Похитители вишни

Так повелось: летом детей обычно увозят из города. На дачу. Или в деревню. Как в рекламе — «хорошо иметь домик в деревне». Особенно, если там живет бабушка. Такой домик в дачном кооперативе был у сестры моего папы. И бабушка проводила в этом домике и лето, и весну, и осень — выращивала огурцы, помидоры, солила, закрывала компоты из слив, варила варенье из малины.

Тем летом мне исполнилось n лет. Родители решили поехать отдыхать на курорт, взяли путевку на двоих, а меня решили отправить к бабушке на дачу.

Мы приехали под вечер. Домик был небольшой, всего одна комната и кухня. А народу собралось довольно много: бабушка, мои мама с папой, моя тетя (папина сестра), ее дочь — десятилетняя Оля, — и ваш покорный слуга. В комнате стояли две кровати и софа, их заняли мама, папа и тетя Таня. А я, бабушка и Оля легли спать на полу, на матрасе под одним одеялом. Сначала бабушка легла посередине, но потом Оля сказала, что одеяло с нее сползает и ей дует, и переползла на бабушкино место.

Я еще не рассказал про Олю. Я ее не видел года три. Мы живем в другом городе и редко бываем в гостях друг у друга. Сначала я ее не узнал, мне показалось, что это чужая девушка, мне ровесница. Да, внешне, она выглядела старше своих лет, чего нельзя было сказать о поведении — вела она себя как ребенок. Этакая шустрая егоза, непоседа и озорница.

— Мне дует, я лягу в середку, — заявила она и перелезла через бабушку.

Но спокойно лежать она не могла — стала извиваться и пихаться, отвоевывая себе жизненное пространство, пока бабушка не прицыкнула на нее.

— Хватит вертеться! Спи, давай!

Оля еще немного повертелась, повзбивала подушку, и. наконец, повернулась ко мне спиной и засопела. В комнате было темно. Доносилось размеренное сонное посапывание взрослых и всхрапывание бабушки. Мне не спалось. Я уже год как занимался онанизмом и делал это каждую ночь перед сном. Член мой по привычке торчал в ожидании, а я не мог заняться любимым делом, опасаясь, что кто-то заметит. Мне казалось, что Оля не спит, а притворяется.

Но близость Оли возбуждала меня еще сильнее. Ее фигурка почти созревшей девушки, разве что с маленькой грудью, рисовалась в моем воображении совсем раздетой. Сегодня нас с папой перед сном выгнали во двор, пока женская часть облачалась ко сну в пижамы. Но я мечтал, что мне еще представится возможность подсмотреть за Олей и увидеть ее голышом. Оля спала в пижаме, но и через нее я чувствовал тепло юного тела и ощущал его запах. Я еще не знал, как у девчонок пахнет «сок любви», но мне казалось, что мое обоняние уже улавливает его.

Я повернулся на бок лицом к Оле и почти уткнулся в ее макушку. Какой-то волосок щекотал мне нос, а я боялся чихнуть. Девочка зашевелилась во сне, сворачиваясь буквой «зю», поджала ноги и сильнее выпятила попку. И уперлась ею в мой член, прижав его к моему животу. Я лежал не шевелясь. Надо сказать, в то время я еще не дрочил руками. Я был настолько легко возбудим, что для оргазма мне было достаточно прижать член животом к простыне и чуть-чуть поерзать туда-сюда. А тут — Олина попа. Упругая, кругленькая. Я знал, что есть такой способ полового сношения — «раком». Я приобнял спящую Олю за талию и представил, что мой член входит в ее вагину…

Я самую малость потерся членом сквозь свои трусы и ее пижаму о девичье тело, и почувствовал позыв к семяизвержению. Я не мог сдерживаться, семя хлынуло из письки прямо в трусы. Я тут же повернулся на спину, чтоб не замочить Оле пижаму, и продолжал извергать. А когда кончил, почти моментально уснул…

Утром после завтрака тетя Таня и мои предки уехали. Бабушка послала нас с Олей собирать клубнику. Мы рвали спелые ягоды, складывая одну в рот, другую в тазик. Девочка нагибалась к грядке, платье ее приподнималось почти до самой попки, открывая стройные, но все еще по-девчоночьи нескладные ножки. Я украдкой погладывал на них, вспоминал ночной оргазм и испытывал некоторое возбуждение. Оля выпрямилась, посмотрела на меня, порываясь что-то спросить, но не решалась. Наконец, не выдержала:

— А ты ночью описался?

— С чего ты взяла?

— У тебя трусы были мокрые.

Когда успела заметить? Ведь утром, когда я вставал, они уже были сухими.

— Тебе показалось, — щеки у меня запылали.

— Да ладно, подумаешь. Я тоже писалась, когда маленькая была.

Можно подумать, сейчас очень большая.

— Это другое.

— А что другое? — начала допытываться Оля.

И как ей объяснить? Небось, еще и не знает, что у мужчин из письки вытекает не только моча. Слава богу, бабушка позвала обедать и прервала наш разговор.


Бабушка решила устроить нам «банный день». Она нагрела воды и притащила в комнату корыто. Первой мылась Оля. Бабушка ей ассистировала, считая ее еще не способной мыться самостоятельно. Я обошел вокруг дома, пытаясь заглянуть в окно, но занавеска была задернута наглухо. Я вернулся на кухню ждать своей очереди.

— Сережа, принеси кувшин, там, на столе! — раздался из комнаты бабушкин голос.

Я взял кувшин и вошел в комнату. Оля сидела в корыте с намыленной головой. Кулаками она закрывала глаза от пены.

— Щиплет! — захныкала девочка и поднялась во весь рост.

У меня перехватило дыхание. О-па! Голая девчонка! Совсем голая, прямо передо мной! На груди маленькие выпуклости, словно наливающиеся под кожей яблочки, и смешно торчащие вперед соски. Под животом — нежный и гладкий бугорок лобка, разделенный разрезом половой щели. Пока без волос. Две сомкнутые губки, а на них — капельки воды. И на животе капельки, А на бедрах мыльная пена.

— А ну сядь, бесстыдница! — прикрикнула бабушка. — Сережа тут!

— Щиплет! — продолжала хныкать Оля.

Она потерла глаза кулаками и притопнула ножками, разбрызгав воду из корыта. При этом половые губки чуть задрожали как желе.

— Щас смою! Давай кувшин! — обратилась ко мне бабушка. — И уходи, неча глазеть!

Я вышел, но увиденная картина все стояла перед глазами. Стоял и член, он вскочил еще там, в комнате. Я побежал в малинник, вытащил письку и первый раз в жизни вздрочнул кулаком. Сперма тут же вырвалась на свободу, орошая листья малины и стекая на землю.

Как-то вечерком мы с Олей играли в саду. На соседском участке возле забора росла высокая вишня, а одна ветка свесилась через забор на нашу территорию. На бабушкином участке вишневых деревьев не было, а Оля очень любила спелую вишню.

— Давай нарвем! — предложила она мне.

— А как? Высоко очень, лестницу надо.

— Не надо. Я тебе на плечи встану. Я легкая. Выдержишь?

— Конечно!

Как я мог отказаться? Это ж показать себя слабаком! Я присел. Оля сначала села мне на плечи, а когда я выпрямился, ухватилась за ветку и поднялась во весь рост, стоя на моих плечах, а я держал ее за лодыжки. Я посмотрел вверх и чуть не упал вместе с ней. Оля подняла подол платья и складывала туда вишни. Но фишка состояла в том, что на ней не было трусиков! В те времена девочек часто в жаркую погоду отправляли гулять без трусиков. Дети вечно садятся на бревна или на траву, трусы пачкаются.


А так меньше стирки, да и прохладнее, вентиляция. Оля то ли, заигравшись, забыла, что на ней нет трусов, то ли считала, что я, как джентльмен, не буду смотреть наверх. Но я

смотрел и не мог оторваться. Она стояла на моих плечах, ноги чуть-чуть расставлены. Я видел всю промежность, разделенную надвое от лобка до попы. Две губки, плавно переходили в ягодицы.

Все это было чуть раздвинуто, открывая малые губки и между ними маленькое темное пятнышко — устье влагалища. А за ним между половинками попы пятнышко ануса. Когда Оля тянулась чтобы сорвать очередную ягоду, всё это напрягалось, шевелилось, чуть двигалось. Такой вид не мог не привести меня в состояние крайнего возбуждения.

— Все, я слезаю!

Я осторожно присел на корточки, и девочка спрыгнула с моих плеч. Она нарвала полный подол ягод и все еще держала край платья приподнятым. При этом взору моему открывался лобок и девичья щелка меж плотно сжатых половых губ. Заметив, куда я смотрю. Оля стыдливо опустила подол, вишня рассыпалась в траву…

Сначала мы отвели глаза друг от друга и от смущения не знали, что сказать. Оля первая вышла из ступора.

— За миской схожу.

Как только она ушла, я вытащил напряженную письку и, сжав двумя пальцами головку, в несколько быстрых движений выпустил на волю нахлынувшую волну возбуждения.

— А вот и я, — раздался Олин голос, едва я успел застегнуть ширинку.

Мы стали собирать в миску рассыпанные ягоды.

— Ой, что это? — Оля показала пальцем на траву.

На листе подорожника красовалась лужица моей спермы.

— Не знаю. Слизь какая-то. Слизняк оставил.

— Так много! — удивилась Оля.

Мы играли в малиннике.

— Писать хочу! — заявила вдруг Оля.

— Ну иди.

— Там бабушка в туалете.

Мы видели, как бабушка только что прошла по тропинке к «веселому домику».

— Ну давай прям тут.

— А ты не смотри.

— Хорошо, — я отвернулся.

Но, услышав характерное журчание, взял и повернулся. Оля сидела на корточках, расставив ножки, подол платья подняла почти до подбородка. Трусиков не было. Половые губки были чуть раскрыты, между ними, словно третья губка, выгладывала крайняя плоть клитора. Из-под нее вырывалась журчащая струйка, падала на землю, превращаясь в ручеек. Девочка смотрела на эту струйку и не сразу заметила, что повернулся. А когда заметила, воскликнула:

— Ой!

И загородила всю красоту платьем, но не прекратила писать.

— Я же сказала, не подглядывай!

— Да ладно…

Девочка встала. Подол платья она, все же, слегка подмочила. Она была красная от смущения, я — от возбуждения. По тропинке шла бабушка из туалета обратно в дом. Мы отвернулись к кустам, делая вид, что собираем малину.

— Ты у меня уже три раза видел, — сказала Оля, когда бабушка вошла в дом. — А я у тебя еще ни разу.

— А что, хочешь?

— Хочу!

Все-таки, снять трусы перед девчонкой было стыдно. Хоть я много раз мечтал, что она как-нибудь случайно застукает меня за онанизмом, но случайно — это одно, а специально — совсем другое. Я стоял в нерешительности, держался за шорты и все медлил их расстегнуть.

— Ну что, слабо? — подзадорила девчонка.

— А ты?

— Так нечестно, ты у меня уже много раз видел!

— Ну еще. Пожалуйста…

— Ну ладно.

Оля быстро приподняла подол и тут же его опустила. Мелькнула девичья пися. И тогда я снял шорты и быстро приспустил плавки, которые надевал вместо трусов. Возбужденный член шлепнул меня по животу, качаясь повисла мошонка с яйцами. Я натянул плавки обратно, прижав ими возбужденный член, который совсем скрыть не удавалось.

— У тебя большая, — заметила Оля. — А у Севки была маленькая.

Севка — наш троюродный брат, он на два года младше меня. Он тут гостил с родителями недели за две до моего приезда. Значит, Оля уже видела у Севки. Может, ему и показывала? Так выходит? У меня даже что-то защемило внутри, наверное, ревность.

— Большая, потому что я твою только что видел. А потом все пройдет, и она станет маленькая.

— Не-а. У Севки и возбужденный член маленький.

Ничего себе! Знает слово член, да еще возбужденный!

— Он тебе показывал?

— Показывал. И даже подрочить давал.

Я сделал ртом какое-то движение, словно рыба, вытащенная на берег. Сказать ничего я не мог.

— А что? Ну да, я ему дрочила. Это он так называл. Я застукала, как он с писькой баловался, и сказала, что не расскажу его маме, если он мне потрогать даст. Вот он и дал. И показал, как делать надо. И сказал, что это дрочить называется. Только у него спермы еще нет. А у тебя есть, я знаю. Ты же тогда в первую ночь не описался, ты кончил, правда? И на траве, когда мы вишню собирали, твоя сперма была, да?

Я стоял красный и не говорил ничего. Потом спросил:

— А ты тогда… ночью… не спала?

— Не-а. Я хотела, чтоб ты меня обнял. А потом прижалась… я так и думала, что он у тебя твердый.

— А Севка… Он у тебя видел?

— Он подглядывал, а я как бы нарочно… Мне нравится, когда за мной подглядывают. Ну… увидят как бы случайно.
Специально я не показываю, но так… Без трусиков иногда хожу. Мы с Севкой клубнику пропалывали, бабушка попросила. А я без трусиков. И так нагнулась посильнее, чтоб платье задралось. И еще ветер. Вот Севка после этого и побежал в малинник. Я же заметила: писюн у него торчит уже. Ну, я за ним потихоньку, и застукала.

Наверное, вид у меня был очень удрученный, поэтому Оля вдруг стала оправдываться:

— Да я всего-то один раз ему подрочила. Застукала, сказала, дай потрогать, а он говорит: делай вот так. А потом сказал, что ему приятно, только спермы у него нет… А хочешь, я тебе подрочу?

И не дожидаясь согласия, Оля стянула с меня плавки да колен, обнажив все хозяйство. Надо сказать, за эти несколько минут, за которые я узнал про Олю столько нового, возбуждение немного прошло. Писька висела. Но Оля знала, что нужно делать — всего лишь приподнять платье, открыв моему взору возбуждающий вид своей красоты. Член потянулся вверх как росток, увидевший солнце. И едва девичьи пальчики обхватили его и несколько раз сдвинули кожицу с головки, сперма бурным потоком хлынула ей на живот.

— Так прикольно, класс! — Оля подставила ладошку под стекающие по животу струйки. — Я еще такого не видела.

Она понюхала сперму и даже коснулась ее языком.

— Грибами пахнет. И солененькая. А ты… Чего-нибудь хочешь?

Мой взгляд все еще был прикован к заветной щелке между ее ножками. Она так и придерживала подол платья одной рукой на уровне груди.

— А можно… ее лизнуть?

— Тебе не противно? Пожалуйста!

Я опустился на колени и обнял ее попку. Она чуть расставила ноги. Мой язык коснулся губок и проник между ними, нащупывая клитор. Теперь я знал, каков он на вкус и на запах, этот девичий сок. А Оля узнала свой первый оргазм.
На этой даче я больше не отдыхал. С Олей мы иногда по-родственному видимся, но никогда не напоминаем друг другу о том лете на даче, хотя до возвращения моих предков «нашалились» мы вдоволь.

Оля мне делала минет, и я с наслаждением вылизывал ей писю. Мы дрочили друг другу и каждый себе, я несколько раз терся членом о ее ягодички, имитируя анальный акт. Но самое яркое эротическое воспоминание детства – это девочка, стоящая без трусиков на моих плечах и собирающая вишню в подол своего платья.


Пишите [email protected]