Развели

Мы с Люськой лежали на берегу реки и загорали. Люська моя подруга, она на два года старше меня. Маме не нравится, что я дружу с Люськой, она, говорит, плохому тебя научит. И чему такому плохому? Мне с Люськой интересно, она много знает. Она, например, сказала, что у парней пиписька называется «хой», а у девочек — «писта». А еще говорит, что у больших парней и у дядек хой стоит. Я говорю:

— Как стоит?

— Ну, — говорит, — надувается, делается твердым и вверх торчит.

— Ух ты, — говорю, — никогда не видела. Я только у малышей видела письки, они висят.

— Ну правильно. А у больших хой стоит, когда они хотят епацца.

— Чего?

— Ну... — Люска просунула палец в кулак и туда-сюда им.

— Как это?

И Люська объяснила, как это и для чего.

— А если, — говорит, — епацца не с кем, то они трочат.

Вообще, у Люськи дефект речи, она часто звонкие согласные произносит как глухие.

— Ой! А это как? — спрашиваю.

— Вот так: — Люська сжала кулак и двигала им вверх-вниз. — Я сама видела. Весной мама лежала в больнице, мы с отчимом вдвоем остались. Я как-то в ванную захожу, а он там. Стоит и свой хой вот так, — Люська опять показала кулаком вверх-вниз. — Я спрашиваю: «Ой, а чего это вы делаете?» А он говорит: «Трочу. Епацца хочется, а мамки твоей нет, вот и трочу.» И еще быстрее вот так кулаком. «Ой, — говорит, — ща кончу!» И его хой белым таким как простокваша брызгать начал. «Ух, — говорит, — давно не епался. Малафьи вон сколько!»

Я говорю:

— Надо же! Интересно. А мальчишки тоже так делают или только большие дядьки?

— Конечно делают. Большие парни, у которых хой стоит, они ведь уже епацца хотят. Вот и тренируются.

— Здорово. Вот бы и мне посмотреть. Интересно наверно.

— Ага. Я хотела отчима попросить еще раз показать как он трочит, да неудобно как-то.

— Надо бы мальчишку какого-нибудь уговорить, чтобы он показал.

— Да как уговоришь? Они стесняются.

— Отчим же твой не стеснялся.

— Так я случайно увидела. А он уже начал. А у них как, если начал, то уж несмотря ни на что кончить должен.

— А как ты думаешь, Валерка трочит?

Валерка — соседский парень. Мама говорит, что он аутист. Я не знаю, что такое аутист, но Валерка очень нелюдимый, ни с кем не общается. Или дома вечно сидит, или в саду в гамаке с книжкой.

— Валерка-то? Стопудово! У него стоит наверняка, и епацца он хочет. А ему никто не даст, он же тихий какой и робкий.

— Давай его уговорим?

— А как?

— А вот сюда на речку позовем и попросим.

— Ну давай.

На другой день мы с Люськой прилипли к штакетнику, отгораживающему мой сад от Валеркиного и стали ждать, когда он выйдет во двор. Вот он вышел с книжкой.

— Валер, а Валер! — позвали мы.

— Чего вам?

— Валер, пошли с нами на речку!

— Не хочу.

— Валер, ну пошли! Мы тебе что-то интересное покажем!

— Да? Ну ладно, ща выйду.

Люська сказала, что парню, чтобы у него стоял хой, надо показать писту. День был будний, и на нашем месте, где мы обычно купались, не было никого. Мы с Люськой договорились, что будем купаться голыми. Мы пришли на берег, расстелили покрывало, сняли с Люськой платья, а затем и трусы. У Люськи на писте росли волосы, а у меня еще нет.

— Нифигасе, — удивился Валерка. — Вы чего это?

— А мы всегда так купаемся.

Валерка был в плавках. Мы окунулись, вышли на берег. Люська толкнула меня локтем, указала взглядом на Валерку и прошептала в ухо:

— Стоит.

И впрямь, у Валеры в плавках выделялся такой как бы валик, словно он в плавки засунул колбаску. Мы втроем уселись на покрывало. Тут Люська говорит:

— Валер, а у тебя молофья есть?

— Чего?!

— Ну как чего, ты же взрослый парень, у тебя должна быть молофья.

— Дура ты! — смутился Валерка.

— А ты хой свой трочишь?

— Во-первых, не хой, а хуй. А во-вторых, за кого ты меня принимаешь?

— Ой, да ладно. Все парни умеют трочить. И мужчины. Вот мой отчим. У него столько молофьи вылетает, он вон до тех кустов достать может.

— Подумаешь. И я могу.

Валера осекся, поняв, что попался.

— А вот и не сможешь, — Люська продолжала брать его на слабо.

Валерка покраснел, но решил не отступать.

— Смогу.

— Ну давай, покажи нам.

— Еще чего.

— Значит, ты врун и хвастун. И не мужик совсем. а пацанчик.

— И вовсе не хвастун.

— Ну тогда давай!

Валера встал, приспустил плавки и достал хуй. Он был достаточно длинный, сантиметров двадцать наверно, торчал вперед и намного загибался вверх. Валера сжал его в кулаке и начал «трочить». Он пыхтел и сопел и помогал кулаку движением попы. Минут пять он старался, мы с Люськой заворожено следили за его действиями. Наконец Валера слегка застонал: «М-м! М-м!», Первая капля на самом деле достала до кустов, а до них было метра два. Вторая чуть-чуть не долетела. Остальные упали на песок, а последняя прям на подстилку.

— Вот, — Валера убрал хуй а плавки.

— Молодец! — похвалила Люська.

Мы оделись и потопали по домам.