Дочки-матери. Главы 1—14

1

— Какой большой! — Катины глазки округлились, бровки взлетели.

— Я же говорила, у моего папы самый длинный, — шептала подруга, обдавая ухо тёплым дыханием. — Смотри, что сейчас будет.

Катя послушно вдавила щёчку в шероховатую поверхность забора, рискуя вогнать занозу в носик. Её чёрный зрачок полностью приник к дырочке, ротик приоткрылся от возбуждения.

Михаил Анатольевич облегчался. Широко расставив ноги, отклонившись назад, он стягивал кожу к корню члена, оголяя бледно-лиловую жирную, как слива, головку. Мощная серебристая струя, тонкая, била из сарделины как из шланга для полива огурцов.

Катя никогда раньше не видела мужской член, тем более настоящий, а не нарисованный в книге по анатомии. Ей казалось, мужской орган не может быть таким огромным.

«Как такое возможно?» — дивилась она.

Он был толстый, как черенок лопаты, длинный, как палка сервелата в магазине. Мужчина сгибал его вниз, придерживая пальцами у головки, направляя струю в небольшое углубление под забором. Михаил и смотрел на свой член, как загипнотизированный. Смотрела и Катя, не отрывая глаз, будто не осталось ничего в мире, кроме этого члена-монстра.

Струя медленно угасала, посыпались серебристые капельки. Фаллос вздрогнул, напрягся и из него прыснула струйка, потом ещё одна. Наконец последние капли сползли по головке, упали на траву.

Михаил Анатольевич отряхивал член, довольно посапывая в нос. Казалось, он вот-вот заправит своё хозяйство в трусы и пойдёт к дому, но, вопреки ожиданиям, он не спешил уходить.

Он вдруг начал гладить себя, поводя рукой по стволу. Настя, стоявшая в шаге от Кати, накрыла ладоньками рот, давясь от смеха. Она вытянула руку и легонько ущипнула Катю. Та, не отрываясь от дырочки в заборе, удерживала руку подругу от дальнейших посягательств, сама прикладывая ладонь к губам, чтобы не заржать.

Михаил Анатольевич, опустив подбородок на волосатую грудь, медленно водил сжатыми пальцами у самой головки, словно силясь выдоить из себя пересохшее молоко. Древко члена твердело, становясь ровнее и толще. Головка раздувалась, краями оползая вниз на блестящий ствол. Розовые яйца Михаила Анатольевича, размером с куриные, заколыхались под тонкой кожей мохнатой мошонки. Теперь его член был похож на толстый сук, спаянный из трёх штырей, покрытый фиолетовыми венками. Снизу отдельным утолщением шла бурая полоска семенного канала, она цеплялась за тонкую жилку у головки, расщеплявшую крайнюю плоть в виде сердечка.

Катя, шокированная до мурашек по коже, не сдавалась, продолжая пялиться на мужское достоинство Настиного отца, распустившееся во всей красе.

Кубики пресса на животе Михаила Анатольевича сходились в паху равнобедренным треугольником, играли при каждом покачивании таза. Ровная чёрная линия волос вилась от пупка, разрасталась в буйство густых кучерявых зарослей, из которых и торчал этот эрегированный спаянный штырь.

Катя представила на секунду, как эта плоть, застывшая сталью, входит в неё до конца, и содрогнулась. Она бы не выдержала ни одной секунды этого проникновения. Это как сажать человека на кол. Член-монстр порвёт внутренности, и кровь хлынет рекой. Девственная плева лопнет от одного только вида тыкающего в неё рыла головки.

«Неужели у всех мужчин такое?» — сокрушалась Катя, наблюдая за разворачивающимся действием.

Михаил Анатольевич оторвал руку от члена и так же, как и девушки за забором, смотрел на свой пах, забывая о реальности.

Эрекция достигла максимума. Член покачивался под собственной тяжестью, раздуваясь в головке, как ноздри жеребца.

Катя забыла глотать слюну, и теперь пересохшее горло напомнило о себе неприятной резью.

— Я уже вся мокрая, — едва слышно прошептала Настя, вновь склонившись к Катиному уху. Для конспирации она сложила ладони лодочками.

Катя и сама не заметила, как между ног стало горячо. Переминаясь с ноги на ногу, она нетерпеливо ожидала развязки. Никогда раньше она не видела, как мужчины кончают, тем более в такой близи, тем более обладая гигантским размером. Она и боялась, и хотела увидеть сперму, как она брызжет из члена.

«Наверное выльется пол-литра, — оценивала она размер яиц. — Неужели вся сперма во влагалище остаётся?»

Но вмешался случай.

— Миша! — закричала Антонина Павловна на всю дачу. — Ну где ты там ходишь? Иди скорее, пока шашлыки не сгорели.

— Иду, — устало отозвался Михаил Анатольевич, заправляя член в трусы. Огурец, заложенный набок, едва поместился под резинку. Джинсы окончательно скрыли эрекцию.

Мужчина уходил, понурив голову. Брёл меж кустов, оставляя девчонок за забором разочарованно вздыхать, подтекая смазкой в мокрых щёлках.

2

Катя закончила школу с одной четвёркой. Не хватило умения запудрить мозги географу, который требовал понимания материала, а не вызубренного текста.

— Ты, Солнцева, может, и выучила урок, но не разобралась до конца, — полемизировал молодой очкарик, злорадно потирая ручки.

На самом деле Глобус мстил за высокомерие, которое с самого начала рассмотрел в очаровательной отличнице, идущей на золотую медаль. Как так получилось, что Катя фыркнула с пошлой шуточки, вместо того, чтобы рассмеяться вместе со всеми, она и сама не помнила. Глобус оскорбился, хоть и не подал виду, и за тот неполный год, когда он заменял географию в одиннадцатом классе, успел порядком потрепать Кате нервы. Она и ревела, и болела, и даже хотела перейти в другую школу. Но отец запретил:

— Учиться надо лучше, нечего по дискотекам шляться! — злился он, вырывая любимую книгу из рук.

В июле Кате стукнуло восемнадцать. Пришли две подруги и ни одного мальчика, которых никогда и не было. Катя ни с кем не встречалась. Влюбилась лишь однажды в старшеклассника. Тайно, безосновательно.

Она мечтала поехать в столицу учиться. Уже и вуз выбрала, куда её обещали взять без экзаменов. Но в последний момент вдруг выяснилось, что в сентябре всё-таки будет собеседование, потому что есть и другие полумедалисты, претенденты на бесплатное образование. В любом случае, сообщили ей, Катя всегда может поступить без экзаменов на платное.

Так Катя и потеряла веру в жизненную справедливость. Проклятие Глобуса преследовало ей новыми кознями.

В середине августа Солнцевы были приглашены пожить недельку на даче Корчагиных, те являлись не только близкими родственниками, но и хорошими друзьями. Настя и Катя, двоюродные сёстры по материнской линии, увидели друг друга впервые спустя год после совместной поездки семьями в Крым.

Как много времени утекло с тех пор. Настя Корчагина успела покрасить волосы, поступить в университет, закончить первый курс. А от Солнцевых ушла мама. Загуляла и бросила семью. Так, по крайней мере, рисовал картину сам Андрей Солнцев. Его раздражение выражалось в редких нападках на Катю и новой нехорошей привычке — выпивать.

С разницей в один год двоюродные сёстры унаследовали от мам восхитительную внешность, свойственную чернобровым красавицам Полесья. Обе обладательницы прелестных черт лица и кукольных фигур к восемнадцати годам развились в бёдрах и бюсте. Настя Корчагина, пожалуй, действительно выглядела постарше. Она мелировала волосы, смотрела враждебно, а иногда и с презрением. Её повадки пугливого зверька свидетельствовали скорее об изъянах воспитания, чем о зрелости характера. Катя оставалась ребёнком. Родные чёрные, как смоль волосы, спадали ей до пояса, густыми блестящими, как крыло ворона, прядями обрамляли бесхитростное личико.

Девушки много общались о мамах и папах, разводах и учёбе, наконец о сексе и отношениях с мальчиками. Катя не особо интересовалась этой темой, её представления основывались скорее на романах Вальтера Скотта и Льва Толстого, чем на дворовых байках, приукрашенных до безобразия. Подружки во дворе шушукались, хихикая в кулак, показывали на пальцах, как входит член во влагалище. Катя фыркала, стыдливо отворачивалась. Мама, конечно, рассказала ей в своё время про месячные и откуда дети берутся. Этой информации без прикрас хватило, чтобы надолго отбить у Кати охоту узнать побольше, проникнуться плотскими наслаждениями на личном опыте. Страх заразиться венерическим заболеванием или, чего хуже, залететь преследовал Катю долгие годы, пока она созревала, пока мама, сама того не желая, не нарушила обет чистоплотности и не бросила семью ради другого мужчины.

Катя вновь потеряла опору, в этот раз покачнулись моральные принципы, внушаемые ей с детства.

Разглядывая огромный член дяди Миши, она с удивлением замечала в себе пробуждение новых мыслей и фантазий, связанных с занятием сексом. В этот раз она не боялась заразиться или залететь. Ей было просто интересно, как это работает. Почему она возбуждается? Ведь она уже взрослая?

Мамин пример только подтверждал предположение о том, что взрослые обманывают и лицемерят, когда говорят о сексе. Катя чувствовала, что, возбуждаясь, не нарушает чужих границ, что ничего постыдного или зазорного в этом нет. Настина реакция на родного отца только укрепила её в вере, что нет дыма без огня. Раз старшие подруги и сверстницы уже давно встречаются с парнями и занимаются с ними сексом, получают удовольствие от жизни, потом выходят замуж, рожают детей, значит и она, Катя Солнцева, имеет на это полное право. Сколько бы ни говорили, что это плохо, как это ужасно и грязно, есть у этой медали и другая сторона, которую ей ещё предстоит изведать.

3

Перед ужином Катя и Настя заскочили на второй этаж, чтобы переодеться. Настина мама Антонина Павловна собиралась вернуться в город для участия в международной конференции по психологии, поэтому девочек попросили спуститься к ужину нарядными.

В угловой комнате, выделенной им для сна, они быстро напялили на себя чёрные вечерние платья с оголёнными плечами и уселись передохнуть, обсудить увиденное. Настя Корчагина забралась с ногами на кровать, прислонившись спиной к стене. Катя расположилась рядом, положив голову ей на колени.

— Я думала он вот-вот кончит, — сказала Настя почти шёпотом, хоть в этом и не было необходимости.

— Я тоже. Ты когда-нибудь видела, как он кончает? — Катины глазки блестели от неспадающего возбуждения. Их могли застукать, она пережила такое, что и словами не описать.

— Нет, он обычно только гладит себя, — Настя скривила губки.

— Интересно, почему он не кончает?

— Бережёт, наверное, себя для мамы.

— А гладить себя зачем тогда?

— Ну не знаю. Может, ему нравится.

Катя хмыкнула, расплываясь в улыбке.

— Твоей маме нужно памятник поставить, — заметила она.

— Почему? — Настя удивлённо вскинула бровки.

— Как она такое выдерживает. Не понимаю.

— Что выдерживает?

— Ну, член. Такой огромный.

— Да ты что, влагалище, знаешь, какое длинное на самом деле?

— Не, ну не до такой же степени.

— До такой, до такой. Оно специально растягивается, когда женщина возбуждается. Я про это читала.

— Всё равно, я бы не смогла, наверное, с таким жить.

— Смогла бы. Ещё как смогла. Мужчина, когда чувствует, что дошёл до конца, начинает вынимать член.

— А ты откуда знаешь?

— Видела.

— Где?

— У нас на видеокассетах есть. Папа их в сейфе прячет, а я ключик нашла и посмотрела, когда родителей не было дома.

Катя хмыкнула, расплываясь в улыбке:

— И что там, такие же большие, как у твоего отца?

— Не, ну есть и поменьше, конечно. У негров зато, знаешь, какие длинные!

— Ещё длиннее?

— Да там вообще по локоть. И женщины с ними спят как-то, и ничего, выдерживают. Ещё и удовольствие при этом получают.

— Они же актёры. На видео тебе всё что хочешь могут показать.

Катя задумалась на секунду, облизывая губки.

— А сперма у негров какого цвета? — спросила она, бросив на Настю плутовской взгляд.

— Белая! — рассмеялась та. — А ты что думала, чёрная?

Катя тоже засмеялась, стыдливо накрывая лицо ладонями.

— Много её? — спросила она.

— Кого?

— Спермы.

— Как когда. Иногда много, иногда совсем чуть-чуть.

— Ну, а когда много, это сколько?

— Ну, может, грамм сто.

— Как стакан молока или больше?

— Не, ну, может, половина стакана или чуть меньше.

— А презервативы они надевают?

— Только когда в попу.

— Ничего себе. Это как?

— Просто, — Настя дружелюбно улыбнулась, глядя на подругу сверху, — когда у женщины месячные или она не хочет забеременеть, она может дать себя трахнуть в попу. И тогда нужно презервативом пользоваться, чтобы не испачкаться.

— Потому что какашки вываливаются?

— Нет. Женщины клизму перед сексом делают и не едят долго.

— Не понимаю, как можно в попу трахаться. Это же больно, наверное.

— Не так уж и больно. Женщины на видео себя хорошо чувствовали.

Катя вздохнула, представляя член Михаила Анатольевича в своей попке, вновь улыбнулась растерянно, окидывая подругу детским взглядом:

— Как думаешь, мужчинам нравится в попу?

— Когда им в попу?

— Ага, им! Женщинам, конечно, — Катя захихикала.

— Когда месячные, то куда деваться?

— Можно ведь и минет сделать.

— Да, можно. А если он не захочет?

— Тогда потерпит.

Корчагина задумалась, повела грустным взглядом по комнате.

— Ага, будет потом гладить себя, как мой папа.

— Ты его жалеешь?

— А ты как думаешь? Может, он секса хочет, а мама не даёт.

— И что, минет не делает?

— Может, ей минет противно делать.

Девушки помолчали, обдумывая новый аргумент.

— А мне бы понравилось член сосать, — сказала Катя.

— Мне тоже.

Они рассмеялись.

— А со спермой что делать потом, когда в рот кончит? — спросила Катя.

— Можно проглотить, а можно и выплюнуть. Но лучше всё-таки проглотить.

— Почему?

— Тогда мужчине приятнее. Иначе он может подумать, что тебе противно.

— А если противно?

— Значит, ты его не любишь.

— Вот ты как рассуждаешь.

— Да, а что? Если любишь, разве будет противно?

— Ну не знаю, — Катя призадумалась. — Ты же мочу не пьёшь, потому что любишь?

— А когда целуешься, то слюну чужую глотаешь.

— Слюна — это другое, — Катя скривила губки. — Интересно, какая она на вкус.

— Кто, слюна?

— Нет, сперма.

Они рассмеялись.

— Ну не знаю, — продолжила Настя. — Женщины глотают. Значит, не такая уж и противная.

— Это ты на видео видела?

— Ну да.

— Может, они и не сперму там глотают, а сгущёнку, откуда ты знаешь?

— Не, там всё честно было. Мужчины кончали в рот, а женщины глотали.

— Часто ты эти кассеты смотришь?

— Ага, делать мне больше нечего. Я вообще их только один раз промотала. Так, для общего развития.

Катя хмыкнула.

— Идём, может, вниз, — вспомнила Настя. — Шашлыки уже готовы. Чувствуешь запах?

— Чувствую.

Девушки соскочили с кровати, поправили перед зеркалом платья и, нацепив на ноги босоножки на шпильке, покинули комнату. Им предстоял тяжёлый спуск по крутой деревянной лестнице — нетривиальная задача, даже учитывая их совсем небольшой вес.

4

После ужина, который прошёл в странной напряжённой атмосфере, такой, что даже девушки не переговаривались, Михаил Корчагин не удосужился отвезти жену в город или хотя бы проводить её до остановки.

Она утОпала в одиночестве, обиженная на весь мир, играя желваками на щеках, сжимая кулачки в карманах плаща.

«Скатертью дорога», — ухмылялся Корчагин, глядя ей вслед.

Теперь, оставшись один за хозяина, он довольно улыбался, сидя в летней беседке, лениво потягивая сигаретку. Из предметов одежды на нём были лишь шорты и сланцы. На плече небрежно покоилась белая простынь, приготовленная для вечерней бани.

Это был крепко сложенный поджарый мужчина, черноволосый, коротко стриженный. Серебристая рябь в волосах, редкие морщины у глаз и на лбу указывали на возраст, затерявшийся в районе сорока. Наполовину мордвин, Михаил и щурился, и говорил, как профессиональный охотник. Раньше он действительно занимался промыслом диких кабанов и волков, но потом, подустав, ушёл в смежный бизнес по заготовке пушнины.

Напротив него, примостившись бочком, сидел Андрей Солнцев. Круглолицый, широкоплечий, этот мужчина был больше похож на лесоруба, чем на инженера-конструктора по образованию, временно безработного по факту. Андрей сам брил голову в ноль, тёмная двухнедельная щетинка мягким клинышком расходилась на лбу, оставляя простор для глубоких горизонтальных морщин. На Андрее были синие шорты и любимая бурая футболка с воротником, выцветшая со временем, но прекрасно сохранившаяся.

Вечерело. Дочери поднялись наверх, оставив мужчин убирать со стола. Впрочем, они не спешили. Полбутылки коньяка на столе грели душу, другая половина уже согревала тело.

— Катюха, совсем от рук отбилась, — жаловался Солнцев. — Не учится нихрена. Сейчас поступать надо, а она целыми днями только и делает, что дурака валяет. Надеется, наверное, что я за неё платить буду. Ну-ну, пускай надеется.

— Не бзди, поступит, куда она денется, — улыбаясь, растягивал слова Корчагин. — Девочкам расслабиться надо, лето ведь.

— Да знаю я, как они расслабляются. Хорошо, что здесь дискотек поблизости нет. А то бы все кобели слетелись, как мухи на говно.

— То, что естественно, то небезынтересно, — ухмылялся Корчагин, дымя сигареткой. — Кровь молодая, пускай бесятся. Сам понимаешь, гормоны ведь, от этого никуда не денешься, — он подмигнул.

— Да что тут понимать? Ремнём пройтись пару раз по жопе, чтоб села и училась, а не бегала по двору как сучка в течке. Ищет же на свою жопу приключений. Вижу, что ищет!

— Ну и что, что ищет? Моя вон тоже ищет. Я ведь не запрещаю.

— Твоя — другое дело. Первый курс закончила, значит, уже не вылетит. И не залетит, если что.

Корчагин потушил сигаретку, прищурился, склоняя голову набок, как бы с сомнением.

— У Катьки, выходит, жениха ещё не было?

— Да какое там. Она ж ребёнок совсем.

— Ну ребёнок-не ребёнок. А интерес имеется.

— Какой интерес? — насторожился Солнцев.

— Известно какой, — Михаил растянулся в хитрой ухмылке.

— Ну говори, коль знаешь чё, — Андрей нахмурился.

— А чё тут говорить? Думаешь, Катька твоя малину к туалету ходит собирать?

Андрей напрягся, брови медленно сомкнулись в глубокой морщине.

— Подсматривает что-ли? — спросил он, морщась.

— Да пускай подсматривает. Мне не жалко. Моя вон тоже любит на тебя поглазеть.

— Как? — выражение на лице Андрея резко сменилось от неприкрытого гнева к растерянной улыбке.

— А ты как думал? Девочки уже не маленькие, интересуются физиологией. Ты в следующий раз, когда сцать пойдёшь, не спеши там ширинку застёгивать. Потряси его хорошенько, попугай девчат. Пусть они поржут с тебя за забором.

— Да ну тя к чёрту! — Андрей пристыженно рассмеялся.

Михаил вторил ему рваными кхеками.

— Ну, а если серьёзно, — продолжил Корчагин, — ты Катюхе не говори пока ничего. Я тоже своей не буду. Они посмотрят и успокоятся. Может, хоть спать лучше будут.

— Ну не знаю, — Андрей с сомнением помотал головой, опять нахмурился.

— Выпьем? — Корчагин наполнил чарки.

— Выпьем, — невесело отозвался Андрей.

— Чтобы девчонки наши не скучали, члены длинные видали, — он подмигнул, опрокидывая янтарную жидкость в рот, растирая её вкус на языке.

— Ну как знаешь, — Андрей криво усмехнулся, приподнял чарку и медленно втянул в себя тягучий алкоголь. Обжигающее тепло скользнуло из полости рта в горло, растеклось по пищеводу.

Перед глазами поплыла картина: Настя Корчагина подглядывает за ним возле туалета, фантазирует, потом спит плохо ночью.

Солнцев спохватился только, когда железная эрекция натянула шорты.

«Хорошо, что хоть Миша этого не видит, — хмыкнул он про себя, стыдливо опуская глаза в деревянный настил. — Племянница!»

— Не грусти, — вернул его Корчагин к застолью. — Завтра Вероника приезжает, Настина подруга. Вот эта девка — огонь. Как раз для тебя, давно на член просится, — он опять подмигнул, наполняя рюмки.

— Сколько ей лет-то? — Андрей встретился с Корчагиным захмелевшим взглядом. Оба мужчины довольно улыбались.

— Да ты не сцы, она нормальная, если чё. Хоть и выглядит на шестнадцать. Учится на втором курсе, значит, уже всё можно.

— А чё за «огонь»?

— Трахаться любит. С двенадцати лет начала.

Андрей фыркнул, выражая недоверие. Михаил прищурился.

— Настя рассказывала, — он сделал паузу, выдыхая облако дыма. — И потом я с этой Вероникой лично общался. Там всё ясно без слов. Она, когда приедет, сразу на тебя полезет, раз ты у нас такой неженатый. Так что смотри, держись там. Она тебе сначала мозг вынесет, потом и яйца в порошок сотрёт. Можете трахаться в бане. Там удобно, я матрац постелю.

Андрей улыбался с недоверием, посматривая на Михаила. Тот на полном серьёзе рассуждал о некой Веронике:

— Резинку только не забывай надевать. И смотри, чтобы девочки рядом не ходили. Я тоже их буду уводить. Они потом друг другу всё равно всё расскажут. Но ты не дрейфуй. Веронику эту специально для тебя из города выписали, — Миша в очередной раз подмигнул, раздавливая окурок в пепельнице.

— Ага, меня только забыли спросить, хочу я с этой Вероникой трахаться или нет.

— А ты что, не хочешь?

— Да не знаю я. Неправильно это как-то, при детях с их же подругой.

Михаил хмыкнул, растягиваясь в самодовольной ухмылке.

— Дети о тебе заботятся. Ты вон какой злой стал в последнее время. Надо расслаблятся, Андрей, лето ведь. Забудь ты уже про старые обиды. Катя мне, знаешь, что вчера про тебя сказала?

— Что?

— Что ты без мамы совсем спился. Нехорошо так поступать, Андрей. Дочка ведь смотрит на тебя, переживает.

— И что мне теперь делать? Трахаться с этой Вероникой? — Андрей со злостью стиснул зубы.

— О, какой злой! Ну не хочешь трахаться, не трахайся. Дело ведь хозяйское. Я тогда сам с этой пигалицой покувыркаюсь. Она давно на член просится. Мы когда в баньку пойдём, ты за детьми присмотри. Окей? — Михаил расплылся в улыбке.

— Да нет проблем. Ты, я смотрю, тоже с женой не ладишь.

— До-ста-ла она меня уже. Во, где сидит, — Михаил провёл рукой по горлу. — Терплю её который год, только чтоб не разводиться.

— А чё не разводиться?

— Дочке обещал.

— А, — Андрей кивнул, изучая изменившееся выражение лица Михаила.

Тот улетел взглядом в ночное небо, вновь вытянул пачку сигарет.

— Ладно, давай ещё по одной, и будем закругляться, — сказал он, возвращаясь к разлитию водки по рюмкам.

Жизнерадостность Корчагина вернулась похотливым блеском в прищуре глаз, хмельным озорством в чёрных зрачках. Он жил в своё удовольствие, Миша Корчагин, не скрывая желания попроказничать в отсутствие жены. Наслаждаясь ролью хозяина, он тешился надеждой на свободу от супружеских обязательств. Хоть и временной.

5

Андрей Солнцев чувствовал себя потерянным в жизни. Неудачи сменялись одна за одной. Сначала бизнес не завертелся, прогорел, теперь, вот, жена бросила. И ладно бы, если любил её, так ведь сам же годами обещал развестись, и тут на тебе. Такой ход конём. Ушла, хвостом вильнув. Оставила только записку на столе:

«Я ухожу, как ты хотел. Катя уже взрослая, сама выберет, с кем жить. Пожалуйста, не наказывай её, как ты любишь. Прощай».

Андрей купил бутылку водки. Потом вторую, и две коньяка в придачу.

«А что, имею право», — рассуждал он, напиваясь до чёртиков одинокими вечерами.

Горечь поражения сменялась злорадством:

«Как я хотел», — повторял он слова из записки, которую сохранил в кошельке.

«Как я хотел», — присматривался к женщинам на танцплощадках.

Но, как назло, отношения не клеились, падкие на любовь женщины не удовлетворяли его внешне, старухи практически, а те, что нравились ему, становились в позу, убегали, требуя к себе серьёзного внимания. Он и сам понимал, что не готов строить длительные отношения. Ему хотелось лёгкого флирта, быстрого сближения с диким сексом уже на первом свидании, чтобы утром не помнить ни лица, ни имени, чтобы сразу затмить то щемящее душу чувство брошенности, которое не проходило месяцами, кололо самолюбие лютой ненавистью к бывшей. Он и ненавидел, и любил свою Оленьку. Теперь, когда она ушла от него, он внезапно осознал, как много тепла и любви она дарила ему. Раньше он не понимал и не ценил этого.

«Ну и пусть», — скрипел он зубами, погружаясь в дурман опьянения.

Катя заканчивала школу с одной четвёркой, жаловалась на учителя географии, который якобы мстил ей за смешок на уроке. Андрей начал регулярно проверять домашние задания, хоть сам лыка не вязал ни в математике, ни в физике.

— Тоже мне, выдумала! — злился он за ужином. — Учиться надо, а не шляться где попало.

Катя дула губки, не отвечала, когда он требовал. Убегала к себе.

— Вся в мать! Такая же упрямая, коза. Ну я тебе ещё рога пообломаю, — скрипел он зубами, закрываясь в зале.

Внешнее сходство дочери со сбежавшей мамашей дополнялось неуловимыми чертами характера, которые каждый раз проявлялись по-разному. Кололи глаз и в то же время грели душу.

«Был бы второй ребёнок, был бы мальчик», — жалел Андрей об утраченных возможностях.

Видно, судьба так распорядилась. Сначала он не спешил, потом Оля заартачилась. Вторая беременность закончилась вынужденным абортом. Зародыш умер в развитии, пришлось делать чистку. После этого жена поставила жирную точку:

— Радуйся, что хоть дочка у тебя есть. Ты и за ней-то не смотришь, а ещё второго захотел.

Он действительно мало времени проводил с Катей. Она занималась своими делами, он к ней не лез. Только посматривал со стороны, как она подрастает, удивлялся и посмеивался про себя, наблюдая, как ребёнок постепенно наливается женственностью, превращаясь в соблазнительную девушку.

Сообщение о подглядывание удивило и расстроило Солнцева. Он никак не ожидал подобной инициативы от родной дочери. Настя Корчагина — ещё куда ни шло, та и держалась, и вела себя как волчонок.

«Вот уж с кем поведёшься, от того и наберёшься!» — хмурился Андрей, присматриваясь к неразлучной парочке.

Девушки с утра спустились в сад в одних бикини, намазались кремом от загара. Корчагин предложил не стесняться, «мама ведь не смотрит». Теперь прелестные попки, перетянутые бантиками завязочек, мелькали повсюду среди кустов, не давая мужчинам расслабиться. Девичий хохот то и дело срывался из отдалённых уголков фазенды, напоминая о подстерегающей за забором опасности.

6

Андрей расстегнул ширинку, достал член и, отклонившись назад, самозабвенно пустил струю. Разомлевшая ожиданием колбаска вытянулась до приличных размеров. Оставив её в свободном плавании, он наблюдал, как она сама держит струю. Облегчение приятной негой разлилось в заросшем паху. Кожа под воздействием лёгкой эрекции сползла, оголив головку, теперь крайняя плоть медленно опускалась за опадающим членом. Андрей взял конец в щепотку и потряс его. Дождавшись, когда последние капли спадут в траву, он заправил член под резинку трусов, подтянул джинсы и застегнул ширинку.

Внезапно тишина, воцарившаяся на участке, насторожила Андрея. Он нахмурился, вглядываясь в непроницаемую стену забора.

Кусты малины играли листьями на ветру, склонив головы над горбылём досок. Лёгкий бриз колыхал стебли. Андрей хмыкнул, отворачиваясь, скрывая улыбку на лице. Если девчонки и подсматривали за ним, то делали это весьма осторожно, ничем не выдавая своего присутствия.

Он побрёл среди кустов смородины, высматривая крупные ягоды, выхватывая их по одной ловкими пальцами. Из головы не выходила мысль, что девчонки, возможно и его Катя, только что подсматривали за ним. Предложение Корчагина не вмешиваться в естественный процесс самообразования казалось логичным. В то же время Солнцев с трудом переваривал Катины новые увлечения. Он хотел бы застигнуть её врасплох, поймать за постыдным занятием, чтобы тут же, на месте жестоко наказать зарвавшуюся девчонку.

Стиснув зубы, он сделал резкий крюк. Пригнулся и бесшумно прокрался к калитке, ведущей к лесу. Она была приоткрыта, что только усилило его подозрения.

«Ну щас ты у меня получишь!» — стиснул зубы Солнцев, прикидывая как ляжет ремень на Катину задницу.

Кусты малины густой завесой скрывали тёмный коридорчик образовавшийся у забора. Собравшись с духом, Андрей проскользнул под сень и, сгибаясь в три погибели, не дыша, начал красться к месту, где, судя по его расчётам, находилось место просмотра.

Тщательно огибая веточки под ногами, переступая камешки, попадавшиеся на пути, он медленно приближался к развязке.

Крадущийся тигр, затаившийся дракон.

Забор сделал резкий поворот под углом девяносто градусов, и Андрей Солнцев почти в упор столкнулся с Настей Корчагиной, сидевшей на земле.

Андрей сразу и не сообразил, что происходит. Она была так увлечена, подстелила газетку, обнаружив только оголённую спину и равномерное колыхание мелированных волос. Левой рукой она опиралась на землю за собой, правая дрожала между ног, полусложенных в коленках, разведённых для удобства.

— Настя? — произнёс он, тревожно вглядываясь в дрожащий водопад волос.

Андрей был напуган до чёртиков. «Припадок что ли?» — была его первая мысль.

Девушка подскочила, как ошпаренная, и тут же ринулась в колючую стену малинника так, что пятки сандаликов засверкали.

— Настя, постой, — виновато бросил он ей вслед, но было поздно. Царапая голое тело, на котором с утра ничего, кроме чёрного бикини, не наблюдалась, она рвалась наружу, ланью неслась прочь, оставляя Андрея приходить в себя от увиденного.

— Чёрти что, — раздражённо сказал он, склоняясь над газеткой, чтобы поднять её.

Самый центр этого свёртка был тёмным. Присмотревшись, Андрей с удивлением обнаружил вагинальную смазку, пахучий женский экстракт, давно забытый и вот теперь добытый столь нелепым образом.

Смех разбирал Андрея. Двигаясь к выходу, он принялся нюхать Настины выделения, водить по ним пальцем, растирать на подушечках. Не заметив, он возбудился и вернулся к реальности, только когда член его до боли упёрся в ширинку джинсов.

Новый поворот ошеломил и тут же привёл его к общему знаменателю. Андрей застыл на месте, опечалился до скрежета зубов. Он чувствовал себя безумно виноватым, гадким, грубым.

«Всё-таки прав был Миха. Не нужно было мне лезть в кусты, — думал он, сжимая зубы. — Теперь вот разгребай чужую боль».

Он тяжело вздохнул, вылезая из кустов. И всё же новая давно забытая улыбка счастья внезапно озарила его обычно угрюмое лицо. Став героем эротических фантазий Насти Корчагиной, он вновь почувствовал себя мужчиной. Востребованным, желанным, любимым. Пугала животная страсть, вспыхнувшая с его стороны в кустах. Это чёрное несбыточное ненормальное чувство он гнал от себя с яростью дракона, не замечая, что по-прежнему дрожит от возбуждения, заливаясь вялой сталью, стоит только подумать о красавице Насте, голенькой куколке, нашедшей удовольствие в мастурбации на газетке.

7

Настя брела к берёзовой роще, закусывая губы, склонив голову. Она была подавлена и разбита. Никогда раньше она не испытывала столько стыда за один раз. Она вообще не понимала, как это глупое чувство, означавшее слабость и унижение, закралось в душу. И вот впервые колючая стыдливость настигла её и взяла в тиски. Настя страдала.

— Катя, ну где ты ходишь? — она раздражённо скривила губки, наткнувшись на Катю, которая гуляла вдоль просёлочной дороги.

— А что? — подруга растерянно хлопала ресницами.

— Не могла меня подождать?

— Я не хочу смотреть, — Катя надула губки. — Мне это не нравится.

— Могла бы хоть рядом постоять.

Катя скептично оценивала кровоточащий шрамчик на Настиной ноге. Сама Настя выглядела потрёпанной и напуганной. Осматривая сестрицу, Катя к удивлению обнаружила кучу царапин по всему телу.

— Что-то случилось? — спросила она, сводя бровки над переносицей.

— Ага, случилось, — Настя резким движением руки откинула сбившиеся пряди волос на спину. — Папаша твой теперь всё знает.

— Как?! — Катя вытаращила глазки.

— Вот так! — огрызнулась Настя. — Если бы ты не ушла к лесу, ничего бы не случилось! Подруга, называется.

— Он, что... — Катя искала ответы на хмуром личике Насти. — Ударил тебя? — она незаметно побледнела.

— Нет, с чего ты взяла? — Настя удивлённо покосилась на Катю. — Просто залез в кусты.

— Ничего себе. А ты что?

— Ну что, убежала, — Настя криво усмехнулась.

Катя хмыкнула, выражая недоверие.

— Надо было сказать, что ты малину собираешь. Помнишь, как мы договаривались? — она бросила критичный взгляд на Настю.

— Малину так не собирают. Думаешь, он совсем дурак, ничего не понимает?

— Вот, — Катя нагнулась, сорвала подорожник. — Наслюнявь и приложи.

— Спасибо, — Настя наконец улыбнулась широкой доброй улыбкой. Выпустив неловкий сгусток слюны на лист, она долго ждала, пока тонкая нить отделится от губ.

— Не надо было за ним подсматривать, — Катя скрестила руки на груди, наблюдая, как Настя, сидя на корточках, прикладывает подорожник.

— А мне, может, нравится подсматривать, — пробурчала та.

— Он что-нибудь сказал?

— Не-а, — Настя сдула прядь, упавшую на лицо, бросила короткий искромётный взгляд снизу. — Он теперь, наверное, думает, что я маньячка, — ухмыльнулась, краснея, закусывая нижнюю губку.

— Да не, что ты, — Катя, словно извиняясь за отца, испуганно хлопала глазками. — Он так никогда не подумает.

— А ты откуда знаешь? — Настя поднялась, разглаживая затёкшие ноги.

— Он хороший, добрый, только сейчас у него работы нет, — Катя грустно улыбнулась и, подумав немного, добавили чуть тише: — И женщины тоже.

Настя смотрела на Катю испытующим взглядом, её маленькие грудки высоко вздымались, то ли от волнения, то ли от резкого вставания с земли.

— Ты никому не скажешь, если я тебе сейчас кое-что скажу? — почти шёпотом произнесла она, сопроводив слова вкрадчивым взглядом.

— Нет, а что? — Катя подняла глазки на подругу.

— Поклянись.

— Клянусь.

Настя облизнула губки, улыбка медленно возникла на губах, переросла в неловкий смех. Отвернувшись, Корчагина накрыла лицо ладонями.

— Ну что там, говори, — Катя улыбалась простой наивной улыбкой, ямочками играя на круглых щёчках.

— Не, не могу. Даже не проси, — Настя избегала прямого взгляда, давясь от смеха. Выдвинулась тихим шагом по дорожке.

— Ну скажи, пожалуйста, — Катя не отставала, заглядывая ей в глаза.

Настя остановилась, повернулась всем телом.

— Точно не скажешь? — спросила она хмурясь.

— Ну точно! Честное-пречестное слово, — Катины глаза восторженно горели.

— Кажется, я влюбилась, — Настя расцвела в светлой улыбке.

— В кого? — Катя тоже улыбалась, быстро хлопая ресницами.

— Ну, а ты как думаешь? — Настя бросила в сторону Кати загадочный взгляд, наклонила головку.

— В папу моего, что ли? — Катя до конца не верила странному предположению.

— Ну да, — Настя улыбалась, наблюдая за реакцией подруги.

— Ух ты, — Катя растерянно округлила глазки.

— Ты только никому не говори, — Настя вновь выдвинулась по дорожке. Царапины на плечах и бёдрах давно налились кровью, заныли, предвещая нескучную ночь, но ей было всё равно. Она только что призналась в любви, своей первой настоящей любви. — Слышишь? Никому ни слова, — нахмурилась Корчагина.

— Да ладно, что я, — Катя шла рядом, молча перемалывая влюблённость кузины в отца. — Мне кажется, ты ему тоже нравишься, — задумчиво сказала она.

Настя фыркнула:

— С чего ты взяла?

— Ты просто не замечаешь, как он сначала с тобой разговаривает, а потом со мной.

Детское личико Кати Солнцевой выражала такую же детскую обиду. Она дула губки, поглядывая на влюблённую подругу.

— Ну не знаю, — растягивала слова Корчагина. — Я ничего такого не заметила.

— А я тебе говорю, что ты ему нравишься, только он никогда не скажет об этом, — упрямые уголки Катиных губ напряглись.

— Даже если бы и сказал, нам всё равно ничего не светит, — лицо Насти опечалилось.

— Вообще-то, — Катя улыбнулась озорным одуванчиком, — мой папа как раз сейчас свободен. Так что думай сама, — её правая бровка изящно взлетела.

Настя хмыкнула.

— Думаешь, это от меня зависит? — спросила она, поглядывая сбоку.

— Ну, а от кого же ещё? — встрепенулась Катя. — Сам-то он не начнёт к тебе приставать.

— Почему?

— Ну хотя бы потому, что мой папа боится твоего папы.

Настя кивнула.

— Я и сама его боюсь, — сказала она, бросая задумчивый взгляд в сторону дома. — Ладно, идём, может, к дому? Скоро за Вероникой ехать.

— Идём, и ничего не бойся, если что. Я на твоей стороне, — Катя приобняла Настю за плечо, та обвила рукой Катину талию.

Вместе довольные подруги зашагали бодрым шагом к дому, их налитые солнцем попки закачались в такт. Стукаясь бёдрами, девушки хихикали, виляли шире, пытаясь попадать в такт.

8

Вечерние лучи солнца золотым отливом раскрасили старое здание вокзала. Следуя за Настей по пятам, Катя с любопытством заглядывала в полумрак, царивший в небольшом затхлом зале ожидания. Оттуда доносился кашель, измождённые старческие глаза устало встречались с молодыми резвыми.

Девушки прошли центральное здание насквозь и вышли к первой платформе, куда испокон веков прибывал главный поезд, следовавший проездом из столицы. Отойдя чуть в сторонку, они замерли, скрестив руки на груди, демонстративно надув губки.

— А парень у Вероники есть? — спросила Катя, почесав слегка раскрасневшийся от загара носик.

— Сейчас — не знаю. У неё каждые две недели кто-то новый, — Настя поморщилась, выражая то ли презрение, то ли безразличие.

— Чего так часто?

— Не может никак влюбиться.

Катя улыбнулась, чувствуя подвох:

— А зачем встречается тогда?

— Чтобы влюбиться.

Недовольство быстро сменилось озорным смехом. Девчонки отбросили важность, руки заплясали по бёдрам и ножкам.

— Много у неё парней было? — Катя сверкнула глазками, встречаясь с коварством, хранимым в чёрных зрачках Насти.

— Больше сотни.

— Ого! Где она их только находит?

— Где-где, во дворе, в магазине, в парке.

Настя явно переигрывала, хоть и оставалась максимально открытой для нескромных разговоров с младшей сестрицей.

— Хм. Они сами к ней подходят, или у неё способ есть специальный?

— Ага, «специальный». Короткая юбочка и белые трусы. Вот и весь способ.

Они опять засмеялись, давясь в кулачки, стараясь не привлекать к себе внимания. Бубушки-старушки, стоявшие поодаль на второй платформе, и так бросали на них осуждающие взгляды.

— Я бы так не хотела, — сказала Катя, вытирая слёзки.

— Что?

— Знакомиться.

— А как бы ты хотела?

— Ну не знаю. Как-нибудь без трусов что ли. Ой... — она накрыла рот ладонью, но было поздно.

Новый взрыв девичьего хохота, теперь уже безудержного, накрыл платформу. Катя смеялась до боли в щёчках, ей казалось, что все вокруг таращатся на неё, осуждающе переговариваются, уверенные в том, что это она знакомится на улице без трусиков.

К счастью появился поезд, и люди на платформе зашевелились. Внимание переключилось на приближающийся локотомотив, за которым нескончаемой чередой вытянулись тёмно-зелёные спальные вагоны.

Девушки тоже заволновались, боясь пропустить столичную гостью, которая, судя по Настиным заверениям, могла запросто нырнуть в толпу и ушагать самоходом в сторону дачного посёлка. Не оставаться же ей одной ночевать на вокзале?

— Вот она! — Настя первой заметила Веронику. — Вероника!

Худенькая девушка в стильной кепке цвета хаки, розовых кедах, с рюкзачком на спине резко оглянулась. Её карие глазки тут же загорелись огоньками нескончаемого баловства. Она быстро прошагала отрезок, отделявший её от долгожданной встречи, и широко раскрыла обьятия для Насти.

— Привет, — пропела она. — Привет, я — Вероника, — тут же переключилась на Катю, чуть не задушив её в щенячьих ласках.

— Катя, — Катя заморгала, отбивая ресничками танго с незнакомкой, которая лезла целоваться при первом знакомстве.

— Вы так похожи! Ужоссс! — Вероника округлила глазки до больших монет. — Вас, наверное, путают постоянно?

— Вообще-то нет, — Катя ловила ворон, пытаясь поймать волну резкого вхождения в круг доверия.

— А, ну да. Волосы разные. А так, не отличишь, — новоявленная подружка скептично искала различия, словно картинку в «Мурзилке» разгадывала.

— Как доехала? Приключения были? — Настя перехватила инициативу, жестом пригласила всех следовать за собой к выходу.

— Ой, девочки, сейчас что расскажу, не поверите. Пристал ко мне один мужик в поезде. «Пойдём, — говорит, — в тамбур, покурим». Я ему такая: «Не курю». А он: «Идём, не пожалеешь». И подмигивает, представляете?

Катя первая захихикала, поймав мельком улыбку на лице Насти. Катя сразу догадалась, что смеяться не опасно, Вероника не обидится. Дальше она посмеивалась не переставая, слушая рассказ.

— И что дальше? — Настя нырнула через рельсы, чтобы срезать путь к воротам выхода. Девчонки поскакали за ней.

— Ну один парень там рядом сидел в очках, говорит с серьёзной такой миной: «Оставьте девушку в покое». А сам мне глазки строит, представляете? Я чуть не описалась.

Катя прыснула в кулак, Настя тоже не сдержалась, хохотнув слегка.

— И что же мужик? — теперь уже Катя горела желанием узнать, чем всё закончилось.

— Опять: «Пойдём, — говорит, — покурим». Только уже очкарику.

Настя и Катя продолжали смеяться. Их смех лишь сильнее подзадоривал Веронику к новым откровениям.

— Ну, а очкарик что? — спросила Катя, немного успокоившись.

— Тоже говорит: «Я не курю».

Все трое рассмеялись громко и весело, словно с цепи сорвались. Перезвон девичьего хохота летел по всей округе, чем несказанно будоражил сонное царство провинциального городка.

Редкие прохожие оглядывались, на секунду выходили из хмурого забвения. Лица их освещались светлыми улыбками, глаза блестели сквозь завесу печали. Но не долго. Уже через минуту тягучая нить навязчивых гнетущих мыслей вновь увлекала их в царство безысходности и давящей пустоты.

Вероника закончила рассказ, глубокомысленно поводя карими глазками вокруг:

— Короче, я кое-как от них убежала в другой вагон. Хорошо, что никто не догадался меня там искать.

Проворство Насти было по заслугам оценено местными извозчиками. Пока остальные пассажиры плелись в хвосте, подхватывая на бордюрах тяжёлые сумки, чертыхаясь на ухабах, подружки с гоготом добежали до закрывающихся дверей маршрутного такси, скользнули на заднее сиденье и затесались в самый угол. Им предстояла нескучная поездка в компании озорной столичной гостьи.

— Твоя мама уже уехала или ещё здесь? — спросила Вероника у Насти, когда деньги за проезд были переданы вперёд и микроавтобус резво набрал ход.

— Уехала.

— Так вы, значит, одни сидите. Папы и дочки. Ну и чем занимаетесь, если не секрет?

Катя с Настей переглянулись, напряглись, чтобы не заржать. На их лицах заиграли улыбки, в блестящих глазках легко читалось смущение.

— Рыбу, что ли, ловите?

Катя низкими «и-и-и» заржала лошадкой в кулачок.

— Точно, рыбу ловите. На червя или сеткой?

Теперь уже Настя присоединилась мелкими смешками, стеснёнными обстоятельствами маршрутки.

— О! Я тоже хочу так рыбу ловить. Весело у вас!

Кое-как они добрались без шума и гама до заброшенной остановки, от которой до дач оставалось пройти чуть меньше километра.

Вероника, последней выпрыгнувшая из мигом укатившего уазика, присвистнула от культурного шока. Вокруг стояла лесная непроходимая глушь. Смеркалось.

— Мальчики здесь есть, или только ваши папы и медведи?

Девчонки опять заржали.

— А тебе всё мальчиков подавай, — Настя смирилась с тем, что будет весело, шмыгала носиком, изображая недовольную цацу. — Угомонись ты наконец.

— Ты ведь меня знаешь, я без мужского внимания, как роза без воды: начинаю чахнуть.

Они выдвинулись медленным шагом в сторону дач. Утрамбованная дорожка уходила в лесную чащу.

— Будет тебе внимание, ты только не слишком усердствуй, — Настя вздохнула с облегчением. Теперь, когда, казалось, смеяться можно сколько угодно, смеяться вдруг расхотелось. Лес давил тишиной осуждения.

— А чё так? завидуешь? — Вероника продавливала вопрос с мальчиками, пусть и взрослыми.

— Ага, завидую.

— Завидуешь!

— Делать мне больше нечего.

Они зашли в лес, прошли по дорожке несколько сот метров. С левой стороны начались дачи, заблестели жестяные коньки крыш в лучах заходящего солнца. Настя прошла немного вперёд, и Вероника, поотстав с Катей, переключилась на допрос младшей сестицы:

— А чей папа красивее: твой или Настин? — спросила она то ли в шутку, то ли всерьёз.

— Да они оба красивые, — Катя усмехнулась.

— Твой ведь папа не женат, кажется? — продолжала куралесить Вероника.

— Да, он недавно развёлся.

— Зачем люди женятся, не понимаю. А потом разводятся. Как твоего папу, кстати, зовут?

— Андрей Владимирович.

— Андрей-воробей, — повторила Вероника зачарованно. — Был у меня один Андрюша. Член, как у воробья. Два сантиметра, не больше. Я так смеялась, когда в первый раз его голым увидела. Думала со смеху лопну. А он обиделся и ушёл. Твой папаша, надеюсь, не такой?

— Нет, у него с этим всё в порядке, — Катя нахмурилась. Ещё не хватало, чтобы Вероника при ней оскорбляла достоинство отца.

— Опаньки! — всплеснула руками Вероника. — А ты откуда знаешь?

— Ну так, — Катя вдруг осознала, что допустила оплошность.

«Язык мой — враг мой!» — корила она себя, вспоминая заученную в своё время поговорку, из которой так и не смогла извлечь урок.

— Видела, что ли?

— Нет, Настя видела, — Катя заплеталась в мыслях. Что бы такое ответить, чтобы не выставить себя дурой болтливой.

— Ничего себе! — Вероника опять вытаращила глазёнки по монете.

— А ты за моим папой подсматривала, так что нечего рассказывать, — Настя, слышавшая весь разговор, замедлила шаг и теперь возвращала должок.

— Я смотрю, вы здесь не скучаете, — Вероника, довольно ухмыляясь, натягивала шлейки рюкзачка.

Настя с Катей хихикали, переглядываясь.

— Да, — Катя вдруг вспомнила очень важную деталь, которую непременно хотелось сообщить, — у Михаила Анатольевича очень большой член. Особенно, когда стоит.

— Вот это да! — Вероника опять вытаращила глазки. — Большой, это сколько?

— Примерно такой, — Катя сложила руку в локте и зажала кулачок.

— Не, таких не бывает.

— Честно, — Катя растерянно улыбалась, — спроси у Насти, она тоже видела.

— И чего он, возбудился? На вас, что ли? — Вероника быстро вникала в обстоятельства дачных развлечений.

— Не знаю. Мы за забором прятались, а он писать ходил.

— Всё равно странно.

— Настя говорит... Ой, извини, Настя. Мне, наверное, нельзя рассказывать, да? — Катя окончательно запуталась в том, что можно говорить, а что нет, и какие это может иметь последствия.

— Да ладно. Чего уж там. Рассказывай, — усмехнулась Настя, обиженно надув губки.

— Так ты сама расскажи.

— Я, может, не хочу ничего рассказывать, — Настя стала мрачнее тучи.

— Извини, — пискнула Катя.

— Не знала я, Катя, что ты такая болтушка, — Корчагина гневно сверкнула чёрными глазками.

— Ну вот, — Катя виновато опустила глазки в иглицу под ногами.

— Спокойствие, только спокойствие! — воскликнула Вероника. — Я ж просто так спросила. Незачем так волноваться. А у вас не найдётся на даче ма-а-ленькой баночки варенья? А то у меня что-то горлышко побаливает.

Девчонки мигом повеселели. Вероника опять валяла дурака, косила под Карлсона, который живёт на крыше, на которого она и была похожа со своим рюкзачком-пеналом за спиной. Кепка, надетая набекрень, и розовые кеды, которыми она пинала всё подряд, включая камни, корни и шишки, только усиливали впечатление непоседы в Катиных глазах.

Показался двухэтажный кирпичный дом Корчагиных. Мужчины на крыльце встретили гостью внимательными дружелюбными взглядами.

— А вот и наши красавицы, — Корчагин расплылся в довольной улыбке удава при виде цыплёнка. — Здравствуйте, Вероника, — заигрывающим шуточным тоном обратился он почему-то на «вы» к гостье.

— Здравствуйте! — Вероника запрыгала по бордюрчику вдоль дорожки: — Здравствуйте, — кивнула Солнцеву.

— Добрый вечер, — Андрей развесил добродушные щи, потирая жирные от мяса широкие ладоши об полотенце.

— Проходи, располагайся там, — ворковал Михаил. — Девочки тебе всё покажут. Вы переодевайтесь и спускайтесь к ужину. Через полчаса всё будет готово.

— Спасибо, — Вероника подпрыгнула и поскакала за Катей и Настей на второй этаж, оглядываясь постоянно, словно чувствуя на своей попке взгляды мужчин, вертляво заметая лисьи следы пушистым хвостом.

Мужчины действительно не могли глаз отвести от этого чуда в перьях, которое, казалось, только вылупилось из яйца и теперь активно крутило бёдрами, подражая зрелым раскрепощённым барышням.

— Ну как тебе Вероника? — спросил Корчагин, когда голоса девчат затихли на лестнице.

— Совсем ещё ребёнок, — Андрей хмурился, переводя взгляд с Миши на мясо, которое предстояло потушить.

— Это в тебе отец проснулся.

— Он никогда и не засыпал.

— Да ты не сцы, никто ж не заставляет. Ты у нас свободный, орёл молодой. Кого хочу, того топчу, — Михаил рассмеялся, потирая ладони. Он стоял прислонившись к дверному косяку, поигрывал раскладным ножичком. — Ладно. Схожу пока лука нарублю, а ты присматривай, чтобы мясо не убежало.

— Окей.

###

Уединившись наверху, девушки уселись на кровати. Вероника запрыгала вокруг шкафа, пытаясь пристроить свои скромные предметы гардероба, по одному выуживая их из рюкзочка.

— Что бы мне надеть к ужину? — глубокомысленно закатила она глазки к потолку. — Катя, ты в чём пойдёшь?

— Вот, в сарафане, — Катя указала на розовое платье, висевшее рядом на стуле.

— А ты, Настя?

— Я тоже.

— Хорошо, тогда я надену чёрную юбку и топик.

Вероника быстро стянула с себя маечку, шортики и белые трусики, оставшись полностью голенькой. Катя с интересом заметила про себя, что лобок у Вероники гладко выбрит.

Подцепив пальчиками короткую обтягивающу юбку, столичная шалунья натянула её на бёдра, топик воблипку выделил холмики грудей с маленькими пупырышками сосков.

— А трусики ты не носишь? — Катя удивлённо хлопала ресничками.

— Это мой секрет, никому не говори, — Вероника обернулась и подмигнула.

— Так вот он какой, секрет, — Катя встретилась взглядом с Настей.

Та прыснула со смеху, и этого было достаточно, чтобы Катя тоже заржала, сложившись пополам. Вероника усмехалась, гарцуя посреди комнаты.

— Твой папаша тоже, кстати, ничего, — заметила она, когда девчонки успокоились.

— Спасибо, — Катя в который раз за вечер протирала глазки.

— Я бы хотела с ним... ну, понимаешь? Ты как, не против? — Вероника выгнула бровку.

— А чего ты у меня спрашиваешь? — Катя продолжала хихикать, пытаясь вернуть себя в состояние покоя.

— А у кого? У твоей мамы, что ли?

Они опять заржали, в этот раз даже Настя повалилась набок.

— Он у тебя не дикий? — спросила Вероника, когда сёстры успокоились.

— В каком смысле?

— Ну, с ума не сойдёт после расставания?

— Может пить начать. А ты что, хочешь его бросить? — Катя насторожилась, она не так представляла себе летнее утешение отца.

— Не знаю пока. Просто не хочу связываться с сумасшедшими, поэтому и спрашиваю. Он твою мамашу не преследует?

— Нет, только скучает.

— Ну и отлично. Раз ты не возражаешь, тогда я займусь им. Думаю, он тоже не будет против.

— С чего ты решила? — Катя обиженно повела глазками, ища поддержки у Насти. Та лишь гневно сверкнула зрачками.

— Мужики все одинаковые. Вот посмотришь, как легко он согласится, — Вероника крутила попой возле зеркала, втягивая и без того плоский животик, выгибая спину, словно кошка.

— Займись лучше моим папой, он давно на тебя глаз положил, — заметила Настя хмуро. Она была явно расстроена.

— И хуй! — отозвалась Вероника.

Все трое взорвались хохотом. Впрочем, Настя смеялась не так громко, как обычно. Её было обидно и немножко больно.

— Слушайте! А, может, мне сразу с двумя замутить? Вот будет прикол. Я давно с двумя хотела попробовать, — Вероника обернулась, выискивая следы согласия на лицах подруг. Те лишь кисло улыбались.

— По очереди или вместе? — спросила Катя.

— Вместе, конечно, — Вероника облизнула губки. — С двумя я ещё не трахалась. Они ведь друзья, ваши папочки?

Катя захихикала.

— Выбери лучше одного, — Настя ухмылялась, выражая так хорошо знакомую Кате снисходительность.

— Не могу. Они оба мне нравятся.

Настя раздражённо откинула волосы на спину:

— Ладно, хватит болтать. Идёмте уже ужинать, — оолкнувшись от кровати, она подскочила и выпрямилась.

— Пускай сами выбирают. По очереди или вместе. Я просто хочу трахаться, — Вероника танцевала джагу, облизываясь, гладя себя по попе и бёдрам. Её оголённый животик ходил ходуном, словно десятибалльное землятресение потрясало всё гибкое тело мелкими электрошоками.

— Ты всегда этого хочешь, — Настя хмурилась, выдвигаясь к выходу.

— А что в этом плохого? — Вероника вприпрыжку следовала за Корчагиной, не понимая в чём суть раздражения.

— После тебя одни сумасшедшие, — устало заметила Настя.

Катя заржала тихой лошадкой, сдерживаясь в кулачок, но это имело обратный эффект: покатились со смеху и Настя, и Вероника. Хорошо, что вдоль лестницы были прочные перила, за которые девушки ловко цеплялись. Перевозбуждённые смехом и мыслями о сексе красотки кубарем скатились вниз, держась друг за друга и за перила, напирая, валясь от хохота.

9

Катя с удовольствием вдыхала аромат мяса, распространившийся по всему дому. Каждый шаг, приближавший её к столу, всё больше дразнил в ней аппетит львицы. Выйдя на улицу, она сразу ощутила ласковый тёплый ветерок, пропитанный запахами еды и деревьев. Вечерний сад уже наполнился стрекотом кузнечиков.

— М-м-м! Как вкусно пахнет, — воскликнула Вероника, первая взойдя на веранду.

— Прошу всех к столу! — Корчагин заканчивал раскладывать столовые приборы. — Как грицца: чем богаты, тем и рады.

Стол ломился от яств. Мясные блюда, салатики и закуски заняли всё пространство. Посреди красовались бутылки с вином и виски. Рядом пыжился графин с берёзовым соком.

— Вау! — Катя невольно замерла на месте, оглядывая стол.

— Ничего себе, — Настя, натолкнувшись на подругу, тоже уставилась на угощения.

Катя вдруг вспомнила последний подобный ужин — торжественные проводы Антонины Павловны. Богатое убранство нынешнего стола ни в какое сравнение не шло с тем. Пока девушки выбирали, где сесть, Корчагин разливал вино по бокалам.

— Девочки, по одному бокалу, больше не просите, — Михаил Анатольевич бросил испытующий взгляд на Катю. — И маме чтоб ни слова, — перевёл глаза на дочь.

— Конечно, — Настя кивнула.

Катя испуганно опустила глазки. Пить вино ей ещё не доводилось.

— Как в лучших домах Франции, — Вероника, бухнувшись по центру лавки, водрузила локти на стол и красочно скрестила пальцы под подбородком.

— За что пьём? — спросила она, покосившись на Корчагина.

Тот уже занял место на углу стола, сел немного боком, чтобы полностью лицезреть гостей. Девочки сели напротив, Андрей Со

лнцев примостился в дальнем углу.

— За любовь, — Корчагин подмигнул Веронике и поднял рюмку, наполненную янтарной жидкостью.

— За любовь обычно третий тост, — Вероника ловким движением подцепила бокал.

— А мы сразу к третьему перейдём.

— Почему? — столичная цаца хитро улыбалась, предвидя интересную перепалку с хозяином дома.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — глаза Михаила загорелись довольным блеском.

— Вы всё равно первый состаритесь, — Вероника показала язык и скорчила рожицу.

Встретившись с острым мужским взглядом, она тут же отвернулась и захихикала в ладонь. Настя и Катя давились от смеха.

— Верно. А знаешь, почему? — Корчагин улыбался шире.

— Почему?

— Потому что я уже всё знаю про любовь, а тебе ещё только предстоит узнать.

— Что же вы там такое знаете, чего я не знаю? Научите меня.

Девчонки прыснули со смеху. Вот умора! Эта Вероника кого хочешь до инфаркта доведёт.

— Вот влюбишься по-настоящему, тогда и поймёшь, — Корчагин поднял рюмку повыше. — За любовь надо пить здесь и сейчас. А не откладывать на потом. Это первое, что ты должна усвоить.

Этот небезосновательный довод вызвал должное уважение даже у Вероники. Все наконец чокнулись бокалами над столом. Девочки пригубили вино, мужчины не спеша ополоснули горло.

— А я, может, уже влюблена, — Вероника откинула волосы на спину и бросила на Михаила слащавый наглый взгляд.

— И кто же этот несчастный? — Корчагин улыбался довольным котом.

— Вы! Кто же ещё!

Катя и Настя заржали. Давился от смеха и вечно спокойный Андрей Солнцев. Ему нравилось, как Вероника флиртовала с Михаилом.

«Ну и сучка!» — дивился он про себя, по-новому взглянув на отношения с молоденькой девицей.

Мужчины начали раскладывать еду по тарелкам. Корчагин ухаживал за Вероникой и Катей, Солнцев предлагал свою помощь Насте, по очереди поднося ей блюда на ревизию. Разница в поведении пап была разительна. Катя с удивлением подмечала нюансы. В прошлый раз каждый был сам за себя, а теперь пап словно подменили. Они помолодели, стали такими галантными, деликатными.

— Положить салатика? — полушёпотом спрашивал Андрей у Насти, поднося ей салатницу.

— Да, спасибо.

Корчагин перехватывал инициативу и накладывал салат Веронике с Катей.

— У тебя всё хорошо? — интересовался тем временем Андрей у Насти. Он говорил вполголоса, чтобы слышала только Настя, но Катя сквозь смех Вероники, звеневший над столом, прекрасно улавливала нотки вины и страсти, спрятанные в папином голосе.

— Да, всё хорошо, — отвечала Настя, дуя губки.

Андрей неловко уронил полотенце и полез за ним под стол. Что-то задержало его, и он вылез совсем красный, бросая на Веронику косые неловкие взгляды. Катя с Настей переглянулись и заржали как ненормальные. Такой конфуз! Что ещё учудит эта гастролёрша?

— Я такой неуклюжий, — заметил Андрей Владимирович, обращаясь к Насте.

Настя, хихикая, кивала головой. Она явно была не в своей тарелке, отвечая на заискивающие взгляды Андрея. Постоянно отворачивалась, ища поддержки у Кати, которая, опьянев, несла то, что на уме:

— Я же говорила, ты ему нравишься.

Этот аргумент, выраженный восторженным шёпотом, заставил Настю густо покраснеть. Она прикрыла лицо ладонью, чтобы ни Катя, ни её папаша не видели то, что творилось у неё в душе.

Вероника тем временем продолжала допрос с пристрастием, обращаясь к Михаилу:

— А вы на рыбалку пойдёте?

Первый бокал был осушен, теперь она лёгким постукиванием пальчика намекала на добавку.

— Пойду. Хочешь рыбы наловить? — Михаил тоже порозовел от алкоголя и веселья, царившего за столом, его глаза искрились задором.

— Ну не знаю, а что с ней делать потом? Уху варить? — пьяный взгляд Вероники поплыл по столу.

— Можно и уху, но лучше отпустить.

— Как отпустить? — встрепенулась она.

— Она же маленькая, пускай живёт.

— А-а-а. А если большую поймаем?

— Большую лучше пожарить. Умеешь жарить?

— У мужчин лучше получается.

Девушки засмеялись. Андрей умолк, он как раз пытался о чём-то договориться с Настей, но общение Вероники с Михаилом стоило того, чтобы послушать.

— А у женщин что, руки кривые? — Михаил насупился, пытаясь разгадать сложный ход.

— Ничего-то вы не понимаете в рыбалке. А ещё спец по любви.

— Ну-ка, ну-ка расскажи мне, чего я там не понимаю.

Все опять засмеялись.

— Вот, например, рыба есть такая — парикмахерша. Знаете?

— Ну допустим. И что это за рыба?

— Вот поймаете её на рыбалке и начнёте жарить, тогда и узнаете, почему у женщин руки кривые! — Вероника опять показала язык и заржала в кулак.

Девчонки смеялись до слёз. Михаил, осознав смысл каламбура, загоготал громче остальных. Андрей смеялся скромно, бросая ласковые взгляды на Настю, которая постоянно прятала раскрасневшееся лицо в ладони и волосы.

— Ну такие рыбы мне ещё не попадались, — заметил Михаил, отдышавшись. — Всё мелюзга на крючок цепляется.

— А вы крючок побольше возьмите, — Вероника ёрзала попой по лавке, качаясь из стороны в сторону, как будто собиралась выпрыгнуть из беседки.

«Вот егоза!» — оценивал её характерные движения Михаил.

— И червя самого большого? — заметил он вслух.

— Червяк вообще должен быть жирный и с мясом.

Дружное хихи действовало опьяняюще. Катя вспомнила огромный член дяди Миши, жирный и с мясом. От этих мыслей хотелось упасть на лавку и не вставать.

— Он же и есть мясо, — дядя Миша опять хмурился, не понимая шутки.

Катя ржала громче остальных, казалось, слёзы катятся даже из ушей.

— Всё равно должен быть длинный и толстый, — подливала масла в огонь неугомонная Вероника.

Вероникины реплики добили и Настю, она держалась за Катю, шмыгала носиком, пытаясь спрятаться от опьянённых взглядов мужчин.

— О, я смотрю, ты в рыбалке лучше меня разбираешься, — Михаил смирился с тем фактом, что Веронику ему не удастся переговорить.

«Язык — что помело!» — ухмылялся он с завистью.

— Рыбак рыбака видит издалека, — Вероника подмигнула ему и добавила шёпотом: — А подлейте-ка ещё.

Он плеснул ей вина, подлил немного и Кате, остаток ушёл Насте.

С правой стороны от Кати Андрей Владимирович вёл ласковую беседу с Настей.

— Как у вас там в институте, не тяжело учиться? — он явно чувствовал себя неловко и крайне неуверенно. Никогда раньше Катя его таким слабым не видела.

— Нет, — Настя кокетливо улыбалась. — Пока сессия не наступила, всё очень легко. А потом — просто ад начинается.

Андрей хмыкнул.

— Ты ж Катю так не пугай. Ей ещё поступать, — заметил он.

— Да она уже поступила почти.

— Почти не считается. Вот когда поступит, тогда и будем говорить.

— Зачем вы с ней так строго? — Настя бросила укоряющий взгляд в сторону Андрея.

— Я ж отец.

— Ну и что? Она по маме скучает. Вы сейчас должны с ней помягче быть.

— Я постараюсь, — Андрей виновато опустил глаза, чего Катя ну никак не ожидала он вечно хмурого и колючего отца.

— И не пейте больше. Вы же сильный и умный.

— Спасибо, — Солнцев утопил взгляд ещё ниже.

Катя улыбалась счастливой детской улыбкой. Отец из тирана и деспота водночасье превратился в послушного ягнёнка, готового подчиняться красавице Насте. Вот уж правду говорят: любовь творит с людьми чудеса!

— Я пойду на звёзды посмотрю, — сказала она, подымаясь из-за стола.

Она вышла на лужайку перед домом. За её спиной тихо лилась беседа, два счастливых ручейка. Смех подруг мешался с тихим мужским басом. Катя чувствовала опьянение не только от своего первого выпитого бокала, но и от осознания влюблённости отца, от явного неравнодушия Михаил Анатольевича к Веронике. Её казалось, что любовь мужчин распространилась и на неё, а значит и она купалась в мужской ласке, познавала любовь, пускай и со стороны. Однажды она тоже насладится этим чувством.

«Как же прекрасно — жить!» — думала она, любуясь ночным небом, в котором яркими точками разгорались таинственные звёзды.

10

На следующий день девушки с утра разделись до бикини, намазались кремом и засели в саду. Деревья ломились от яблок и груш, кусты пестрели ягодами смородины и малины. Солнце припекало, но под сенью листвы подруги нашли прохладу и уют. Отметив любимые сорта, девушки принялись планомерно уничтожать неиссякаемые запасы природы. Ближе к обеду стало понятно, что Вероника никуда не уйдёт, пока самолично не определит длину члена дяди Миши.

— На глазок! — подмигнула она, вызвав очередной взрыв смеха.

Шалунья была в нарядном бикини с оттиском бутонов роз на чашечках грудей, попе и лобке. Всё утро её неугомонная натура искала приключений, и теперь, узнав о месте просмотра, Вероника ждала удобного случая, жаждала воочию удостовериться в серьёзности Катиных опасений.

Настя, наоборот, не горела желанием подсматривать. Сославшись на отсутствие интереса к плотским развлечениям, она отправилась гулять к лесу, приглашая подруг присоединиться, как только они закончат с просмотром.

— Что это с ней? — спросила Вероника, когда Корчагина с важным видом удалилась.

— Её мой папа застукал вчера! — весело отозвалась Катя. — Вот она и боится теперь.

— А, понятно.

Немного погодя, они залезли в малинник, прошмыгнули к месту просмотра и замерли у дырочек. Как раз во время. Корчагин, уловив тишину в саду, решил сходить облегчиться.

Туалет предназначался для тяжёлого груза. Поливать цветы разрешалось «не стесняясь», чем Миша и занимался каждый день, регулярно демонстрируя мужское достоинство всем заинтересованным лицам.

Кусты смородины зашевелились, и девочки напряглись, вжимая носы в шероховатую поверхность забора.

— Тсс! — Катя приложила палец ко рту, перешла от шёпота на едва слышный шелест губ: — Только не смейся.

— Хорошо, — глазки Вероники загорелись жадным блеском.

Михаил Анатольевич не спеша шёл к месту откровения. Подойдя к забору, он остановился в двух шагах от девочек, стал лицом к солнцу и выкатил оголённую грудь. Его торс напрягся, кубики пресса залились мышцами, демонстрируя глубоко очерченный рельеф во всей красе.

Джинсы разошлись в месте ширинки. Опустив резинку серых трусов, мужчина вытащил распаренный член и, ухватив ствол всей ладонью, отклонился назад, пуская толстую жёлтую струю.

Он смотрел перед собой, поводя бёдрами. Девочки, не отрываясь, следили за ним.

— Ничего себе колбаса, — вырвалось у Вероники хриплым шёпотом.

— Тсс! — Катя вытянула руку и пальцем накрыла губки подруги.

Михаил тем временем, отряхнув капли, не спешил заправлять член в джинсы. Он продолжил играть с головкой, теребя её кончиками пальцев. Он гладил себя, как музыканты перебирают клапаны флейты: медленно приводя свой инструмент в состояние боевой готовности. Заливаясь кровью, ствол становился твёрдым и гладким. Невидимый домкрат поднимал его, направляя в сторону забора. Головка сползла краями вниз, тёмные вены покрыли древко стали, отпечатавшись на спаянных штырях. Теперь дядя Миша активно работал рукой, так, что жирные яйца, вылезшие за стволом из трусов, затряслись в такт.

Лицо Кати горело возбуждением и похотью. Она чувствовала жар между ног, сжимала коленки, забывая дышать. Рука подруги, стоявшей рядом, задёргалась в трусиках бикини. Катя, оторвавшись от зрелища, уставилась на Веронику, которая, не стесняясь, мастурбировала, притановывая на одной ноге. Другой она непрестанно натирала голень, словно дополнительное раздражение усиливало удовольствие. Глазки этой столичной непоседы томно закрывались, она глубоко дышала, приоткрывая пересохшие губы. Горящие глаза следили за дядей Мишей, который, войдя во вкус, залился невероятной сталью. Катя вернулась к просмотру, чтобы застать оргазм.

Откинувшись назад и широко расставив ноги, Михаил Корчагин дёргал член, схватив его у самой головки. Жилистая правая рука превратилась в мельтешащий сгусток мышц, на конце которого запястье крепко сжимало побагровевшую жирную сливу. С сумасшедшей скоростью отбивал дядя Миша миллисекунды до взрыва. Катины зрачки расширились, она совсем потеряла счёт времени. Рука невольно соскользнула в трусики, нашла зудящий заигравшийся на пальцах клитор, горячий и мокрый. Закусив губку, с закатывающимися зрачками, Катя задёргала пальчиками в такт с дядей Мишей, сложив их лодочкой. Вероника справа едва держалась на ногах, её рука тряслась под трусиками, вытянутыми пальцами ныряя намного глубже, чем у Кати.

Дядя Миша издал тихий грудной стон, похожий на протяжный рёв льва. Член с опухшими от дрочки яйцами пустил первую невероятную струю. Белая сперма густыми плевками вылетала из оплывшей красной плоти, приземляясь на лопухи, медленно оползая вязкими нитями.

Катя закрыла глазки и забилась в оргазме. Удовольствие разорвало реальность, кончающий дядя Миша укрепил её в мысли, что мужчина может быть прекрасен, может доставить неземное удовольствие. Даже с таким большим размером ей нечего бояться, она справится. Как бы она хотела прикоснуть рукой или губами к этой плоти, пройтись язычком по контурам головки. Взять в руки яички, насадиться ротиком. Её пересохшие губки искали связи. Облизываясь, она хотела сосать член, чтобы он кончил ей на грудки или животик. Она хотела большего и наряду с облегчением испытала странную грусть, когда дядя Миша, заправив член, побрёл к дому, выискивая в кустах кисло-сладкие ягоды смородины. Как бы она хотела, чтобы он кончил на неё, а не на траву! Его горячее семя могло бы впитаться в её кожу вместо крема от загара. Она бы измазалась вся, там её столько вылилось.

— Офигеть! — воскликнула Вероника, вырывая Катю из мечтаний. — Я два раза кончила, пока смотрела. Ну у дяди Миши и хер.

— Видела такие когда-нибудь? — Катя незаметно поправляла завязочки трусиков.

— Ну не такие, но почти, — Вероника ухмылялась, поглаживая себя по животику.

Они гуськом двинулись к выходу. Катя шла следом за Вероникой.

— Больно, наверное, когда входит, — спросила она робким голосом.

— С чего ты взяла? — Вероника обернулась. Ухмылка играла на её раскрасневшемся личике.

— Ну он же большой.

— Ну и что? Ты ещё не спала с мальчиками?

— Нет.

— Понятно тогда. Знаешь, ничего страшного в этом нет.

Они вышли из кустов. Вероника первая выскочила на лужайку.

— Вначале только непривычно, а потом лежишь и удовольствие получаешь, — сказала она, пританцовывая, растягиваясь в довольной улыбке до ушей.

— Даже если он большой? — Катя топталась на месте, смущённо отводя глаза, поправляя волосы.

— Чем больше, тем лучше, — Вероника встретилась с Катей весёлым озорным взглядом. — Но всё от мужчины зависит. Если он умеет женщину возбудить, тогда и размер не важен.

Они пошли в сторону леса. Катя срывала одуванчики и находу плела венок. После мастурбации под забором ей хотелось избавиться от чувства вины. Переключиться на чужие обстоятельства.

— Интересно, зачем дядя Миша гладит себя? — спросила она.

— Дрочит, ты хочешь сказать?

Катя смущённо рассмеялась.

— Ну да. Зачем он дрочит?

— Напряжение хочет снять.

Вероника отвечала быстро, будто колбасу резала, и эта убедительность действовала на Катю удручающе. Она чувствовала себя неопытной глупышкой, что, впрочем, не мешало ей наслаждаться разговором на интересующие её темы.

— А чего возле туалета? — спросила она.

— А где же ещё? Мы же смотрим.

Катя остановилась и уставилась на Веронику, которая, встретившись с ошарашенным взглядом подруги, ухмылялась в обе щёчки. Она тоже остановилась и повернулась к Кате всем телом.

— Думаешь, он знает? — Катины губки испуганно приоткрылись.

— Конечно. Ради тебя и старается.

— Меня? — Катя захлопала ресничками.

— Ну да. Вряд ли он Настю хочет трахнуть. Всё-таки родная дочь. Хотя кто его знает.

— Так ты думаешь, он всё знает и дрочит, чтобы мы видели? — Катя бросила незаконченный венок в траву. Игры в сторону, пришла пора пожинать плоды детской беспечности.

— А ты как думала? Зачем ему, по-твоему, на забор дрочить? Пошёл бы лучше журнальчик посмотрел или видик. А так — живая публика.

Катя тяжело дышала, не зная, как реагировать.

«Вероника права на все сто!» — думала она.

— Пипец, а я думала, он так просто, — произнесла она вслух, облизывая пересохшие губки.

— Так просто детей в капусте не находят, — Вероника была довольна собой, ухмылялась от всей души.

Катя улыбалась растерянно.

— Да ты не переживай, — сказала Вероника. — Он же не пристаёт к тебе.

Катя хмыкнула.

«Этого ещё не хватало!» — с опаской думала она.

Они продолжили путь к берёзовой роще.

11

На просёлочной дороге Настя встретила подруг скучающим взглядом. Она щурилась, будто от солнца, хотя на самом деле выражала знакомое Кате лёгкое высокомерие.

— Ну что там, посмотрели? — спросила она кисло улыбаясь.

— Ты всё самое интересное пропустила, — Вероника пританцовывала. Её глазки сверкали озорством.

— Что я там не видела? — Настя скрестила руки на груди.

— Он кончил! — Катя смотрела с восторгом. Её глазки округлились. — Представляешь?

— С чего бы это вдруг? — Настя недоверчиво ухмылялась.

— Ясно с чего, — Вероника повела бровкой. — Тебя там не было, вот он и кончил.

От смеха Катя накрыла раскрасневшееся лицо руками. Как же всё-таки весело с Вероникой!

— Твой папа, наверное, знает, что мы подсматриваем, — заметила она, бросая на Настю хитрый взгляд.

— Он что-нибудь говорил? — Настя надула губки.

— Да ты что! — Катя откинула волосы на спину. — Мы чуть не выдали себя, когда сперма брызнула. Я думала, я от страха там кончусь, — она с серьёзной миной посмотрела на кузину.

— Кончать надо от удовольствия, а не от страха, — Вероника нездоровым чёртиком из табакерки запрыгала вокруг. Её плющило от желания учудить.

Подруги захихикали, не сразу, а будто наперегонки, подзадоривая друг друга.

— Жаль, ты не видела, как он кончает, — сказала Катя, давясь смешками.

— Очень жаль. Теперь всю жизнь буду жалеть, — Настя красочно взмахнула руками.

Очередной взрыв хохота разлетелся по лесной опушке, где девушки нашли временное уединение.

— Классный у тебя отец, — заметила Вероника мечтательно. — Мне бы такого.

— Таких больше нет, — Настя с жеманной гордостью смахнула волосы за плечи. — Мне последний достался.

Катя смеялась, как ненормальная. Напряжение, возникшее во время мастурбации у забора, разрядка, теперь ещё откровенные шуточки подруг — всё смешалось в гремучую смесь стыда и согласия с собственной распущенностью.

Вероника поражала умением держаться с достоинством, оставаясь непосредственной и наглой.

— А я бы хотела с ним замутить, — сказала она, бросая на Настю шаловливый мечтательный взгляд.

— Ничего не получится, — Настя ухмылялась, дуя губки. — У него жена есть. Возьми лучше Андрея Владимировича.

— Я бы и рада, — Вероника включилась в игру пафоса и фальши, — да только я, похоже, не в его вкусе.

Она мечтательно вздохнула, влюблённый пьяный взгляд выражал несказанное горе.

— А ты соблазнять не пробовала? — Настя ухмылялась, Вероникины дурь и придурь были ей хорошо знакомы.

— Пробовала, он всё равно на тебя смотрит, — Вероника масляным взглядом сопроводила заявление.

— На меня?! — Настя с ужасом уставилась на подругу.

— Конечно. Вчера весь вечер на тебя глазел, — давила Вероника, будто колбасу резала.

— Я же говорила! — радостно залепетала Катя. Ей казалось, что Вероника не может ошибаться. Особенно в делах сердечных.

— Ну и что, что глазел? — Настя, насупившись, отвернулась.

— Он тебя хочет, это и ежу понятно, — чёртиком прыгала вокруг Вероника. Она искала способ поддеть подругу.

— А мне вот не понятно, — Настя с притворной улыбкой на губах встречала шаловливые взгляды.

Катя, видя неловкое положение сестрицы, решила помочь:

— Он просто чувствует себя виноватым, — сказала она.

— Из-за чего? — Вероника подобрала шишку и метнула её в дерево.

— Можно сказать? — Катя заглянула в хмурое личико Насти.

— Ну говори, раз уж начала, — Настя недовольно дула губки.

— Он вчера застукал Настю в кустах, пока я здесь гуляла. Так что теперь думает, наверное, что помешал ей.

— Что помешал? Мастурбировать? — не унималась Вероника.

— Нет! — Настя вспыхнула стыдливым румянцем, её руки заплясали по бёдрам. — Ничего он не думает. Я уже выходила оттуда, когда с ним столкнулась.

— И что он, сказал тебе что-нибудь? — продолжала допрос Вероника.

— Нет, я сразу убежала.

— А чего убежала?

— Ну просто, испугалась.

— Не надо было убегать.

— А что я должна была сделать?

— Ну, пригласить его в кусты погладить котика.

Катя сложилась пополам. Настя с Вероникой тоже ржали, но в Настином смехе слышались нотки обиды.

— Ай, да ну тебя! — сказала она, вытирая носик.

— Покормила бы котика колбаской, — ухмылялась Вероника.

Они опять взорвались хохотом. У Кати заболели скулы, и вообще она начала бояться, что от смеха лопнут глазные яблоки.

— Мой котик не любит колбаску.

— Вегетарианец что ли?

— Типа того.

— Тогда пускай огурцы жрёт.

Катя села на траву, накрыла лицо руками. Она тряслась от немого смеха, потому что сил издавать звуки уже не осталось.

— Здесь на грядках вон какие вымахали, — показала Вероника дяди Мишин размерчик.

Катя, вскидывая головку на танцующую Веронику, давилась от слёз. Ей казалось, что нет более смешного человечка на свете.

— Они когда вызревают, то взрываются, — заметила она, всхлипывая.

Настя хихикала без устали, хоть и гордо держалась в сторонке.

— А ты откуда знаешь? — спросила она Катю.

— Видела по телевизору.

— Это бешеные! — воскликнула Настя.

Они опять заржали. Теперь уже Настя валилась с ног.

— А твой отец, что, не бешеный? — Вероника бухнулась попой на траву, откинулась на руки. Её грудки затряслись под бюстиком.

— Не знаю, — Настя резко сменила веселье на тоску в глазах. Её личико омрачилось. — Лучше с ним не связываться.

— А то что? — Вероника ухмылялась.

— А то пожалеешь, — окончательно нахмурившись, ответила Настя.

— А я, может, хочу пожалеть, — театрально выгнула бровки Вероника. — Он тебя, что, в детстве наказывал?

— Ну было пару раз, — Настя дула губки.

— И по попе бил?

— Бил.

— Ремнём?

— Ремнём и ладонью.

— Вот я тоже так хочу!

Новый взрыв смеха огласил опушку. Настя последней повалилась на землю. Если бы рядом проходили дровосеки, они бы несомненно нашли картину трёх катающихся по траве полуголых девиц весьма занимательной.

— Ай, да ну тебя! — задыхалась от смеха Настя. — Идёмте лучше купаться.

— А там мальчики есть? — Вероника гладила себя по животу и бёдрам.

— Есть там один мальчик, как раз для тебя, — с сарказмом отозвалась Настя.

Катя захихикала, вспоминая мальчика.

— Там один дедушка ходит и всё время пристаёт к нам с дурацкими вопросами, — сказала она, вытирая слёзки.

— О, я чувствую, будет весело! — Вероника тут же подскочила, отряхивая попу. — Идёмте скорее.

Они засмеялись в который раз. Медленно поднимаясь с травы, Катя думала о том, как весело проводить каникулы в кампании весёлых подруг. А сколько ещё интересных событий им предстоит пережить. Если всё сложится удачно, у папы будет роман с Настей, а у Вероники с дядей Мишей. Вот только она останется не при делах. Но в таком случае она всегда может понаблюдать со стороны. А влюбиться она ещё успеет!

12

Озеро находилось в пяти минутах ходьбы от дачи Корчагиных. Девушки спустились по лугу, густо поросшему высокой травой, зашли в сосновый бор. В просветах между деревьями замелькала водная гладь. Скоро перед ними открылось большое пространство, источавшее бледно-голубое сияние.

Тихая заводь с песчаной отмелью примыкала к дамбе. Вероника первая, на ходу скинув с себя шортики и маечку, взбежала на бетонное перекрытие.

— Можно здесь нырять? — спросила она, оборачиваясь к Насте.

— Да, только за решётку трусами не зацепись.

Солнцева с Корчагиной, посмеиваясь, топтались на месте, затаив дыхание, наблюдали, как Вероника размахивает руками, приседает, готовясь к прыжку.

«Неужели прыгнет?» — Катя от волнения приоткрыла ротик.

В следующий момент раздался визг. Вероника, поджав коленки к груди, калачиком бухнулась в воду. Катя с Настей побежали смотреть, где она выплывет. На поверхности показалась вертлявая головка, руки запрыгали, вытягиваясь для гребка. Отплёвываясь, Вероника, словно речная выдра плыла к пляжу, разбрасывая брызги, шлёпая ладонями по воде.

— Класс! — запыхавшись выдохнула она.

Выбравшись из воды, она сделала два шага и бухнулась лицом в песок. Её мокрые волосы сбились в хвосты, раскидались по спине и плечам. Перевернувшись, она стянула их в жгут и выдавила воду.

— Как там, возле дамбы, не холодно? — Настя не спеша снимала с себя шортики.

Маечка, аккуратно сложенная в четыре раза, покоилась на чистой травке. Катя уже разделась и сидела рядом, на небольшом обрывчике, разделявшем траву и песчаный пляж.

— Возле дамбы я не помню.

Девочки засмеялись.

Вероника тем временем измазывалась в песке с чёрными и глиняными примесями.

— Совсем никого, — она повела игривым взглядом вокруг. — Эх, была-ни была.

Закинув руки за спину, она ловким движением расстегнула бюстик бикини и откинула его на песок.

— Так намного лучше, — прикрывая веки, выставила грудки с припухлыми сосками вперёд. Солнечные лучи пригревали фигурку полуобнажённой, измазанной чёрным песком непоседы.

Катя с опаской поглядывала по сторонам, если на пляже или вдоль берега появятся рыбаки, они наверняка заинтересуются необычной картиной. Куда интереснее пялится на женские сиськи, хоть и юные, чем на скучающий поплавок.

— Трусики снять не хочешь? — с задором спросила Настя.

Она явно привыкла к выкрутасам Вероники и находила ситуацию забавной.

— А что думаешь, слабо? — лениво отозвалась Вероника.

— Давай я сниму бюстик, если ты снимешь трусики, — Настя хитро улыбалась, встречаясь с шаловливыми глазами подруги.

— А давай! — глазёнки Вероники загорелись знакомым блеском азарта и дури.

Она стянула с себя трусики и откинула их к бюстику:

— Теперь твоя очередь, — жеманно произнесла она, выгнув бровку.

Настя не спеша расстёгивала сцепку за спиной. Её грудки, на размер большие, чем у Вероники, затряслись толстыми бубенчиками сосков. Лёгкий тёплый бриз завершил начатое, приведя припухлые шарики, венчавшие холмики, в состояние абсолютной рельефной выпуклости.

— Катя, а ты что, медведей стесняешься? — Вероника бросила шаловливый взгляд назад.

Катя стеснительно улыбнулась в ответ, откидывая волосы за плечи:

— Я потом, может быть.

Её личико горело странным возбуждением. Ей бы и хотелось раздеться, но страх быть застигнутой голышом на пляже будоражил мысли пикантными последствиями. Ведь в том, что они голые, нет ничего предосудительного. Они разделись, потому что на пляже никого не было. А значит, кто бы не пришёл сюда, сам должен ощутить вину за подглядывание. Она опять чувствовала себя белой вороной, глупенькой, неопытной, отставшей от жизни.

Настя поднялась и, приподнявшись на носочки, вскинув руки, сцепленные пальчиками в замок, вытянулась во весь рост. Её округлые ягодицы напряглись под тонкой блестящей материей трусиков, поясница выгнулась в дугу, густые волосы пышным водопадом заскользили по спине.

— Русалка, — выразила общее с Катиным восхищение Вероника.

— Спасибо, — Настя опустилась на пяточки, оглянулась с очаровательной доброй улыбкой на устах. — Идёмте поплаваем.

Вероника подскочила и первая бросилась в воду. Она была похожа на измазанного сажей чертёнка. За ней не спеша зашла в воду Настя. Катя последней, поводя рукой по тихой воде, прощупывая идеально песчаное дно пальчиками ног, опустилась в зеленоватую мутную прохладу.

— Села баба на горох и сказала деду «ох»! — подзуживала Вероника, рассекая кругами заводь.

Настя смеялась, поглядывая на пугливую Катю, которая даже в тёплую воду боялась зайти.

— Ну ты и трусиха! — воскликнула она, загребая под собой.

— Я не умею плавать, — Катя, зайдя по грудь, стеснительно улыбалась.

— Это как трахаться, главное — начать, — похрюкивая, отплёвываясь от воды, пыхтела Вероника.

— Сейчас мы тебя научим, — Настя с хитрой улыбочкой плыла навстречу.

— Ой, нет, лучше я сама, — Катя взмахнула руками, оттолкнулась ото дна и сделала неловкий манёвр вдоль берега.

— Давай я тебя подержу, — Вероника, подплыв, стала рядом и с деловым видом вытянула руки. — Ложись.

Катя опустилась животом, раскрыла ноги и руки по-лягушачьи.

— Вот так, а теперь греби вперёд! — командовала Вероника.

Катя задёргала всем телом, пытаясь удержаться на плаву.

— Я знаю почему не плывётся, — комментировала Вероника.

— Почему? — Катя выгибала шею, задирая подбородок, чтобы не наглотаться воды.

— Трусы мешают, — Вероника ухмылялась. — Дети в животе у мамы плавают без трусов и лифчика, а ты хочешь в одежде научиться плавать.

Катя покосилась на голенькую Веронику, её маленькие грудки и голенький выпуклый лобок тремя белыми холмиками обозначали интимные зоны.

«Может, действительно попробовать без бикини?» — нахмурилась она, выбиваясь из сил.

— Давай я тебе помогу, — хихикая Вероника потянула за трусики.

— Ай! Нет! — Катя едва успела свести коленки. Захлёбываясь, она нырнула вперёд. Её голая попа со складочкой поросшего чёрными волосками влагалища на короткое мгновение замаячила над водой.

В следующий момент Катя выпрыгивала из воды, подтягивая трусики на бёдрах. Настя с Вероникой угорали со смеху. Их голые грудки тряслись у самой поверхности, шлёпаясь об неё, задираясь сосками вверх.

— Настя, а тебе трусики не мешают? — успокоившись, Катя взглянула с хитрой улыбочкой на подруг. Она уже забралась на бережок и, усевшись на потёртый дёрн, зарылась пальчиками в тёплый песок.

— Конечно, мешают, — вместо Насти воскликнула хохочущая Вероника. Она тут же схватила подругу за завязочки трусиков.

Настя вырывалась, хохотала и визжала, шлёпая по воде ладонями так, что брызги летели сопернице в лицо. Но этого было недостаточно. Подныривая, Вероника целенаправленно стягивала с Насти трусики и не успокоилась, пока та не осталась абсолютно голой.

— На, лови! — крикнула непоседа, швыряя Настины трусики на берег.

Настя принялась с визгом топить Веронику, та в свою очередь бросилась

наутёк. Настя, шлёпая по воде руками, обрушивала огромные волны на морскую выдру, которая, выныривая, затевала новую игру — щепки. Ныряя, она доставала руками попу и бёдра Насти, щипала их, чтобы тут же, перевернувшись, ногами оттолкнуться от Корчагиной.

Наконец, обессилев, девушки с хохотом выползли на берег и рухнули на песок. Их мокрые тела заискрились на солнце. Голые спины, попки и ножки залились солнечным теплом, быстро подсыхали, оставляя редкие капли.

Катя, сидевшая всё это время на берегу, с завистью покусывала нижнюю губку. Как бы она хотела тоже вот так раздеться и, наигравшись в воде, завалиться в песок. Неожиданно, присмотревшись, она заметила лёгкое движение кустов на противоположном берегу.

— Кажется, там кто-то есть, — тихо произнесла она.

— Где? — встрепенулась Настя, приподнимая голову.

— Тише, не оглядывайся, — Катя облизывала губки. — На противоположном берегу, в кустах.

— А, — Настя опустила щеку на песок. — Ну пускай смотрит, — лениво протянула она.

— А кто это? — сонно спросила Вероника.

— Кажется, это тот дедушка, который здесь часто ходит, — Катя, сложив ладонь козырьком, вглядывалась в противоположный берег. — Точно, это он! — пришла она к выводу. Седая борода и синие трусы изредка мелькали среди листвы.

— А что он делает? — Вероника покосилась вдоль плеча на противоположный берег.

— Не знаю, — Катя щурилась. — Просто смотрит.

— Просто смотрит? — Вероника, ухмыляясь, перевернулась, на спину.

Приподнявшись, она села на попу и, раздвинув ноги в коленях, принялась отряхивать с себя песок.

— Мне нравится, когда смотрят! — сказала она, опуская руку между ног.

Настя, вывернув голову, захихикала.

— Пускай смотрит, — жеманно произнесла Вероника. Её средний пальчик активно работал под лобком. Катя, переглядываясь с Настей, хихикали.

— Кажется, теперь он не только смотрит, — давясь от смеха, сказала Катя.

Ей казалось немыслимым само присутствие при мастурбации Вероники уже второй раз за день. В этот раз с участием озабоченного дедушки, который и раньше вызывал опасения за свою вменяемость, а теперь и подавно выглядел сексуальным извращенцем. Кусты на том берегу характерно задрожали. Катя даже заметила, как дёргается рука дедушки.

— Ты его убьёшь, — фыркнула Настя. Она ржала тихо, чтобы не выдавать участия.

— Кажется, он тоже дрочит, — мечтательно отозвалась Вероника.

Настя, хихикая в две руки, которыми она накрыла рот, начала медленно подниматься на коленках. Её бёдра раскрывались навстречу дедушке, попа расходилась в округлую, приподнятую над песком кадку, в середине которой две припухлые губы двумя большими долями жаждали соития.

Вытянув руку, Вероника звонко шлёпнула подругу, чем только подлила масла в огонь. Девчонки заржали, зарываясь носами в ладони.

— Теперь он точно кончит, — Вероника, вывернув губы, ожесточённо натирала клитор левой рукой. — А! А! А! — застонала она на весь берег. Её правая рука опять нанесла сокрушительный шлепок по Настиной выпяченной заднице.

Катя повалилась набок. Кусты на том берегу действительно ошалело тряслись, словно там медведь застрял.

Послышался кашель, кряхтенье. Девушки ржали, не заморачиваясь о раскрытии карт. Хруст сучьев и движение веток моментально привели их в состояние боевой готовности. Вероника, вскочив, мигом напялила на себя шорты и маечку. Настя, чуть подоотстав, уже бежала за ней в противоположную от дедушки сторону. Только Катя, замешкавшись с завязочками сандалий, оказалась под огнём мужского внимания. Выходивший на дамбу дедушка жизнерадостно улыбался, поправляя шорты. Его белые усы и бородка ходили ходуном под блестящими почти пьяными глазами.

— Внучка! Внученька! — стонал он заученное обращение. — Погодь, не убегай. Дай я тебе кое-что скажу.

Последние слова вывели Катю из равновесия. Она рухнула на траву, покатилась. Подскочив, сорвала дурацкую сандалию, вприпрыжку поскакала по траве, стараясь не наступать голой ступнёй на шишки и сучья.

«Римляне! Как они только воевали в этих сандалиях?» — смеялась она про себя, находу подтягивая шорты, оправляя слегка намокшую маечку. Мокрые следы бюстика и трусиков отпечатались под тканью, и Катя в который раз пожалела, что постыдилась снять с себя бикини.

«Кого стыдиться? — думала она. — Дедушки, что ли?»

Хихикая, она догоняла подруг, которые уже выбирались на луг.

13

Вечером, после очередного пышного застолья, мужчины отправили девочек отдыхать, сами же остались внизу, чтобы, как выразился Корчагин, «покормить комаров».

Пересев на центр лавки, Михаил широко облокотился на стол. Закурив, он продолжил с увлечением разливать янтарный нектар в хрустальные рюмки. Андрей, сидя напротив, как всегда бочком, загадочно улыбался, всматриваясь в ночное небо. Его довольная круглая рожа настраивала Корчагина на добродушный игривый лад.

— С соседом сегодня разговаривал, — начал Михаил заплетающимся языком. — В Москве, говорят, революция началась.

— Ничего себе, — Солнцев оживился. — И что там, всё серьёзно?

Его озабоченный вид вызвал у Корчагина приступ веселья:

— Ага, тебе скажут. По телеку сегодня балет весь день крутили. Они сами ни хрена не знают, — Миша зевнул, улыбаясь. — А ты чё, под танк хочешь лечь? — он закхекал, растягиваясь до ушей.

Солнцев нахмурился.

— Если придётся, то и лягу, — буркнул он.

— Так езжай, оставишь свою Катьку сиротой, — Корчагин сменил пластинку, взгляд быстро налился гневом.

— А ты что же? Будешь тут сидеть? — Солнцев прищурился от сладкого дыма.

— Я? — Корчагин выпучил осоловелые глаза. — А я, блядь, за Родину тут сижу. И не надо мне предъявлять. Если какая мразь фашистская сунется, то я первый возьму ружьё. Мой отец до Берлина прошагал. И я тоже пройду. А эти, в Москве, пусть хоть сдохнут там от ядерного взрыва, — его басистый рык разрезал сумрак вокруг дома, наполненный стрекотанием кузнечиков. — Ты ж пойми, — Миша резко сократил децибелы до вкрадчивого горлового рокота, — они там за власть дерутся, а не за наше с тобой счастье.

— Может, ты и прав, — Солнцев кивал, наклоняясь вперёд всем телом. — Извини, Миша. Я не хотел тебя обидеть, — Андрей повернулся и сел ровно. — Мой отец ведь тоже ранение получил. Рано умер. Царствие ему Небесное.

— Ладно. Давай за отцов, — Корчагин отложил сигарету.

Они подняли рюмки и синхронно опрокинули алкоголь в рот.

— М-м-м, хороша чертовка, — Солнцев вытер губы фалангой указательного пальца, подцепил вилкой сладковатый корнишон. Тот приятно захрустел на зубах.

Корчагин опять затянулся и, немного помолчав, вернул себе прежнее расположение.

— Ну как ты там, созрел для большого подвига? — спросил он, ухмыляясь.

— С Вероникой?

— Ну, а с кем ещё?

— Не знаю, — Андрей улыбнулся. — Ну она и сучка. Вчера полез под стол за полотенцем, так она специально ноги раздвинула.

Михаил обнажил зубы, глаза загорелись бесовским огнём.

— И что там, всё в порядке? — спросил он.

Андрей кивнул, переводя задумчивый взгляд на кувшин с берёзовым соком.

— Только, знаешь, не в моём она вкусе. Не люблю я, когда девушки так себя ведут.

Корчагин хмыкнул, шире растягиваясь в улыбке.

Солнцев поморщился, встречаясь глазами с Мишей.

— Может, у неё с головой не всё в порядке? — спросил он. — Какая-то она... — он запнулся, — пришибленная, что ли.

— Ага, нимфомания называется, — Корчагин ухмылялся.

— Она ж совсем ребёнок ещё.

— Одно другому не мешает.

— Ей бы ремня по заднице надавать и посадить, чтоб училась, — Андрей нахмурился.

— Ишь ты какой. Она, может, и так хорошо учится.

— Хуже всего то, что она теперь с нашими дочками общается.

Михаил потушил сигарету в пепельнице и взял зубочистку. Его проницательный острый взгляд то и дело пересекался с мечущими искры глазами Солнцева.

— А что, думаешь, Катя твоя божий одуванчик? — спросил Миша, лениво постукивая пальцами по столу. Презрение в голосе и взгляде Корчагина обрушилось на Андрея холодным душем.

— А что? — Солнцев напрягся. Глубокая морщина пролегла над переносицей.

— А то, что Катя твоя давно уже не девственница, — Михаил опять ухмылялся.

— Ты откуда знаешь? — Солнцев наклонился вперёд.

Миша перевёл взгляд на пустую бутылку.

— Есть информация от Насти. Они ведь теперь с Катей как-никак лучшие подружки.

— И что, Настя докладывает тебе про Катю? — Солнцев недоверчиво ухмыльнулся.

— Нет, конечно, — Корчагин расплылся в доброй улыбке. — Тут понимать надо суть вопроса.

— Какого вопроса?

— Семейного, — Миша даванул бровью, отчего выражение на его лице сделалось слащавым.

Андрей молчал, сжимая кулаки до белых костяшек.

— Короче, — Корчагин смахнул ладонью крошки со стола. — Настя спрашивала, можно Кате у нас пожить, если что. У Кати задержка была две недели, и она испугалась. А теперь всё в порядке.

— Охренеть, — Андрей ударил кулаком по столу. — Нет слов, — играя желваками, он метал искры из глаз. — Вся в мать. Такая же скрытная тварь.

— Да чё ты сразу взъелся? Ошиблась один раз, с кем не бывает. Пронесло ведь. Радуйся, что Вероника есть. Может, хоть научит её презервативами пользоваться.

Андрей улетел взглядом. Он сидел покачиваясь вперёд, напряжённо вглядываясь в преломление света в тёмном стекле бутылки. Катя действительно вела себя слишком осторожно в последнее время.

— Так что, ничего не говорить ей пока? — спросил он, поднимая растерянный взгляд.

— Вообще не говори. И потом, что ей теперь скажешь? Не делай так больше? Думаешь, она сразу трахаться перестанет? Это ж природа, Андрей. Против природы не попрёшь. Вот на себя посмотри. Когда ты в последний раз трахался?

Андрей сморщился, как от зубной боли.

— Во-о-т, — вытянул довольный Корчагин. — Оно и видно, что секса в твоей жизни не хватает. А где секс, там и любовь. Можно и наоборот, конечно. Но не нужно. Любовь приносит страдания. Так что я тебе советую оторваться с Вероникой по полной. Ей уже скучно с нами.

— Да, я заметил, — Андрей кивал, соглашаясь. Как бы он хотел рассказать Мише про Настю, получить отеческое благословение. Но разве можно такое спрашивать?

— А у Насти есть кто-нибудь? — спросил он, отводя глаза в сторону.

— Сейчас вроде нету, — Корчагин хитро прищурился, склоняя голову набок. — А ты с какой целью интересуешься?

— Да так просто, — Андрей расплылся в виноватой улыбке. — Если у Кати такие дела, то чего ожидать от Насти?

— А не надо от неё ничего ожидать, — Корчагин полировал Андрея наглым хищным взглядом. — Она девушка приличная, хоть и скрытная.

— И что же, Вероника, думаешь, на неё не повлияет?

— На Настю даже я повлиять не могу, — Корчагин самодовольно ухмыльнулся.

Андрей хмыкнул. Упрямая Настя, обидчивая, всегда была себе на уме. Попробуй с ней не согласиться.

— А я на Катьку, — сказал он, хмурясь. — Совсем я от жизни отстал.

— Так догоняй, — Корчагин улыбался. — Ща в Москве бахнет, до нас эхо докатится, как до жирафа насморк. Перестройка, Андрей, она в мозгах. Кто не перестроился, у того мозги сейчас плавиться начнут.

Солнцев кивал, улыбаясь. Ему было с кого брать пример. Корчагин Михаил вовремя подсуетился с кооперативом. Построил двухэтажный дом, кирпичный, квартиру новую. В планах Андрея было скооперироваться с Корчагиным, войти по возможности в долю. Родственные связи, хоть и отдалённые, подсказывали правильное решение по пути наименьшего сопротивления.

14

Утренний туман белой дымкой стелился по земле. Вдыхая прохладу луга, Корчагин не спеша спускался к озеру. Пыльные болотники заблестели от росы. Рюкзак за спиной, ведро и удочки в руках приятно покачивались при ходьбе.

«Посмотрим, как там сегодня рыбка ловится, — думал Михаил. — Рыбка-парикмахерша».

Он усмехнулся.

Сзади послышался быстро приближающийся шелест травы. Кто-то бежал за ним вприпрыжку.

— Михаил Анатольевич! Что же вы меня не разбудили? — услышал он заспанный голос.

— Вот те раз, — Михаил развернулся, с удивлением уставился на чудо в шортиках и лёгкой маечке.

Вероника собственной персоной, вся растрёпанная, неумытая, но светящаяся от радости, стояла перед ним, ухмылялась, будто застукала его с поличным.

— Ну идём, раз не шутишь, — пробормотал Миша, улыбаясь.

— А вы думали, я шучу? — она выхватила у него ведро.

— Думал, что ты соня, а ты жаворонок, оказывается.

Они медленно побрели к озеру.

— Да я вообще всю ночь могу не спать, — Вероника принялась подбивать коленом ведро.

Михаил усмехнулся. Заспанная девушка едва держалась на ногах, давала крен то влево, то вправо и неустанно зевала.

«Надо первым делом напоить её кофе», — решил он.

— А что вы будете сегодня ловить? — спросила она, когда они вышли к озеру.

— Ну что получится.

— Классно! Только, знаете, я плавать не умею, — Вероника с опаской посмотрела на Михаила.

— Там неглубоко.

— По шейку?

— Не, по яй... По пояс, короче.

Они засмеялись. Вероника была свой человек. Михаил невольно сравнивал её с женой, натянутое общение с которой постоянно оборачивалось скандалом. Жена бы точно не простила ему такой шутки. Обвинила бы в похабщине.

«Уж не влюбился ли я?» — думал он, смущённо улыбаясь, покусывая губы.

— А удочка у вас есть? — спросила Вероника.

— Найдём.

— А на что ловить будем?

— Научим.

— Понятно. Много вопросов задаю, да?

— Правильно делаешь, что задаёшь.

— Я, когда волнуюсь, начинаю всякую чушь нести. Вы меня останавливайте, пожалуйста.

— Хорошо.

Они опять рассмеялись от всей души, так им было хорошо вместе. Михаил отбросил хитрость и сдержанность. Ему хотелось любить Веронику открыто, не стесняясь в выражениях чувства.

— А ты волнуешься? — спросил он ласково.

— Очень волнуюсь. Вдруг мне что-нибудь большое попадётся.

Она флиртовала с ним, заигрывала, как котёнок. У Михаила никогда не было домашних животных, даже собаки. Не сложилось, да он и сам не видел в этом необходимости. Внезапно отеческие чувства проснулись в нём с новой силой. Когда родилась Настя, все заботы легли на жену. Молодой, Михаил не горел желанием помогать. Теперь, спустя двадцать лет, он испытывал странную страсть с оттенками мужской, отеческой и даже хозяйской любви. Как бы он хотел ухаживать за юной красоткой, выгуливать её, как породистую суку, которую надо развлекать, удовлетворять.

— Как я тогда большую рыбину вытяну, а? — напомнила о себе Вероника, дуя детские губки.

— Я тебе помогу.

— Нет-нет-нет! Я хочу сама. Вы мне, пожалуйста, не помогайте, а то всю рыбалку испоганите!

Она прыгала вокруг лодки, хмуря бровки, подбоченясь, хваталась то за ведро, то за снасти. Размахивала удочками и сачком так, что Михаилу то и дело приходилось уворачиваться.

— Ну хорошо, буду сидеть и не рыпаться, — он жестом пригласил красотку опереться на его руку и взойти на борт.

— Вот, правильно! Сидите и не рыпайтесь, — она прыснула со смеху, заскочила в дальний конец лодки и плюхнулась попкой на седушку.

Михаил, посмеиваясь, оттолкнул лодку от берега, прошёл пару метров в воде и, закинув по очереди ноги, занял место гребца.

Рассвет застал их на середине озера. Плавными гребками Корчагин медленно выруливал к камышам.

— Как здесь красиво! — воскликнула Вероника, радостно улыбаясь. Озираясь по сторонам, она ёрзала на месте, слегка раскачивая лодку.

— А то! — Михаил ухмылялся, рассматривая стройные загорелые ножки. Грудки Вероники под маечкой подрагивали, девушка была без бюстика.

— Вы когда-нибудь с женой на рыбалку ходили? — спросила Вероника, бросая на него плутовской взгляд.

— Она у меня по другой части.

— По какой?

— По лесозаготовочной, специалист высшего разряда.

Девушка заржала нежными девичьими переливами. У него тепло разлилось на душе от этого смеха. Как приятно шутить и не бояться осуждения, думал он.

— Вы всё шутите, — Вероника протирала глазки.

Они забрались глубоко в камыши. Вокруг сплошной стеной возвышались зелёные стебли, лишь сбоку виднелась небольшая лунка, куда предполагалось закидывать удочки. Михаил решил не спешить с рыбалкой. Достал термос, бутерброды с салом и вчерашними котлетами. Он всегда брал с собой много еды, поэтому Вероника, не стесняясь, принялась лопать всё и вразнобой. Она была голодная, как волчонок, насыщалась так же внезапно, как и набрасывалась на еду.

— А я вам нравлюсь? — спросила она, давясь бутербродом.

— В каком плане?

— Вот вы мне очень даже нравитесь. Я бы хотела иметь такого папочку, как вы. Жаль, что, у вас уже Настя есть, — вздохнула она, раздувая щёчки.

— Ну, Вероника, ты мне и так уже как родная, — Михаил одарил её виноватым взглядом.

— Правда?

— Конечно.

— Ну скажите ещё что-нибудь приятное.

Он рассмеялся, она гоготала от души, раскачивая лодку, вытирая руки о бёдра.

— Ай, вы всё шутите! — с обидой произнесла она. — А я, может, серьёзно хотела с вами поговорить.

Они закончили завтракать. Михаил размотал удочки, сделал первый заброс, установил удилища в рогулины.

— Научите меня ловить? — Вероника всё это время ёрзала на месте, на находя применения энергии, бьющей из неё ключом.

— Давай.

— Я к вам сяду? — она вопросительно посмотрела на него.

— Давай, — он кивнул, смущённо улыбаясь.

«Как это, она ко мне сядет? — думал он. — Тут и так вроде места нет».

Вероника опустилась на коленки и поползла к нему по дну лодки. Её шаловливый ротик приоткрылся, округлившиеся глазки метали озорные искорки. Не успел Миша понять, что к чему, как Вероника попой уселась у него между ног.

— Подвиньтесь-ка чуть-чуть, — пробормотала она. Её стройная спинка прижалась к его груди, длинные волосы заиграли на губах и щеках.

— О, я чувствую, рыбалка будет интересной, — он шире раздвинул ноги, отодвигаясь подальше.

Она захихикала, он расплылся в довольной улыбке.

— Вот смотри, — приступил он к обучению, — надеваем червя на крючок так, чтоб он не сбежал, — он пришлёпнул червя, проткнул его крючком.

— Ему же больно, — воскликнула Вероника, видя, как извивается червяк.

— Откуда ты знаешь? Может, он, когда умирает, испытывает единственный в жизни кайф, — Михаил полностью продел червя крючком, убедился, что деваться ему некуда.

— Поэтому так извивается?

— Ну да.

Вероника громко сопела. Близость её попы с пахом, сладкий запах волос, пота, тепло гибкого тела, извивающегося как тот червяк, возбуждали Михаила. Он старался не обращать внимания на эрекцию, медленно наполнявшую походные штаны, отодвигался дальше, но Вероника, ёрзая попой, будто искала твёрдость, притиралась к члену, и тогда Миша сдался, предоставив девушке возможность действовать самостоятельно.

— Я бы тоже хотела так умереть, — прошептала она.

Обернувшись, она встретилась глазами с Михаилам, замерла выжидательно. Облизнув пересохшие губки, захлопала ресничками, томно прикрыла веки, приоткрывая ротик.

— И я, — прошептал Миша.

Нежным поцелуем он накрыл её желание. Он не спешил. Отложив удочку на рогулину, обмыл руки в воде и вытер полотенцем. Всё это время их языки непрестанно совершали пляску то у неё, то у него во рту. Она была опытной в поцелуях, страстной в объятиях, и всё же стеснялась. Он стянул с неё маечку, присосался к разбухшим соскам, которые с припухлыми ореолами составляли почти полностью маленькие упругие холмики. Вновь неловкое сравнение с растянутыми грудями жены, её пористыми бубенцами пришло в голову Михаила. Малинки Вероники легко звенели на языке, а гибкая девочка извивалась в руках, поигрывая попкой под ладонями. Он попытался расстегнуть её шортики.

— Я сама, — шепнула она. — Ты же обещал не помогать.

Он усмехнулся, отводя руки в стороны. Она принялась расстёгивать его ширинку и долго возилась с бегунком и трусами, прежде чем извлечь наружу колбосой рвущийся член.

— Какой большой! Сом! — прошептала она восторженно, беря его двумя руками.

Михаил улыбался, освобождая место вокруг. Он стянул штаны с трусами насколько позволяли сапоги, встал коленями на дно лодки. Теперь его железный конь торчал из густых зарослей под углом сорок пять градусов к животу. Вероника маленькой птичкой щебетала над ним, прохаживаясь поцелуями, сопровождая ласки восторженными вздохами. Намотав волосы на кулак, Михаил силой притянул маленький ротик к жирной головке и насадил слегка. Этого было достаточно, чтобы Вероника начала сосать. Она чмокала как заведённая, помогая рукой. Сначала одной, потом двумя. Весь ствол даже близко не умещался в её ладонях. Михаил прохаживался ладонями по оголённой спине красотки. Он хотел трахнуть её, вогнать свой член в детское нерожавшее влагалище, очевидно тугое, обещавшее кучу незабываемых ощущений. Достав презерватив из кармана рюкзака, он аккуратно надорвал упаковку и извлёк резинку. Это была специальная модель ХХL для больших мальчиков. Найдя верхнюю часть с соской для спермы, он оторвал Веронику от члена и медленно раскатал латекс по стволу. Она помогала ему спустить резинку до основания.

— Ложись на спину, — шепнул он, кидая покрывало на дно лодки.

Вероника, испуганно отводя глаза, уселась попой на покрывало, принялась расстёгивать шортики. Её выбритая беленькая киска умилила Михаила. Он опустился головой меж стройных бёдер и мокрыми поцелуями прошёлся по месту причастия. Медленно, чтобы не напугать девочку, поднялся по животу к грудкам, достиг рта. Она лежала с закрытыми глазами, тяжело дыша, закинув ступни за края бортов, её тонкие ножки дрожали, раскрываясь перед Михаилом. Ему пришлось подняться ещё выше, чтобы найти её головкой члена. Личико Вероники фактически уткнулось ему в волосатую грудь, когда он воткнулся в губы влагалища. Железный ствол упёрся в пружинистую мембрану, не спешащую принимать необычный размер. Член потыкался, медленно раскрывая губки, растирая их мягкими продавливаниями. Медленно, очень медленно Миша входил в неё. Протискивался в тугое нерожавшее влагалище. Двигаться назад он пока не собирался, поэтому шёл только вперёд, продавливая путь до конца. Вероника под ним выгибалась в спине, задыхаясь от немого подчинения, будто рыбка, выброшенная на берег. Она обхватила бёдра и двумя руками растянула ягодицы, силясь принять Мишу до конца. Её усилия оказались полезными. Член проскользнул глубже и наконец застыл, уткнувшись то ли в матку, то ли в предел допустимого. Яйца опустились на приподнятые колобки ягодиц. Миша начал медленный путь наверх, и в этот раз ощутил лёгкое скольжение. Член скользил во влагалище, и этого было достаточно, чтобы Миша, опустившись на локти, окончательно расслабился. Он принялся не спеша долбить лёгкими толчками, глубоко и верно. Его первые шлепки вызвали массу эмоций у девочки, дрожащей под ним.

— Я сейчас умру от кайфа, — хрипела Вероника, захлёбываясь в слюне.

— Я хочу умереть с тобой, — шептал он, ускоряясь.

Он взглянул на раскрасневшееся личико под ним, искажённое возбуждением, похотью, и, набравшись смысла, кончил с глухим рёвом. Мерные шлепки воды о борта смешались с со шлепками двух склеенных тел в лодке. Водная гладь озера покрылась сферическими кругами.

Михаил завис над Вероникой, подпирая тело локтями и коленями. Постепенно приходил в себя, прохаживаясь ленивыми поцелуями по распаренному сонливому личику юной любовницы.

— Будешь моим папочкой? — шептала она.

— Буду, — он улыбнулся, целуя губки.

— Называй меня «доченька», — капризно сказала она.

— Хорошо, доченька, — он поцеловал её в щёчку, носик, лобик.

— Теперь ты мой папочка, — Вероника открыла глазки, улыбнулась широкой ласковой улыбкой, поцеловала его, присасываясь к нижней губе. Затем, выскользнув вперёд, села на носу лодки.

— Ложись, — приказала она. — Теперь ты снизу.

Михаил хмыкнул, перевернулся на спину. Его член с полным мешочком спермы у головки вяло упал на живот. В следующий момент Вероника запрыгнула сверху и, оседлав лицо, принялась ловкими пальцами стягивать презерватив. Он помог ей не разлить сперму, аккуратно связал конец в узелок. Её разгорячённая попа заёрзала по щекам, он не возражал, девочка вновь сосала член, в этот раз вылизывая остатки спермы, ныряя, насколько ей это позволял её маленький ротик.

— Папуля, так нравится? — спросила она, отвлекаясь на секунду.

Он согласно промычал, обхватывая худые ягодицы ладонями. Её розовый горячий бутон заиграл на языке, и куколка запрыгала ещё быстрее. Теперь он её жарил, глубоко нырял в истекающее соками влагалище.

— Рыбина! Вот я тебя и поймала! — охала Вероника, обхватывая член у самого основания.

Она сосала и гоняла ствол, пока тот вновь не налился железной эрекцией. Тогда Михаил нашёл новый презерватив и оформил дубль, затрахав стонущее чудо, скачущее на нём, как на лошади. Сферические круги вновь нарушали покой водной глади. Лёгкие шлёпки ладонью по заднице расслабили Веронику окончательно. В этот раз она действовала самостоятельно и проявила всю страсть кошечки, чтобы достигнуть оргазма. Её неосторожные стоны пришлось заткнуть сначала губами, а потом и членом.