Новая школа. Весна на Центральной улице

Вот и у нас получилась семья. Я, Кристина, девчонки – Даша и Катя, не то дочери, не то сестры, то ли еще кто, если знать их детдомовскую историю. И, в самом деле, кто, если иногда мы устаивали «квартеты», натащив в гостиную матрасы и одеяла. Но чаще всего мы уединялись с Кристиной Ковальчик вдвоем.

Я совсем не обвинял Кристину, ни вслух, ни про себя. Ушла, значит, так надо было, пришла – прекрасно, великолепно, значит, все по-старому будет. Но спали, в прямом смысле, мы в разных комнатах, чтобы сохранить свежесть отношений: то я был в «гостях» у Крыси, то она у меня.

— Нам бы компьютер завести, что ли, – как-то задумчиво сказала Кристина, разливая чай в гостиной. – А то сидим, как...

— Девчонки, вам нужен компьютер? – спросил я Катю и Дашу, и они одинаково, словно кошки, когда их позовешь «кис-кис», поглядели на меня.

— Конечно, нужен! – убежденно воскликнула Катя.

— Наверное, – нерешительно ответила Даша. – А зачем?

А действительно, зачем?

— А вы видели компьютер?

— Видели! – уверенно ответила Катя. – Такой белый ящичек с телевизором. В кабинете директора стоял.

— Или машину купить, – ни к кому не обращаясь, сказала Кристина. – Ишь, метель-то как разыгралась, видать к весне. Пешком никуда и не дойдешь.

— А куда нам надо? – спросил я, прихлебывая утренний кофе. – Еды – полный холодильник, барахла – еще две коробки не разобраны.

В общем, обычная утренняя скука. А еще целый день впереди...

Мы бы так и скучали, если бы не приехал, пробившись сквозь метель на «УАЗе» с брезентовым верхом, Стружкин. И не один, а с дочкой. В доме сразу стало тесно.

— А у меня дома – ремонт! – радостно доложил Степан Петрович. – У соседей наверху батарея лопнула, и нас залило! Когда все подсохло, взялись ремонт делать, да краска какая-то вонючая попалась, вроде финская, а у Нельки – аллергия. Пусть она пока поживет, а?

— Пусть поживет, – на правах хозяйки разрешила Кристина. – Места много, наверху еще четыре комнаты свободно!

— Вот и хорошо! – обрадовался Стружкин. – Неля, проходи, а я поехал.

Он уехал, а в прихожей осталась Нелли Стружкина, и с ней два чемодана – черный и коричневый. Видать, приехала надолго. Все стояли и смотрели на Нелли, и она стояла, уронив большие руки, и смотрела в пол.

— А у Вас действительно аллергия? – спросил, примериваясь к чемоданам.

— Ага, – ответила Нелли. – Чешусь вся.

И демонстративно почесалась сквозь теплый лыжный костюм.

— Тогда Вам, милая, в душ, а ты, Славка, отнеси чемоданы в свободную комнату.

Девочки подхватили Нелли под «белы руки» и повели в душ, а я поднял два тяжеленных чемодана и потащил их на второй этаж в свободную угловую комнату окнами на юг и запад, прохладную, но светлую. Эта комната была немного больше других, и там поместился небольшой столик. Чемоданы я разбирать не стал, а просто положил их на кровать, застеленную серым байковым одеялом. В комнате было прохладно и ничем не пахло. Я потыкал кулаком в подушку и вскоре стоял у кухни, где замотанная в банное полотенце Стружкина пила чай по-деревенски из блюдечка. Обнаженными были только покатые борцовские плечи.

— Понимаешь, Кристя, – басила Нелли. – Все мои женихи разбежались. Когда я одна, еще ничего, а увидят мать с отцом, сразу начинают собираться. Мои родители такие крупные! И я в них пошла,. .. кому ж охота быть на голову меньше жены. А мне хотя бы родить...

При слове «родить» Нелли замолчала, а Кристина многозначительно посмотрела на меня, словно определяя, слышал я или нет, а если слышал, то понял ли. А я и слышал, и понял. В роли быка-производителя я еще не был.

— Я Вам подарочек привезла, – справившись с растерянностью, сказала румяная, не то от смущения, не то от горячего душа, Нелли. – Папка прислал. Пошли, покажу!

— А я Вам, Нелли, комнату покажу, – сказал я. – Пошли!

Когда она поднялась, я заметил на столе толстую пачку красных бумажек, едва прикрытую тряпкой. Вот так, без меня меня женили!

Большое полотенце скрывало Нелли Стружкину почти полностью, если не считать ног. Ноги полотенце скрыть не могло, возможно, поэтому идти впереди Нелли отказалась, и я то и дело на нее оглядывался, на ее мощные белые ноги, несшие сильное тело почти бесшумно.

В комнате Нелли понравилось все: и окна на юг и на запад, и столик, который можно откидывать за ненадобностью, и кровать, на которую она немедленно села и подви́гала широким задом. А пока она устраивалась, полотенце немного разошлось и показало мне, что на Нелли под ним ничего нет, что было естественно, она же из душа. Подробности скрывались под рыжей порослью, да и ее владелица быстро поправила предательский край белого махрового полотенца.

— Не знаю, как сказать, – глухо сказала Нелли, глядя в пол возле моих ног.

— А я Вам помогу, – сказал я, глядя ей прямо в миловидное лицо с прилипшими ко лбу волосами. – Вы хотите мне подарить...

Я хотел сказать «подарить себя», но не успел. Нелли торопливо вскочила, снова, на мгновение, показав рыжие кудри, и распахнула большой черный чемодан.

— Вот подарочек! – сказала Нелли, протягивая мне большую картонную коробку.

Но я смотрел не на коробку, я смотрел на Нелли, потому что полотенце с нее упало.

Она сильно напоминала Кустодиевскую «Русскую Венеру» в бане, и рыжиной, и полурастерянной улыбкой, только у «Венеры» не было такой мускулатуры и такого рельефа. Мышцы так и играли на руках, бедрах, а кубики пресса проступали сквозь тонкий слой жирка. Я протянул к Нелли руки... и принял коробку.

— Что это?

— Это ноутбук, – сказала Нелли. – Кажется, хороший. Вы посмотрите.

Но я отложил коробку с ноутбуком в сторону, кажется, положил на столик.

— Потом. Сначала надо внести ясность. Вы хотите родить от меня ребенка. Так?

Она кивнула.

— Вы... девушка?

Нелли снова кивнула.

— Тогда попробуем сделать это прямо сейчас?

И Нелли кивнула в третий раз.

— Или нет, – вдруг сказала она. – Давайте отложим.

— Отложим, – согласился я.

— Вы идите, а я оденусь и спущусь.

Кристина встретила меня ироническим взглядом.

— Быстро ты.

— А ничего и не было. Так, чуть поговорили. Ты сколько взяла за сделку?

— Пятьсот тысяч. Она этого сто́ит?

— Говорю же, еще не знаю. С девственницами хлопот много.

— Тебе виднее.

— Ну и ладно. Бутерброд сделай.

— С чем?

— Все равно. Есть хочется.

Так разговаривать, словно пить дистиллированную воду: ни вкуса, ни запаха. Ну и ладно! Я сцапал бутерброд и откусил от него сразу половину. Кристина с жалостью на меня посмотрела.

— Бедненький, голодненький! – проворковала она, наливая мне чая. – Ути, ути!

А метель все мела...

Чуть позже выяснились детали сделки. Если все пройдет успешно, и знакомый гинеколог Стружкиных это подтвердит, то мы получим еще полмиллиона. На этом фоне подарок Степана Петровича был довольно незначительным, хотя и приятным дополнением. Но ноутбук был неплох! Семнадцать дюймов, с матовым экраном и специальным гнездом для сим-карты, чтобы, значит, в «эфир» выходить. Я его включил наверху, где связь с провайдером была получше, когда зашел в спальню за задержавшейся Нелли. А она была великолепна! С гордой надписью «СССР» поперек широкой выпуклой груди она напоминала Ирину и Тамару Пресс, причем обеих сразу. Мы посмотрели новости и прогноз погоды для Серпухова. Обещали метель и минус пять. Весна скоро!

Ближе к обеду, когда Кристина и девочки занимались готовкой, а Нелли прибиралась наверху, я зашел на кухню и нахмурил брови.

— Ну-ка, девчонки, пойдите, погуляйте!

— Они тоже нахмурились, но тут же прыснули в ладоши.

— Мы пойдем музыку слушать, – сказала Катя и через минуту из гостиной раздалась разухабистая песня «Два кусочека колбаски». Как раз к обеду!

— Ты что-то хотел? – спросила Кристина, ссыпая с разделочной доски в кипящую кастрюлю порезанные овощи.

— Давай сделаем Нелли праздник.

— В смысле? Внеплановый день рождения?

— Дефлорацию. Свечи, музыка, ассистентки. А то сунул-вынул, и бежать!

— Хорошая идея! – похвалила Кристина, накрывая кастрюлю крышкой. – Тебе бы не учителем быть, а режиссером в порнушном театре.

— Тогда обсудим детали?

— Обсудим.

Я на секунду задумался.

— Выводим обнаженную Нелли (Катя и Даша) со второго этажа вниз в гостиную и укладываем на траходром. Все это под вступление Прокофьева из балету «Ромео и Джульетта»». Ты за ноутбуком, подключенным к магнитоле, я – с Нелли, а, точнее, на ней, и ты включаешь АББУ, что-нибудь ритмическое. Девушки стоят рядом и держат свечи, пока я деру Нельку. Потом Чайковский «Зимняя сказка» или адажио из «Лебединого озера», чтобы Нелька полетала. И... все. Кончен бал, погасли свечи. Остальное сымпровизируем.

— Неплохо! – похвалила Кристина. – Только ее для разогрева не мешало побрить, у нее там тропический лес.

— Хорошо! Тогда вначале запустишь что-нибудь спокойное, девчонки будут тебе светить, а ты брить. Пойдет?

— Пойдет. Я сделаю из нее девочку.

— А я женщину.

— Ты сам-то побрейся, дефлоратор! – насмешливо сказала Кристина. – Зарос, как пещерный человек!

Я погладил колючий подбородок. Действительно, зарос. Ножи можно точить! И топоры.

— А это брутальности мне не добавляет?

— Дикости тебе добавляет, это точно.

После моего бритья (меня побрила Кристина, чтобы набить руку), мы начали подбирать костюмы. Проще всего было мне и Нелли. По сценарию мы должны быть обнажены. Немного труднее было Кристине. Для нее нашелся костюм в виде корсета с молнией спереди и шнуровкой сзади. Девушкам досталась ряса с подрясником Кристины – одна на двоих. Бывшая хозяйка рясы взяла ножницы и безжалостно прорезала три отверстия: для грудей и лобка. Апостольник Катя взяла себе, а Даше на голову мы повязали простую льняную тряпицу.

Девчонки пошли за Нелли, а Кристина первую мелодию поменяла – поставила Прокофьева, но не вступление, а мрачновато-торжественную «Монтекки и Капулетти». Под эту мелодию девушки со свечами в руках и вывели голую Нелли Стружкину в гостиницу к траходрому, где ждала ее с расческой, ножницами и бритвенным прибором Кристина Ковальчик.

Цыплятки вывели большую курицу почти без перьев, и «петушок», туго перевязанный красной ленточкой с бантом ее тоже ждал, едва не «прокукарекал» раньше времени. Но обошлось, ибо «овечка» шла на заклание послушно и сама улеглась, широко расставив мускулистые ноги. И тогда за дело взялась Кристина.

Сначала она причесала Стружкин кудрявый треугольник расческой сверху вниз или, по анатомическим ориентирам, от живота к разрезу, пока еще спрятанному в рыжих зарослях. Потом, шкодливо улыбнувшись, причесала волосы на прямой пробор. Стружкина нетерпеливо завозилась и прогудела:

— Ты уж поскорее. Терпежу чтой-то нет.

— Ничего, ничего! – успокоила ее Крыся. – Служенье муз не терпит суеты. Ты лежи спокойно, а то порежу!

Это было сказано наперед, авансом, так сказать, потому что до бритья было еще далеко.

После причесывания Нелли Кристина взялась за ножницы. Она подхватывала расческой длинные пряди и, щелк, срезала их острыми лезвиями. А потом снова движение расческой, и щелчок ножниц. Неторопливо, аккуратно, я бы сказал, величественно. К концу стрижки я увидел то, что скрывали рыжие «джунгли». Это был клитор! Нет, это был клиторище, больше похожий на детский член, какой был у меня до полового созревания размером примерно сантиметров пять. Мне стало интересно, словно ребенку, увидевшему новую игрушку, и я протянул к нему руку, чтобы хотя бы потрогать пальцем это чудо.

— Погоди! – осадила меня Кристина. – Еще наиграешься!

И Нелли:

— Ты ноги-то задери. Сейчас губы стричь буду!

Нелли – молодец, она поняла все с полуслова, подняла ножищи и подхватила их под коленями. Самая эротическая поза для меня, когда женщина лежит на спине, подняв ноги и разведя колени, и мой «забойщик-первопроходец» был со мной согласен. Из него уже что-то капало.

Кристина, наконец, закончила со стрижкой и перешла к бритью, такому же неторопливому. Помазок, пена, намыливание, скупое движение бритвой, и еще, еще много раз! Я едва дождался, когда Кристина протрет полотенцем Нелли Стружкину и без всякой торжественности с хлюпаньем засадил ей по самые, что называется, «помидоры», преодолевая «препоны и рогатки». То ли Нелькино мужиковатое сложение было виновато, то ли целка переработалась в клитор-гигант, но никакой плевы я не заметил. Может, ее и не было вовсе. Немного подвигался и скоро кончил без всякого аппетита.

Я махнул девчонкам, чтобы они тоже закруглялись. Даша и Катя послушались и выключили музыку. «Кончен бал, погасли свечи», которые освещали наше «брачное» ложе, и Нелька Стружкина упруго встала, колыхнув полушариями грудей. Я взял ее за руку и без всякой торжественности повел в душ.

— Ну, и как тебе? – спросил я, включая воду, чтобы смыть с нас пот.

— Да так, фигня какая-то, – задумчиво ответила Нелька, нежно поглаживая гладко выбритую щелку. Я читала, от этого летают, как от дури. Нет, фигня определенно!

Или я – плохой ёбарь рослых мускулистых девиц, самокритично подумал я, регулируя температуру воды. Или у нее чисто клиторальный оргазм, и ее «стебелек» нужно было подрочить или пососать?

Я быстро вымыл член, а Нелли стояла рядом очень близко и смотрела, как я это делаю. Потом я вытерся и ушел, оставив Стружкину одну. Пусть соберется с мыслями. Возможно, мы ее своим дешевым водевилем немного напугали. С другой стороны, если бы это действо ей не понравилось с самого начала, она бы запросто нас раскидала и ушла в свою комнату.

За ужином мы просто сидели, пили кефир и молчали. Тихо играла в магнитоле ФМ-радио «Классика»:

Уж вечер... облаков померкнули края,

Последний луч зари на башнях умирает;

Последняя в реке блестящая струя

С потухшим небом угасает...

Не все же девчонкам одну попсу слушать.

Послушали дуэт Лизы и Полины и смиренно разошлись по конуркам. Денек сегодня был так себе, не слишком удачный.

Ночью я проснулся от тихого постукивания по оконной раме. Полежал, послушал, встал, не поленился. О! Окно снаружи оттаяло, и я вдруг вспомнил – март уже! Пришла и к нам весна!