Трудо-выебудни Сони Мармеладовой. Часть 4

Семён Захарович Мармеладов – 53-летний спившийся отставной чиновник и бывший титулярный советник пришёл домой как обычно в сильно нетрезвом состоянии. Его вторая жена Екатерина Ивановна, мачеха Сони, уже привыкла к такому поведению мужа. Но на этот раз её сильно насторожил и без того неопрятный внешний вид мужа.

— Ты не представляешь, что со мной приключилось, Катенька, — начал своё унылое повествование Семён, не дожидаясь привычных расспросов жены, — эти все пигалицы, эти курсистки, или как их там... Короче, из крепостных. Они совсем растеряли все приличия. Ты представляешь, они, заранее сговорившись, поджидали меня в составе крупы лиц и в количестве трёх штук.

— Они что, побили тебя что ли?

— Ой, Катенька, они мне налили! Эти девки подкараулили меня у одного из питейных мест, но у них с собой была бутыль с чем-то мутным. Какое-то самодельное пойло. И начали меня приманивать. А когда я на эту их наживку клюнул и завязал с ними беседу, одна из них, самая бойкая, просто слегка развела ножки и зажала эту бутылку между ляжками, ты представляешь. А потом стала наклонять бутылку.

— Семён, ты совсем уже допился! Какие ещё курсистки? Зачем им тебя поить?

— Да ты дослушай, Катерина. Ну так вот, я смотрю, а содержимое бутыли уже к краю голышка подступает и вот-вот выливаться начнёт. Я им говорю, мол, что ж вы делаете, дайте лучше мне. А они отвечают: присаживайся, дяденька, и пей из такого положения.

— И что, ты при всех опустился перед этими девками из крепостных на колени?

— Катенька, ну почему сразу на колени? Просто присел рядышком и ноги под себя поджал, чтобы пить было удобно. А когда отпил немного, эти девахи начали меняться. И получается, что каждая меня вот так напоила из бутыли, зажатой между девичьих ног. Они смеялись, а я всё пил и пил, пока всё содержимое не иссякло. И пока я пил, взгляд мой украдкой скользнул прямо им туда. И знаешь, что я скажу тебе, Катерина: девки эти совершенно не обременяют себя ношением белья. А ещё у них лобки лысые. Я в последний раз такие гладенькие девчачьи прелести уже не помню когда видел.

— Какой же ты всё-таки редкостный гад и болван, Семён. Теперь разговоры пойдут, что ты не только пьяница, но ещё и девахам местным под юбки заглядываешь. И за что мне такое наказание?

— Катерина, ты не спеши с выводами. Ты дослушай. Я уже хотел было подняться и пойти дальше, но захмелел и попросил этих милостивых простолюдинок помочь мне подняться. А они говорят: выпил – не забудь закусить. Я как услыхал, что ещё и накормят, так совсем обрадовался. А потом две девахи мне руки по сторонам развели и у себя между ног зажали. А третья подошла ко мне ближе и юбкой своей мне голову накрыла, и говорит, чтобы лысину мне на солнышке не припекло.

— Семён, ты что такое говоришь? Это же бесчинство – вести себя так в публичном месте в обществе уличных девок!

— Да, Катенька, я и не думал, что они именно это подразумевали под закуской. Уткнулся я носом прямо в щель этой бойкой девки, пытаюсь сопротивляться, а не могу, потому как те две её подруги между ног мои руки сдерживают. А потом так вообще, чувствую, рука на затылке у меня, и с силой меня вжимает прямо в плоть девичью. А там уже всё хлюпает, я дышать не могу и думаю: э не, так не пойдёт, надо слизывать это всё. И начал головой вертеть, языком все эти соки девчачьи собирать. А девка совсем весь стыд потеряла, сама тоже трётся об меня, прямо губками своими половыми мне всё лицо изъелозила.

— Семён, ну неужели средь бела дня тебе никто не помог? Ты хоть на помощь звал?

— Ну как звал, мычал в основном. Прямо туда и мычал. А потом устал и понял, что бесполезно. Думал крикну, когда они начнут меняться, но весь рот у меня был в густых выделениях этой нимфы, пришлось всё это сглатывать. А когда она меня выпустила, то моим лицом решила воспользоваться другая. Она вообще переступила через меня и голову в ляжках стиснула. И всё это под юбочкой. Но руки мне уже не держали, и тогда я решил, что буду кулаками отставить свою честь. Бью я, значит, эту девку по попе, а та настолько упругая, что кулаки у меня прямо от неё отскакивали. Потом стал по бёдрам её бить, так она мне голову так ими стиснула, что аж больно стало.

— В общем, Семён, ты и ей отлизал, правильно я понимаю?

— Правильно, Катенька, а потом и третьей тоже. Та вообще меня на землю толкнула и на корточки села прямо мне на лицо. Ну, ты поняла, Катенька, что мужа твоего просто какие-то уличные девки по кругу пустили и воспользовались его лицом для своих плотских утех. Потом я сознание потерял, а когда очнулся, этих девах уже и след простыл, а вокруг меня люди. Они меня подняли и отряхнули.

— Семён, так может это солнечный удар был, и тебе всё это привиделось?

— Да как же привиделось, Кактенька, когда всё моё чиновничье лицо пиздятиной пропиталось и пахнет всеми этими женскими соками.

— Да, и правда, пиздой несёт, — заключила 33-летняя Екатерина Ивановна, принюхавшись к лицу мужа.

— Вот то-то и оно. Так что можешь, Катенька, теперь ругать меня и материть на чём свет стоит.

— Ну а что тебя ругать, ты же не виноват, что за бутылку пойла тебя местные девки средь бела дня принудили к отлизу своих прелестей. Иди хоть лицо своё вымой как следует с мылом.

Семён Захарович вымылся, переоделся в чистое и вновь предстал перед супругой. Та уже сидела в кресле с широко раздвинутыми ногами и мастурбировала клитор пальчиком.

— Ну что, Семён, лизанул уличным девахам, значит и жене тоже отлижешь, — сходу заявила Катерина и похлопала себя по изрядно намокшей пизде.

— Катенька, ну что ты такое говоришь? Я же жертва, меня снасильничали, а ты вон теперь как всё повернула. Да и межляжье у тебя всё заросшее. Так что я пожалуй воздержусь.

— Снасильничали, значит! Ну пошли тогда заявление писать.

— Катенька, ну что ты такое говоришь! Это же огласка, это позор на всю семью.

— Ну тогда я не гарантирую тебе, что в скором времени об этом случае не будут писать в газетах. Так что если не хочешь, чтобы я разнесла эту благую весть по округе, то лучше пристраивай своё пьяное личико к моей сочаще

йся пизде и начинай мне отлизывать, муженёк.

Семён помялся немного, затем подошёл поближе и сел перед супругой на пол. Катерина закинула ему ноги на плечи и стала подтаскивать его к себе. Оказавшись в её ляжках, Семён предпринял отчаянную попытку отпрянуть от её неподбритой вульвы, но тут же почувствовал на своём лысом затылке обе её руки и погрузился в пучину ароматов. Из своего сегодняшнего опыта общения с молоденьким девчонками он сделал очень важный вывод: главное – это не задохнуться. Помня об этом, он начал елозить лицом в промежности супруги в поисках воздуха.

— Ну вот, а я и не знала, что тебя можно вот так использовать. Нужно было каждый раз, когда ты пьяный приходишь, просто загонять тебя под юбку и использовать твоё пропитое лицо для сладострастных утех.

Семён Захарович не слышал, что там бормотала супруга, потому что её активно работающие бёдра уже изрядно натёрли ему уши. Он наконец нашёл возможность дышать ртом, а его нос активно растирал клитор Катерины. Вскоре его супруга потекла ручьём, затем пошли выделения погуще, и оргазмирующая вагина начала выбрасывать кончу порциями. Катерина замерла, вытянула ноги и изо всех сил сжала бёдрами голову Семёна. Пробыв в диком напряжении несколько секунд, его жена обмякла, и Семён наконец рухнул из её ляжек прямо на пол. Изо рта и из носа у него вытекала женская конча. Он пытался прокашляться и что-то даже пытался сглотнуть.

— Иди умойся, а то весь дом сегодня пиздятиной провонял. Сначала аромат этих уличных девок домой принёс на своём пьяном лице, теперь из меня все соки высосал, негодник!

Семён отполз от Катерины и кое-как поднялся. Умывшись, он вернулся в комнату, но на пороге дома в прихожей стояла Соня Мармеладова. Она молча прошла и села рядом с мачехой. Та уже подобрала все свои юбки в приподнятом настроении сидела в кресле. Семён по виду своей дочери понял, что произошло что-то ещё.

— Меня сейчас одна знакомая окликнула на улице и рассказала про тебя, папа, что ты за бутылку спиртного средь бела дня с тремя девицами учинил непотребство. Что якобы ты удовлетворил их похоть самым унизительным для себя способом. Она видела, как ты подныривал под них и ублажал их своим языком. Это правда, Папа?

— Сонечка, я был пьян, а они этим воспользовались. Был бы я в трезвом уме, то ни за что бы...

— А когда ты в последний раз был в трезвом уме? – вскрикнула на него Катерина.

— Екатерина Ивановна, — обратилась Соня к своей мачехе, — не могли бы вы оставить нас с отцом наедине?

— Да, пожалуйста. Мне как раз нужно бельё выстиранное развесить.

Катерина удалилась, а Семён уже морально настроился на тяжёлый разговор с дочкой.

— Уже наверное все в округе знают, что ты такие непотребства с малолетками вытворяешь. И раз уж на то пошло, то будь уж так любезен, папочка, поработай ротиком у любимой доченьки между ножек.

— Соня, ну ты-то куда?... Я как домой пришёл, то прямо сходу жене покаялся в содеянном. Так она тоже меня принялась склонять.

— Ага, так значит Екатерина Ивановна уже получила свою порцию наслаждений. Ну хорошо, а я чем хуже?

— Так ты же дочь. Не по-христиански это как-то.

— Да мне всё равно, — перебила его Соня и задрала свою юбку, — раз уж твоё лицо – это место общего пользования, то я хочу быть в числе первых. Потому что стоит тебе сейчас пройтись по улице, как тебе местное бабьё будет предлагать выпить, но не бесплатно, разумеется, а за деликатное обслуживание их интимных мест.

Семён Захарович рухнул перед Сонечкой на колени и зарыдал.

— Давай, доченька, не сдерживайся! Загони меня под юбочку и оседлай моё грешное лицо своими мудьями!

— Да закрой ты рот, — прорычала Соня и закинула ему на плечо правое бедро, — лучше клитор пососи. А то девки во дворе жалуются, что ты совсем лизать не умеешь.

Семён впился страстным поцелуем в торчащий клиторок дочери, принялся его всасывать и активно теребить языком во рту.

— Пососал? Теперь сливки собери. Видишь вон из пизды как потекло. Нужно проявить учтивость и покорнейше слизать всё, а иначе я могу расценить это твоё нежелание слизывать соки как неуважение. И тогда я могу вообще переступить через тебя и наказать.

Соня перекинула левую ногу через плечо отца и слегка сжала свои стройные бёдра.

— Чувствуешь, как шею ломит?

— Да, — прохрипел Мармеладов.

— Если будешь плохо стараться ротиком, я могу изо всех сил.

Семён тут же вытащил язык, демонстрируя готовность орально услужить дочери. Он принялся чавкать и сглатывать, причмокивая и вылизывая. От такой рьяной учтивости и страстного желания услужить, Сонечка хихикнула и положила обе руки ему на затылок. Она тёрлась носом об его клитор, и папаша тут же принимался теребить его языком. Она гоняла его так около 15 минут, а потом всё же, позабыв о нормах приличия, сжала его голову бёдрами изо всех сил и с визгом кончила. Она ещё несколько секунд его так удерживала, не обращая внимания на его мольбы о помощи, а затем чуть ослабила захват, и её отец рухнул на пол прямо на спину.

— У вас тут всё нормально? — заглянула Катерина в комнату, услышав крики.

Её взору открылась прелюбопытнейшая картина: Соня стояла над лежащим на спине отцом, а из её пизды как по ниточкам свисали вагинальные выделения и стекали прямо ему на лицо.

— Да, я тут решила попробовать отпользовать папашку в ротик. А то девки жалуются, что он лизать не умеет. Катерина Ивановна, вам же 33 года, вы же ещё в самом соку, хоть бы научили моего отца языком работать. А то ведь так и помрёт пизды не лизамши.

— Сонечка, ну как же можно так цинично об отце?

— Он алкоголик. Он спившееся чмо. Какой от него ещё прок? Если он ни на что не годится, кроме как уличных девочек ротиком ублажать, то пусть тогда хотя бы хорошо отлизывает.

— Хорошо, Сонечка, я постараюсь его как следует натренировать и вымуштровать.

— Ну, вот и славненько. Да, и вот что ещё, папулька, там наши девки что-то про Аркадия Ивановича Свидригайлова говорят. Ты там по своим старым чиновничьим каналам передай, что Соня Мармеладова не против с ним свидеться.