Прозревший Эдип (3 часть: Шок-цветочки)

Валентина Михайловна встала с кресла и начала подходить к окнам, задергивая шторы.

– Зачем это? – удивился я.

– Ну… мы же сейчас хотим кое – чем заняться… – игриво ответила она.

– Ну и что? Ты же раньше этого не делала…

– А сейчас я так хочу.

Валентина Михайловна подошла ко второму окну, задёрнула штору, а я, подойдя к ней сзади, слегка прижался к её спине и снизу подложил свои ладони под её большие груди. Она остановилась, а я, опустив руки ниже, стал развязывать поясок её халата. Валентина Михайловна повернулась ко мне лицом, полы халата разошлись. Я раздвинул их шире и, согнув ноги в коленях и чуть присев, обеими ладонями обхватил её правую грудь и вобрал губами сосок. Несколько секунд я самозабвенно посасывал его под её тихие стоны. Когда я оторвался, мокрый от моей слюны сосок торчал упруго, как обрезок резины. Я коснулся пальцами русых кудряшек внизу её живота, и стал торопливо раздеваться – моему члену было уже больно оставаться стиснутым тканью джинсов и трусов. Спустив брюки с трусами до колен, я развернулся и неловко заковылял к постели. Валентина Михайловна двинулась за мной и прижалась ко мне голым телом. Вздыхая, она мешала мне раздеваться дальше, обняв сзади, крепко взяв в ладонь мой член и массируя его. Наконец, мне удалось освободиться от одежды, и мы оба остались совершенно голыми около дивана, в розовом из – за цвета штор полумраке комнаты. Возбуждённо закатывая глаза, она тихонько поскуливала и гладила меня ладонями по плечам.

– Садись… – сглотнув от волнения, прошептал я, легонько толкнув её. Она села на смятую простыню с бледно – голубыми мелкими цветочками и слегка откинулась назад, опираясь на руки. Ноги её были раздвинуты. Я встал голыми коленками на ворс ковра и, выпятив живот вперёд, рукой направил липкую от смазки головку члена к её бледно – розовым, криво раздвинувшимся от сидячей позы губкам, видневшимся в волосах. Войдя, я начал неторопливо двигаться. Диван тихонько поскрипывал. Она, закрыв глаза, тяжело дышала. Я смотрел на её огромные сиськи, и иногда прикасался к ним, потискивая их и прислушиваясь, как в ответ усиливается эрекция и мой корешок аж выгибается, круче поддевая её скользкую, словно намасленную, щель. Внезапно она открыла глаза, внимательно посмотрела на меня, на мой полуоткрытый рот, и улыбнулась.

– Что? – остановился я. Валентина покачала головой, и закрыла глаза. Затем вновь их открыла:

– Денис, cлушай…

– Да? – мой голос прозвучал чуть сдавленно – я начал двигаться быстрее.

– Мы с тобой вот говорили тогда…про то, как мама и сын…

У меня перехватило дыхание, и я притормозил:

– И что?

– А ты бы хотел на самом деле? Со своей мамой?

– Хы – гы – гы!.. – издал я деланный смешок. Ладони у меня стали холодными, сердце застучало активнее, в голове зазвенело от возбуждения от её слов.

– Вот если бы она сейчас была на моем месте? Сидела бы вот так же, голая, как я, а ты бы ей… – чересчур благовоспитанная, она лишь мотнула головой, не подобрав подходящего глагола.

– Ну… это было бы интересно… – произнёс я, ломая голову – к чему это она вдруг завела этот разговор?

– Интересно? А как бы ты себя вел с ней? Как со мной? Или как – нибудь по – другому?

Я устал стоять перед ней на коленях, вынул мокрый блестящий член, и сказал

:

– Давай ляжем…

Валентина легла на спину, разведя ноги и одну из них согнув в колене. Я влез на скрипнувший диван, положил ладонь на её гладкое колено и, упершись другой рукой около подушки, вновь ткнулся во влажный мох.

– О – о, как он у тебя стоит! Это от разговоров про маму? – снисходительно усмехнулась она.

Я не знал, что мне ей ответить. Подтвердить, что её слова меня безумно завели я опасался, потому что не знал, поддержит ли она этот разговор и дальше, или, если я разоткровенничаюсь, возмутится и обломает мне весь кайф. Но она сегодня, похоже, действительно проявляла интерес к этой теме:

– А ты бы смог с ней? Ну правда, не стесняйся, скажи, я хочу знать – ты смог бы с ней? – интонация Валентины стала мягкой и доверительной. – Ведь все – таки мать, тебе бы, наверное, неудобно было при ней трусы снять и своё хозяйство показать? Ты же взрослый парень, двадцать пять лет…

– Если бы ей не было неудобно – с чего мне – то было бы неудобно? – геройски заявил я, продолжая двигать одеревеневшим членом.

– Представь, что ты свою маму… любишь… представь, что я твоя мама… сы – ыночка мой хороший! – вытянув губы трубочкой, шутливо протянула она, погладив меня рукой по щеке. Я хохотнул и, поддерживая игру, плаксивым тоном попросил:

– Мама, дай мне титю…

– Возьми, возьми мамину титю, сыночка… – всё таким же, сюсюкающим тоном ответила она и, придерживая обеими ладонями, приподняла левую грудь. Я склонился и проглотил сосок.

– Ах – х… вот так, вот так, мой хороший… – прошептала она.

– Давай сзади… – тоже шёпотом предложил я. Она безропотно повернулась на бок; покачивая грудями и немного покорячившись, она устроилась раком. Из огромного зада её шаловливо топорщились волоски, густо обрамлявшие пизду.

Повернув ко мне голову, она спросила:

– Красивая у тебя мама?

– Да – а! Такая жопа… – я шлёпнул по ней ладонью. Вставив член, я взялся за пышные бедра и снова стал всовывать, прижимаясь к ягодицам тесно, чтоб полнее насладиться теплом её тела. За окном отдаленно раздавались звуки города – бибиканье машин, скрип тормозов, иногда чей – то голос. А в нашей комнате царила тишина, в которой было слышно только наше прерывистое дыхание и поскрипывание дивана…

ЗВЯК!..

Я аж вздрогнул! Остановившись, я спросил:

– Что это?

Звук, который мы услышали, донёсся из прихожей. Валентина помолчала, а потом сказала:

– Не знаю. Упало, наверное, что – то.

Я продолжил движения. Из прихожей снова послышались звуки, как будто кто – то шаркал ногами. Первый раз я готов был поверить, что там правда что – то упало. Но сейчас совершенно точно было слышно, что там кто – то есть.

– Оля, заходи! – спокойно и громко сказала Валентина, чуть выпрямившись на руках и повернув голову в сторону прихожей. Я не успел испугаться или возмутиться и задать вопрос: что это за Оля, как она здесь оказалась и почему ей можно запросто входить в комнату в то время, когда там вовсю сношаются?! Из прихожей послышался шорох, оттуда шагнули, и в дверном проёме возникла фигура… моей матери! Она была будто только с улицы, в шубе и норковой шапке.

Представляете мои чувства в ту минуту?!

Однако это были, как говорится, ещё "цветочки". "Ягодки" ждали впереди...

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)