Девочка-осень. Часть 2: Паломничество за край полярной ночи

... Когда из ванной возвращаюсь я, при первом взгляде на Ларису хочу возмутиться — зачем оделась, день за Полярным Кругом только начинается. Но на ней не ее блузка. На ней — полюбившаяся ей моя рубашка.

— Лариса, когда сделана фотография, которую ты мне прислала?
— День я не помню, но вскоре после того, как получила твое письмо с фотографией. А что?
— Я думал, ты мне своих студенческих времен фотку прислала.
— Ну ты льстец! И какой тебе прок был бы от моей фотки студенческих времен? А мне какой резон обманывать?
— Нет, просто женщине на фото не 36 лет, а 26. Я не льстец, я ж не говорю, что 16, но запросто можно дать 26.
— Да, я выгляжу моложе, ты прав. Скажи мне, для тебя внешность важней или что?
— Вспомни наше общение до того, как ты прислала мне фотографию. И после. Ты почувствовала какое-то изменение с моей стороны? В любую сторону?

— Нет! — Лариса отвечает почти сразу. — И знаешь, что я подумала, как только твой голос услышала после того ошибочного звонка летом? Нет, не про любовь и не про секс, это было бы слишком несерьезно. А вот что ты совсем другой человек, чем знакомые мне мужчины, и что мне было бы интересно увидеть тебя, и что примечательно — уже тогда мелькнула мысль, а какая мне разница — как он выглядит, если он — совсем другой.
— Спасибо, родная! Теперь уже ты мне льстишь?
— Это не лесть, это правда.
— И с моей стороны не лесть, а комплимент.
— А в каждом комплименте, ты отлично знаешь, лишь доля комплимента.
— Знаю. А остальное — истина в последней инстанции.

Пьем не очень вкусный кофе с не очень вкусными шоколадными батончиками. Лариса уже не нервничает, спокойна и расслаблена, умиротворенно улыбается каждый раз, когда мы встречаемся взглядами. Теплотой и уютом наполнен безликий номер старой гостиницы с казенной обстановкой. Почти полдень, но за окном — непроглядная темень, и ярко горит «лампочка Ильича» прямо над головами. Нам не мешает свет и не смущает. Это день нашего счастья, пришедшийся календарно на полярную ночь.

Второй заход начинается, как и первый: я отпихиваю столик в сторону. Но уже не зову ее к себе, а сам подхожу к ее креслу, и как бы сажусь ей на колени. «Как бы» — то есть продолжая опираться ногами на пол, чтоб не придавить своим весом. Безумно сладко целоваться с ней, касаться пальцами волос, щек, шеи, знакомой ткани моей рубашки, но зная, что под этой тканью — очаровательная плоть моей возлюбленной. Расстегиваю пуговицы сверху вниз, и целую открывающееся тело. И так до последней пуговицы, после которой мне открывается прелестный девичий бутон. Стоя на коленках пе-ред креслом, делаю куни сидящей Ларисе, то жадно ощупывая ее бедра, то нежно забирая в ладонь и качая вверх-вниз упругую грудь. Лариса заводится и стонет, Лариса возбуждается и теряет голову, Лариса желает максимально широко развести ноги, но упирается в подлокотники и шепчет мне: «Пойдем, я хочу».

На постели процесс куни продолжается некоторое время, и снова слышу ее шепот: «Дай мне твоего мальчика. Я хочу... « и видимо преодолевая стереотипы, переборов себя, продолжает после секундной паузы «... сосать».

Разворачиваюсь в позу 69 (на боку). Жаль, что не вижу, но прикосновениями ориентировочно понимаю, что там происходит. Она вначале держит одной рукой член за основание, другой гладит мои ноги от колен и выше, подбирается до яиц, начинает теребить их и в то же время первой медленно дрочить член. Приближает губы, касается самого краешка, отводит губы. Продолжая дрочить, снова приближает лицо, лижет головку. Лижет еще раз. Останавливает дрочку, лижет по всей длине сначала сверху до лобка, потом снизу до своих же пальцев, держащих мои яйца. Берет в рот головку. Делает губами сжимающе-разжимающие движения. Трогает языком венчик, добирается до дырочки и уздечки. И уже потом, откликаясь на мои поддающие движения тазом, начинает делать вбирающе-выпускающие движения, начинает сосать. Я очень возбужден таким началом оральных ласк, член стоит как каменный, и отзывается подрагиваниями на малейшее касание ее губ, языка, рук. Чтоб немного отвлечься и отсрочить момент спуска, начинаю активней лизать ее клитор, разводя пальцами половые губы, проникать туда языком, мять аппетитные булочки попочки, легонько касаться дырочки ануса. Тут же идет на спад активность Ларисиного минета, она уже не сосет сама, а просто держит сжатыми губы вокруг асинхронно трахающего ее рот члена.

Я могу сейчас довести ее оргазма и сам кончить ей в рот. Но предпочитаю продлить акт подольше. Разворачиваюсь лицом к ней, немного трахаю в позе «на боку». Затем ложусь на спину, сажаю Ларису на член, пробуем «амазонку». Возражений с ее стороны нет, но нет и особых восторгов. Не желая, чтоб кайф от второго оргазма был хуже, чем от первого, снова ложусь на нее, максимально высоко задрав ее ноги, кладу себе на плечи и быстро трахая, готовлю последний штрих, от которого она уплывает. Вот кажется она уже в фазе готовности — быстро вынимаю член и припадаю ртом к клитору. Клитор трепещет, Лариса содрогается, колебательный контур приходит в движение, жадно пью исторгающуюся влагу, бальзамом на душу льются ее бархатные «иииииыы», «иииииыы», и тем более отрадно, что плача больше нет. После выравнивания дыхания и открытия глаз — лучистый, предельно счастливый нежный женский взгляд, преисполненный любви и благодарности.

— А знаешь, в книжках, наверное, правильно пишут? Только с любимым можно изведать неземное блаженство. Я так счастлива, я так рада, милый мой, любимый, бесценный...
— Да, Лариса, самый лучший секс — это секс двух любящих друг друга людей. Ни капельки не жалею, что познакомился с тобой и приехал, наша встреча для меня — эталонный образец тяги и взаимопонимания.

Она ласково теребит мой член рукой.

— Как хочет твой «мальчик»? Моя «девочка» ему очень благодарна.
Подтыкаю ей подушку повыше, становлюсь коленками за ее плечами.

— Открой ротик.
— Ты хочешь мне в рот кончить? — чуть опасливо спрашивает Лариса. — А я не захлебнусь?
— Чуть что не так пойдет — моментально выпускай, я не буду настаивать. Держи руки тут, — ставлю их себе на поясницу, — как оттолкнешь, я сразу достану.

Упираясь в стену руками, не отрывая от нее взгляда, трахаю Ларису в рот. Вот момент наивысшего кайфа, издаю горловой рык, пошел первый брызг, второй... полет нормальный... кажется, проглотила... чувствую совсем не настойчивое, очень легкое отталкивание ее рук, могу и проигнорировать, потом скажу, что не почувствовал в пылу страсти, но некрасиво и недостойно, поэтому послушно отодвигаюсь, однако делаю руками додрачивающие движения, вижу капли моей спермы, стекающие от шеи к ложбинке между грудью, и чуть выше — тонкая струйка из ее рта дотекает до подбородка и несколько мгновений висит там, пока не капнула на шею и не слилась с другим потоком.

Вытираю член об ее соски, убираю ногу с одной стороны ее тела, падаю в изнеможенье рядом.

— Я щаз, — невнятно бормочет она и убегает в ванную.
— Не понравилось что-то? Не смогла проглотить? — спрашиваю после того, как она возвращается, ложится рядом и тесно обняв, кладет голову мне на плечо.
— Да нет, нормально все. Видела как-то или читала, уже не помню. Мол, мужчине надо показать, как его жидкость изо рта вытекает. А то столько трудился, старался, и нигде ничего нет, — улыбается сама. — Да и бывший муж приучил. Если в меня нельзя было, я ему рукой делала, и либо на его живот, либо на мой выплескивал. И потом баиньки... — Лариса зевает. — Милый, я посплю? Ты же никуда не торопишься?
— Я торопился к тебе. Я нашел тебя и изведал счастье, любовь моя! Спи, отдыхай! — накрываю нас одеялом, слышу ее мерное дыханье и перед своим провалом в блаженное забытье думаю, что это и есть счастье: сон рядом с любимой женщиной, после классного секса, а что вокруг — полярная ночь или джунгли в тропиках, не имеет ровным счетом никакого значения.

... Проснувшись, немного поигравшись и потискавшись, но не доводя ласки до секса, мы решили, что пачки печенья слишком мало двум здоровым и потратившим кучу энергии людям на обед. Не очень-то хотелось, но пришлось одеваться, выходить на улицу, искать кафе, заказывать обед, ожидать приготовления блюд, и затем только возвращаться в наше гнездышко. Что радовало — перестал лить нудный дождь, и хотя все равно царила многомесячная полярная ночь, прогулка на свежем воздухе была более приятна без сопровождения осадков.

На обратном пути был такой забавный эпизод. Подходим мы к пешеходному переходу, перед нами законопослушно тормозит машина, чтобы мы по «зебре» перешли дорогу. Лариса почему-то не ступает на мостовую, а каким-то недобрым взглядом смотрит на этот автомобиль. Я думаю, может, это какой-то ее знакомый, хочет подвезти, а нам

совсем недалеко, видимо она сейчас подойдет к нему и скажет, не надо, спасибо, сами дойдем. Но Лариса не подходит к машине, но и с тротуара не сходит. Водитель мигает фарами, мол, я жду, переходите дорогу. Предполагаю, что Лариса не знает досконально ПДД, и думает, что если светофора нет, то уступать надо транспорту, беру ее под руку, говорю «Наша дорога, переходим». Когда уже оказываемся на другой стороне, уточняю, был ли это ее знакомый и если нет, то почему она медлила?

— Есть у местной «золотой молодежи» такой прикол, — рассказывает она мне. — Уступить дорогу девушке или молодой женщине, а потом подъехать к ней знакомиться, предлагать подвезти, считая, что раз она приняла его услугу, то и не прочь продолжить знакомство, причем самого близкого характера... Подонки! — вдруг вырывается у нее предельно эмоционально, и становится очень даже ясно, какого она мнения о царящих тут нравах и порядках.

Входим в «наш» номер. Я снимаю и вешаю на вешалку куртку и пиджак, а Лариса, почему-то только свою сумочку и так в пальто проходит до «своего» кресла и садится в него. Блаженно откидывается, улыбается, запрокинув голову наверх:
— Хорошо-то как...

Подхожу сзади, наклоняюсь над изголовьем и целую. Вкусно, сладко, долго.
Расстегиваю пуговицы пальто, приподнявшись, дает снять с себя верхнюю одежду, но когда пытаюсь расстегнуть пуговицы блузки, внезапно говорит:
— Погоди-ка. Давай так. Помнишь? — и пьяняще улыбается.

Помню?
Помню!
Один из наших виртов был такой. Как на короткой перемене между парами я захожу к ней в аудиторию, просовываю ножку стула в ручку двери, и, не раздевая, а только лишь задрав юбку и приспустив трусики до колен, не снимая и своих брюк, а достав член из ширинки, максимально быстро трахаю ее в зад, озабоченный лишь тем, чтоб успеть кончить до звонка и того момента, как студенты начнут ломиться в закрытую дверь. Кончив ей в анус и небрежно вытерев член ее трусиками, случайно оставляю белое пятно на задней стороне юбки, и она далее весь урок боится повернуться к студентам спиной, чтоб они не догадались, как только что их строгую преподавательницу трахали в попу.

Приподняв Ларису с кресла, тесно обняв и прижав к себе, веду к кровати. Ставлю ее раком на постель, сам оставаясь стоять. Рррраз — вот тебе и первое отклонение от вирта: юбка узкая и длинная, чуть ниже колен, именно задрать не получается, а рвать, конечно же, я не буду, Приходится как бы заворачивать ее несколькими оборотами вверх и только потом закидывать на поясницу. Ддддва — вот и второе отличие. Во время вирта никаких колготок не предусматривалось, а сейчас что с ними делать? В полуспущенном виде мне они не нравятся, иллюзию чулок все равно не создают, и я стягиваю их с Ларисы, а заодно с ними стягиваются трусики. И самое главное, третье отличие. В такую узкую дырочку, без геля и длительной подготовки, ввести член просто нереально. Ласкаю промежность, забираю влагу сколько могу, переношу на анус, разминаю, щупаю параллельно булочки и играюсь с клитором. Но попытка ввода хотя бы пальца неудачна, стон Ларисы явно от неудовольствия, а не от кайфа. Смочив головку слюной, пытаюсь все же хоть чуток ввести: глухо и безуспешно. Решаю начать трахать раком в естественное отверстие, думая, что, возможно, и член увлажнится для последующего анального проникновения, и она тоже возбудится по ходу, и легче перенесет боль, если потом поменяю дырочки.

Ввод члена во влагалище Лариса воспринимает тоже со стоном, но это совсем иной стон. Сладкий и тягучий «ооооох», так и вижу поволоку на глазах, когда она прогибаясь сильнее, плотно прижимается грудью к постели и шире расставляет ноги. Размеренно делаю фрикции, получаю своеобразные ощущения от необычности секса, когда я сам считай полностью одет (только член торчит из ширинки), и женщина передо мной одета наполовину: над жгутом юбки все пристойно, а под — белая нежная попочка с манящим разрезом и чуть ниже, снующий туда и обратно член.

Но, в общем и целом, если отбросить необычность, такой секс мне не очень нравится. Больше заводит именно вид обнаженной женщины, возможность прижаться и ощутить ее тело все своей кожей, не прикрывая тканью. Какой-то слабый «треньк» со стороны входной двери отвлекает на секунду мое внимание, но ничего далее не следует, я продолжаю размеренно трахать ее, и чуть позже, обхватив рукой бедро, нащупываю верхнюю часть разреза половых губ и между ними — язычок клитора. Тональность Ларисиных постанываний ощутимо меняется.

Она начинает более активно делать насаживающиеся движения тазом, стоны становятся все чаще, и в какой-то миг она своей рукой прижимает мою к ее клитору, и несколько раз так сильно поддается назад, уже со звуками «ииииииы», что мне стоит определенных усилий удержаться самому и удержать член в ней.

Обмякает, распластавшись грудью об постель, но член пока в ней. Я на взводе, буквально осталось сделать пару движений и я кончу. Пусть не целиком, но какой-то фрагмент анального секса мне хочется воплотить. Вынимаю член из нее, пытаюсь ввести в попу, входит даже меньше, чем половина головки, но зато сперма брызгает в анус, и от такой символической распечатки задней дырочки я получаю бонусом к основному оргазму, еще и некое моральное удовлетворение, что обошлось без боли и дискомфорта, но реализация замысла в какой-то мере произошла.

Дождавшись окончания всех выплесков, еще какое-то время держу член плотно прижатым к «шоколадному глазу», и потом только убрав, вижу возбуждающую картину: оголенная белая попа, и медленно стекающие белые капли в разрезе.

Вытираю сперму краешком простыни, и первый раз за время третьего акта целую ее. В одну и в другую ягодицу. Лариса разворачивается на постели и целует мою руку. Я глажу ее черные, густые, длинные волосы. Я настолько растроган, что с трудом удерживаю слезы. Слезы любви, слезы радости, слезы счастья...

«Треньк» услышала и Лариса. Это был ее мобильный. Чуть позже, за чашкой кофе, она извиняется, и достает из сумочки телефон. Звонит, как я понимаю, своей маме, говорит вначале на своем родном языке, ни одного понятного слова, кроме имени ее дочки. Затем трубку берет ее дочь, с ней она говорит уже по-русски. Интересуется ее самочувствием, строгим тоном указывает, что надо слушаться бабушку и пить лекарство, и на какой-то вопрос отвечает «не знаю, как получится». Смотрит на меня виноватым взглядом:

— Дочка моя заболела. Температура 37.5.
— Врач был?
— Моя мама — врач. Говорит, что обычная простуда и кашель, несколько дней полежать, все пройдет.
— Но ты все равно поезжай туда. Успеешь на автобус? До которого часа рейсы отправляются?
— В шесть вечера — последний. А как же ты?
— А что я?
— Ты же на два дня приехал, и хотел, чтоб мы еще и завтра увиделись. Я родным еще вчера сказала, что на эти выходные не поеду к ним в село.
— Да, но с каким сердцем я буду обнимать и ласкать тебя? Зная, что ты мыслями далеко, с больным ребенком. Разве не так?
— Так, — смотрит на меня преданно и нежно, за такой взгляд можно не только в огонь и в воду, но и в пасть к ледяному дракону отправиться, — спасибо тебе, милый!
— Тебе спасибо, родная!
— А мне за что?
— За всё! И за сегодня — особенно.

... Хорошо, что мы крепко обнялись и в последний раз расцеловались на пороге моего гостиничного номера перед выходом. Потому что, доехав до автовокзала, и выйдя из стеклянных дверей здания касс и залов ожидания на площадку, где стояли автобусы, она сразу увидела своих знакомых односельчанок и легким кивком указала мне на нужный рейс, словно незнакомому человеку, задавшему вопрос местной жительнице. Даже о рукопожатии не могло быть и речи, мы попрощались взглядами, в которых сквозила печаль и радость. Печаль — потому что понимали, скорых встреч не будет, а возможно, не будет и вообще больше никогда. Радость — потому что полярная ночь все же воссияла для нас ярким днем безграничного счастья.

Я возвращался на перекладных, пересаживаясь с одного рейса на другой. Весь вечер, и всю ночь, и все утро сквозь натужный рев моторов и шорох осеннего дождя, мне слышались рефреном наши последние реплики:

— Помни меня!
— Не забывай обо мне!

Из отчетного доклада Первого секретаря ЦК КПЧ товарища Абрамовича Р. А. XXXI съезду Коммунистической партии Чукотки 31 ноября 2011 г.:
«Под мудрым руководством партии, вооруженные прогрессивной идеологией самого передового учения социал-шаманизма, невиданных доселе успехов достигли и научные работники нашей республики. Так, группа ученых Чукотского Государственного университета, возглавляемая профессором Шнауберманом А. И. и доцентом Ларисыной Л. Л., была удостоена Государственной премии СССР 1-й степени».
(бурные, продолжительные аплодисменты)