Петербург для двоих. Сонечка. Ч. 6

р.S. Данная часть исправляет перекос в отношениях Сонечки и дяди Саши в сторону сексуальной составляющей их отношений. Но, как справедливо заметила Глория, рассказ-то называется "Петербург для двоих", а Петербурга в нем весьма мало. Поэтому в этой части я постарался уравновесить эти отношения. Так что не судите строго, если сексуальная составляющая задвинута на задний план повествования.

Как и накануне, я подхватил разомлевшую девочку на руки и отнес на кровать. Она тут же уснула у меня на руках и никак не отреагировала на то, что я аккуратненько опустил её в мягкую постель.

Уже ночью я проснулся от того, что Сонечка встала и покачиваясь направилась ванную, откуда послышались звуки текущей воды.

На цыпочках я подошел к двери и стал в щелку наблюдать за ней.

Она тщательно размочила засохшие на животе и складочках следы спермы и соков, намылила мочалку и стала старательно растирать свою нежную кожу, обмыла живот, намылила мочалку и нежно обвела сосочки на груди. Видимо, это доставлило ей огромное удовольствие, потому, что они сразу набухли и выступали из мыльной пены, словно вишенки в сметане.

Затем она раздвинула пошире ножки и стала мыльными пальчиками перебирать складочки розовых губок, над которыми уже выступила пипочка возбужденного клитора.

– Надо же, какая она чувствительная и ненесытная? Ведь совсем недавно она вся корчилась в припадках оргазма, и уже опять готова получать сильные ощущения от ласк. Какая она молодец, как умеет доставлять себе удовольствие.

А то, что она просто балдеет от ласк своего тела, отражалось на её счастливом личике. Выключив воду, она потянулась за полотенцем, и решил ретироваться в комнату. Шмыгнув под одеяло, я прикинулся спящим.

–Интересно, что она будет делать, когда вернется? Заснет, наверное, довольная тем зарядом сексуальной энергии, что получила в ванной?

Но я ошибся. Она как мышка проскользнула под простынку, и через мгновение я почувствовал её шаловливую ручку на своем члене.

– Ненасытная, – снова повторил я про себя, – но ведь ты этого хотел, старый хрен? Тебе, в конце концов, это нравится?

Не подав вида, что не сплю, я решил посмотреть, чем закончится исследования моей юной подруги. Она обхватила ладонью члена, оголила головку и взяла её в рот, после чего он стал наливаться кровью и увеличиваться в размере, что, явно ей понравилось. Сонечка тихонько посапывала, обсасывая головку как чупачупс, обслюнявила весь ствол, ловко нанизалась писькой на совершенно оживший член и стала медленно двигать бедрами. От неожиданности я невольно открыл глаза. Она это заметила, слегка замешкалась, замерла, а затем игриво заговорила:

– Какая нехорошая девочка! Разбудила бедного дяденьку Сашеньку?

– И не только дяденьку, но и ЕГО!

– Да, наш мальчик (мне очень понравилось то, что она уже приватизировала член) уже готов трудиться на сексуальной ниве! А ты что – против?

– Что ты такое говоришь, Сонечка? Конечно за! Я просто с ума схожу от тебя и от твоих сексуальных проделок, и боюсь, что не всегда могу правильно действовать.

–А что ты мне покажешь сегодня?

– То же, что и вчера, – ответил я и мы, – переглянувшись, весело рассмеялись.

– Нет, а если без шуток, – сделав серьезное лицо переспросила она, – заседания у меня сегодня начинаются после обеда, и я бы хотела погулять по городу.

– Ну, если тебе нужно быть на Васильевском после обеда, то я предлагаю сходить на Стрелку?

– Не поняла, – Соня посмотрела на меня испуганно, – тебя что, преследуют бандиты?

–Ну что ты, – я снова от души рассмеялся, – Стрелка, это архитектурный ансамбль на восточной оконечности Васильевского острова, где Нева делится на два рукава. Вспомни, мы вчера шли через Дворцовый мост и я тебе показывал здание Биржи, Ростральные колонны и пакгаузы, спуск к Неве, откуда хорошо видна Петропавловская крепость вместе с собором. Я рассказывал, тебе про флюгер в виде ангела на шпиле собора?

–Да-да, – радостно воскликнула она, – но я, была уставшей и всё пропустила мимо ушей.

– Ничего страшного, я тебе всё ещё раз напомню.

Мы вышли из автобуса на Биржевой площади.

– Вот она, Стрелка!

– Дядя Сашенька, а почему это место так странно называется?

– Почему же странно? Стрелка, это место, где река, делится на два рукава. Помнишь, в песне «Из-за острова на стрежень?».

– А это что за красные колонны, все облепленные какими-то чудовищами?

–Это, Сонечка, не чудовища, а носы кораблей, по латински ростры, поэтому и колонны называются Ростральными. Они первоначально служили маяками, а сейчас это просто архитектурные украшения, дополняющие ансамбль Стрелки.

– А зачем тогда эти дурацкие носы?

– Ну, носы нужны для того, чтобы их совать куда не надо. Эти носы сунулись в российские моря, и были захвачены в плен. Они как бы олицетворяют силу русского флота, захватившего эти суда в славные времена Матушки Екатерины.

– Сашенька, ты так нежно произнес «матушка Екатерина, будто она на самом деле твоя матушка.

– Да нет, – смущенно сказал я, – тебе показалось. Я вовсе не монархист, и не испытываю особого пиитета к венценосным особам. Это просто речевой штамп, не более.

– Так-так! А что это за фигуры из белого камня? Наверное какие-то морские божества?

– Ты почти угадала, моя умница, скорее всего это Посейдон, Нептун и другие греческие и римские боги, хотя экскурсоводы впаривают туристам, что эти фигуры олицетворяют четыре великие русские реки. У пьедестала южной колонны – Нева и Волхов, а у северной, указывающей путь в Малую Неву – Днепр и Волга.

– Что значит, указывают путь?

– Ещё в 19 веке к набережной Стрелки причаливали торговые корабли с различными грузами. Товар разгружали и отправляли на хранение в пакгаузы, а торговцы отправлялись на Биржу, где заключали сделки.

Мы присели на скамеечку, откуда хорошо просматривалась вся Стрелка, с колоннами, пакгаузами, и величественным зданием Биржи.

– Ты говоришь о Стрелке, как о живом существе, – Соня кокетливо прижалась ко мне и положила голову на плечо.

– Ты права, милая, Стрелка для меня, это большая птица. Крылья её – два моста, Дворцовый и Биржевой, шея – Здание Биржи и Ростральные колонны, голова – этот шикарный газон, цветущий летом и засыпаемый снегом зимой, а глаза – эти огромные шары у спусков к воде.

– А где же у этой птицы сердце? – Сонечка заглянула мне в глаза, думая, что я замешкаюсь с ответом.

– Сердце, конечно же – здание двенадцати коллегий, где ныне располагается наш со Славкой Университет. Кстати, и про это здание, в котором располагались петровские коллегии, а по-нынешнему – министерства, бытует легенда, что первый архитектор Петербурга Доменико Трезини хотел возвести его по берегу Большой Невы, но Меньшиков успел построит на этом месте свой дворец. Андрей Петрович Трезин (так его звали на русский манер), не стал конфликтовать с генерал губернатором Петербурга и сориентировался, направив здание вглубь острова.

– И, почему же ты считаешь это здание сердцем Стрелки?

– Да потому, что именно благодаря ему в этой части острова бурлит жизнь. На Стрелке люди не живут, они перемещаются по ней, как кровь по артериям и венам в живом организме. Утром сюда стекается масса народа – студенты и преподаватели университета, ученые и сотрудники академических институтов и учреждений. Если продолжить эту аналогию, то университет – это предсердие, а Академия Наук с её научными институтами – желудочки этого сердца. И университет, и академия являются мотором, который и перекачивает эти людские потоки, снабжает их творческим кислородом. Прибывающие сюда люди как утренняя артериальная кровь, питают Стрелку, снабжают её душевной и интеллектуальной энергией. Движущиеся по этим «артериям» студенты и аспиранты, кандидаты с докторами, профессора и членкоры, «мэнээсы» и простые лаборанты, бухгалтера и повара, уборщицы и охранники, гардеробщики и вахтеры, сантехники и дворники (всех и не перечислишь), образуют более мелкие кровеносные сосуды, которые растекаются по институтам, факультетам и кафедрам, которым тоже несть числа.

–Как ты хорошо и образно всё это описал. Я почти почувствовала биение этого Сердца. Но, что-то я проголодалась. Здесь можно где-нибудь перекусить, или все питаются только духовной пищей?

–Как раз про желудок птицы я и хотел сказать. Университетские дворы, с различными флигелями, факультетами, кафедрами и институтами, построенными не менее знаменитыми архитекторами, оранжерея и циклотрон, а главное – столовая «восьмерка» – это мягкое подбрюшие этой птицы. Вот мы и подкрепимся сейчас в восьмерке.

– Опять ты говоришь загадками. Что такое – «восьмерка»?

– Сонечка, это наша со Славкой студенческая столовая у Северных ворот главного здания университета. Был в 19 веке такой странный профессор Орест Миллер, кстати, первый биограф Достоевского. Ну взбрендило в голову этого немца, что студенты должны хорошо питаться, и устроил он подписку на строительство столовой для студентов, которая и носила его имя даже в первые годы после революции. Потом уже местное начальство, видимо, подумало: «Зачем она носит имя какого-то немца, да еще поклонника того самого сочинителя Достоевского, что написал роман «Бесы», пародию на революционное движение конца хIх века». И столовой благополучно присвоили порядковый номер треста столовых и ресторанов Ленинграда. Так она и вошла в нашу с твоим отцом память как «восьмерка». А, уже в последнее время я узнал интересный факт. Как я уже сказал тебе, столовая строилась по подписке, и первоначально при проектировании здания рассматривалось два варианта – подешевле, вместимостью 250 человек, или подороже, но уже на 350 посадочных мест. И этот «экономный» немец выбрал проект подороже, чтобы как можно больше студентов могло одновременно обедать. Видимо руководствовался Миллер русской поговоркой, что: «пустое брюхо к науке глухо!»

– Дяденька Сашулька, слушала бы тебя долго, но, давай уже зайдем в эту твою «восьмерку», поедим, а потом уже будем обсуждать этого твоего Миллера.