Ее сиятельство Дисциплина. Глава 10

Наконец-то я вернулась домой и могу выложить законченный перевод последней главы этого романа. Дальше вернемся к викторианской эротической классике.

*****

— Нет!

— Ну пожалуйста.

— Нет!

— Но почему?

— Говори тише, весь дом услышит.

— Юлиус, ну пожалуйста, можно мне с вами? Я так этого хочу!

— Ты слишком шумишь, — сказала ей Уна.

— Обещаю, что буду вести себя тихо! Ну пожалуйста!

— Нет, Ханна, нет! — Повторил Юлиус.

Но девушка чувствовала, что он колеблется, и в этом не было ничего удивительного. Ханна стояла у двери в его комнате, полностью обнаженная, если не считать пары белых трусиков и таких же чулок, удерживаемых розовыми подвязками. Свет, отбрасываемый масляной лампой, окружал ее молодое упругое тело радужным сиянием.

Мужчина почувствовал, как он снова возбуждается. Обнаженная Уна сидела рядом на кровати и крепко держала его возбужденную плоть в руке, перевязав у корня короткой бечевой, отчего вены набухли так же, как в замке, когда он носил кожаные ремешки.

— Мы могли бы заткнуть ей рот кляпом, — предложила шатенка.

— Да, но будет обидно не использовать этот прелестный ротик, — со вздохом сказал ее партнер.

— Обещаю, что не издам ни звука! — Горячо зашептала Ханна.

Прошло несколько недель с тех пор, как Юлиус застал двух девушек вместе в сарае, и после этого, все вместе втроем, они повторяли этот опыт много раз. Долгие летние вечера и жаркая погода означали, что маленькое гнездышко, которое девочки свили среди тюков соломы, можно было использовать после вечерней трапезы. Досточтимому семейству Шимелей Юлиус сообщал, что собирается прогуляться, тогда как обе девушки придумывали различные отговорки, чтобы иметь возможность улизнуть. После этого все дружно собирались в сарае, где извращенная фантазия и неуемная страсть юной проказницы, а также ее склонность к шумным и бурным оргазмам распугивала сов и напрягала других участников оргий.

Но тут испортилась погода. Дождь шел три дня подряд, не давая никакого предлога выходить на улицу. Досадная помеха оказалось слишком сильной для Уны, которая на этот раз выскользнула из своей комнаты, как только убедилась, что все в доме спят. Однако дочка хозяев тоже не хотела, чтобы погода мешала ее новообретенным удовольствиям, и через десять минут после того, как шатенка проскользнула в комнату Юлиуса, последовала следом за ней.

— Иди сюда, — произнес мужчина.

Блондинка подошла к кровати.

— Тебе нравятся мои трусики? Смотри, я сшила их сама! Подсмотрела в одном модном журнале. Теперь они точно такие же, как и у тех дамочек в Париже.

— Ты очень умная... Умная и умелая, — сделал ей комплимент Юлиус.

От удовольствия Ханна зарделась и села на край кровати.

— Я скучала по вам обоим, — произнесла девушка. Из ладони Уны, сжимавшей возбужденный мужской орган, выглядывало его навершие, и юная прелестница коснулась его пальцем. — И по нему тоже... И по вот этому... — добавила потом она, протягивая руку и сжимая левую грудь Уны. — От одной мысли о том, что мы вытворяли, меня бросает в жар. Но может мне не следует говорить такие вещи?

Она наклонилась вперед и коснулась губами его лица. В ответ Юлиус обвил рукой ее шею и притянул к себе, крепко целуя, погружая свой язык в ее чувственный ротик.

Уна со вздохом поднялась, и тоже прижалась лицом к ним, чуть отстранив лицо девушки в сторону, чтобы добраться до их партнера, разделив его рот между собой. Затем она крепко прижалась ртом к губам Ханны, и девушки чувственно поцеловались, прижавшись щеками к лицу Юлиуса.

Не проронив ни слова, не сговариваясь, будто они настроились на одну любовную волну, девушки двинулись вниз по его груди, покрывая его тело поцелуями. Каждая взяла губами его сосок, пощипав его, а после куснула зубами. Мужчина попытался подавить стон удовольствия.

Путешествие девичьих губ продолжалось. Их руки гладили и ласкали его мускулистое тело, и когда они достигли его эрекции, поглаживая его живот и бедра, то одновременно прижались ртами к его возбужденному фаллосу, каждая со своей стороны. Их губы заиграли в свою игру, разделенные только стержнем горячей плоти, и ритмично заскользили вверх и вниз по нему, жадно целуя, облизывая и лаская его.

Юлиус потянулся руками и проник ладонью под ягодицы Уны, обхватывая ее влажное лоно. Чуть раздвинув пальцами ее густую шерстку, он присунул два пальца в ее влагалище. Своей второй рукой он нащупал мягкий материал трусиков Ханны и оттянул ластовицу вниз, изучая и исследуя ракушку ее половых губ, а после тоже вонзился в ее пещерку. Она оказалась такой же горячей и влажной, как норка Уны.

Такое интимное проникновение спровоцировало обеих девушек. Мужчина почувствовал, как сжались их киски. Он видел, как обе партнерши смотрят друг на друга, как сияют от возбуждения их глаза, и они еще крепче прижались губами к его вздыбленному члену, как будто пытались поцеловать друг друга через возбужденную плоть.

— Кого ты собираешься трахнуть первым? — спросила, наконец, Уна, отрываясь от него и облизывая губы.

— Меня, меня! Можно меня? — нетерпеливо воскликнула Ханна. — Позволь мне стать первой, Уна, ну пожалуйста.

В сарае за последние две недели они экспериментировали со всеми мыслимыми и немыслимыми сексуальными комбинациями, возможности которых до сих пор казались бесконечными.

Уна улыбнулась — она ничуть не возражала против этого. Энтузиазм юной блондинки, до недавнего времени знававшей только сладость однополой любви, по поводу секса с мужчиной казался безграничен. Шатенка знала, что это ничуть не уменьшит страсти девушки к занятию любовью с ней, да и ей самой это было так необходимо. Она тоже не могла забыть замок и те ночи, когда делила постель с Ольгой или графиней, или с ними обоими вместе.

— Иди ко мне, — хрипло произнёс Юлиус. Он оторвался от ее лона и потянул ее к себе на кровати. — Позволь мне полизать тебя.

На узкой кровати было не так много места, но шатенке удалось перекинуть одно бедро через него, расположившись так, чтобы сесть лицом к его ногам, и приблизить свою киску к его рту.

Ханна еще раз поцеловала навершие фаллоса, напоследок облизнув его, затем встала на ноги, и приняв кокетливую позу у края кровати, стянула с себя трусики. Вернувшись потом обратно на кровать, блондинка оседлала бедра Юлиуса, повернувшись лицом к Уне. Нанизавшись на его твердый, как камень, член, она наклонилась вперед и поцеловала свою любовницу в губы, глубоко проникнув языком между ее губ, и сжав руками ее большие упругие груди.

— Ооооох.... Как же хорошо, — выдохнула она, когда опустилась полностью и сжала своими мышцами член Юлиуса.

Расположившись, обе девушки снова поцеловались. Мужчина почувствовал, как запульсировала норка блондинки. Он протянул руки и обхватил бедра Уны, притягивая ее к себе и проникая языком в устье ее влагалища. Растянув ее половые губки, чтобы проникнуть в нее как можно глубже, он услышал ее стон.

Ханна начала двигаться вверх и вниз по его стержню. Тугая бечевка, которую Уна обвязала вокруг основания его члена, оказалась приятным дополнением, напомнив ему о замке. Но даже овладевая обеими девушками, даже обладая всеми прелестями их юных тел и наслаждаясь тем восхитительным зрелищем, которое они ему устроили, играя друг с другом, не было ни единого случая, когда его мысли не возвращались к графине и к русскому полковнику, и к тому, что они с ним вытворяли. Юлиус был уверен, что эти навязчивые образы исчезнут, но этого не происходило, и теперь он сомневался в этом. Ему казалось удивительным, что в разгар сексуального действа с двумя желанными и чрезвычайно красивыми молодыми девушками, жаждущими его тела, — опыта, которому позавидовало бы большинство мужчин, — он представлял себе другой сценарий.

И такое происходило не только тогда, когда он занимался сексом с девушками. Ему регулярно снился замок. Например, позавчера ночью ему приснилось, что он стоит в комнате для наказаний, наблюдая, как Ольга пристегивает сидящую в кресле графиню к странному на вид приспособлению, а потом откидывает ее назад, обнажая гладкие влажные половые губки хозяйки. Он попытался шагнуть вперед, чтобы занять свое место перед ней, его эрекция упруго покачивалась перед ним, но понял, что не может этого сделать, потому что он прикован и распростерт на стене. Графиня проигнорировала его. Вместо этого вперед вышел другой мужчина, одетый в русскую униформу. Он стянул брюки, и Юлиус мог видеть его могучий возбужденный член, но никак не мог разглядеть его лица. Только когда Ольга застегнула эластичный красный кожаный ремешок вокруг его ягодиц, и он услышал, как графиня застонала, приняв в себя его мужское достоинство на всю длину, мужчина повернул голову и снял фуражку, и Юлиус увидел, что это была Павлина. Они вместе с графиней смеялись над ним. У зеркала стоял Рольф и тоже смеялся, — как и Уна с Ханной, лежавшие на кровати с балдахином посреди комнаты, обняв друг друга.

После этого он проснулся в панике, пот стекал с его тела. Видѐние было настолько ярким, что ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, что он не в замке и это просто сон.

Уна нетерпеливо прижалась своей киской к его рту. Он скользнул языком по ее клитору, поиграв с ним, и глубоко проник пальцами в ее сокровищницу, ритмично двигая языком по ее губкам. Хотя он не мог этого видеть, он слышал, как девушки снова поцеловались, как соприкасались их губы. Юная блондинка сильнее насаживалась на его член, хорошенько сжимая его плоть своим влагалищем, но одновременно с этим решила испытать еще одну грань удовольствия — она засунула палец себе в задний проход и воспользовалась им, чтобы потереться о член Юлиуса. И как только ее палец прорвался сквозь барьер тугого колечка, и она почувствовала по ту сторону бархатной стенки горячую мужскую плоть, девушка стала задыхаться от вожделения.

Мужчина тоже почувствовал, как ее палец проник в плотно закрытое пространство. Его член дернулся, поднимаясь выше, где он потерся о шелковистые влажные стенки ее влагалища.

— Ооох, ему это понравилось, — выдохнула Ханна. Она смотрела вниз на слегка вздымающуюся грудь Уны, когда тело девушки отзывалось на умелый язык Юлиуса.

— Дааааа, в этом он очень хорош, — пробормотала шатенка.

— И ты тоже, — добавила юная прелестница. Она наклонилась вперед и вновь прижалась губами к губам своей любовницы, — не целуя, а просто чувствуя, как их языки танцуют друг против друга.

Это замкнуло их эротический круг. Восхитительные ощущения, рождавшиеся в норке Ханны, передавались Уне через ее рот и руку, которая ласкала ее грудь; то, что чувствовала шатенка, передавалось Юлиусу через ее пульсирующие половые губки; а то, что чувствовал мужчина, возвращалось к Ханне через его твердый, пульсирующий член. И каждое новое чувство, каждое новое удовольствие, путешествуя по кругу, влияло на всех троих и, подобно катушке электродвигателя, увеличивало напряжение в каждом элементе этой замкнутой цепи, пока все они не оказались на грани ожидающего их оргазмического взрыва.

Внезапно Ханна вынула палец из собственной задней дырочки, потянулась, чтобы схватить другую грудь Уны, и когда ее пальцы вцепились в нее, а бедра судорожно сжались, она выгнулась, навалилась на Юлиуса и бурно кончила. Ее потребность в любовной разрядке оказалась непреодолимой — она крепко прижалась своим устьем к его животу, запрокинула голову и закричала так же громко, как в сарае, полностью погрузившись в момент экстаза.

— Нет, замолчи! — прохрипел Юлиус, пытаясь оттолкнуть Уну от себя и добраться до Ханны, но по счастью, шатенке пришла в голову та же мысль, и она быстро зажала девушке рот рукой, заглушив вопли страсти, и держала ее, пока та не успокоилась.

— Идиотка, — прошипела она. — Ты же нам обещала...

Юная блондинка дрожала всем телом, тяжело дыша и полуприкрыв глаза. Когда она снова открыла их, ее любовница убрала свою руку.

— Извини... Я просто ничего не могла с собой поделать.

— Нас, наверное, вся деревня слышала.

— Будем надеяться, что хозяева крепко спят, — сказала Уна.

— Все в порядке, все в порядке... Их из пушки не разбудить.

— Мы же говорили тебе, что это глупо, — начал выговаривать Юлиус.

Они замерли, прислушиваясь к малейшим звукам. Но в доме все было тихо.

— Тебе лучше вернуться в свою комнату, — произнес он наконец.

— О, нет, нет! Это несправедливо. Ведь ничего не случилось, правда... По крайней мере, дай нам возможность заставить тебя кончить.

— Нет, это опасно.

— Да, все в порядке, в доме тихо, — ответила ему Уна. — Поднимись.

— Зачем?

— У меня есть для тебя маленький сюрприз.

— Какой сюрприз?

— Сейчас увидишь. Дай мне свои трусики, Ханна. И сними один из своих чулок.

Когда Юлиус неохотно поднялся на ноги, блондинка подняла с пола свои трусики и протянула их Уне, которая расстегнула их и натянула на голову их любовника. После этого она взяла чулок и завязала трусики, закрепив их вокруг глаз мужчины.

— Вот так-то лучше, — произнесла она, увидев, как дернулся его член. — Теперь ты ляжешь на кровать, Ханна.

Девушка легла на спину.

— А ты наклонись сюда, Юлиус.

Она подтащила мужчину к краю кровати и толкнула его так, чтобы он наклонился вперед и оперся на вытянутые руки.

Она нашла его в одном из подсобок, окружавших мельницу. Это был старый кожаный хлыст для верховой езды, ручка его была затерта, но сами плети почти не пострадали. Шатенка не разделяла восторга своей кузины по поводу использования хлыста, но помнила, какой ошеломляющий эффект это производило на Юлиуса в замке. Поэтому, когда она пришла в его комнату, она спрятала его за спиной, а затем сунула под кровать. Теперь настал его черед.

— Что ты собираешься делать? — спросила ее Ханна, широко раскрыв глаза, когда увидела хлыст.

— Ты хочешь воспользоваться своей рукой или ртом? — задала она девушке встречный вопрос.

— О, конечно своим ротиком! Это заставит его кончить?

— Увидишь сама.

— Ммм... А мне нравится его вкус. — Она извернулась под Юлиусом и взяла в рот его орган. Мужчина застонал.

— А теперь...

Удар! Мужчина не мог в это поверить. Обжигающая горячая боль пронзила его ягодицы, и мгновенно превратилась в удовольствие, — почти забытое, но настолько сильное, что стало почти мучительным.

Его член сильно дернулся. Ханна умело сосала у него, ее рот был таким же влажным и горячим, как и ее лоно.

Еще удар! Прошли недели, даже месяцы с тех пор, как он испытывал эту уникальную смесь боли и изысканного удовольствия, но ее воздействие на его организм ничуть не уменьшилось. Во всяком случае, оно стало более выраженным. Его член наполнился мужской силой. Юная блондинка активно поощряла его, умело работая языком и губами и слегка сжимая своей рукой его тестикулы.

Он слышал, как Уна снова занесла руку и понимал, что кончит после третьего удара. Он ничего не мог с собой поделать, наслаждение пронзало его и достигло пика. Это было все, к чему он стремился.

— Что, черт возьми, здесь происходит!?

Дверь спальни с грохотом распахнулась и в проеме показалась фигура герра Шимель с большой масляной лампой в руках. В комнате воцарилась гробовая тишина. Все участники оргии замерли от изумления: Уна с занесенной в воздух рукой с хлыстом; Ханна с пульсирующим мужским членом во рту, и ядрами в руке; и сам Юлиус, склонившийся над кроватью с парой трусиков, натянутых через голову.

В наступившей тишине послышался легкий чмокающий звук — это дочь мельника выпустила мужскую плоть, и осталась сидеть с раскрытым ртом. Герр Шимель уставился на нее, и тут все завертелось одновременно.

Пока Юлиус пытался стянуть трусики с глаз, хозяин дома шагнул вперед. Выхватив хлыст из руки шатенки, он со злобой опустил его на обнаженное тело Юлиуса.

— Пошел прочь! Убирайся вон из моего дома! — закричал он. — Убирайся! Вон!!!

Он полоснул по спине Юлиуса, подталкивая его к двери спальни.

— Нет, нет... Это все моя вина! — закричала Ханна, вскакивая на ноги и пытаясь удержать отца, но тот просто стряхнул ее с себя и продолжал охаживать обнаженного мужчину. Тот сбежал вниз по лестнице в гостиную, а мельник неотступно следовал за ним, размахивая хлыстом.

— Вон, вон, вон!!! — неистовствовал хозяин.

На лестничной площадке появилась в ночной рубашке фрау Шимель, открыв рот от изумления при виде того, что ей предстало. Обе девушки следовали по пятам за ее мужем, пытаясь удержать его, но его гнев был поистине демоническим. Он бежал за Юлиусом, ударяя хлыстом по бедрам и рукам, пока тот пытался убегать и защищаться одновременно. Наконец, на первом этаже мельник схватил его за руку, потащил к входной двери, дважды ударил его по ребрам и вышвырнул на улицу под проливной дождь.

— Я спас тебя!!! Я дал тебе кров и работу!!! А ты... А ты отплатил мне вот этим!!?

Дверь с грохотом захлопнулась. Последнее, что увидел мужчина — перекошенное от злобы лицо хозяина и две обнаженные девушки, стоявшие за ним.

*****

Юлиусу хотелось убраться от мельницы как можно дальше, и он шел полями, не желая, чтобы кто-нибудь увидел его голым. Стояла темная ночь, дождевые облака закрывали Луну и звезды, и у него не было ни малейшего представления, куда направляться. Тело саднило от порезов и синяков, а дождь пробирал до костей, но никакого иного выбора не оставалось. Возвращаться обратно в попытке извиниться не имело никакого смысла.

Он понимал, что совершил глупость. То, чем он занимался с Уной, было одно, и даже если бы Шимель застал их вместе, то вряд ли поднял бы шум — все равно все считали, что они с девушкой были помолвлены. Но сейчас все выглядело так, что он соблазнил дочь хозяина, более того — затащил ее в постель, чтобы заняться сексом втроем. И, словно желая дополнительно унизить хозяина помимо нанесенного ему оскорбления, девушка не только совершила поступок, который многие немцы считали аморальным, но и обращались с ним так, как многие с уверенностью сочтут особым извращением.

Мужчина не был уверен, в каком направлении идет. Все, что он знал, так это то, что ему нужно было убраться от мельницы как можно дальше и побыстрее.

К утру дождь прекратился. Ему казалось, что он прошел довольно долгий путь, бóльшую часть времени передвигаясь бегом, чтобы согреться.

Когда взошло Солнце, показалась маленькая деревня. Первейшей необходимостью было разжиться кое-какой одеждой, поэтому Юлиус обогнул дома и увидел на другой стороне ферму. Было еще слишком рано для того, чтобы столкнуться с хозяевами, поэтому он спокойно осмотрел хозяйственные постройки и, к своему облегчению, нашел пару комбинезонов. Все они были покрыты грязью и порваны, но это было уже что-то. Там же обнаружилась пара ботинок, таких старых, что их явно выбросили. Они были слишком велики для него, но с помощью старого шпагата, который он нашел среди какого-то мусора, ему удалось их привязать.

После этого мужчина шел еще два дня, но не имея четкого направления, скорее всего, ходил кругами. Питался овощами, которые он воровал с чужих огородов, пил воду из луж и ручьев, не переставая укорять себя за собственную глупость. Если бы только он ушел в тот день из сарая и оставил двух девочек наедине, тогда все могло бы быть по-другому. Снова и снова Юлиус прокручивал это в уме.

Но теперь, казалось, ничто не имело для него никакого значения. Он был полностью опустошен. Даже голод отступил на второй план. У него было все, что можно было пожелать — крыша над головой, работа, еда и две юные красавицы, готовые на все — и это ускользнуло из его рук, растаяв, как дым. Он мог бы быть счастлив с Уной на мельнице, но после всего случившегося не имел ни малейшего представления о том, что собирается делать.

Юлиус шел через поля, чтобы избежать армейских патрулей. Он знал, что американцев ему нечего бояться, но если он забрел в русский сектор, то ему следовало быть осторожным. Но после первого тяжелого дня даже это его не волновало — все, что с ним произошло, уже не имело значения. Очутись он у русских, ему было бы все равно. В том отчаянном положении, в котором беглец находился, стало бы облегчением даже то, если бы его поставили к стене и пристрелили.

Но потом мужчина понял, что это неправда, что он не хочет умирать, и по мере того, как тащился дальше, стал мыслить более трезво. В конце концов, может быть он потерял не так уж много. Ведь Уна, похоже, тоже не могла забыть свои дни, проведенные в замке. Девушка не раздумывала о том, можно или нельзя заняться сексом с дочкой мельника, и хотя после того сексуального опыта, который они познали у графини и русского полковника, трудно было думать об этом как о предательстве, — если, конечно, предположить, что они жили бы вместе, — но то, что она выделывала с Ханной, можно было бы считать изменой. Он понял, что правда состоит в том, что Уна нуждается в извращениях, и, вероятно, всегда будет нуждаться. И с такой же откровенностью Юлиус должен был признать, что он тоже нуждается в том, что дала ему графиня.

И тогда он понял, что ему нужно сделать — ему нужно было вернуться в замок. Ему придется положиться на милость графини и смиренно понадеяться, что она согласится позволить ему остаться с ней. Это то, чего по-настоящему он хотел, и если быть честным с самим собой до конца, это было то, чего он жаждал с того дня, как сбежал. Ему нужно вернуться.

Воспрянув духом, беглец решительно зашагал на восток. По крайней мере, идти стало легче. Пару раз он слышал, как по дороге проезжали машины, и он прятался в канаве на случай, если они окажутся русскими. Но когда он увидел, что они были американскими, то предположил, что по-прежнему находится в американском секторе оккупации, поэтому решил в следующий раз не скрываться.

Продолжая плестись дальше, он услышал, как приближается еще один джип. На этот раз он не стал обращать на это внимания, а просто опустил голову ниже и идя по обочине дороги. Машина взревела позади него, а затем резко остановилась.

— Эй, ты! — Послышался окрик.

— Да, сэр, — ответил он по-английски.

— Ты откуда? — спросил тот же голос. В джипе сидело двое солдат, сержант и рядовой. У обоих были широкие нарукавные повязки с буквами «МР», [Военная полиция (от англ. Militаry роliсе)] а на стальных шлемах виднелись нанесенные краской знаки различия.

— Из Берлина.

— Что ты здесь делаешь?

Поскольку у него не было ни малейшего представления об этом, он просто пожал плечами и покачал головой.

— Это он, сержант! Уверен, что это он! — Вдруг выкрикнул рядовой.

— Список с тобой?

— Подождите! — Солдат порылся в бардачке джипа, затем вытащил скомканный листок бумаги. К необычайному удивлению Юлиуса, на нем была его фотография, под которой крупными буквами было отпечатано слово «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Но самым странным во всем этом было не то, что его ищут, а то, что снимок был сделан совсем недавно.

— Это точно он! — Воскликнул рядовой.

— Да, похоже на то. Ты Юлиус Клабер?

— Да. — Лгать не было смысла. Прямо перед ними была его фотография.

Сержант извлек свой пистолет.

— Хорошо, Клабер. Тебе лучше залезть в машину. Рядовой, наручники!

— Есть, сэр!

— Похоже, мы поймали крупную рыбу. Генерал будет очень доволен. Думаю, мы заслужили отпуск... На неделю, по крайней мере.

Рядовой выпрыгнул из джипа, сковал руки Юлиуса за спиной наручниками и помог ему забраться на заднее сиденье машины, сев рядом с ним. Затем солдаты со своим пленником умчалась с головокружительной скоростью.

*****

«Что я сделал!?» — это была единственная мысль, которая не давала ему покоя. Он не мог себе представить, что американцы будут искать его из-за того, что произошло на фабрике, так что же, черт возьми, он натворил? В чем его вина? По радио на мельнице говорили, что Германия разделена на четыре зоны оккупации, контролируемых англичанами, американцами, французами и русскими соответственно, но неоднократно раздавались призывы к гражданским лицам сохранять спокойствие и возвращаться домой, к работе, утверждая, что им нечего бояться. Передавали, что ряд военных преступников собирались судить, но обычных граждан задерживать не будут, — при условии, что на них нет вины, и они не будут оказывать сопротивления.

Русским он, скорее всего, не поверил бы, но трансляция велась американской армией — так почему же его арестовали, и почему у солдат оказалось объявление о его розыске? И другой вопрос, который его сильно беспокоил — откуда у них его фотография, причем свежая?

Оба американских военнослужащих хранили молчание. Они ехали около часа, пока не добрались до окраины небольшого городка. Джип остановился у главных ворот военной базы, по периметру которой были возведены высокие заборы из колючей проволоки. Солдаты предъявили свои удостоверения и пропуска, и им махнули рукой, чтобы они проезжали. Оказавшись внутри, они ехали мимо сотен танков и грузовиков, аккуратно выстроенных рядами. Кругом находились склады боеприпасов и огромные палатки цвета хаки.

Джип остановился перед замаскированным фургоном прямо в центре лагеря, у дверей которого стояли два вооруженных охранника.

— Ждите здесь, — бросил сержант, взяв с собой объявление о розыске.

Он выпрыгнул из джипа и показал свои документы одному из охранников, после чего вошел внутрь, но уже через несколько минут он показался снова и запрыгнул за руль. В руках он держал полоску черной ткани.

— Что мы делаем, сэр? — спросил рядовой.

— Приказ генерала, — ответил ему сержант. — Мы должны посадить его в грузовик.

Джип подъехал к большому военному грузовику, стоявшему прямо у главных ворот, и использовавшемуся для перевозки людей, задняя часть которого была закрыта тентом из зеленого брезента. Двое солдат затащили Юлиуса в кузов, сняли наручники, завели его руки вперед и снова застегнули их к поручню, который шел под тентом по всему периметру кузова.

— Нам долго ехать, — произнес сержант.

— Что вы делаете? — Юлиус наконец заговорил по-английски.

— Хороший вопрос, парень! — ответил солдат. — Имею об этом такое же представление, как и ты.

Он взял кусок ткани, который принес с собой, и завязал его на глазах пленника, затянув потуже. Несмотря на свое незавидное положение, мужчина почувствовал легкий укол возбуждения. Повязка на глазах напомнила ему о замке. После этого сержант спрыгнул с грузовика и закрыл тент.

Прошел час. Потом еще один. В лагере слышалось оживление, мимо спешили солдаты и машины, но к грузовику никто не подходил.

По его прикидкам, прошло почти два часа, прежде чем он услышал, как в кабине водителя открылась и захлопнулась дверь, и в машине завелся двигатель. «Должно быть, уже стемнело», — подумал пленник. Потом послышалось, как открылись главные ворота.

Минут тридцать они ехали на большой скорости, его болтало на деревянной скамье, которая тянулась по всей длине кузова. Он вцепился в поручень, чтобы металлические наручники не впились в запястья.

Наконец грузовик замедлил ход, а затем остановился. Ему показалось, что он услышал, как открылись ворота, затем грузовик снова двинулся вперед. Теперь он ехал гораздо медленнее, потом остановился. Водительская дверь открылась. Шаги приблизились и поднялись по ступенькам в кузов. Кто-то снял наручники и грубый голос по-английски произнес:

— Выходи!

Юлиуса вытащили из машины, после чего его руки снова завели за спину, и зафиксировали наручниками. Чтобы связать его еще крепче, предплечья дополнительно стянули брючным ремнем. И снова он почувствовал мгновенный укол возбуждения, вспомнив, как точно так же связывала его графиня.

Его толкнули вперед, и он пошел, похрустывая гравием под ногами. Те же руки придерживали его, поворачивая то в одну, то в другую сторону, указывая путь. На пути открывались и закрывались двери.

— Хорошо, стань вот здесь.

Юлиус сделал, как ему велели.

— Я ничего не сделал, — наконец выдавил он.

— Никаких разговоров, — отрезал американец. Наручники были сняты. — Сними эту... одежду, если это можно назвать одеждой, и приведи себя в порядок, — добавил он.

Повязку с глаз сняли, и пленник, моргая от яркого света, увидел, что он стоит в маленькой ванной без окон, пол которой был выложен простой белой плиткой, а стены отделаны камнем.

На человеке, стоявшем перед ним, была форма американского генерала. Это был крупный мужчина с широким лицом и большими голубыми глазами. На его нагрудном кармане было несколько рядов орденских планок.

— Я ничего не сделал, — повторил Юлиус.

— Я же велел тебе заткнуться, — отрезал генерал. — Я вернусь за тобой через пять минут. — Он вышел из ванной, закрыв за собой дверь.

Пленник услышал некогда такой знакомый поворот ключа в замке.

Юлиус включил ванну воду. Там была как горячая, так и холодная вода, на большом куске мыла стоял американский армейский штамп. Сняв комбинезон и ботинки, он привел себя в порядок, хотя горячая ванна доставила ему мало удовольствия. Мужчина был слишком встревожен, размышляя, за что его разыскивали и что ему грозит дальше. Он знал, что в условиях оккупации процветает черный рынок, и возможно, они приняли его за одного из спекулянтов. Или еще хуже — за военного преступника. Пленник слышал, что создан трибунал по военным преступлениям. О методах допроса русских ходили чудовищные слухи, но американцы, вероятно, были ненамного лучше. Он понимал, что дезориентация была частью техники допроса, и американцы уже преуспели в том, чтобы полностью дезориентировать его. Должно быть, речь идет о чем-то очень серьезном, размышлял он, если в этом замешан такой высокопоставленный офицер, как генерал. Они могли заставить его признаться в чем угодно, а затем отправить в тюрьму или еще хуже. От этих мыслей ему стало не по себе — он никогда не найдет дорогу обратно в замок.

Дверь ванной снова открылась. В руках у генерала была пара наручников.

— Вытяни руки перед собой! — приказал он. Юлиус повиновался, и наручники были надеты на его запястье и зафиксированы на месте. Американец поднял полоску черной ткани и снова туго завязал ею глаза. Потом потянул его вперед, выводя из ванной.

Они прошли по короткому коридору. Юлиус услышал, как генерал открывает дверь и почувствовал под ногами ковер. Должно быть, они вошли в большое помещение, потому что они прошли еще несколько шагов, прежде чем генерал остановил его.

Сердце Юлиуса учащенно забилось. Он прислушался. У него создалось впечатление, что в комнате они были не одни, но не был в этом уверен. Сейчас все решится. Что они собирались с ним делать? Во рту пересохло от страха. Пленник услышал, как в наручниках что-то щелкнуло и почти сразу же его руки были полностью подняты над головой. Он почувствовал, как чьи-то руки раздвигают его ноги. Кожаные манжеты сковали его лодыжки, они были прикреплены к металлическому стержню, который удерживал его ноги раздвинутыми.

В страхе и трепете, Юлиус снова прислушался, надеясь найти хоть какой-нибудь намек на то, что с ним может случиться дальше. Но стояла гробовая тишина. Генерал, казалось, ушел.

Его руки и плечи начало сводить судорогой. Боль оказалась знакомой, и при других обстоятельствах он бы приветствовал ее, но сейчас страх мешал его телу превратить боль в то, что когда-то было неизбежным сексуальным возбуждением.

Послышалось, как открылась дверь. Кто-то приближался. Пленник опешил — на мгновение ему показалось, что его чувства играют с ним злую шутку, потому что его мозг отказывался воспринимать это. До него донесся легкий аромат духов. Аромат, который он запомнил на всю жизнь.

— Добрый вечер, Юлиус.

Чья-то рука сдернула повязку с глаз. Яркий свет заставил его несколько раз моргнуть, но даже когда зрение прояснилось, он не мог поверить тому, что увидел. Он находился в замке, и стоял в спальне его хозяйки, перед знакомым сундуком с куполообразной крышкой, привязанный к шкиву, на котором точно так же он был подвешен, когда впервые ступил в эту комнату! Перед ним, во всем своем ослепительном великолепии, стояла сама графиня. Ее длинные черные волосы были зачесаны назад, и собраны в тугой хвост. На хозяйке был невероятно тугой корсет из красного атласа, зашнурованный спереди. Прозрачные черные нейлоновые чулки, которыми были затянуты ее стройные ноги, держались на длинных подвесках, также отделанных атласом. Очень высокие красные туфли из лакированной кожи имели такие острые и тонкие каблуки-стилеты, что он удивился, как они выдерживают ее вес. Из чашек бюстгальтера корсета вздымались груди, сдвинутые вместе, образовывая глубокую затемненную ложбинку между своими тугими полушариями. Как обычно, на женщине не было трусиков, и он мог явственно видеть полуоткрытую расщелинку ее половых губок, таких же гладких, как и атлас, который так плотно облегал ее тело. На руках были надеты красные кожаные перчатки, доходившие до локтей.

Юлиус был настолько поражен, что буквально потерял дар речи.

Графиня провела рукой по его груди.

— Ты хорошо выглядишь... Похоже, тебя хорошо кормили. — Пальцы в кожаных ножнах сомкнулись вокруг его члена, который уже стремительно наливался силой. — К счастью, я сфотографировала тебя из своего окна, когда ты работал в саду. Я фотографирую всех мужчин, которые бывают здесь, ведь никогда не знаешь, когда это может пригодиться. — Ее рука медленно задвигалась, лаская и возбуждая его плоть. — Ты довольно хорошо получился, как считаешь? Генерал был достаточно любезен, чтобы сделать несколько объявлений о твоем розыске. Видишь ли, я очень хотела, чтобы ты вернулся сюда, ко мне. Ведь ты мне нужен, Юлиус. Ты особенный. — Нежный голос властной хозяйки ворковал, обволакивая его, будто во сне. — Конечно, мне придется наказать тебя за то, что ты сделал. Но именно здесь, в моем замке, тебе самое место. Но ты и сам это знаешь, не так ли?

— Да, — серьёзно ответил он. Он так боялся, что американцы помешают ему вернуться сюда, тогда как на самом деле они доставили его прямо к ее двери.

— Генерал оказался очень полезен. Мы пришли с ним к очень дружественному соглашению. К счастью, он разделяет склонность к... назовем это покорностью. Командуя на протяжении дня таким количеством людей, ему нужно менять обстановку, и ночью полностью подчиняется мне, выполняя все мои прихоти. — Она улыбнулась той жестокой улыбкой, которую он так хорошо помнил.

Теперь его член был полностью возбужден, и хозяйка крепко сжала своей рукой в перчатке его налившиеся ядра.

— Он также представил меня некоторым своим более высокопоставленным коллегам, которые разделяют его пристрастия, и они были достаточно любезны, чтобы догадаться, что мой замок необходимо взять под свою опеку. Он станет местом их отдыха и восстановления сил. И они были очень щедры. — Графиня погладила нейлоновые чулки, которые плотно облегали ее ноги. — Этот новый материал гораздо практичнее шелка, — добавила она.

Ее рука оставила его член и скользнула к ягодицам. Юлиус почувствовал, как кожа обхватила его зад. Он застонал.

Графиня шлепнула его ладонью, по комнате разнесся резкий звук.

— Ну хорошо, — громко произнесла она, — приведите его сюда. Я хочу, чтобы он посмотрел на это.

Дверь ванной открылась. С генерала сняли всю одежду, и на гениталиях у него был кожаный мешочек, который Юлиус так хорошо помнил. По тому, как он топорщился, было совершенно ясно, что это уже причиняло ему сильную боль. Руки были крепко стянуты за спиной кожаными ремнями, а лодыжки скованы кожаными кандалами. Цепь между ними была короткой, поэтому американцу приходилось продвигаться вперед крошечными шажками.

Но больше всего пленника удивило не его преображение, а девушка, которая вышла следом за ним, поднявшая кожаную туфлю, чтобы хлопнуть его по ягодицам и побудить двигаться быстрее. На ней была черная кружевная комбинация, такая прозрачная, что Юлиус смог разглядеть широкий кружевной пояс для подвязок, который был на ней, с толстыми V-образными подвязками, поддерживающими нейлоновые чулки телесного цвета. На ней были такие же остроносые туфли на высоких каблуках, как и на графине, которые, как предположил Юлиус, были американского производства, только эти были сделаны не из кожи, а из черной замши. Длинные светлые волосы были собраны в тугой конский хвост

— Павлина! — С изумлением выдохнул пленник.

— Юлиус! Какой сюрприз! Как приятно снова тебя видеть! — Она хлопнула плетью по бедру генерала. — Становись! — Скомандовала она. — На колени!

Генерал повиновался, грузно опустившись на пол.

— Павлина решила, что русская армия не для нее. А поскольку мне нужна была помощница на замену Уне, то я предложил ей работу. Как ты хорошо знаешь, квалификация у нее подходящая.

Илюшкина встала перед Юлиусом.

— Ну что, начнем? — спросила она.

— Ммм... — Он почувствовал, как графиня подошла к нему сзади и прижалась всем телом сбоку, бюстгальтер с толстыми косточками и ее упругие груди вдавились в его тело. Обняв его, она приподняла вверх одно бедро, пока его ядра не оказались приподняты ее коленом. — Ольга тоже с нетерпением ждет с тобой повторной встречи, Юлиус, — прошептала она ему на ухо. — Девушка была в восторге, когда генерал позвонил мне и сообщил, что тебя нашли. Она не забыла, что ты с ней сделал, и конечно же, приготовила для тебя кое-что особенное.

Павлина уже стояла впереди, склонившись над сундуком с куполообразной крышкой, чуть расставив ноги. Пленник уставился на четко очерченные, дерзкие изгибы ее упругих ягодиц и бедер, обтянутых полупрозрачным нейлоном. Женщина обернулась, бросив взгляд через плечо, и отодвинула ластовицу трусиков, показав ему свое влажное лоно, окаймленные светлыми волосами.

Графиня опустила ногу и толкнула его вперед всем телом. Его член уперся в киску Илюшкиной. Стало жарко. Он почувствовал, как сильно пульсирует его член, когда его навершие уткнулось между ее половыми губками.

— Помни, что ты не должен кончать, — прошептала графиня ему на ухо. — Это просто недопустимо. Ты же помнишь об этом?

— Дааа. — Произнес он, не понимая, как он собирается сдерживаться. Его возбуждение казалось просто неимоверным. Это было не просто физическое возбуждение, это был экстаз, эйфория, неописуемое эмоциональное состояние. Это было то, чего он так страстно хотел, все, чего ему так не хватало все это время. Из состояния полнейшего отчаяния он погрузился в полное наслаждение, и — если уж на то пошло, пока он мог оставаться здесь, в замке — теперь ему было все равно, что графиня или Ольга сделает с ним.

— Глубже, — властно произнесла аристократка.

Он видел, что генерал внимательно следит за каждым движением, и знал, что тот испытывает: кожаный мешочек так больно сдавливает его эрекцию, что он отдал бы все, чтобы избавиться от этого, но в то же время он был не в силах отвести взгляд, и не хотел этого делать. Юлиус сам испытал все это и после этого захотел бóльшего. Очевидно, генерал разделял его пристрастия.

Графиня подалась бедрами вперед, проталкивая его член еще глубже. Илюшкина застонала, когда он погрузился в ее влагалище.

— Вот так-то лучше, — произнесла хозяйка.

— Ммм... Ему там очень хорошо... Он такой твердый, такой горячий, — прошептала блондинка.

— Не настолько горячий, каким он должен быть.

Графиня отодвинулась от него. Он повернул голову, чтобы посмотреть, куда она пошла, хотя прекрасно знал — аристократка собиралась взять хлыст.

Юлиус почувствовал, как пульсирует половой орган бывшего русского полковника. Он скосил глаза вниз и увидел, как жаркое устье сомкнулось вокруг основания его члена.

Удар! Он пришелся по ягодицам, загоняя его орган еще глубже в потаенные глубины Павлины. Жар опалил его плоть, проник внутрь, воспламеняя каждый нерв в его теле. Его член дико дернулся.

Еще удар! Графиня стояла позади него, хлестая его. Снова удар, уже третий! Затем четвертый! Он увидел, как сузились глаза генерала, — без сомнения, тот представлял, каково это — чувствовать себя беспомощно связанным и выпоротым. Юлиус видел в его взгляде, что американец хочет этого больше, чем что-либо еще, но он также видел его сомнение. В его глазах стояло то же самое противоречие, которое Юлиус познал в самом начале, и которого у него уже нет и не будет. Больше не будет. Теперь он был предан делу графине. Полностью предан делу.

Вновь удар!

— О, Хельга, Боже... — Тело Илюшкиной выгнулось и задрожало. Она стала извиваться на его члене, и он чувствовал, как ее лоно скользит на нем. Юлиус увидел, как женщина схватила промежность комбинации и резко дернула ее вверх, заставляя шелк врезаться в половые губки, и сильно прижаться не только к его члену, но и к ее клитору. Блондинка запрокинула голову назад, рассыпав густые светлые локоны по спине, и издала тот странный глубокий гортанный звук, который он слышал раньше, когда ее настиг оргазм.

Графиня отбросила хлыст в сторону, потянула его назад за бедра, так что его перевозбужденный орган выскочил из норки Павлины, затем толкнула его вперед, чтобы он оказался в ловушке комбинации, покрывавшей ее попку.

— Я разрешаю тебе, — прошептала она. Как раз вовремя, потому что сейчас Юлиус не смог бы остановиться, невзирая ни на какие запреты мира.

Из члена дугой вырвался один непрерывный густой поток спермы, заливая черный шелк на дрожащей блондинке. Аристократка сжимала и потирала его ствол, а из него все вырывались и вырывались тугие струи, не менее сильные, чем первая. Женщина провела рукой вниз между его ног и крепко сжала ядра, выдаивая из него все до последней капли.

— Я... Я... — хватая ртом воздух, тихо начал говорить он. — Я собирался вернуться.

— Я знаю... Ты создан для этого... Ведь именно здесь тебе самое место. — проворковала графиня.

— Да... Именно здесь мое место, — повторил он, зная, что это истинная правда.

КОНЕЦ РОМАНА