Высшие и низшие миры. Часть 1

Пятница — явление чудесное. Пятый день недели — лучший день! Он сулит удовольствия для души, тела и разума. Я люблю его больше, чем собственный день рождения, потому как именно по пятницам я получаю зарплату и могу свободно путешествовать по неизведанным мирам радости и счастья вплоть до понедельника.

Сегодня на календаре как раз этот благословенный день, и я иду домой семимильными шагами, делая остановку в местном супермаркете. В нем я затариваюсь несколькими флаконами живительной влаги с запахом хмеля и лечу дальше до конечной — панельной девятиэтажки, где радостно прошли мои детство, отрочество и юность, а сейчас проходит и молодость.

Возношусь на лифте, словно ангел, на девятый этаж и спешу отворить «сим-сим», что крепко запирает вход в мое холостяцкое логово. Отворил, вошел в родные чертоги, затворил обратно, и бегу к холодильнику, дабы сунуть в его пустующие недра драгоценные флаконы.

Три пузыря убрал охлаждаться, а с четвертого сковырнул зубами пробку и надолго присосался к горлышку, поглощая то, что у нас зовется пивом. Отпил и крякнул: на вкус — говно, но я привычен; пивали и не такое. Достал сигарету, прикурил, затянулся горьким дымом и почувствовал умиротворение. Хорошо, все-таки, жить на свете белом! Особенно в пятницу. Благодать, вашу мать!..

— Ты кто таков? — вдруг слышу я позади себя довольно низкий, но все-таки женский голос.

От неожиданности подпрыгиваю до потолка, чуть не навалив в штаны, и юрко разворачиваюсь, впивая орлиный взор в объект, издающий угрожающий глас. На пороге моей кухни по-хозяйски подбоченившись стоит совершенно незнакомая мне мадам и с подозрением кидает на меня суровые взгляды. Что позабыла эта баба в моей хате — я без понятия, но даже не это удивляет в данный момент больше всего. Удивляет то обстоятельство, что баба совершенно голая, только на бедрах ее висит какая-то странная поясная сумка небольших объемов.

Сама мамзель выглядит неплохо. Крепкие ноги стройны, лобок покрыт густой черной порослью. Широкие бедра плавно переходят в узкую талию, а район солнечного сплетения украшают кубики пресса, каких нет и у меня, хоть я всю сознательную жизнь не понаслышке знаю, что такое физические нагрузки. Небольшая грудь задорно смотрит в стороны коричневыми ареолами сосков, и венчает все это великолепие мордаха без единого намека на косметику в обрамлении брюнетистых волос, едва достающих до широких для женщины плеч. Спортивная дама, ничего не скажешь... Ростом метра два, не меньше... Бегунья, что ли? На вид ей... да хрен знает, сколько ей на вид! От двадцати до бесконечности. Но, вроде, симпатичная...

— Ну! — вырывает меня из забытья очередной суровый окрик. — Чего уставился? Кто ты таков, спрашиваю? Ответствуй немедля!

— Э-э-э... — только и смог выдать я, еще не придя в себя от неожиданности.

— Чего мычишь? — не дает опомниться незваная гостья и топает мощной мускулистой ногой. — Язык проглотил, песья морда?

Закрываю глаза и трясу головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Может, на работе перегрелся? Бывает ведь... как-никак, а весь день под палящим солнышком ишачу, выполняя строительные функции. Но бабища не пропала, когда я снова открыл глаза. Все так же стоит и смотрит, недовольно сдвинув брови.

— Это ты кто такая? — наконец очухиваюсь я и остервенело жую зубами фильтр сигареты, торчащей изо рта.

— Я? — спрашивает баба, а в голосе ее слышится какая-то уничижительная усмешка.

— Да, ты! — окончательно прихожу в себя, сообразив, что какая-то пигалица неведомым мне образом пробралась в квартиру, воспользовавшись отсутствием хозяина. Совсем девки страх потеряли! Оборзели напрочь!

— Я — Пятница! — говорит голая баба, гордо вскинув подбородок.

— Какая, не фиг, пятница?! — ору я, выходя из себя. — Ты зачем залезла в мою хату, дура?! А ну вали отсюда, пока я тебе люлей не вломил!

— Ты? Мне? Ты себя-то видел, пес? — усмехается брюнетка. — Ну-ка, испробуй!

Вот те раз... Это я-то пес? Ну все, приплыли... Какая-то шлюха, тряся голыми лытками, обзывает меня последними словами прямо в моем собственном доме! Такое мракобесие я терпеть отказываюсь, поэтому ставлю недопитый пузырь на стол, закатываю рукава любимой толстовочки, выплевываю в раковину окурок и движусь к гостье с нехорошими намерениями, гневно играя бровями. Хочу схватить ее за руку, дабы вытащить наглую лахудру на лестничную клетку и спустить со ступенек пинком под зад, но непонятным образом получаю по морде с такой силой, что лечу белым лебедем в угол кухни, перевернув по пути два стула.

Таких ударов я не получал с безусой юности, когда меня призвал к ответу один мужик, оказавшийся кандидатом в мастера спорта по боксу. Вдарил он мне за то, что я, гонимый жаждой приключений, свинтил с капота его старого трехсотого «мерина» эмблему. Сдриснуть я не успел, а хозяин «мерина» оказался проворным малым — догнал меня и сокрушил. Получив в бубен и слетев с копыт, я слышал откуда-то сверху, как боксер без конца приговаривал, попинывая мою печень: «Ты пиздишь, а я пизжу! Ты пиздишь, а я пизжу!»

Но не в этом дело. Это так... лирическое отступление. Там хотя бы был боксер, а щас-то что произошло? Шо за нах, ваще?!

Сижу на жопе, привалившись спиной к холодной батарее, мотаю башкой и стригу ушами, приходя в сознание. Глядь, а эта курва уже рядом! Хватает меня за грудки, поднимает в воздух и трясет, как нассавшего мимо лотка котенка. Мне страшно — словами не передать! Откуда в ней столько силы-то?!

— Это так, значит, ты принимаешь посланников, вусрань фиолетовая?! — вопит она угрожающе, неся какую-то ахинею. Какие посланники? Че происходит-то?!

Вишу в воздухе растерянно и будто со стороны вижу свой позор. Отмудохали прямо в собственной квартире! И кто? Женщина! Позор на мою не седую голову! В поисках путей к спасению хотел было пнуть агрессора по яйцам, но вспомнил, что данный агрессор яиц не носит. Поняв это, я закручинился пуще прежнего, но пнул-таки наудачу туда, где у мужиков висят бубенчики, надеясь на чудо. Мало ли...

— Получи! — кричу я чуть не плача. — Получи, нехорошая женщина!

— Ах, ты, выползень!.. — захлебывается гневом тиран с сиськами. — Пришел тебе конец, сукин сын! Готовься к смерти, недостойный!

Двухметровая коза-дереза швыряет меня на пол, и не успеваю я что-либо предпринять, как получаю сверху удар по голове чем-то тяжелым, но тупым. Свет меркнет, и я благополучно отхожу в мир грез.

Сознание возвращается мучительно. Сначала голову опоясывает боль, затем я вижу свет, а следом возвращается память. Лежу мордой в пол и разглядываю трещинки на линолеуме. Их много. Они ползут и извиваются, превращаясь в немыслимые узоры. Когда трещинки, заковыристо поблуждав по полу, сложились в матерное слово из трех букв, мне стало обидно — сама квартира отправляет меня в эротическое путешествие, куда меня совсем не тянет. Однако, пораскинув остатками мозгов, я прихожу к выводу, что такого не бывает, чтобы трещинки-то двигались...

Моргнул несколько раз, трещинки пропали, и я успокоился. Попытался встать на ноги, но непослушное ватное тело повело в сторону, и я впечатался башкой в холодильник, после чего снова ушел в глухой нокаут на неопределенное время.

Очнувшись во второй раз, я почувствовал себя более свежим и даже смог принять положение «сидя», прижавшись спиной к духовому шкафу. За окном еще не стемнело, значит в отрубе провалялся недолго. Осмотрелся в поисках голой бабы, но не нашел ее. «Может мне вообще все это показалось?» — с надеждой подумал я, но затем услышал топот в соседней комнате. Мне стало страшно по-настоящему.

А вдруг эта дура — на самом деле дура? Сумасшедшая! Говорят, они сильные, что мама-не-горюй... Сбежала из дурки и схоронилась у меня до поры? Да не, сомнительно: девятый этаж все же... Как бы она сюда попала-то? Может, воровка? Или еще чего похуже... Тоже не катит — давно свалила бы. И почему она без портков? Что за сумка у нее на поясе? Про каких посланников она жужжит и почему называет себя пятницей? Или, может, это у меня кукушка улетела? Может я того... совсем плохой стал? Дурачок, быть может? Вопросов больше, чем ответов. Как говорится, ни хера не понял, но очень интересно...

Сижу, кряхчу, пытаясь встать, и мои поползновения не остаются незамеченными — на кухню вплывает моя новая знакомая. Все так же без ничего. Хоть бы прикрылась... Совсем совести нет. Встала, и смотрит на меня, прищурив один глаз. А еще жрет мою колбасу, которую я вчера купил для собственных нужд.

— Чего вылупилась? — спрашиваю бесстрашно, потому как мне уже все по барабану — мозги еле шевелятся, потревоженные встряской.

— Ответствуй: кто ты есть? — повелительным тоном вопрошает упыриха, перемалывая мощными челюстями колбаску за четыреста рублей. Сучка...

По ходу, если буду и дальше дурковать, то эта сволочь голожопая зашибет меня и не заметит — дури в ней больше, чем в Илье Муромце в лучшие годы. Посему я решаю поиграть по ее правилам: придется совершить тактическое отступление, чтобы в нужный момент атаковать оттуда, откуда враг ждать будет меньше всего.

— Я — Стас, — говорю примирительно. — Это моя квартира. Ты сейчас ворвалась в чужую собственность, ты это понимаешь?

— Плевать, — отмахивается женщина и садится напротив меня на стул. — Пятницу не интересуют проблемы низшей жизни. Пятницу интересует другое... Скажи-ка, ты мужчина?

— А то! — говорю с гордостью.

— И елдак имеется? — осведомляется гостья.

— Имеется! — киваю утвердительно, чувствуя себя полным идиотом.

— Яви-ка его, Пятница посмотрит... — снова щурит хитрый глаз бабища, отгрызая нехилый такой кусман колбасы.

Меня мучает всего один, но очень животрепещущий вопрос: что за дичь тут происходит? Она что, писюнов не видела никогда? Ну на фиг... Не буду доставать. Боюсь!

— Ну! — подгоняет меня странная женщина, развалившись на стуле и раздвинув ноги, между которыми, в черноте волос, виднеется продольная прореха.

— Слышь, идиотка... — говорю я устало. — Иди на хер из моей квартиры. Че ты тут забыла? Ты кто вообще?

— Говорю же: я — Пятница, — нисколько не обидевшись на «идиотку» поясняет голодранка.

— Это погоняло, что ли, твое? — спрашиваю, потирая затылок: шишка — как с куста. Большая.

— А что такое погоняло? — интересуется Пятница, почесывая титьку жирными от колбасы пальцами. Она больше не выглядит угрожающе. Успокоилась, видать, отведав халявной колбаски...

— Проехали, — соплю я, пытаясь встать на ноги. — Пятница так Пятница... Хрен с тобой.

— А ты, я смотрю, не понимаешь доброго отношения? — тихо спрашивает любительница халявы и снова чешет титьку.

— Это в каком смысле?

— А в таком: еще раз назовешь Пятницу обидным словом, она тебе твой елдак, ежели он есть, на щеки намотает. А коки оторвет. Опять же, если они есть. Пятница доступно поясняет?

— Доступно, — отвечаю, скрипя зубами, а про себя решаю: ладно, потерпим пока...

Поднимаю перевернутый стул, сажусь на него и бросаю опасливые взгляды на голую гостью. Та продолжает жевать колбасу и подмигивает правым глазом.

— Ну, — осведомляется она, — елдак показывать будешь?

— Зачем тебе? — чешу я осторожно шишку на голове, посматривая на оголенную женскую грудь.

— Давай-ка Пятница тебе объяснит кое-что, — молвит женщина, отправляя в рот остатки колбасы. Всю сожрала, гадина. — Как там твое имя? Таз?

— Не Таз, а Стас! — в очередной раз выхожу я из себя, не в силах терпеть издевательства. — Запомни раз и навсегда — Стас! Станислав! Ясно тебе?!

— Не важно, — машет рукой Пятница. — Раскрой слух и внемли, Таз...

Нет, все! Хватит! Натерпелся! Вскакиваю на ноги, невзирая на легкое головокружение, и угрожающе уперев кулаки в столешницу нависаю над дамой, всем видом показывая, что не намерен больше пресмыкаться.

— Послушай-ка, Пятница, или как там тебя еще! Ты, кочерга растрепанная, сейчас в моем доме! А в моем доме — мои правила! Или ты будешь относиться ко мне с уважением, или я...

— Не ори, — спокойно перебивает она меня. — Пятница не испытывает страха. Яви лучше елдак, Пятница будет смотреть.

— Елдак, значит, захотела? — пыхчу от негодования, будто паровоз. — Щас я тебе явлю елдак, закачаешься!

Подлетаю к любительнице елдаков и рву на себе отнюдь не тельняшку, а ремень, и вжикаю молнией на джинсах. Достаю свое мужское достоинство и потрясаю им перед непроницаемым лицом странной голой стервы. Она смотрит внимательно, но как-то недоверчиво.

— Это и есть елдак?

— Он самый! На! Пользуйся!

— Почему такой маленький? Это не елдак, это елдачок. Такой никуда не сгодится, — выносит вердикт Пятница и отворачивается в сторону, теряя ко мне всякий интерес. — Не зря у нас говорят, что низшие — никчемные создания. Пятница недовольна!

— Недовольна она... — бухчу я себе под нос и принимаюсь дергать детородный орган, дабы он воспрял ото сна и не посрамил хозяина.

Дергаю, дергаю, но что-то никак... Еще и эта сидит и смотрит, как на таракана... Башка болит, мысли путаются, посему ничего и не получается.

— Помогла бы хоть, что ли!.. — в отчаянии бормочу я, яростно теребонькая.

— В чем Пятница может помочь?

— Делай как я!

— У Пятницы нет елдака, чтобы так делать...

— Да с моим делай!.. Ну, то есть, возьми в руку его и надрачивай, надрачивай!

— Хорошо, Пятница попробует.

Хрен, перекочевавший из моих холодных ладоней в теплые ладони Пятницы, чувствует себя лучше. Он неумолимо наливается кровью и становится больше. Все-таки женские руки — это вам не фунт изюма! Даже если этими руками можно шпалы ворочать. Видимо, в нужный момент они могут быть нежными. Тем паче, что ладошки незваной гостьи покрыты жиром от беззастенчиво сожранной ею колбасы — это придает необходимое скольжение, добавляющее комфорта.

Пятница увлеченно работает рукой, изредка посматривая мне в глаза, а я возбуждаюсь все больше и больше. Сама ситуация идиотская, и чем все это может кончиться для меня — не знаю, но пока меня все устраивает.

— Ну вот, — хмыкает ведьма, — уже лучше! Но все равно Пятница недовольна: размер не впечатляет!

— Чтобы размер впечатлил, Пятница должна взять елдак в рот! — в запале говорю я. Эх-ма, гулять так гулять! Я вообще рисковый парень!

— В рот?

— Ага!

— Сомнительно как-то...

— Вот те крест!

— И насколько он станет больше?

— В длину может достичь полутора метров!

— Врешь!

— Пусть Пятница попробует и убедится сама!

— Пятница попробует!

Судя по всему, Пятница слов на ветер не бросает, потому как она тут же наклоняется пониже (рост-то у нее — ого-го, это я всего сто семьдесят сантимов), а ее губы обхватывают напряженный ствол. В общем, берет она член в рот, и принимается его мусолить. Мусолит неумело и постоянно царапает зубами.

Решаю взять быка за рога. Где наша не пропадала? Везде пропадала. А риск — дело благородное! Беру Пятницу за уши и уверенно фиксирую ее голову в нужном положении. Гостья молчит и причмокивает, из чего я делаю вывод, что мне дан карт-бланш на самостоятельные действия. Пока она не смекнула, что длины елдака в полтора метра она будет ждать до посинения, мне необходимо закончить начатое. Чем обернется коварный обман — я не знаю. Может и голову сложить придется за похоть свою несусветную, но обстоятельства явно сильнее меня. Поэтому — насрать!

«Эх, етить-колотить!» — кричу я мысленно и принимаюсь вульгарно сношать Пятничную голову. Ничего, потерпит... Схавала мою колбасу — отведает и сардельку!..