Андрей сам смазал вазелином сочно пламенеющую головку Никитиного члена – горячего, длинного и толстого, твёрдого, как скалка... и дело было совсем не в том, что "долг платежом красен", а дело, прежде всего, было в том, что секс "а одни ворота" был для Андрея половинчатым, не приносящим полного – абсолютного – удовлетворения; и потом... явная неопытность Никиты, его неумелость вкупе с непосредственностью, с искренностью проявления напористого желания не могли оставить Андрея равнодушным в плане чисто человеческом, а не только партнёрском, – Андрей, искренне благодарный Никите за эту спонтанно случившуюся ночь кайфа, хотел, чтоб Никита в эту ночь точно так же остался всецело удовлетворённым и довольным...
Запрокинув ноги вверх – прижав колени к плечам, Андрей сам – своей рукой – направил Никитин член в своё смазанное вазелином очко, и... не успел Андрей попросить – предупредить нависшего над ним Никиту, чтобы тот, вводя член, был помедленнее, как от чувства мгновенной заполненности у Андрея спёрло дыхание, – Никита, едва Андрей успел отвести от его члена руку, буквально ворвался в Андрея – мощным рывком вломился, в одну секунду утопив свой немаленьких размеров член в анусе Андрея до самого основания... так Андрею не вставлял ещё никто!"Ой, бля... Никита! – дёрнувшись всем телом от опалившей очко наждачной боли, Андрей на мгновение закусил губу. – Осторожней, Никита! Очко мне порвёшь!
Осторожней... " Андрей дважды произнёс – выдохнул "осторожней", но эти просьбы была тщетными – Никита не услышал Андрея, а если и услышал, то не понял, не осознал, о чём Андрей его просит, – смазанный вазелином член впритирку вошел, втиснулся в туго обхватившее, жаром обжимающее отверстие Андреева зада, и Никита, вмиг ошалевший от пронзившего его наслаждения, тут же энергично задвигал бёдрами – мощно заскользил членом в Андреевом теле... Ах, какой это был кайф! Фантастический кайф ощущал шестнадцатилетний Никита, впервые вставивший свой член в очко, и Андрей, невольно смиряясь с Никитиной страстью, стал пытаться переориентировать своё содрогающееся от толчков тело с ощущения боли на ощущение удовольствия, – он, Никита, был неумел, и в этой своей неумелости он, Никита, был неуёмен... это лишь старые девы обоих полов, сладострастно согревающие души – и руки?
– Нагнетанием педоистерии, способны представлять шестнадцатилетних парней как ничего не смыслящих в сексе детишек, растлеваемых коварными дядями – извращенцами, а в жизни реальной в 18 лет многие "детишка" трахаются так, как иным извращенцам в тоге борцов за нравственность даже не снилось, – жизнь реальная и жизнь, изображаемая в телеящике, часто не имеют ничего общего... это к тому, что Никита, шестнадцатилетний одиннадцатиклассник, драл Андрея так, что Андрей, студент пятого курса, едва успевал подмахивать... кончил Никита, содрогаясь всем телом – горячо дыша приоткрытым ртом: он выпустил из себя струю сперму, и ещё одну струю, и ещё одну... и это притом, что до секса анального он успел получить завершенное удовольствие от секса орального, – ни одна, даже самая сладкая мастурбация, неизменно заканчивавшаяся оргазмом, ни шла ни в какое сравнение с ощущениями, полученными Никитой от секса с Андреем!
Извлекая член из Андреева зада, Никита пьяно рассмеялся: "Андрюха... где тряпка? Дай, бля, мне тряпку – я хуй вытру... это писец, Андрюха! Полный писец... " Андрей, подавая Никите салфетку, не сдержал улыбку – спросил, хотя ответ для него, для Андрея, и так был очевиден: "Что, Никита... понравилось? Ты этого хотел?" Хотя, как сказать... это было два разных вопроса: "понравилось" и "хотел э т о г о". И хотя Никита в самом начале хотел не э т о г о, а хотел трахаться с блондинкой или брюнеткой, то есть даже в качестве допустимого варианта никаким образом не предполагал голубого секса с Андреем, тем не менее он, Никита, был сексуально удовлетворён, а потому, не вдаваясь в уточнения, ч т о он х о т е л и ч т о п о л у ч и л, ответил с чувством полной уверенности – абсолютной удовлетворённости: "Ну, бля... наебался сегодня – аж хуй опух... классно, Андрюха... клёво... писец!"
"Никита, не матерись... – Андрей, поднимаясь с постели, с улыбкой протянул Никите руку. – Вставай... пойдём, Никита, сходим под душ – обмоемся малость... давай мне руку!" "Хуля нам обмываться? Андрюха, я всё... я спат
ь буду – я наебался... спать хочу!" – Никита, откинувшись на спину, закрыл глаза. "Никита, давай... под душ – на одну минуту... вставай!" – Андрей, приподняв Никиту за плечи, легонько потряс его, не давая ему уснуть... кое – как Никита поднялся, уже явно ничего не соображая – засыпая на ходу, – под душем, прижимая безвольное тело Никиты к себе, Андрей быстро, но тщательно подмыл ему очко, промыл опухший член, тяжелым маятником болтающийся из стороны в сторону... держа Никиту одной рукой поперёк груди – прижимая его к себе, Андрей быстро и тщательно подмыл сзади – спереди себя.
"Никита... что – завтра будем ещё?" – проговорил Андрей, вытирая Никиту с головы до ног мягким махровым полотенцем; тело у Никиты, стройное и ладное, было цвета золотистого майского мёда, и только попка была матово – белой, да белыми были неширокие полоски на бёдрах, не загоревших летом под плавками... "Что будем? Я спать хочу... спать я буду!" "Не сейчас, Никита... завтра... будем трахаться завтра ещё?" "Легко! И завтра... и послезавтра... я тебя в жопу... ты меня в жопу... завтра... и послезавтра... в жопу тебя... легко!" – отозвался Никита, с трудом шевеля заплетающимся языком...
Никита уснул сразу же – мгновенно, едва Андрей довёл его, точнее, дотащил до постели; Никита уснул – провалился в забвение сна, чтобы, проснувшись утром... чтобы, проснувшись утром, ничего не вспомнить... бывает же так! А сам Андрей кончил ещё раз, причём произошло это спонтанно... видя, что Никита уснул, Андрей отнёс в ванную простынь с разводами спермы, которую Никита вылил изо рта, затем заглянул в холодильник, соображая, что они завтра будут завтракать, а когда вернулся в комнату и посмотрел на Никиту, член у Андрея вдруг стал подниматься сам собой – совершенно непроизвольно, непреднамеренно,
– Никита лежал на животе, обхватив руками подушку, разведя в стороны стройные ноги, и был он на нежно – бежевом фоне простыни подобен сладкому сну о сбывающихся надеждах: Никита, в контурах тела которого органично соединилось ещё окончательно не ушедшее, не размывшееся возрастом отрочество с уже зримо обозначившейся, начавшей набирать силу будущей элегантной мужественностью, лежал на Андреевой постели, раздвинув ноги, отчего ягодичная щель была чуть приоткрыта – маняще соблазнительна изящной округлённостью, упирающейся в промежность, неброско поросшую черными волосами... ягодицы у Никиты – молочно – матовые на нежно – золотистом фоне остального тела – были небольшие и вместе с тем сочно – округлые, налитые манящей спелостью...
К таким ягодицам хотелось прижаться, прикоснуться – ощутить ладонями их упруго – сочную мягкость, и Андрей, чувствуя невольное возбуждение – любуясь Никитой, опустился на край тахты... "Никита... – прошептал Андрей, наклоняясь над Никитиным ухом. – Ты уже спишь, Никита?" Вопрос был риторический – Никита не просто спал, а, будучи пьяным, спал непробудно, провалившись в пьяное забвение... и Андрей, целуя Никиту в щеку, в шею, в плечи, медленно скользнул губами по спине вниз – туда, где поясница переходила в покрытую короткими бесцветными волосками ягодичную щель...
Пройдясь губами по сахарно – матовой, бархатисто – нежной коже обоих ягодиц, Андрей оторвал голову от Никитиной попки, шире раздвинул Никитины ноги и, перебравшись на постель – оказавшись сзади лежащего на животе Никиты аккурат между его разведёнными в стороны ногами, с наслаждением стиснул в кулаке свой снова возбуждённый член... секунду – другую Андрей скользил по телу Никиты вожделеющим взглядом, легонько двигая кулаком... затем, оставив в покое член – выпустив член из кулака, Андрей ладонями обеих рук развёл ягодицы в стороны, делая видимым – доступным для обозрения – туго стиснутое Никитино очко; бледно – коричневый кружок шестнадцатилетнего одиннадцатиклассника был величиной с монету, – Андрей, глядя на подмытое и потому совершенно чистое очко Никиты, почувствовал сладостное желание...
Никогда он, Андрей, этого не делал, и ему, Андрею, такое тоже никто и никогда не делал, – наклонившись над раздвинутыми – растянутыми в стороны – ягодицами Никиты, Андрей приблизил к бледно – коричневому кружочку приоткрывшиеся губы и, секунду помедлив, словно решая, делать это или не делать, осторожно провёл кончиком языка по нежной, бледно – пигментированной коже туго сжатого входа...