Был бы я старше лет на двадцать, я бы обязательно удочерил этих замечательных девчонок. Вроде дички, как кислые яблоки, из которых варить варенье можно, но сначала будет несъедобно, и нужен сахар, сахар и сахар. И выглядят девчонки неказисто. Приодеть бы их, только ехать никуда не хотелось...
Я позвонил в универмаг «Людмила». Кроме телефона продавца магнитол, никакого другого у меня не было, поэтому я сначала позвонил ему.
— Э, добрый день!
— Добрый, добрый...
— Я у Вас магнитолы покупал, Тошибу и Санио.
— И что, сломались?
— Нет, с ними все в порядке. Пока играют. В универмаге женскую одежду купить можно?
— В нашем универмаге купить можно все! – бодро рапортовал продавец магнитол. – Есть и одежда. Есть и женская. Это Вам с Людмилой потолковать нужно.
— Телефончик дадите?
— А как же! Записывайте!
Он продиктовал, я записал.
— Спасибо!
— Вам вертак «Кенвуд» не нужен?
— Пока нет. Спасибо!
— Ну, если что, звоните.
Я тут же перезвонил Людмиле. Она была деловита и разговаривала кратко:
— Размеры?
Про размеры-то я и не подумал. Я прикрыл трубку рукой и спросил девчонок, которые топтались рядом:
— Какие у вас размеры?
Даша покраснела, а Катя насторожилась:
— В смысле, какие?
— Одежды, какие...
— А мы не знаем. Нам в детдоме выдавали как придется, а мы потом менялись.
— Мы не знаем размеры, – сказал я в трубку.
– Так померяйте, – был ответ. – И перезвоните.
Разумно, подумал я и дал отбой.
Швейного метра у нас не было, а вот строительная стальная метровая линейка была. Ее предусмотрительно оставил Стружкин вместе с некоторыми другими инструментами. Рулетки почему-то не было.
Я взял линейку в руку, показал ее девочкам и сказал:
— Раздевайтесь!
Бойкая Катя ответила первой:
— Вы нас будете шлепать?
— Нет, обмерять. Вы сами будете друг друга обмерять. Снимайте ваше барахло и приступайте.
— А Вы не...?
— Я отвернусь.
Я, естественно, отвернулся, и, что тоже естественно, повернулся к большому зеркалу, где девушки наблюдались в полный рост.
— А раздеваться-то зачем? – спросила задумчивая Даша.
— Белье, – ответил я. – Вам нужно красивое новое белье?
— А как же! – в один голос воскликнули девушки.
— Так вот чтобы точно подобрать белье, нужно фигуру измерять по телу.
Под серо-черными хламидами у них были коротенькие рубашонки, а под ними – трогательные ветхие лифчики и расползающиеся под пальцами трусики-шорты. Когда же они сняли и их, у меня даже сердце заныло, так захотелось пощипать за сосочки и погладить волоски: у Кати – темные и блестящие, словно дорогой мех, а у Даши – светлые и наивные. Но я держался, а вот ОН держаться не хотел, начал шевелиться и дергаться.
— Как же тут мерить-то? – недоуменно спросила бойкая Катя, приложив линейку к талии. – Мы же не квадратные!
— Возьми поясок от своей хламиды, обмеряй талию им, а потом приложи к линейке, – ответила ей задумчивая Даша. – Делов-то куча! Потом померяй груди по соскам, и под грудями. Потом бедра – это для трусов.
— Запишите на бумажке и дайте мне, – сквозь зубы сказал я. – Я ненадолго...
До туалета я не добежал, я выскочил в прихожую, выпустил член наружу и начал его дрочить так яростно, как не дрочил на девчонок-одноклассниц, купавшихся в нашей речке Поповке.
Я уже приближался к оргазму, но тут в дверь просунулась бойкая Катя и сказала:
— А мы уже.... Ой! Я Вам кайф обломала!
Я смутился, запихивая член обратно в брюки:
— Да ладно. Я потом. Все обмеряли?
— Все.
— Иду.
Я позвонил Людмиле, и она обещала приехать и все привезти примерно через час. Детдомовки все еще жались и прикрывались руками, и я посоветовал им одеться хотя бы в старые одежды. И девушки оделись. Мне сразу стало легче.
— Что же нам сейчас делать? – спросила Катя.
— Хотите музыку послушать?
— Ой, нет! Мы вчера наслушались.
— Тогда телевизор?
Было четыре дня, и ничего хорошего увидеть в телевизоре я не надеялся. В это время обычно передавали ток-шоу, однообразные и одинаково глупые, где все люди делали ДНК и обвиняли друг друга в семейной измене, а потом ругались и дрались, словно куклы в ярмарочном балагане. Но кое-что я все-таки нашел: старый фильм «Четыре танкиста и собака». Показывали первую серию, там, где Янек схватился с японским диверсантом. Я все это знал почти наизусть, а девчонки посмотрели с интересом. А потом позвонила Людмила:
— Мы подъезжаем. Обозначьте свое присутствие.
— Как?
— Светом помигайте, что ли.
Остаток времени мы с девушками только тем и занимались, что зажигали и гасили свет в трех из четырех комнат наверху. И наконец, вдали показался большой автобус. На подъеме он взревел двигателем и пронзительно загудел клаксоном. Мы замигали светом в два раза чаще, и автобус с надписью «Людмила» на боку остановился напротив дома.
— О, трусы́ приехали! – завопили девчонки и побежали открывать входную дверь.
Я – за ними.
Когда я вышел на крыльцо, из автобуса уже вышли люди. Сначала – высокая рыжая женщина в лисьей шубе и черных сапогах, а также несколько добрых молодцев с картонными коробками и, почему-то с осветительной аппаратурой на высоких штативах.
Когда женщина подошла ближе, она сказала:
— Я – Людмила Тимофеевна. Мы решили снять рекламный клип о наших клиентах. В подарок – пятидесятипроцентная скидка на все товары. Если Вы не против.
Разумеется, я был не против. Я даже помог Людмиле Тимофеевне с установкой осветительной техники.
Когда я ввел Людмилу Тимофеевну в прихожую, и она сняла свою шубу, оказалось, что на ней не было ничего, кроме сетчатых чулок с поясом и высоких сапог-ботфортов. «Жарко мне, – пояснила зрелая грудастая женщина с чисто выбритым лобком и высоко прорезанной щелью. – У Вас есть диван?».
Диван у нас был в гостиной. Я провел ее к дивану, и она его ощупала.
— Ничего, годный, – сказала Людмила Тимофеевна. – Теперь Вы. Снимайте все!
Было как-то неловко раздеваться перед незнакомой, хотя и сисястой женщиной средних лет, под пристальными взглядами девушек, Кати и Даши, и перед равнодушными взглядами техников. Но когда я все снял, член уже был на «боевом взводе».
— Пойдет, – решила рыжая Людмила Тимофеевна. – Длинный, прямой и в меру жилистый.
Словно я жеребец-производитель.
— Значит, так! – сказала Людмила Тимофеевна. – Сцена первая: Вы сидите на диване и дрочите член. Я вхожу и Вас поругиваю. Затем быстренько даю Вам трусы (ценник крупно) и отдаюсь, то есть, сажусь на член и начинаю безудержно Вас трахать. Но не до конца, потому что из школы приходят девочки. Дайте им портфели и школьную форму. Ценники крупно, сиськи крупно, все крупно. Всем понятно? Поехали!
Вспыхнули софиты, девушки ушли переодеваться, а я начал дрочить, сидя в раскорячку на диване.
— Так, так! – поучала меня Людмила Тимофеевна. – Вдохновляйтесь мной!
С этими словами она изогнулась, разведя бедра в чулках, и принялась полировать гладко выбритую щель. Я вдохновился и ускорил темп. Она выпрямилась и вошла, надо думать, в кадр.
— В нашем деле главное – не пялиться в камеру, – сказала Людмила Тимофеевна.
Она подошла совсем близко и показала пальцем на член, а потом помахала им в воздухе. Нельзя, мол! Под мышкой она держала трусы. Потом достала их из подмышки и показала мне бирку, на которой было крупно написано: у. «Людмила», размер и цена – четыреста девяносто рублей девяносто пять копеек. Мол, отдаюсь задешево, за трусы. Затем села щелью на мое левое бедро и начала ерзать, а мягкой рукой дрочить мне член. Мне стало жарко и приятно, потому что она пахла женщиной и текла, как в сильный дождь течет дырявая крыша.
— Так, впускайте девчонок! – крикнула Людмила Тимофеевна и с меня слезла.
На бедре была целая лужа. Вошли девушки в советских школьных коричневых платьицах, белых фартуках и с одинаковыми желтыми портфелями.
— Девушки! – как бы стыдливо прикрывая ладонью капающую щель, крикнула режиссер и актриса одновременно. – Радуйтесь, прыгайте и машите портфелями. Типа у вас каникулы.
Девушки исправно прыгали и махали портфелями, а подолы платьев с крупно написанными ценниками на них развевались. Портфели, кстати, тоже были с ценниками универмага «Людмила».
Людмила Тимофеевна вышла из кадра и снова начала руководить:
— Так, девушки, кончайте прыгать, открывайте портфели и доставайте дневники. Затем отдавайте их ему, вроде как он – ваш отец.
— А мне что делать? – спросил я, одной рукой поддрачивая член, а другой подхватывая дневники с напечатанными ценниками.
— Кончайте дрочить, берите дневники, читайте и делайте недовольное лицо.
Я полистал дневники, сначала один, потом другой, и сделал такое лицо, что девчонки прижались друг к другу.
— Очень хорошо! – похвалила Людмила Тимофеевна. – Теперь бросьте дневники на пол и прикажите им раздеться. Жестом, разумеется.
Я красиво, веером, швырнул на пол дневники и, как мог, показал девчонкам жестом снизу вверх, чтобы снимали свои платья. И они их сняли.
— Теперь Вы должны их наказать.
— То есть? – недоуменно спросил я.
— Поставить «раком» к дивану и отодрать.
— Сразу нельзя! – авторитетно заявила Катя. – Надо сначала подрочить.
А Даша добавила:
— И полизать.
Ни лизать, ни, тем более, дрочить я им не дал, потому что был готов выдать на гора свою «сметанку». Вместо этого я усадил их на бедра и заставил поерзать щелками. Этого хватило, и фонтанчик забил сам собой. Я для кино делал страшные гримасы наслаждения и в беззвучном крике открывал рот.
— Это импровизация, – заметила Людмила Тимофеевна, поглаживая вздувшийся клитор. – А теперь уж точно сосать и лизать! Берите чернявенькую, кладите на себя, пусть она сцепит ноги у Вас на шее и сосет Вам член, а Вы сосите ее клитор.
— А если блевану? – поинтересовался я, пока Катя послушно устраивалась на мне, сидящем на диване.
— Не блеванете, – заверила меня Людмила Тимофеевна, облизывая палец. – Девки в этом возрасте пахнут хорошо. Не старухи. Должны, по крайней мере.
Говорят, ты то, что ты ешь. Мы не так давно пили чай с черной смородиной, и Катя пахла смородиновым листом. Я сосал ее клитор, а носом тыкал во влагалище. Этого мне хватило, и мой член начал восставать.
— Ты, девонька, слезай с него, задушишь. Вон у него рожа красная, как из бани. А ты насаживай ее на член, – продолжала руководить Людмила Тимофеевна.
— А мне что делать? – пискнула Даша.
— А ты три изо всех сил щель! – скомандовала актриса и предпринимательница. – Давай вместе!
Катя старательно прыгала на мне лицом к женщинам, а они судорожно натирали щелки, режиссер – бритую, а Даша – поросшую редким рыжим волосом. Я все это видел мельком, потому что был занят лизанием Катиной спины и лизанием ее нежных темных волосков вдоль позвоночника. По судорожным движениям Катиных рук я понял, что она им тоже нашла применение: массировала клитор и щипала конические соски маленьких грудей.
Что тут скажешь? Как пишут в любовных романах, мы кончили одновременно, со стонами и криками! «Снято! – радостно доложил оператор. – Как раз кассета кончилась!».
— Ладно, – сказала Людмила Тимофеевна. – Вторую серию под названием «Наказание блондинки» снимем как-нибудь в другой раз. Валим отсюда, парни!».