Четыре ночи и вся жизнь-4. Часть 2

Юлю позвала эра! И Юля, чтобы не отстать от компьютерных технологий, которые шагали вперед особенно в Японии, бросила Петю и Павла и рванула в Японию догонять прогресс. Мы все ее в этом поддерживали. Мы понимали, что Юля не рождена для семейной затхлой жизни прошедших эпох в Синеглазке, где нет водопровода, отопления, туалета... Она – существо, устремленное в будущее. Я проводил ее в Елизово – она улетела. Вернувшись с аэродрома, я увидел первую улыбку мои сыновей: они оба, увидев меня, впервые улыбнулись. Юля этот миг пропустила. Как, впрочем, и первое сиденье, и первый шаг, и прорезывание зубов, и болезни:

Благодаря Юле, мы были не только первой семьей, у которой в доме были рулоны японской туалетной бумаги, но и мобильные телефоны. Мы созванивались несколько раз в день. С ней и друг с другом.

***

Я остался в Синеглазке с детьми один. Но я тоже работал – мне отпуск никто не предоставлял. Для мужчин в то время отпусков по уходу за детьми не существовало. Напротив, действовал агрессивный приказ Минздрава СССР о том, что выдавать больничные листы мужчинам трудоспособного возраста нельзя ни под каким предлогом: все они пьяницы. Мужчины никогда не болеют – они только пьют, и чтобы утром не идти на работу, симулируют заболевание, а на самом деле им нужен опохмел.

Я вернулся с детьми обратно на завод, в свое "помещение". Кухни там не было, но зато была теплая уборная, а на заводе – столовая. Там я мог питаться, как и прежде. Петя и Валентина Даниловна стали мотаться ко мне на завод, привозили детские смеси и меняли детские вещи на чистые. По телефону мы каждый день говорили Юле, что "у нас все хорошо, о нас не думай – работай!".

Рано утром из "помещения" я спускался в свое представительство, а с детьми до обеда сидела Вера Дмитриевна Кособокова. Ее самой тяжелой обязанностью было одеть мальчиков и вывезти во двор завода гулять. Она для этого пользовалась нашим наказанием – грузовым лифтом. Лифтеры свозили ее во двор и часа через два вздымали обратно. После обеда с детьми был снова я, а Вера Дмитриевна шла в представительство, но, если что, прибегала ко мне и сообщала экстраординарные новости. Так, однажды она прибежала ко мне и сообщила, что директора нашего Волгоградского завода убили.

В России начался передел собственности, который сменил время перехода на самофинансирование.

***

Теперь расскажу о том, что в это время творилось вокруг нас. Это тем более уместно, что я с детьми попал на производство, в самый пик тех событий.

Как – то вскоре после известия о гибели нашего директора Анатолия Игнатьевича ко мне в "помещение" примчалась Вера Дмитриевна с новым известием, что она уволена. Выяснилось, что в представительстве за моим столом уже сидит новый представитель Волгоградского рыбоконсервного завода – какая – то женщина.

– Входит и говорит: "Вы Кособокова? Вы мне тут больше не нужны, вы уволены". Я – бегом к вам.

Это сообщение выбило меня из седла. Я опешил. Раз уволена Вера Дмитриевна, то, значит, уволен и я. Тем не менее я набрался мужества и спустился в представительство.

Там за моим столом действительно сидела молодая женщина и разговаривала по моему телефону. Она сделала повелительный знак садиться на стул, стоящий перед столом, и подождать. Она говорила о поставках продукции, как заправский товаровед. Я не присел – стоял перед столом. Женщина сделала снова жест – садитесь! И продолжала разговор. Я осмотрел ее: некрасивая, но очень энергичная. Под шеей – жабо белой газовой кофточки. Черный пиджак с прямыми и острыми плечами. Стиль деловой женщины. Я испугался – и, не произнеся ни слова, вышел из комнаты. Поднялся к себе. Все, решил, мне пришел капут. Тут Вера Дмитриевна, которая опомнилась после первого шока, напала на меня с вопросами, откуда эта женщина взялась и кто ее пропустил на территорию завода?

– Я тут всех знаю, а ее никогда не видела. Где у нее мандат – то?!

А мне послышалось – "Где у нее манда – то?", и я стал выговаривать Кособоковой, что тут дети, при детях не ругаются матом. А Петя и Паша всегда начинали плакать, если я хоть чуть – чуть нервничал. Тут они заревели хором. Наконец, до меня дошло – про мандат. Я снова спустился в представительство.

Отворил дверь – молодая женщина все еще сидела за моим столом, но по телефону уже не разговаривала. И я ее спросил, проигнорировав жест садиться на стул перед столом:

– Где у вас манда – то?

Прямо так и спросил – преодолевал страх.

Но молодая женщина не растерялась нисколько. Думаю, она прекрасно расслышала все звуки. Она спросила:

– Вы и есть Алексей Иванович? А я Татьяна Ефимовна Никитина. Вы, Алексей Иванович, уволены. Но – садитесь, поговорим обо всем по порядку.

– Кем?

– Что кем?

– Кем я уволен?

– Новыми владельцами предприятия. Не мной же.

– Откуда вы знаете?

– Я уполномочена вам об этом сообщить.

– И все – таки – где ваш мандат?

Молодая женщина помолчала, улыбнулась и, наконец, ответила:

– Я предъявила его тому, кому сочла нужным. Но не вам. До свидания. Может, вам нужно забрать свои туфли? Берите! Я села за ваш стол, потому что работы н

евпроворот.

Вот такой разговор.

Напомню читателям, что в то время из меня фонтаном бил сексуальный заряд. Вместо того, чтобы повернуться и выйти из представительства, я, напротив, сделал шаг к столу и сказал Татьяне Ефимовне Никитиной:

– Это мой рабочий стол. Это мой телефон. И стул, на котором вы сидите, тоже мой. Я: Я не получал приказ о своем увольнении.

Она, улыбаясь, опустила глаза. У нее было такое выражение на лице, словно ей стало стыдно за мужчину, который не может быть мужчиной, а на глазах превращается в бабу – она предпочитала не видеть моего позора. Мы молчали. Она решительно протянула руку к телефону, подняла трубку – а я решительно ударил рукой по рычагу и повторил:

– Это мой телефонный аппарат. Пользоваться им я вам еще не разрешил.

Татьяна Никитина сказала, улыбаясь мне в лицо:

– Алексей Иванович, я вас понимаю, вы расстроены, но: Но вы уволены. Это больше не ваш стол. Я представитель ВРКЗ. Поймите, какие бы шаги вы сейчас не предпринимали, вам уже ничто не поможет. Вы уволены.

– Мандат, – прервал я ее.

Это прозвучало очень веско. Я дал понять женщине, что перед ней мужчина. В самом соку. Но я тогда еще не знал, что Татьяна Ефимовна Никитина была настолько яркой особой, что ей были не страшны никакие мужчины. Она была феноменальной специалисткой по выведению из себя особенно мужчин. Она на этом специализировалась. Ее вечные блузки с жабо, черные пиджачки с острыми плечами, ее некрасивое лицо деловой напористой и стареющей молодой женщины, ее отвратительная улыбка, которая появлялась на лице в минуты, когда мужчина находился в состоянии смертоубийства, – все это в конце концов привело к трагической развязке. Но первым, кто поднял на нее руку на Камчатке, оказался я.

Это не было актом геройства с моей стороны – это был акт нервного срыва, следствием воздействия ее улыбки на мою крепкую нервную систему. Не отдавая себе отчета, я вдруг инстинктивно протянул руку и схватил железной хваткой за жабо Татьяны Никитиной. Я потянул ее вверх. Мой кулак уткнулся в упрямый подбородок молодой женщины. Я рванул вверх и потянул на себя. Прием "за грудки" не сработал: женщина, улыбаясь, продолжала сидеть на моем стуле. Видимо, обвила ногами ножки стула. Не выпуская жабо из стиснутого кулака, я обошел стол, приблизился к стулу, на котором сидела Татьяна Никитина, и коленкой, очень грубо, столкнул ее на пол. Она упала. Я выдернул из – под нее стул и поставил на стол. Татьяна Никитина вскочила с пола спортивным прыжком, отряхнулась, вышла из – за стола и, не переставая мило улыбаться, направилась к двери.

– Мандат, – сказал я тихо ей вслед.

Она вышла, не оглядываясь.

Меня трясло.

***

А теперь забегу на много лет вперед и расскажу, чем кончила эта замечательная женщина. Мне кажется, что это была именно она. Весть о ее гибели стала на некоторое время новостью номер один во всех средствах массовой информации. Приведу только одно свидетельство – телеканала НТВ:

"31 октября 2008 года

Из Петропавловска – Камчатского – репортаж корреспондента Юлии Юдиной специально для НТВ.

С половины десятого утра здание Регистрационной службы оцеплено милицией. Еще чуть ранее 63 – летний сотрудник предприятия, как сейчас называют его должность – специалист по уборке территорий, зашел с обрезом ружья в кабинет бухгалтера предприятия. Как говорят сотрудники, он выстрелил четыре раза.

Начальник отдела финансово – технического обеспечения Марина Хацкевич скончалась на месте. За жизнь начальника управления Татьяны Никитиной врачи боролись больше часа, но спасти ее не удалось. Как стало известно позже, Владимир Смирнов из собственного, официально зарегистрированного ружья еще накануне сделал обрез.

Дома оставил записку, что будет разбираться с ситуацией, которая возникла на работе. Скандал возник из – за того, что бухгалтер лишила дворника части премии с формулировкой "За недобросовестное выполнение работ".

Виталий Ткачёв, руководитель следственного управления Следственного комитета при Прокуратуре РФ по Камчатскому краю: "Версии есть. Убийство совершено было из личных неприязненных отношений. После того, как совершил убийство, преступник скрылся, выпрыгнув через окно. За ним следовали сотрудники милиции. Он приехал домой, закрыл дверь и застрелился".

Следователи сейчас работают на даче, которая принадлежит сотруднику Регистрационной службы, и в квартире, где произошло само убийство. Уже известно, что перед смертью он позвонил жене и сыну, сообщил, что все имущество переписал на них – есть завещание, и написал предсмертную записку.

Конфликтная ситуация, по словам коллег, длилась давно. Накануне Владимир Смирнов резко высказывался в адрес администрации предприятия. Коллеги и соседи характеризуют его как исполнительного, уравновешенного человека. Возбуждено уголовное дело по статье 105 "Убийство".

Насколько я могу судить, речь в этой новости шла именно о той самой Татьяне Ефимовне Никитиной, которая побудила и меня применить к ней силу. Я, человек не менее уравновешенный, чем неизвестный мне дворник Смирнов, сохранил о ней воспоминание, как, наверное, о самой большой твари в моей жизни.