Прощай, охламон! (эроповесть) 10 часть

Часть 10

Шампунь «Лошадиная сила» волосы растут быстро и красиво

* * *

– Тебя, Лена, общение со мной интересует только в смысле тиснуть? – не глядя в глаза девушки спросил Павел.

– А в другом смысле, это как? Постель, ЗАГС, ребёнок? Мне ещё год учёбы, Пашенька, квартиры у нас нет, ни со своей тётей, ни с твоей бабулей я жить не хочу, да и в Омске у меня мама. И что, ты мне предлагаешь, очертя голову бросится в этот водоворот проблем? Это, мой милый, только напрочь, потеряв голову от счастья, ради того, чтобы всегда быть вместе. Так к этому я могла бы прийти, но не на второй день знакомства...

– И не со мной. Ведь сразу столько проблем... – продолжил Павел.

Зато, Айгулька, сразу предложила себя в качестве жены, – вспомнил Павел её слова, как присказку: «Было бы желание, от тебя всё зависит, Павлик... Я хоть сейчас готова стать тебе женой...»

– Есть, Павлик, ещё одна проблема, самая важная для любой женщины.

Павел пожав плечами в недоумение смотрел на Лену, уже догадываясь о чём она сейчас скажет.

– Оставим это до более подходящего времени, – не закончив начатую фразу, предложила Лена, – так я тебя сегодня к шести часам буду ждать. Ничего покупать не надо. Тётя обещала оставить деньги, – Лена, чуть шевельнув губами в виде поцелуя, протянула документы Павлу, произнеся дежурную фразу:

– До свидания, Стожков, не забывайте нас, будем рады видеть Вас – завершив фразу милой, доброжелательной улыбкой.

– Типун вам на язычок, милая барышня! – Бросив в пакет бумаги, Пашка направился домой. Надо с бабулькой решить вопрос с моим временным переездом к Лене.

Дома, уже в прихожей, «в воздухе запахло грозой». Наталию Лукиничну Павел нашёл в её комнате, сидящей в кресле с книгой в руках. Встречать внука она не вышла и сурово взглянув на него поверх очков, холодно спросила:

– Есть будешь?

– В больнице перехватил, бабуль, – сдержано отказался Пашка, пытаясь угадать причину холодности старушки. Не приведи Бог, если она встречалась с Айгулькой и та ей пожаловалась на него.

– Чего глазёнками лупаешь на бабушку? Опять к своей зазнобе собрался?

– Поживу у ней пока, приглядеться хочу.

– И сколько ты к ней приглядываться будешь, пока в ЗАГС не потащит?

– Недельки две, три. Как пойдёт...

– Я, Павлик, внуков со стороны не нянчу.

– Ну ты уж и загнула, каких ещё внуков, я всегда контролирую процесс...

– Уж молчал бы, контролёр! Я, Паша, вот что тебе скажу. Раз ты надумал жить врозь со мной, а со своей новой пассией, то препятствовать тебе не стану. Ты человек взрослый, тебе и решать. Но хочу тебя упредить, что и мне одной без присмотра и помощи нельзя оставаться. С тоски и одиночества помру. А тебя я неволить не стану. Есть у меня на этот счёт нужное решение. Позову я к себе жить Айгулю, уж очень она мне твою маму напоминает. Жильё она с подружками снимает, а ей свою судьбу устраивать пора. Поживёт со мной, может встретит путного мужчину, ребёнка родит, всё мне радость за неё будет. Пора ей уж о себе подумать, с тобой у неё всё одно не вышло. Переживает девочка, но со временем, забудет свою беду, тем более, ты уходишь и от меня, и от неё. Надумаешь вернуться, твоя комната для тебя всегда свободна.

– Мне что же и навестить тебя нельзя будет?

– Можешь навестить, когда Гуленьки не будет дома. Позвони, телефон знаешь, а девочке сердце понапрасну рвать незачем. Она мне за дочку теперь, раз на тебе обожглась, другого не допущу. Ты уж вещички сразу забери, чтобы не ходить каждый раз.

Наталия Лукинична вздохнула и, отложив очки на стол, закрыла книгу.

– Ступай на кухню, сам похозяйничай, не буду я у тебя над душой стоять. Когда ещё бабушкиных щей поешь... Не кочевряжься передо мной. Больно мне за тебя, чего-то я в тебя, охламона, не вложила. Папка твой тоже с дурцой был, одна только Надюша смогла его в разум привести, а уж как бросил дурковать, так лучше своей Надюхи для него не было никого. Иди, мне ещё с Гулей говорить по телефону. Коли уговорю, незачем ей тебя здесь видеть.

Не желая обижать бабушку, Пашка ушёл на кухню. Кастрюля, завёрнутая в газету и старенький, шерстяной бабкин платок, стояла на кухонном столе. Пашка с осторожностью развернул шерстяной кокон и открыв газету, снял крышку с кастрюли. Пьянящий аромат горячих щей разлился по кухне. Ждала Наталия Лукинична своего внука, хоть и сердилась, а сварила его любимые щи, укутав их своим стареньким платком, чтобы не простыли до его прихода. Пашка взял ещё тёплый платок и пошёл с ним к бабушке.

– Бабусь, повяжешь платок на поясницу? – Спросил внук.

– Верни платок назад, неслух, мне ещё Гулю кормить. Не греть же всю кастрюлю на плите заново. Хлеб я купила, сметана в холодильнике, – и помолчав, спросила, – твоя-то готовить обучена?

– Ещё не знаю... – усомнился Пашка, вспоминая слова Лены о готовке на кухне, – оболденные щи, бабусь!

– Не подмазывайся, на вынос не даю. Любовью сыт будешь с ней. Ступай, ешь и заверни кастрюлю как было.

Пашка хмыкнул и пробормотал себе под нос:

– Завела бабуля в ночь, вместо внука себе дочь...

Пашка собирался не долго, побросав в спортивную сумку всё необходимое, он огляделся в комнате, где прожил всю свою жизнь. Полки, забитые книгами, гантели на коврике, экспандер, висящий на стене, спортивные кубки за победы на соревнованиях, одиноко пылящиеся на платяном шкафу. Вся его короткая и беззаботная жизнь, которую он прожил в этих стенах с родными людьми, переходила в чьи-то чужие руки...

Когда Наталия Лукинична закрыла за Пашкой дверь, перекрестив его украдкой в спину, старушка прошла к себе и сняла телефонную трубку с аппарата. Набрав номер с бумажки, вложенной вместо закладки в книгу, она попросила к телефону Айгуль. Чей-то женский голос окликнул её и в трубке раздался девичий тихий голосок.

– Алло. Я слушаю.

– Гуля, это Наталия Лукинична. Я не понадеялась на твоё обещание, вот сама позвонила. Уговор не забыла, дочка? Я тебя к вечеру жду к себе.

В трубке возникла затянувшаяся пауза.

– Наталия Лукинична, зачем Вам это нужно? Я с Пашей не смогу жить в одной квартире бок о бок. Для меня это невозможно. Простите меня, бабуленька!

– Ты смерти моей хочешь, упрямица! Не будешь ты с ним жить в одной квартире. Съехал он от нас, паршивец.

– Куда съехал? – упавшим голосом произнесла Айгуль.

– Набегается, вернётся. Куда ему без меня! Ты мне зубы не заговаривай, чтобы к вечеру у меня была. Или завтра за шкирку притащу. Адрес не выбросила?

– У меня...

– Всё, жду! Не упрямься, дочка. Пожалей ребёночка и его прабабушку. Вам у меня будет хорошо.

– Простите, бабуля, а сколько с меня в месяц?...

– Гулька! По губам хочешь получить? Не обижай бабушку, сроду своим не сдавала углы. Я бросаю трубку, чтобы не слушать твои глупости.

* * *

«Как моя любовь к нему, как мои слова о нём.

Я в своей любви тону всё глубже с каждым днём,

Всё больше с каждым днём.

А я для него, его два крыла,

Эти два крыла я же сберегла.

Я же сберегла всё, что не сожгла,

Всё что не сожгла, это ты.»

Вечером Айгуль, с чемоданом на колёсиках и с сумкой через плечо, торопливо стучала каблучками по дорожке городского сквера, к дому Наталии Лукиничны. Позвонив в дверь квартиры, Айгуль всё ещё надеялась, что её откроет Павел, но по торопливым, шаркающим шагам за дверью она угадала Наталию Лукиничну. Старушка с волнением, дрожащими пальцами крутила щеколду английского замка и, распахнув дверь, с дрожащими губами, припала к груди девушки.

– Не вернулся? – С теплящейся надеждой в голосе, спросила Айгуль.

– Вернётся, Гуленька, обязательно вернётся!

«Не говори и не встречайся с ним

И позабудь его, запах волос

И не звони, отдай его другим

Да и не стоит он всех твоих слёз»

Что ж, оставим на некоторое время дорогих моему сердцу женщин, им есть о чём поговорить. Теперь их связывает общее ожидание новой жизни в стенах этого дома. Вернёмся к тому времени, когда наступит час ей появиться на свет.

* * *

А пока обратимся к семейству, неутомимой и деятельной Клавдии Васильевны.

– Вася, вставай, дед с дежурства придёт, а ты у нас дома. Как я ему объясню, зачем ты на ночь пришёл к нам?

– Васька разлепил сонные глаза и сладко потянулся, зевая во весь рот.

– Скажешь, что отец приехал с рейса и мамка отправила меня к вам, чтобы я не мешал им трахаться.

– А чего ты вдруг оказался в моей постели, шалопай, когда есть раскладушка? – возразила Клавдия Васильевна.

– Поздно пришёл, ты почти уже спала и я бухнулся в твою постель. Да ничего он не подумает, я с детства у тебя в постели спал. Иди сюда.

И внук ухватил Клавдию Васильевну за руку, не давая ей сойти с кровати.

– Васька, пусти меня, паршивец! До часу ночи меня крутил с боку на бок. Мамки что ли тебе не хватает? Завёл бы себе девчонку и упражнялся с ней сколько влезет. Замучил нас с матерью. А тут ещё Виктор, не сегодня, завтра приедет. Хоть передохнут

ь от вас с отцом старухе.

– А ты, ба, договорись с ним, чтобы мы вас с мамкой за раз двоих трахали. Ежели он мне мать отдал, то уж на тебя и подавно согласится. Всем интересней и для вас по легче, – переворачивая Клавдию Васильевну на живот, предложил внук.

– Совсем спятил, внучок? – С отдышкой, сопротивляясь напору взрослого внука, раздвигающему её полные ноги, возмутилась бабка. Но смирившись, всё же подчинилась упрямству молодого насильника. Васька, воспользовавшись скорой капитуляцией своей наложницы, тут же направил эрегированный член, в тёмный анус женщины, вызывая стонущий возглас своей жертвы.

– А чё спятил, ба? – раскачиваясь на мягких ягодицах Клавдии Васильевны, продолжал начатый разговор Василий.

– Ох!... Васёк, не успокоишься никак, такой вертеп в дому устроил, а всё не уймёшься, – кряхтя, со сбивчивым дыханием от нескончаемых толчков в свою утробу, заключила Клавдия Васильевна, поглядывая на часы, висящие на стене. – Не части, паразит, шибко в нутро долбишь, – пожаловалась она, в надежде умерить напор молодого любовника.

Уже сидя за столом, черпая ложкой гречневую кашу с молоком, Васька добился от Клавдии Васильевны согласия, на предварительный разговор с отцом.

– Ты, ба, сходу в лоб не лепи, с подходцем, не спеша, между первым и вторым заходом в тебя, – поучал Васька свою бабушку.

– Ага, поучи бабку мужика охмурять. Мне эта наука смолоду знакома, она бабе через кровь передаётся. До вас, мужиков, чего на словах не доходит, с водкой скорее дойдёт. Ну ты собирайся на учёбу, почесали языками и будет. Мне тоже на работу идти, сейчас деда ещё кормить буду.

* * *

По возвращению Виктора из поездки, наведывавшись к тёще, он был удивлён, увидев на столе водку с лёгкой закуской. Прежде она не баловала своего зятя, полагая, что одного пьяницы в её доме и без него будет достаточно.

– Чего это вдруг, мама? – Присаживаясь за накрытый стол на кухне, поинтересовался зять.

– Дело у меня к тебе, Витенька, Давай по маленькой для взаимопонимания.

Только после третьей рюмки, Клавдия Васильевна, завела разговор вкрадчивым голоском, поглаживая плечо захмелевшего зятька.

– Витюш, работа у тебя тяжёлая, поездки одна за другой, передохнуть некогда, а тут мы ещё, со своими бабскими слабостями до сладкого. Поди, трудненько за недельку двух баб под себя укладывать...

– Пока справляюсь, мам. А что?

– Помощника бы взял, вдвоём-то всё полегче. Ну ты чего уставился, пей её коли налито.

– А что? Ирке не достаётся от меня? Так я стараюсь, чтобы поровну вам. Хотя с тобой мне больше нравится, – и опрокинув рюмку в рот, Виктор зажмурился словно кот, ухватив тёщу за ногу выше колена.

– Да и мне с тобой, Витя, больше нравится... – следуя за зятем, выпила свою рюмку Клавдия Васильевна.

– Чем с кем? – уставившись на тёщу затуманенным взглядом, икнув при этом, поинтересовался зять.

– Ну не с тестем же твоим, – усмехнулась Клавдия Васильевна, – для него водка завсегда интересней баб была. Да и Ирке он на хрен не сдался. Наливай по одной.

Виктор разлил водку и подвинул рюмку к тёще.

– Ей меня и Васьки, что ли не хватает? Ишь, как разошлась, шалава!

– Не кипятись зазря, Витюш. Давай-ка выпьем и расскажу, – они выпили и Клавдия Васильевна, закусив солёным огурчиком из тарелки, откинувшись на спинку стула, поведала зятю о недавней просьбе дочери, подсобить ей с её мужиками.

– Уж очень круто вы с Васькой взялись за неё. Только уедешь на своём паровозе, тут Васёк на сменку к ней в пастель лезет. Вот она и попросила меня помочь ей с этим делом, принимать, по возможности, Васятку в твоё отсутствие. А я порой, так скучаю по тебе, что хоть под деда ложись. Да с него толку, что с дитя неразумного, без водки и не поймёт о чём речь. Ну, что мне оставалось, коли дочь просит А на днях наш, стервец, предложил всем вместе блудить, коли по врозь делаем одно. Говорит, что интересней и пользы для нас с Иркой больше.

– Шустрый, паразит вырос, двух моих баб у меня увёл. А теперь придумал групповушку устроить с родителями и бабкой?... И что, Ирка, согласна?

– Он только мне сказал, просил с тобой поговорить. Тебе, Витенька, и впрямь полегче и интересней будет. Сразу не решай, если сомнения какие, давай ещё по одной, а там скажешь, что надумал. Всё одно спите с нами только порознь, а тут тебе забот поубавится, кому как не Ваське папке подсобить... И все наши тайны с нами остаются.

После очередной рюмки, Виктор крякнув в кулак и подцепив вилкой с тарелки последний кружок огурца сказал:

С Иркой сама решай, что и как. Если надумаете, то у нас кровать пошире вашей, пошли ложиться, первый час уже, а я по тебе соскучился очень!

* * *

Уже другим днём, Клавдия Васильевна зашла после работы к дочери на табачную фабрику и, вызвав Ирину на проходную, обрисовала сложившуюся ситуацию с их мужиками.

– Тебе, Ира, решать. Твой любовник придумал, супруг не отказался, меня и спрашивать не стали, за тобой, милая, остаётся только добро дать. Виктор сказал, что удобней у вас.

– Ох, мам, и не знаю, что сказать... Куда, как подумаешь, Васькины фантазии могут завести!?...

– Ну, ежели ты согласная, так сегодня к вечеру у вас. Деда на дежурство отправлю и приду к ужину, заключила сомнения дочери Клавдия Васильевна.

Ирина поёжилась, толи от сквозняка на проходной, толи от нервного волнения, лишь вздохнув, призналась матери.

– Как-то не ловко мне с обоими и при тебе, даже краской лицо горит, как представлю нас вместе! Ладно, чего уж мне одной противиться... Ты, мам, зайди в магазин, водки пару бутылок возьми.

– Что ж, Ваську, будем водкой поить? Нечего сызмальства к этой дряни мальчишку приучать – справедливо остерегла Клавдия Васильевна дочь, понижая голос.

– Уж, коли от баб не уберегли, так от водки и подавно не уберечь. И так сигареты в карманах таскает, не пряча. Ну ты всё же возьми пару бутылок, в другой раз сгодится – и чмокнув мать в щёку, Ирина, набросив на голову пуховой платок, побежала через двор по снежному насту в производственный корпус.

К вечеру семья сидела за столом на кухне. Ирина хозяйничала у плиты, подавая тарелки с супом, стараясь не встречаться взглядами с мужем и Василием. Среди присутствующих царила некоторая скованность, разговор шёл об обыденном, не касаясь предстоящего события, ради которого все собрались на ночь глядя. Клавдия Васильевна достала из холодильника водку и четыре рюмки. Подумав предложила:

– Мы тут все, как бы, любовники друг для друга, а уж потом родственники. Вот и будем сидеть, как пары. Ты, Витюша, садись рядом со мной и не мамкай мне, у меня имя есть, если не забыл. А ты парень садись с Ириной и не мать она тебе сегодня, а твоя любимая женщина. Потом уж, как пойдёт, ежели не застесняетесь друг друга.

Подобная диспозиция, Клавдия Васильевна, – прокомментировал Васька – широко известна в узких кругах, как свинг.

– Поумничай, Васятка, ты, смотрю, у нас шибко умный, – намекнула бабка, косо взглянув на внука.

– Давай, Витя, наливай всем за встречу, раз собрались по такому случаю. После второй рюмки за затейника и придумщика этого события, Ирина, опасаясь за сына, убрала его рюмку со стола.

– Будет с тебя Васенька, не ровен час, заснёшь за столом, отцу в одного за тебя усердствовать придётся.

После ужина, женщины принялись прибираться со стола, предложив мужчинам покурить на лестничной площадке, пока они будут заняты на кухне.

Отец с сыном молча курили за дверью, сосредоточенно глядя перед собой. Первым нарушил молчание Виктор.

– Так и будем молчать? – криво усмехнувшись, спросил он сына.

– Мне нечего тебе сказать, пап, – отозвался Васька, не поворачивая головы, – кругом виноват. Но я за мать оправдываться даже не хочу. Сколько ты её тискал на моих глазах. А ваш секс по ночам... хоть уши затыкай. Я давно её хотел, а тут и случай подвернулся.

– А чего на бабку перелез? Ведь знал, что она моя.

– Мать попросила меня. Уставать стала, заездили мы её сообща. Ты же не отказался от мамки, а без отдыха ей тяжело. Говорит, что если когда и женюсь, то всё равно мне давать будет, чтобы жену не затрахал своей гиперактивностью. Но это она шутит. Ну я согласился с бабулькой, только сказал, чтобы они сами договаривались. Нам с тобой их вполне хватит, а пап?...

– А чего себе помоложе не нашёл, что за радость со старухами такому молодяку?

– Бабулька говорит, что я, как и ты на старух падкий. Да и ленив я искать себе приключений на свою жопу.

– Правильно говорит, – вздохнул отец, – я после того, как вас увидел тогда вместе с матерью, перебрал в голове её подружек, они все замужние. Думаю себе, ну уж на хрен мне такая романтика с оглядкой на дверь, куда законный муж завалит, как я тогда. Дай, думаю, бабу Клаву спробую, сам знаешь, какая у неё жопа, она мне ещё до свадьбы с матерью нравилась. Думал, со временем и у неё такая будет, не дождался, видать.

Помолчали, Виктор протянул Ваське руку и коротко пожал протянутую в ответ руку сына.

– Без обид? – Спросил Василий и ткнувшись головой в плечо отца улыбнулся, глядя тому в глаза.

– Без... – согласился отец, отвесив лёгкий подзатыльник Ваське, – но с фантазиями заканчивай, сынок.

Продолжение следует