Когда Борис Петрович, решив, что пора действовать и повернулся к Наталье, та не спала.
Затаив дыхание, ждала что-то радикально необычное. Была уверена ЭТО произойдёт непременно. Не мог мужчина, лежащий за её спиной, банально уснуть. Для двадцатитрехлетней женщины, уверенной в своей привлекательности такое пренебрежение к её присутствию под боком, на расстоянии вытянутой руки, было бы оскорбительным.
В смысле девичьего самолюбия, разумеется...
Нет, не придумывайте что-то дурное. Грубое или хамское она, конечно, пресечёт. Но лёгкий знак внимания, что желанна, как женщина, был бы не лишним...
Как те невинные флирты, что Натали позволяла себе с друзьям Коленьки на офицерских вечеринках. Ах, как они будоражили её чуткое воображение!
Потом, в постели с Коленькой они любили обсудить тех, кто «облизывался» на роскошную жену замполита батальона, приглашал на танец, тайно поглаживал её спину, шептал любовные признания... Ни у кого из них не было жены с фигурой 90-60-90.
«Боже, как они смеялись над этими завистниками!»
И какой у них с мужем, после этого обсуждения, был замечательный секс! Даже представить приятно...
Вспоминая всё это, Наталья прислушивалась к ровному дыханию Бориса Петровича, и кляла безупречную фигуру старшего физрука:
«Для чего он над нею работает? Кому нужна эта мускулатура, если мужчина – бревно. Даже с богатым хозяйством в танковых трусах? Подумать только! Дрыхнет, словно перетрудился при установке лагеря! Даже не попытался слегка полопать... Хрен с этим. Но прижаться той штукой, что демонстрировал на пляже, к симпатичной попке, вроде бы случайно, во сне, мог бы запросто...»
Так рассуждала наша героиня, пока не почувствовала, что «накаркала».
Сначала мужская рука потрогала её чуткое бедро. Потом переместилось на попу. Осторожно, словно проверяя насколько крепка ткань, несколько раз надавила пальцем в область промежности.
Это был момент, когда можно было сделать первое «китайское предупреждение»: возмутится, потребовать прекратить безобразие, в конце концов - просто оттолкнуть наглую руку. Но «скромность» затаившейся лани, «уважение» к более старшему человеку, а, точнее говоря - желание узнать, что последует за этим пробуждением «бревна», никакой протестующей реакции со стороны «спящей» Натали не явило.
Завершив предварительные действия, рука Бориса Петровича вернулась на то с чего начинала - на бедро медсестрички. Погладила его с бОльшей уверенность, начала новые передвижения. Подцепила пальцами резинку трико. Проверил её на сопротивляемость. Отпустила. Снова приподняла. Потянула в сторону колен.
Сосед проверял – насколько реальны пути к женскому животику, прикрытому лёгкой футболкой...
Натали ждала нечто подобное, но не настолько откровенного. Даже если бы она, на самом деле, спала, то от таких неосторожных движений за спиной могла, пожалуй, и проснуться. Потому, несколько тушевалась, не зная, как реагировать.
Втянув и без того плоский живот, она терпела на нём перемещение чужих пальцев, а следом - и всей мужланской ладони, которая стала ёрзать в разные стороны, изучая достигнутое пространство!
Какая жуткая разница была между робким заигрыванием молоденького офицера, гладившего её спину во время вальса, и ЭТИМ рысканье в поисках добычи!
И это давало повод паниковать.
Натали лихорадочно искала компромиссное решение. Вспомнился совет одной городской подруги: «Когда приходилось выбирать между разумом и сердцем, я поступаю примерно так: делай, что нужно делать и будь, что будет.»
Жена замполита батальона решила ждать это самое - «что будет».
И в этом была её фатальная ошибка.
...
«Лиха беда – начало!» - выдохнула в горячей голове Большакова его самая осторожная ипостась по имени Петрович.
«Рубеж из резинок преодолён без помех!» – ликовала ипостась под именем Борик.
Третья ипостась помалкивала. Такая мелочь, как край маечки или оттянутый поясок спортивных штанов её не интересовала. Третьей ипостаси нужен был контакт с главным. С девичьей пиздой! И, как она считала, процесс «освоения территории» к пилотке проходил успешно. Так к чему излишняя суетливость? Ладно старина Петрович. Этого можно понять. Любит свежачёк. Но недоразвитый Борик в своём репертуаре бывает несносным...»
С минуту ладонь физрука поглаживала Наташин живот, пробуждая в нём подрагивания кожного покрытия... Затем, «изучив» ямочку пупка, собрала в гармошку край футболки и двинулась в сторону груди, на что капитанша слегка дёрнулась:
«Это уж слишком!»
Груди у Наташеньки были «зоной особого внимания». Так их окрестил её капитан.
Стоило надеть вечернее платье с откровенным декольте или летний сарафан с большим вырезом, «зона» становилась местом притяжения мужских взглядов.
Когда она поделилась этим «открытием» с мужем, Коленька совершенно постным тоном переспросил: - В самом деле? Потом, отложив журнал «Советский воин» в которой зубрил, выделенные для предстоящего выступления перед коммунистами батальона, абзацы передовицы, разъяснил по-солдафонски прямолинейно:
— С такими титьками тебя трудно не заметить. Продолжай впечатлять, коль наделила природа. Тебе ведь это нравится? Но лапать не давай! Они у тебя такие чуткие... Ещё гульнёшь... - и расхохотался, довольный «удачным» замечанием.
На самом деле любование её высоким бюстом, для восприимчивой девушки, взрослевшей на романтических романах: Жаклин Сьюзанн, Джеки Коллинз, Колин Маккалоу, рождало самые волнительные фантазии.
Книгу австралийской писательницы «Поющие в терновнике» юная Наташенька перечитала дважды. А уже, будучи замужем за Коленькой, некто робкий лейтенант, несомненно влюблённый (из наблюдений самой Натали), в жену замполита, в момент вальсировария, шепнул в чуткое к лести ушко партнёрши, что та схожа со Скарлетт из романа Маргарет Митчелл «Унесённые ветром». Пришлось немедленно прочитать и эту книгу.
— Если бы ты мог представить, что я чувствую читая про страстную любовь... - сказала однажды Наталья своему отважному «Эшли Уилксу» (Коленьке).
— Да уж представление не для слабонервных, - смеясь ответил наполненный коньяком «Эшли», забрал книгу и начал крутить пальцами «солдатиков» её ареола. – Ишь, как рады, что про них вспомнили... Ну ка, марш в постельку. Буду их приучать к строевой...
В тот вечер они чертовски здорово покувыркались!
Теперь к этой «зоне особого внимания» пробиралась рука (мыслимое ли дело!), постороннего мужчины!
Вот когда наша «Скарлетт» точно возмутится!
...
Но, нет. Рука «передумала». Каким-то, быстрым скользящим движением по животу, устремилась вниз - под трусики и замерла на границе кустика бугорка Винеры!
У трепетной лани перехватило дыхание. Она судорожно сглотнула. Тем самым выдавая что не спит.
«Претворяется!» – утвердился Борис Петрович, которому не хотелось иметь дело с крепко спящей женщиной.
А вот, ПРИТВОРЯЮЩАЯСЯ спящей, его устраивала.
В его нерушимом «Кодексе совращения» (назовём его так), изменяющая жена ДОЛЖНА осознавать, ЧТО происходит, от начала совращения, до заключительного финала с вливанием в разъёбанную матку блядской спермы. Тогда изменщицу можно воспринимать, как состоявшуюся шалаву.
Первое «не надо» сорвалось из стиснутых губ «спящей» в момент касания указательного пальца докучателя верхнего края половой щели, её чуткой горошины.
— Тише, тише... Не будем тревожить соседку...
Что должна была ответить на это жена офицера? Как минимум - вторым «китайским предупреждением».
Но поскольку первого предупреждения не было, приходилось переходить к третьему. Окончательному!
Возмущение в Наталье клокотало:
«Как он смеет домогаться её - жены капитана, без пяти минут майора!»
Натали попыталась выдернуть из трусов беззастенчивую лапу.
Куда там! Лапище была, точно стальная. Но тёплая. А оба пальца -«Ах!» уже нырнули в глубь бутона...
Будем точны, оправдывая беззащитную девушку. Она ХОТЕЛА развернуться, оттолкнуть. Даже приподняла для этого голову.
Только вышло хуже некуда. Та рука, что была под головой, получив свободу, стала откровенно стягивать с поясницы и бёдер штаны, а вместе с ними - и трусики, оголяя округлость нежной попки.
«Да что же это такое?! Матерь вашу! Её ещё и раздевают!»
Рукой, что не была прижата к матрацу попыталась искать за спиной, резинку стянутых штанишек, вернуть их на прежнее место, но тут же получила в ладонь, то что желало её, как женщину - толстое и горячее.
«Боже, он намерен меня трахнуть!» - пронеслось паническое в хорошенькой головке. Оттолкнула прочь. Но пальцы физрука перехватили ручонку, прижали ладошкой к нацеленному в Наташку монстру.
— Ты только ацени, какой красавец... - то ли шутя, то ли специально, с грузинским акцентом произнес восходитель Кавказских гор.
И следом – на прежнем, ленинградском про соседку:
— Да, она уже спит... Мы помаленьку... По чуть-чуть...
Дальше отталкиваться не получилось. Что есть силы сдавить, сделать монстру побольнее, тоже не вышло. Слишком крепок приставленный к писе хуяра.
Не сравнить с Коленькиным... И дрочить перед ЭТИМ делом не надо... Уперся в самое, где уже было мокро...
«О ужас! Так просто быть изнасилованной...»
— Нет, нет, нее-е... Ооооооох...
Закусивши губку двинулась тазом прочь. Куда там! Размеры тесной палатки в сторону брезентовой стенки вычерпаны бедолагой до миллиметра!
А монстр раздвигает бутон вульвы... Заглянул в вагину...
У бедняжки аж дыхание перехватило. ТАКОГО крупного «гостя» она в себе ещё не имела. Николашкин «огурчик» по сравнению с этот ялдой был ничем...
«Ой-ё-ёй! Да он разорвёт... И не закричишь. Зойка рядом... Если проснётся, разболтает, что тут творилось... Узнает народ, узнает Коленька... Стыд то какой! Надо терпеть. Может не услышит...»
Это, мгновенно придуманное, было спасательным кругом утопающей. Что-то подсказывало:
«Ничего у него не получится. Толкнёт пару раз и не войдет... Слишком узко для него...»
Но тот, кто делал с ней ТАКОЕ, знал толк в происходящем. Проявил сдержанную настойчивость. Двигался короткими, проникающими толчками. Не делая пауз, не отдыхая, терпел влажное пребывание в горячей теснине. Проникал всё глубже и глубже...
...
Будем, друзья, объективны – не в силах противостоять сексуальному домогательству старшего физрука, жена будущего майора покорно расслаблялась.
И ялда узурпатора упёрлась в матку!
Всё сразу изменилось. Куда-то поплыло. И Коленька, и Зойка, и сама Наташенька. Вообще - ВСЁ! В голове «Скарлетт» вспыхнул фейерверк первого оргазма. Тихо ахнув, растворилась в нахлынувшем восторге. Выгнулась в судорожной конвульсии. Двинула упругой попкой в это разноцветие...
«Урраааа! - восторженно атаковал Наташкину вульву, счастливый Борик.
«Состоялось!» - сдержанно управлял «малышом» многоопытный Я.
Умный Петрович голосом Левитана «пошутил»: «Старт очередной бляди состоялся! Полёт в сексуальном пространстве походит нормально. Поздравляю, вас товарищи! Ура!»
С этим победным кличем - извергался в Наташку и сам Большаков.
...
Оба партнёра находились в кайфовом состоянии, когда услышали завывание, ринувшейся из палатки в поварихи.
— Вот и славно! - сказал после короткой паузы Наташкин ёбарь, и принялся снимать на ощупь с податливого тела медсестры всё, что ещё было на ней. Попутно поглаживая и изучая - что же, в конечном итоге, он получил в своё распоряжение?
«Давно у нас не было такого шикарного траходрома, как эта медицинская палатка с тремя матрацами!» - «гулял» по шикарной груди запрокинутой суки довольный Я.
«Продолжим начатое, шеф?» - ощупывал шелковистые кустики мокрой полотки Борик.
Петрович был не против. Он обожал именно ТАКИЕ, плотненькие ляжки, что были у медсестрички. Да и бёдра, переходящие в ягодицы были хороши!
Но если ипостаси только размышляли да получали свою долю удовольствий, то действовать «вживую» приходилось самому Большакову.
Устраивая ночную подругу для следующего «массажа» «малышом», Борис Петрович уложил «Скарлетт» поудобнее – на спину. Поднял её ноги вверх, уложил их на свои плечи. И дожал эту упругую «конструкцию» своей мощной грудью.
В таком положении, прижатая сверху баба совершенно беспомощна. Её бёдра максимально развёрнуты в сторону инструмента оплодотворения. Две, доступные для ебли прелести: расползающая в «улыбке» пизда и скукоженное от страха очко, оказывались рядышком. Тонкая перегородка, разделяющая эти «пещерки» лишь подчёркивала их доступность. А руки ебущего, что очень важно, оставались свободными, имели возможность распоряжаться титьками ебущейся бляди, как им заблагорассудиться.
Это была любимая для Бориса Петровича поза раскоряченной суки, которую он назвал «офицерской». Он освоил её в Армии, когда, будучи рядовым мотострелкового полка делал из офицерских жён потрясающих давалок.
Из жены командира роты Елены Павловны Калининой – интеллигентной, начитанной голубоглазки... Первый раз взяла в рот между стеллажей гарнизонной библиотеки и так забавно давилась малафьёй...
Из супруги полковника Полякова - Нины Георгиевны Бестужевой. Эта прима-балерина столичного театра сама пришла в спортзал и отдалась на матах во всех позах, какие только придумал для неё счастливый солдатик...
А жену полкового казначея старшего лейтенанта Козленко так похожую на Мэрилин Монро. Разве забудешь? Еблась с протрясающим темпераментом! Как же её звали? Света – «семицветик», всем хуям приветик!
Все эти и прочие воспоминания роились в патлатой башке старшего физрука, когда он в полной темноте готовил жену будущего майора в искомую позы послушной давалки.
(Ну да хватит этих мемуарных отступлений, когда «малыш» подрагивает от нетерпенья, а крепкие яйца изнывают от переизбытка накопившейся малафьи!)
– Теперь ты у меня получишь по полной программе! – произнёс «коллективный» приговор (не забыл про ипостасей!), Борис Петрович и, наваливаясь тренированным прессом на раскоряченные ляжки с задранной попой, сунул «малыша» по тёмному в одну из дыр поклонницы американской (или английской?) писательницы Маргарет Митчелл.
— Поехали!
...
Удивительное дело - бывалый стрелок промахнулся!
Войдя глубоко и плотно, он, вдруг подумал, что «не туда попал». Проверил пальцами где гуляет, довольный бабьим подарком «малыш», и обнаружил вертикальную «улыбку» выше проникновения. Булава, без каких-либо проблем, двигалась в заднице офицерши!
— Так мы здесь уже давно не целка! – воскликнул немного шокированный блядун. – Давно практикуешь анал?
— Дааа, - выдавила из себя сложенная пополам Натали. – Муж любит... Туда...
— И часто?
— Угу...
— Стало быть, проблем не будет, - успокоился готовый к затруднениям Большаков. Всё-таки таранить молодую жопу без подсобных средств дело не шуточное. В аптечку медсестры, нашёлся бы и вазелин, и что-нибудь заменяющее, но заниматься поисками в палатке, даже с помощью фонарика, морока ещё та!
«Намучались бы...» - пояснял Борис Петрович, не привыкшим к таким фиаско ипостасям.
«Оно конечно так, - соглашались ипостаси, но всё же...»
«Верно, в медучилище давала... «МЕД» и «ПЕД» – известный рассадник таких забав, особенно перед замужеством», - пояснил знаток хитрожопых супружниц «благородный» Я.
«Всё окей, мои братаны! – успокоил «народе» Борис Петрович. - Сейчас узнаем подробности такой «подставы»».
Погнав «малыша» весёлым аллюром. Борис стал расспрашивать покряхкивающую капитаншу:
— В жопу давала в училище?
— До свадьбы... Коля очень просил... - шмыгая носом пояснила падшая «Скарлетт» – И потом тоже...
— А другим?
— Неаааа...
— Как на духу? Точно?
— Дааааа...
– Нравиться трахаться в очко?
— С тобой не очень...
— Что так?
— У тебя большой... Немного больно...
— Потерпи. Сейчас попустит...
Наталья и сама знал, что неудобства временные и совершенно исчезнут, когда к естественным выделениям прямой кишки добавиться «смазка» из мужицкой мошонки. Потому стала помогать, поцарапывать маникюрными ноготками, тугую мошонку физрука.
Но «клиент» разочаровал. Покинул неудовлетворённую попку и занялся «улыбчивой» пилоткой.
Фаллос ёбаря с разгону запёрся в тесную вульву, стал долбил её под разным углом. От чего заставил «обиженную» Наталью стонать и отдаваться уже знакомым размерам спортивного хуя с новой энтузиазмом.
Такая откровенная измена, отбывшему на войсковые учения Коленьки происходила с Натали впервые. И похоже, легко повториться. Например, с тем робким лейтенантом, что оглаживал ее «ниже талии»:
«Не буду мучить бедного мальчишку. Дам, когда встретимся...» - гуляло ветреными сквозняками в милой головке...
В агонии экстаза, теряя контроль не только в голове, но и в разомлевшем теле, дитяти приличной семьи, выпускница медицинского факультета, начала постигать «научные термины» Большаковский «школы».
Даже те слова, что выпускница училища многократно слышала от сверстников и коллег, теперь, в момент бешенного совокупления, воспринимались ею не грубо, а грязно-возбуждающе. Она повторяла их в нервном потрясении. Признавалась, что, как есть – шлюха. Что ей нравиться быть на чужом хуе. Что готова стать подстилкой для сослуживцев мужа. Быть блядью с кем угодно, и где угодно: в заплёванном подъезде, в кабинке вокзального туалета, на последнем ряду кинотеатра... Везде, где найдётся желающий отыметь её «как следует» или без подготовки, спустив вонючую сперму в покорный ротик мимоходом, «на вскидку».
Соглашалась со всем, что от неё требовал «учитель», «Скарлетт» желала лишь бесконечного оргазма, сотрясений грешного тела снова и снова...
...
Удовлетворённый герой лёжа на спине слушал в пол-уха прижавшуюся к его груди медсестру со слёзными заверениями, что она «никогда, никогда, ни с кем, кроме мужа, ничего такого не делала». При этом девица, очень обходительно, подрачивала ещё торчащую булаву «малыша», щекотала указательным пальчиком одноглазую клубничку.
Слушая её дребедень, Большаков размышлял о том, что, где-то вне палатки, есть ещё одна аппетитная писька. Которую следует отыскать.
Все три ипостаси были «за», но беспокоились, что без известного нам тонизирующего порошка, шеф может оконфузится. За короткий час он влил в капитаншу две порции малафьи. Вроде бы нормально. Но Наташка сосала не «кушая». А минет без проглота для Большакова, не минет. Очень хотелось сполоснуть содержимым яиц глотку этой славной давалке.
Петрович настоятельно «советовал»:
«Береги силы на повариху... Днём, коль будет охота, наберёшься сил, накормишь обеих».
— Ладно, - сказал Большаков, отодвигая с груди голову, жалующуюся Натальи, которая неохотно отпустила торчащую в кулачке игрушку, – стал шарить руками, искать откинутые в разные углы палатки свои шаровары и футболку.
Наружи, вне палатки угадывался зуммер комарья. Борис Петрович терпеть не мог этих кровососов! То ли дело в горах – ни тебе надоедливых мух, ни этих сволочных насекомых! Вот где вольно дышится и хорошо ебётся!
«Да, пора тебе, Боря, поближе к Эльбрусу. Пора...»
Наталья продолжала, шмыгая носом, говорить, что теперь Зойка растрезвонит на весь лагерь, чем «мы тут занимались».
— Не растрезвонит, - сказал Борис натягивая верхнюю одежду. – Будет помалкивать, будто это не тебя, а её на хую вертели. Однажды я уже проделывал такое с одной библиотекаршей и её подругой балериной. Отлично всё получилось
— Правда? А как?
— Проще простого. После библиотекарши выебал и балерину.
Медработник тихо охнула.
Пошарил в поисках фонарика. Нашёл. Не свой. Наверное, Зойкин.
«Вот дура. В темноте без света ушла. Точно на что-то напорется...»
— Ладно, ты тут приводи себя в порядок. Поспи. А я найду Зойку и сделаю из неё такую же шлюху, какой теперь стала ты. Не возражаешь?
Французский поцелуй с шаловливым язычком в глубину рта был Борису Петровичу знаком рыцарского благословления.