань полотняного переплетения, преимущественно из хлопка, а также шерсти, шелка или льна] едва прикрывавшего ее маленькие, но уже сформированные груди. Ее любовный холмик был покрыт мягким пушистым мехом, таким же светлым, как и ее волосы. Одной рукой она потирала лоб, как будто нежно поглаживала домашнее животное, а второй поглаживала свой плоский живот.

Уна стояла у комода. Мужчина видел, как она стянула через голову светло-голубую блузку, потом расстегнула бюстгальтер и прижала оба предмета одежды к своей груди.

— Хотела бы я, чтобы у меня была такая грудь, как у тебя, — промурлыкала Ханна.

— Рада, что они тебе нравятся, — ответила ее старшая подруга, спуская льняную юбку до лодыжек и переступая через нее. На шатенке не оказалось ни трусиков, ни чулок. «Может быть, это от них она избавилась по дороге сюда», — мелькнула у Юлиуса мысль. Девушка подняла юбку и положила ее на сундук вместе с другой одеждой.

— Ты действительно прекрасна, — произнесла юная блондинка. Она провела рукой ниже, обхватывая ладонью себя между раздвинутых ног.

— Как и ты, Ханна. — Уна опустилась на матрас на колени. — Но я все еще испытываю сомнения, что нам следует это делать.

— Если нас поймают, я скажу своим родителям, что это ты развратила меня.

— Ты маленькая лгунья. Ведь это ты первой пришла в мою комнату, забыла? К тому же ты сама предложила, чтобы мы перенесли все это сюда.

— Ну потому что сюда никто никогда не заходит до зимы.

— О, и это оказалась удачная идея! Особенно с недавних пор, когда кое-кто... ммм... иногда бывает такой громкой. — Уна потянулась вперед и провела рукой по внутренней стороне бедра своей подруги. В лучах солнечного света блеснула шелковистая гладкая кожа юной прелестницы.

— Все равно во всем обвинят тебя. Развращает их дорогую дочь. — хохотнула блондинка.

— Кстати, кто же тебя развратил на самом деле?

— Это была фрау Грайц, из соседней деревни. Она учительница. Прошлым летом я ездила к ней, чтобы привезти немного муки и продуктов. С ней жили еще две девочки, ее ученицы.

— Расскажи мне, что произошло.

— Она угостила меня чудесным вином. Было очень жарко. Как сейчас. Потом они сняли с себя одежду, а после раздели меня. Фрау Грайц — очень красивая женщина. Она сказала, что это вполне естественно, когда женщины делают определенные вещи друг для друга, когда рядом нет мужчин. Все оказалось по-настоящему чудесно.

— И что же, вы... Все трое?

— Да, с самого начала. У нее была такая большая кровать, в которой мы все лежали, окна были открыты, а занавески развевались на ветру. Помню, что пахло жимолостью. Все было так восхитительно, как будто тебя качало на сладких волнах. Сначала фрау Грайц и девушки стали просто прикасаться ко мне; потом три пары ласковых и нежных рук начали гладить мои ноги, живот и груди; а после этого они распахнули мои ножки и коснулись меня между ног. Как будто мое тело раскрывалось, подобно лепесткам цветка, источавшего сладкий нектар. Упоительные ощущения, я никогда еще не испытывала ничего подобного. Но это оказалось лишь началом. Поласкав и возбудив меня, учительница с девушками начали целовать меня и лизать, и наслаждение нахлынуло вновь, только уже ярче. Обе девушки поцеловали мою грудь и пощекотали язычками мои сосочки, которые стали похожи на маленькие твердые камешки, а сама фрау Грайц опустилась между моих ножек. Оооох, Уна, она поцеловала меня прямо в киску! Она засунула свой язык прямо в меня! — Юлиус увидел, как ее тело задрожало. — Это было просто невероятно! Я возвращалась туда снова и снова, каждую неделю. Они научили меня всему, и показали мне, как нужно ласкать женщину.

— И ты все еще посещаешь ее?

— Да. Девочки недавно уехали, но я все равно приезжаю к фрау Грайц. Она мне так рада! Можем в следующий раз отправиться вместе. — Игриво предложила Ханна. — Уверена, что учительница не станет возражать.

— Возможно... Когда-нибудь съездим, — уклончиво ответила шатенка.

— Ооох, от одной мысли об этом я становлюсь мокрой, — с жаром произнесла юная блондинка. — Вот, можешь сама посмотреть! — И она еще шире развела ноги в стороны.

— Ты такая горячая штучка. — Уна убрала руку Ханны, своими пальцами раздвинула пухлые половые губки девушки и провела ими вдоль всей юной розовой щелки.

— Может, попробуем что-нибудь новенькое? — прошептала блондинка.

— С удовольствием.

Ханна похотливо улыбнулась.

— Тогда ложись вот сюда, на спину, головой в другую сторону матраса, — сказала она.

— Зачем?

— Просто сделай так. Будет хорошо, я обещаю. Тебе очень понравится.

Взгляд Уны выражал сомнение, но она сделала, как ей велели. Теперь обе девушки лежали бок о бок, но головами в противоположные стороны, рядом с ногами друг друга.

— Теперь подними левую ногу, и согни ее в колене, — проинструктировала Ханна. Когда шатенка сделала, как ей было сказано, девушка сразу же просунула свою правую ногу под левую ногу своей подруги, и протянула ее под ягодицы, заставив свою любовницу чуть выгнуть спину. Затем левой ногой она прижалась к животу Уны, и, сведя ноги вместе ножницами, она вместе с ней перевернулась на бок. Их киски соприкоснулись, будто в поцелуе.

— Ты чувствуешь ее?

Выражение лица Уны сменилось с озадаченного на восхищенное.

— Боже мой...

Мужчина увидел, как Ханна потянулась к рукам Уны. Сплетя пальцы вместе, девушка потянула за руки, качнувшись назад, как будто налегая на весла.

— А так?

Теперь киски прижались друг к другу теснее. Удерживая руки неподвижно, юная блондинка стала чуть покачивать бедрами из стороны в сторону.

— Господи, я чувствую твой клитор, — вымолвила шатенка, и на ее лице было написано удивление, смешанное с наслаждением.

— Мы можем кончить и вот так, — ответила ей Ханна, тон ее голоса изменился. — Чувствуй меня...

— О, дааааа...

Уна в точности повторяла то, что делала ее юная любовница. Она вытянула руки так, чтобы их норки были постоянно прижаты друг к другу, и повела бедрами, чтобы две интимные дырочки заскользили друг по другу.

— Ооох, вот так хорошо, даааа... — одновременно выдохнули девушки.

Юлиус наблюдал, как они извивались и ритмично покачивали бедрами. Уна прижалась своими сосками к ноге Ханны, которая в свою очередь сделала то же самое. Обоюдный оргазм быстро нарастал. Он видел, как шатенка первой откинула голову назад, прикрыв глаза, а ее бедра напряглись вокруг тела ее любовницы, которая ни на миг не отставала. И когда киска Уны непроизвольно запульсировала, это привело Ханну к всесокрушающему оргазму. Последним усилием блондинка откинулась от своей подруги, еще глубже вжимаясь в ее млеющую жадную норку, а затем кончила, издав такой громкий крик, что с потолочных балок посыпалась пыль, затмившая лучи света, пробивающиеся сквозь щели.

Но покой маленьким проказницам только снился. Юлиус не мог сказать, кто начал первым, потому что обе девушки действовали в унисон, но еще до того, как в сарае стихло эхо сладострастного крика Ханны, они сплели свои конечности и покатились по матрасу, нырнув головами в промежность друг друга, раздвинув и согнув в коленях ноги, создав тем самым тугой и подвижный шар плоти, в котором Уна оказалась сверху.

Головы девушек закачались и закружились в едином похотливом ритме. Мужчина видел, как вздымались их тела, сжимались ноги, выгибались спины, а попки поднимались и опускались, пока они доставляли друг другу оральное наслаждение. Поначалу это напоминало соревнование, выяснение того, кто сможет первой вновь заставить оргазмировать свою подругу. Любовницы словно обезумили, руки гладили плоть, пальцы проникали в киски и в анальные дырочки, а зачастую одновременно в обе, языки неистово обрабатывали норки — все, что угодно, лишь бы вызвать сильнейшую реакцию.

Но после того, как вся похотливая игра вызвала еще одну очередь оргазмов, и их тела теснее прижались друг к другу, словно ища укрытие и поддержку, ритм изменился. Ласки стали более нежными, чувственными и неторопливыми. Каждая позволила своей партнерше брать ее в руки, поступать по-своему, гладить чувственные изгибы бедер и ягодиц, нежно целовать любовные лепестки, баловать, подталкивать, и вновь убеждать в неистовом оргазме.

Сейчас Ханна позволила Уне первой довести ее до оргазма, затем перевернулась на нее сверху и занялась убеждением свою очередь, — ее язык деликатно работал между бедер шатенки, лаская и посасывая нежные губки и твердый орешек клитора, распрямляя и увлажняя густую поросль волос, и без того влажных от пота и обильных любовных соков. Но затем, когда рот девушки исказился от сладострастия, и она была готова издать вздох экстаза, задрожав с головы до ног в предоргазмическом наслаждении, наступила третья стадия, — и они снова соединились вместе, на этот раз не соревнуясь, а идеально соответствуя друг другу, делая то, что делала другая, целуя, посасывая, полизывая, поглаживая точно там, где целовала, сосала и гладила другая, естественным образом порождая своевременный и одинаковый по силе оргазм, который накрыл их обоих.

Наконец любовницы пресытились, и растянулись на кровати бок о бок, обнаженные, блестящие от пота и своих любовных соков. Смятый муслиновый жилет съехал с плеч Ханны, обнажив острые пуговки ее отвердевших сосков. Но даже тогда, спустя несколько минут, ненасытная юная блондинка положила руку на грудь Уны, обхватила мягкую плоть и соскользнула с кровати, чтобы взять в рот ее сосок.

— Оооох, что ты делаешь, — шатенка откинула голову назад.

Юлиусу подумалось, что вот почему визиты Уны в его комнату стали реже. Вместо этого она встречалась с дочкой мельника! Он слегка подвинулся, чтобы получше все разглядеть, но совершенно забыл о тюках с соломой, поэтому дернувшись вперед, он споткнулся, полетел вперед вниз головой, сбил солому и растянулся прямо у ног девушек.

— Юлиус!? Какого черта ты здесь делаешь!? — вскочив от испуга, воскликнула Уна.

— Я мог бы задать тебе тот же вопрос, — ответил он, поднимаясь с пола и отряхиваясь.

— И давно ты здесь? — с тревогой спросила его Ханна, скрещивая руки на груди, и сводя ноги вместе, чтобы как-то прикрыть от его взгляда свои девичьи прелести.

— Достаточно долго, чтобы понять, что между вами происходит.

— О, Боже! — Простонала блондинка. — Он, должно быть, все видел.

— Не только видел, но и слышал.

— Ты грязный ублюдок! Как ты посмел? — В сердцах крикнула Уна.

— Полагаю, семейство Шимель должно знать, что происходит, не так ли? — Ответил мужчина в свою защиту. — Если, конечно... — он улыбнулся Уне.

— Если, конечно, что?

Юлиус посмотрел вниз на свои брюки. Подглядывание за двумя девушками вызвало у него необыкновенно сильную эрекцию, из-за которой передняя часть брюк неимоверно топорщилась. — Если только ты ничего с этим не сделаешь.

— Ты иди, Ханна, — произнесла Уна, глядя мужчине прямо в глаза. — Я разберусь с этим сама.

— Нет! — Неожиданно твердо ответила юная блондинка. — Я хочу остаться. Похоже, что это может оказаться очень интересным.

Она убрала руки с груди и мило улыбнулась Юлиусу, дав ему возможность сполна насладиться видом ее юной округлой груди с маленькими бутончиками твердых сосков.

— У меня еще никогда раньше не было настоящего мужчины. В деревне остались одни мальчишки, а от них мало толку.

Уна посмотрела на нее долгим пристальным взглядом и, очевидно, решила не возражать. Сейчас было не то положение, чтобы критиковать мораль Ханны.

— Ты девственница? — Только и спросила она.

Девушка ухмыльнулась.

— Не знаю, не уверена. Был один мальчик, который однажды попытался присунуть свой член в меня, но он не сдержался и излился прежде, чем смог продвинуться очень далеко. Это считается?

Она встала перед Юлиусом на колени и начала расстегивать его брюки. Стянув с него ткань, она с интересом уставилась на его вздыбленный член.

—. ..И у того паренька он был совсем не таким большим, как этот.

Юлиус снял с себя рубашку.

— Могу я взять его в рот? — спросила блондинка.

— Можешь делать все, что тебе хочется, — ответил ей мужчина.

Юная развратница тут же сомкнула губы вокруг его твердого стержня. Чуть пососав его в качестве эксперимента, она затем поглотила его целиком, пока ее губы не коснулись лобковых волос, а навершие не погрузилось глубоко в горло. Потом, выпустив плоть и отстранившись, девушка улыбнулась.

— Интересно — когда я так делаю, мне становится жарко вот здесь, внизу.

Она прижала ладонь к низу живота.

— Ты собираешься присунуть его в меня? — спросила она как ни в чем не бывало. — Я думала, что раньше я становилась мокрой, но сейчас я промокла совершенно. Какие необычные ощущения!

— По-моему, это хорошая идея, — ответил Юлиус. Он снял ботинки, вылез из брюк и разлегся на матрасе. Уна опустилась на колени рядом с ним.

— Полегче с ней, — тихо прошептала она.

— Что-то я не видел, чтобы ты шла ей на какие-то уступки, — ответил он в тон своей подруги. Ханна стянула через голову свой муслиновый жилет.

— И не надо меня жалеть, — сказала она. — Я уже не ребенок, мне девятнадцать лет, и я знаю, чего хочу.

— Это она соблазнила меня, — сказала Уна Юлиусу.

— Теперь настала моя очередь, — вымолвил мужчина.

— Он действительно прекрасен. Такой большой, налившийся и твердый. — Ханна обхватила рукой возбужденный член. — Что мне делать дальше?

— Залезай на него сверху, — подсказала ей шатенка. — Тогда ты сможешь на нем расслабиться и получить удовольствие.

— И он кончит, и потом станет липким и мягким?

— Нет, пока нет, — ответил мужчина. Ну по крайней мере, он надеялся, что это случится не так быстро.

Ханна оседлала его бедра. С помощью Уны она направила его возбужденный орган между своими половыми губками. Юлиус увидел, как вздрогнула девушка, когда половой орган проник в устье и коснулся клитора.

— Я так возбуждена, Уна... Даже не думала, что с мужчиной буду испытывать такие же чувства, как и с женщиной.

— Опустись чуть ниже, вот так, немного, — направляла ее шатенка. — Просто прими в себя первые сантиметры.

Блондинка опустилась ниже и Юлиус почувствовал, как его головка засасывается ее влагалищем. Оно оказалось горячим и очень влажным, настолько влажным, что он услышал негромкий хлюпающий звук, когда проскользнул внутрь.

— Какой же он твердый, — прошептала с удивлением Ханна.

Уна зашла сзади и обняла блондинку за плечи, обхватив ладонями небольшие полушария ее грудей. Потом сжала их чуть посильнее, прильнув к девушке.

— О, даааааа...

— Теперь насаживайся до конца, — сказала Уна.

Юлиус увидел, как его член исчез между ног девушки. Ее нежная норка оказалась по-девичьи тугой, но настолько влажной, что проникновение было очень легким.

— Ооооо... — Ханна закатила глаза, ее тело сильно задрожало, когда она опустилась на него. — Ооооо, Уна. — Блондинка повернула голову и рукой притянула свою подругу к себе. Их губы соприкоснулись. Юлиус видел, как ее юный язык облизал рот Уны, прежде чем она приникла к нему в голодном поцелуе.

— Что дальше? — нетерпеливо спросила она, отрывая свой рот.

— Слегка приподнимись, затем снова опустись.

— Вот так? — Девушка приподняла попку, затем снова упала на Юлиуса.

— Да, вот так. Тебе нравится?

Пытливая девушка еще два или три раза попрыгала на нем вверх-вниз, изображая наездницу.

— Дааа, очень хорошо. Очень, очень хорошо, замечательно... Ооох, это так здорово... А когда же он станет липким и мягким?

— Я хочу заставить тебя кончить первой, — произнес Юлиус. Он протянул руки и коснулся ее маленьких грудей, потирая пальцами ее твердые соски, прежде чем приподнять бедра, чтобы глубже войти в нее. Девушка уловила его желание, поймала ритм и стала помогать ему, поднимаясь вместе с ним, затем опускаясь вниз, пока ее лобок не упирался в его.

— О, я не знала, что это может быть так сладко. — Мужчина почувствовал, как она изогнула спину, потираясь о него своим лоном. — Он все еще такой твердый... И такой горячий. Это так чудесно!

Уна скользнула рукой вниз, и Юлиус увидел, как ее палец уткнулся между половыми губками девушки. Ханна громко вскрикнула от удовольствия, когда палец ее подруги коснулся ее клитора.

— Уууууух... Ты заставишь меня кончить! — воскликнула юная любовница. Юлиус чувствовал, как все ее тело подрагивает в том же ритме, что и ее киска. Внезапно она почти полностью приподнялась над ним, затем упала вниз, широко раздвинув бедра и используя всю свою силу, чтобы протолкнуть в себя мужскую плоть так глубоко, как только можно. Когда он подался навстречу ее толчку, она издала сладострастный вопль, который эхом разнесся по пустому сараю, и ее норка сомкнулась вокруг него, подобно тискам.

Прошло несколько минут, прежде чем ослабла ее хватка.

— Ну, теперь я определенно не девственница, не так ли?

— Нет, ты уже точно не девственница, — согласилась Уна.

— А что насчет него? — спросила ее юная блондинка.

— Теперь настала его очередь кончать.

— Могу я на это посмотреть?

— Только если я смогу излиться в тебя, — подшутил над ней Юлиус.

— Дай мне сначала посмотреть на это, а потом я скажу — сможешь ты войти в меня или нет.

Уна посмотрела на своего улыбавшегося друга.

— Ну... Если это то, чего она хочет, — произнес он. Снаружи, от дороги не доносилось никаких звуков. Грузовики все еще задерживались. Мужчина не мог и представить себе, что ему будет трудно кончить во второй раз. По крайней мере, не с двумя такими очаровательными девушками. И он, конечно, не мог придумать лучшего способа провести день. Он вытянулся на спине и сцепил пальцы рук на затылке.

Ханна нехотя слезла с его члена, который влажно поблескивал в солнечных лучах.

— Что мне делать?

— Просто смотри, что я буду делать.

Уна взяла его стержень одной рукой, второй чуть сжала ядра, ощутив живой пульс возбужденного детородного органа.

— Да, я видела это, — нетерпеливо произнесла Ханна. — Я чувствовала, как он двигался внутри меня.

— Оближи его навершие языком, нужно увлажнить.

Ханна встала на колени по другую сторону и, наклонившись вперед, коснулась кончиком языка его члена, потом облизала всю головку, смачивая своей слюной.

— Ммм... Мне нравится этот вкус, — промурлыкала она.

— А теперь смотри.

Шатенка задвигала рукой вверх и вниз по стержню. Прикосновение ее рук было совершенным, подушечка ее большого пальца касалась маленькой уздечки у основания его головки, в самом чувствительном месте, а остальные пальчики ловко обхватывали саму пульсирующую плоть, нежно накачивая ее своими ритмичными движениями. Одновременно второй рукой девушка сжимала и массировала набухшие ядра, вызывая дополнительные волны наслаждения. Не иначе, как сама графиня обучила ее тонкому искусству любовной игры всеми возможными способами.

Юлиус смотрел на двух обнаженных молодых девушек, расположившихся по обе стороны от него. «Отныне жизнь на мельнице будет совсем другой», — подумал он, и почувствовал, как его член снова сильно запульсировал, когда Уна посильнее сжала его тестикулы. Ханна наблюдала за действом полным восхищения взглядом, ее лицо было так близко к его головке, что он чувствовал ее прерывистое дыхание.

— Даааа... — простонал мужчина.

Несмотря на вѝдение двойной чувственной красоты перед его глазами, он поймал себя на том, что снова думает о замке. Он снова представил себя привязанным к узкой кровати в своей подземной камере, снова ощутил себя неспособным пошевелиться. Перед глазами поплыла жестокая улыбка графини, и мужчина почувствовал, как ее рука обхватывает его эрекцию, подводя его на грань оргазма, а затем оставляет, встает и уходит, бросая его разочарованным и бессильным что-либо поделать.

— О, Боже... Даааа... Да!!! — Он открыл глаза, и увидел, как дернулся, как из него вырвался поток спермы, залившей его живот и грудь. Последовала вторая эякуляция, чуть менее энергичная, третья... Уна осторожно выдоила остальное, животворное семя сочилось по ее пальцам.

Ханна замерла с открытым ртом.

— И... И это он делает внутри меня?

— Да. — просто ответила ее наставница.

— Вот прямо внутри меня?

Уна кивнула.

— Боже, это, должно быть, здорово! Тогда давай, я готова! Хочу прямо сейчас!

— Тебе придется подождать некоторое время, — остановила ее шатенка.

— Почему?

— Ему нужно восстановить силы.

— Боюсь, вам придется подождать немного дольше, — произнес Юлиус. Послеполуденный покой внезапно был нарушен ревом двигателей. Четыре грузовика, изрыгая в воздух выхлопные газы, свернули к погрузочному отсеку мельницы. Мужчине пора было возвращаться к работе.