Ночь. Ритм. Страсть.
Россыпь огней во влажной тьме мерцает в одном ритме с многоголосой «попсой», разносящейся из бесчисленных баров, ресторанов и ночных клубов, накрывших побережье курорта. Красивые молодые тела — черные, белые, смуглые, — корчатся в такт голосу шоколадной певички хрипло выводящей свой последний хит. Танцпол в постоянном движении — словно огромная амеба или медуза сокращается всем телом, шевеля бесчисленными щупальцами, сочась потом, запах которого не могут заглушить даже дорогие духи. Звяканье бокалов, разноцветные коктейли передаются от одной пары к другой, а вместе с ним — сигареты, приправленные запрещенной смесью. Во тьме, взрезаемой отблеском разноцветных зеркальных шаров, видно какое-то копошенье, сильные руки гладят загорелую кожу, чье-то лицо зарывается в пышные волосы, в редкие минуты тишины слышатся прерывистые вздохи и томные стоны.
Вакханалия, порочная и одновременно невинная, беспечная похоть молодости, взращенная в алкогольном раскрепощении и сладком дыме марихуаны. Вечная спешка и жажда удовольствия, за которой некогда остановиться и прислушаться к тому, что шепчет раскинувшийся за окнами клубов ночной океан, черный и загадочный. С негромким шипением выбрасывает он на берег пенные валы, но мало кто догадается прислушаться, чтобы различить в океанском рокоте Голос.
Однако некоторые все же слышат.
Он приметил ее сразу на входе в клуб, но не торопился подойти. Он знал себе цену и не собирался спешить, уверенный, что возьмет свое у любого придурка покусившегося на его добычу. Пока же он сидел у барной стойки потягивая коктейль и наблюдая как танцует его сегодняшняя избранница, с каждой минутой убеждаясь в правильности выбора.
Золотистые волосы разметались по обнаженным плечам, упругие груди подпрыгивают в глубоком вырезе, короткая юбка волнующе взметается обнажая круглые ягодицы, меж которых стыдливо затерялась ниточка стрингов. Он впитывал ее всю, с головы до пят — от искрящимся весельем синих глаз до татуировки с кельтским орнаментом на стройной лодыжке. Беспечный серебристый смех срывается с алых губ, накрашенных «жидкими кристаллами», плоский живот с пирсингом в пупке волнующе обнажается, привлекая множество мужских взглядов. Однако она танцует так самозабвенно, что кажется, вокруг нее никого больше нет.
Но вот она замечает его — притаившегося во тьме, будто пантера в засаде. Черные вьющиеся волосы, темная кожа — в полумраке зала сначала видно только белую майку. А потом — глаза. Темные глаза — притягивающие и опасные. С человеком у которого такие глаза нельзя играть — можно или отвергнуть сразу, если хватит смелости, или соглашаться сразу на все. Розовый язычок облизывает губы, раздвинувшиеся в мимолетной улыбке, давая понять, что выбор сделан. Он подходит к ней, вливаясь в ритм танца, полного столь же красивого, сколь и бесстыдного. На свету он выглядит еще более опасным и сексуальным — наглый мускулистый мачо, в чьих афроамериканских жилах течет немало латинской крови — кубинец или доминиканец.
Афроамериканец?! К черту эту лживую политкорректность, оправдание для трусов и слабаков. Он НИГГЕР, черный бандит, завидев которого белые мальчики стараются увести своих девушек на другую сторону улицу, а сами девочки пускают струйки меж своих белых ножек... как она сейчас. Она чувствует крепкие пальцы у себя на бедрах, чувствует как о ее ягодицы трется твердый бугор выпирающий из штанов и она двигает задом, словно подмахивая прямо посреди дискотеки.
— Выведи меня на улицу! — жарко выдыхает она ему в ухо, слегка прикусив мочку, — или я кончу прямо здесь.
— Почему нет? — шепчет он в ответ, а его пальцы уже отгибают резинку трусиков касаясь ее разгоряченной дырочки.
— Не хочу... так быстро, — выдыхает она, — пойдем!
Он кивает и они выходят из бара, хмельные и разгоряченные. Свернув по улице парочка оказывается в узкой темной аллее, пролегающей меж пальмовой рощи. За ней слышится шум волн и лунный свет проникает сквозь колышущиеся на ветру широкие листья.
— Сюда, — он хватает ее за руку и увлекает в заросли, — белая сучка!
— Ниггер, — с ее губ срывается грязное слово, когда она, дрожа от похоти, спешит в темные заросли. Он тянется губами к ее губам, целуя ее со всей своей бешеной африкано-латинской страстью, даже ночью обжигающей яростным солнцем Юга. Ее ноги подкашиваются, она течет от возбуждения, представляя себя со стороны — нордическая красавица во власти чернокожего «плохого парня». Он прислоняется спиной к ближайшему дереву и его тяжелая рука опускается ей на голову, заставляя блондинку опуститься на колени. Дрожа от нетерпения, она стягивает ему штаны, жадно целуя, чуть ли не кусая сквозь них напрягшуюся плоть.
— О да! — она похотливо облизывает губы, завидев перевитый венами огромный ствол — грозный символ могущества черной расы. Налитая кровью головка уже сочится смазкой — будто черная змея испускающая яд. специально для .оrg Девушка тянется губами и слизывает первые капли, смакуя солоноватый вкус. Огромная рука давит ее голову и головка черного змея проскальзывает в кольцо алых губ — туда, обратно, снова туда. Черный ствол неустанно ходит в ее рту проникая до самого горла, пока нежные руки массируют набухшие о
т переполнявшей их спермы черные шары. И, наконец, над ее головой слышится звериный рык, а в ее рот словно извергается маленький вулкан. Она глотает соленую вязкую жидкость, булькая и захлебываясь, сперма стекает по ее губам и подбородку, капая на грудь, а пальцы теребят горячую влажную пизду до тех пор пока она не кончает одновременно со своим черным ебарем.
Девушка старательно вылизывает большие яйца и член, с радостью чувствуя как обмякшая черная плоть оживает под ее ласками. Затем гибко поднимается на ноги.
— Идем, — шепчет она, — трахни меня в море.
Выбегая на пляж девушка на ходу сдергивает заляпанный спермой топик, обнажая упругие груди с твердыми от возбуждения сосками, потом освобождается от юбки и трусиков и, прекрасная словно нагая наяда, устремляется в море. Позади раздается плеск — ее спутник, скинув одежду, устремляется следом. Несколько раз нырнув он ловит златовласую красавицу в волнах, смыкая кольцо мускулистых рук и в этот миг стройные ноги оплетаются вокруг его талии. Девушка чувствует как ее заполняет эта чернота, пронзая и разрывая ее на части, даруя одновременно боль и наслаждение. Она падает в воду на спину, раскинув руки, а волны сзади подхватывают и подталкивают ее вперед, насаживая ее на черный стержень, заставляя его проникать в нее еще глубже и сильнее. Стенки влагалища обхватывают черную плоть, пульсируя в едином ритме с ее движениями, подводя их обоих к беззвучному, но сокрушительному взрыву.
Большая волна накатывает на парочку, накрывая девушку с головой и ударяя в грудь ее черного любовника, чуть не сбив его с ног. Черный член выскальзывает из ее щели, пульсируя и выбрасывая семя в морскую воду.
Она выныривает и ее глаза встречаются с его глазами. Что-то изменилось — он еще не понимает, что, но по его коже уже бегут крупные мурашки. Лунный свет падает на лицо девушки под странным углом, причудливо искажая прелестные черты. Она смотрит в его глаза и ему кажется, что на него смотрят черные бусины, твердые и холодные, словно два кусочка черного льда. Повинуясь внезапному порыву он оглядывается и видит, что берег остался далеко позади — слабо мерцающая полоска у кромки невидимого, но слышного прибоя.
Восхитительно гладкая кожа под его руками вдруг становится твердой и шероховатой, царапая его руки. Он смотрит в черные глаза и видит, как лицо девушки расплывается в зловещей улыбке. Рот ее становится все больше, распахиваясь на полголовы и в нем блестят острые зубы.
В ужасе он отстраняется, пытаясь отплыть подальше от неведомой твари. Девушка, перевернувшись исчезает под водой — только взмывает огромный хвост. Ее незадачливый ухажер, отчаянно молотя руками и ногами, пытается отплыть к берегу, вертя головой над водой. Истошный крик разносится над водой, но его заглушает рокот прибоя.
Что-то огромное проскальзывает под его телом, царапнув живот и легко касается его ноги. Сначала он почти ничего не чувствует — только что двигать правой ступней стало как-то неудобно, замедляя его движения. Он пытается потрогать ногу, но натыкается лишь на торчащую кость, омываемую упругой теплой струей. Тут же приходит осознание, а вслед за ним — панический, леденящий душу ужас.
Полный животного страха крик разносится над водой когда что-то тяжелое врезается в его живот. Острые зубы разрезают кость и мясо, вода меняет свой оттенок, разом из темной становясь насыщенной черной. Его хватает еще на один крик, после чего жадная пасть хватает в него, увлекая на дно моря. Последним проблеском угасающего сознания, сквозь всепоглощающую, невыносимую боль, он еще успевает осознать, как чудовище продолжает отхватывать от него куски мяса, проглатывая их и вгрызаясь в его тело вновь.
Тьма. Голод. Кровь.
Огромная рыба ушла на глубину, будто огромный планер паря над морским дном, оставляя позади милю за милей, блуждая в океане, как сотни и тысячи ее собратьев. Но в отличие от других акул под черепом мако таился разум — не человеческий и не животный, но соединивший в себе рассудочность двуногого с хищными инстинктами огромной рыбы. Недвижные черные глаза внимательно осматривают все вокруг, чувствительные ноздри улавливают множество запахов растворенных в море, студенистые каналы, тянущиеся вдоль тела, воспринимают малейшие колебания в воде, отдаленные шевеления всех живых существ находящихся в океане.
Волны приносили ей множество запахов, свидетельствующих о приближении берега. И чем больше становилось вокруг заманчивых запахов, тем сильнее просыпался голод — голод, который нельзя утолить скользкой плотью рыбы или кальмара. Голод, вновь и вновь заставляющий выходить ее на сушу. Хлестнув хвостом, акула устремилась к берегу, на ходу претерпевая противоестественные изменения.
Он давно приметил эту девушку — златовласая, стройная в длинном платье с разрезом от бедра, обнажающим стройную ногу. Соблазнительно покачивая бедрами в такт неспешной мелодии, она смотрела на высокого смуглого парня, оценивающе рассматривающего ее со своего столика. Огромные глаза мерцали сапфировым цветом, когда она подходила к новому кавалеру, принимая из его рук бокал с «Маргаритой».
— Здесь слишком душно, — томно шепчет она, царапая острыми ноготками его шею, — может, искупаемся?