Основной инстинкт. Часть 9

9. Космическая любовь

Этим термином в нашей компании называли секс под кайфом. Да, был в мою студенческую молодость такой грех – баловались мы наркотиками. Не часто, стараясь не привыкать, но всё же. В те годы мы не знали ни героина, ни кокаина. Изредка, всего раз десять – пятнадцать нам удавалось достать промедол, а такие наркотики, как морфин и омнопон я пробовал всего раз пять или шесть. Основными видами кайфа были "пятна", то есть суррогатный опиум, маковый сок, собранный на бинт и прожаренный, анаша, которую мы называли "паль", и эфедрон, он же "марцефаль" или любовно "мулька", а также "джеф" (здесь может возникнуть некоторая путаница, так как раньше этим словом называли чистый эфедрин). Последний изготавливался из капель от насморка с помощью марганцовки и уксуса. А ещё делали "ширку" или "винт", суррогатный первитин. Действие этих наркотиков совершенно разное. Например, опиаты, так же, как и промедол, вызывают "медленный" кайф, расслабленное состояние безмятежного счастья и покоя. Не хочется ни разговаривать, ни даже двигаться. Попробовав разок потрахаться после дозы омнопона, я гонял минут двадцать, пока моя обкончавшаяся подруга не взмолилась о пощаде, но сам так и не смог кончить. Другое дело анаша – весёлая травка, вызывающая лёгкость, хорошее настроение и зверский аппетит. Трахаться можно, и кончал я без проблем, но особого влечения не испытывал. Принципиальное отличие мульки, и, особенно, винта в том, что это в процессе приготовления иногда получается сильнейший сексуальный стимулятор. Просто хочется трахнуть весь мир, без учёта внешности, возраста и даже пола. Причём много раз. И главное – секс доставляет огромное удовольствие, можно кончить раз шесть или семь за ночь. А что делает такой винт с женщинами – это отдельная история. С помощью подобного снадобья я берусь уложить в постель Уитни Хьюстон, Наоми Кэмпбелл и принцессу Монако одновременно (при условии, конечно, что они согласится на инъекцию). Правила приличия, воспитание, стыд – все эти тормоза сметаются мощнейшей волной наркотика, как пляжный зонтик волной цунами. На моих глазах тихие скромницы превращались в ненасытных самок, бросающихся на всё, что могло бы удовлетворить их разыгравшуюся похоть и отчаянно мастурбировали, не находя удовлетворения...

Посадила меня на иглу очень симпатичная девушка по имени Катя. Впрочем в её компании все её звали Кэт. Там почти все имели прозвища или "погонялы", как они говорили. Впрочем выражение "посадить на иглу" тоже не было в почёте в этой компании хиппующих любителей сладкой жизни. Они выражались "подогреть", т. е. угостить. Собирались хиппи в одном из скверов на набережной, на скамейках, сдвинутых вместе позади памятника. Познакомил меня с ними мой приятель – гитарист.

Мне нравился образ жизни детей – цветов. Я тоже перевязал волосы банданой (дело было во время летних каникул, и я отпустил длинные волосы, не опасаясь репрессий со стороны офицеров нашей военной кафедры), надел старые джинсы, нарисовал на холщовой сумке "пацифик", одел значок с изображением Леннона и стал регулярно тусоваться среди длинноволосого пипла. Вскоре они уже воспринимали меня как своего.

Катю я заприметил сразу. Небольшого роста, худенькая, светловолосая, она была студенткой художественного училища и – отчаянной наркоманкой. Впрочем, об этом я узнал гораздо позже. Наркотики для меня тогда было слово из лексикона ведущего "Mеждународной панорамы". Я догадывался, конечно, что странные папиросы, которые мои новые приятели курили по кругу, набиты не только табаком. Однако, журнал "Здоровье", любимое издание моей мамы, сформировал у меня совсем другой образ наркомана – зеленолицые скелеты с бешеными глазами и огромными шприцами в руках. Неужели эти весёлые парни и девушки, поющие под гитару Beatles и Uriah Heep, и есть те самые ужасные наркоманы? Я не мог в это поверить. (Заведи себе русскую виртуальную любовницу – давалку! – добрый совет)

В тот день я пришёл раньше Кати и занял место на её любимой скамейке в самом центре прямо под кустом сирени. Мой расчёт удался: она пришла через час в компании четырёх парней и уселась прямо рядом со мной. Парни расселись вокруг. Мы просидели около часа, греясь на солнышке и лениво переговариваясь. А потом откуда – то появилась странная папироса с бумажным концом, закрученным, чтобы не высыпался табак. Впрочем, там был не только табак, и я это сразу понял. Один их хиппарей раскурил папиросу, сделал глубокую затяжку, но не выдохнул, а задержал дыхание и передал папиросу Кате. Над скамейками поплыл сладковатый запах. Катя сделала подряд несколько затяжек, не выдыхая. Набрав полные лёгкие дыма, она откинулась на спинку скамейки и закрыла глаза. Я перевёл взгляд на её руку и обнаружил, что она протягивает папиросу мне. Я протянул руку и взял папиросу. Бумажный мундштук не был смят, как это обычно делают. Огонёк чуть мерцал и едва слышно потрескивал.

– Ну, ты чего? Горит же! – мой сосед слева жадно смотрел на тлеющую папиросу сквозь стёкла очков – велосипедов а – ля Джон Леннон.

Я поднёс папиросу к губам. Мундштук был чуть влажный от слюны Кэт. Я затянулся глубоко, подражая своим новым друзьям и задержал дыхание. Протянув окурок "Леннону", я тоже откинулся на спинку скамейки и прикрыл глаза. Когда папироса сделала круг и снова пришла моя очередь, в ней уже почти ничего не осталось. Я вдохнул горячий дым, который обжёг горло и наполнил лёгкие до отказа. Я едва не закашлялся, но сумел сдержаться, опасаясь насмешек. Скосив глаза, я обнаружил, что Кэт сидит с закрытыми глазами, откинувшись на спинку. Белокурая прядь скрывала половину лица без следов косметики, но я видел её большой рот, расплывшийся в блаженной улыбке. Я тоже прикрыл глаза и стал медленно выпускать дым, прислушиваясь к своим ощущениям. Голова чуть кружилась, как от кружки пива на голодный желудок, но ничего необычного я не чувствовал.

– Хорошо... – Катя потянулась, открыла глаза и обвела всех счастливым взглядом.

– Да ну её! Дурь и есть дурь. Пошли в драгу. – Худой долговязый парень по прозвищу Цыба явно не разделял настроения девушки.

Впрочем, она не возражала:

– Пошли. – Она встала, ещё раз потянулась и обернулась к "Леннону", – Джон, тёрка у тебя?

– Ага, – Джон достал из холщовой сумки свёрток и развернул его. Там оказалась блестящая металлическая коробка. В ней лежал шприц с иголками, какие – то бинты, жгут. Джон извлёк аптечный рецепт и осторожно разгладил помятую бумажку. Я смог разобрать в докторских каракулях "Ephedrini".

– К Зине пойдём?

– Ну а куда же? Флэт сейчас только у него. Там и перенайтуем.

– Если Зина впишет.

– Впишет, куда денется.

– Костя, ты с нами идёшь? – Она смотрела на меня с лёгкой насмешкой. Впервые она назвала меня по имени. Более того, она приглашала меня с собой! Мог ли я отказаться?

Ещё два парня и одна девушка выразили желание присоединиться и мы всемером зашагали по летним улицам в аптеку. Я шёл рядом с маленьким томным блондином по прозвищу Белый и пялился на тощие ягодицы Кэт, обтянутые потёртыми джинсами. Кажется, она сказала: "Перенайтуем"? Это интересно!

– А ты давно торчишь? – Один из присоединившихся к нам парней по имени Фил с любопытством смотрел на меня поверх тёмных очков, почёсывая рыжеватую бородёнку.

– Я... ну... в общем нет.

– Пионер, что ли?

– Как это?

– Ну, в первый раз?

– Ну... честно говоря, да.

– Понятно, – Фил возвратил на место очки и отвернулся. – Любит Катька пионеров...

Я почувствовал в его голосе презрение, но промолчал. Сам он, что ли, не был когда – то "пионером"? Хотя, конечно, страшновато. Я вспомнил, что читал где – то о том, что первый укол обычно делают бесплатно, а потом... Я поёжился от внезапного холода под тёплым летним солнцем.

Мои размышления были прерваны Катей:

– Фил, кто пойдёт вырубать?

– А кто самый не стрёмный? Вон пусть пионер идёт!

Я похолодел от ужаса, но отступать было поздно. Мне вручили рецепт, объяснили, что говорить продавщице, и я на ватных ногах отправился за первой в своей жизни дозой наркотика. Впрочем, в аптеке всё оказалось совсем не страшно. Продавщица взяла рецепт, я заплатил в кассу всего несколько копеек, получил три заветных пузырька и вышел к поджидающей меня компании.

– Молодец! – Кэт ободряюще улыбнулась, забирая у меня лекарства. – Пошли к Зине.

Зиной оказался тощий как скелет парень с усталым лицом и длинной чёлкой, расчёсанной на прямой пробор. Одежда болталась на нём, как на вешалке, и сам он казался ожившим скелетом из учебника анатомии. С унылым видом он впустил нас в тёмный коридор обшарпанной двухкомнатной "хрущёвки". Впрочем, печать уныния, быстро испарилась с его лица, когда он узнал о принесённом нами эфедрине. Все прошли в комнату, за исключением Зины и Белого, которые забрали у Кати пузырьки и скрылись на кухне. Кэт уселась на табурет перед древним телевизором и принялась нажимать на кнопки. Я присел на край продавленного дивана рядом с Джоном.

– А что они делают?

Джон уставился на меня с удивлением.

– Мульку бодяжат.

– А можно посмотреть?

– Валяй.

Я прошёл на кухню и встал в дверях, наблюдая за таинственным процессом. Священнодействовал Зина. Он открыл пузырьки и влил в каждый из них немного прозрачной жидкости из шприца. Судя по запаху это был уксус. Затем он насыпал немного марганцовки, закрыл пузырьки и стал их взбалтывать, придерживая пробки. Белый тем временем промыл шприц, набирая в него воду и выпуская в раковину. Промыв, он положил его в ковшик, где уже кипели два других шприца и несколько медицинских иголок. Зина тем временем критически осмотрел пузырьки, заполненные коричневой жидкостью, и аккуратно проткнул каждый из них иголкой, через которую с шипением вышел воздух. Белый намотал на большую иглу шматок ваты, вынул шприц из ковшика, присоединил к нему иглу с ватной грушей и опустил её в пузырёк. Вскоре шприц наполнился прозрачной, слегка желтоватой жидкостью.

– Давай руку, – он отсоединил иглу с ватным шариком и присоединил другую, поменьше, – В обратку?

Зина молча кивнул. Рука была покрыта цепочкой следов от старых уколов. Он перетянул тощий бицепс невесть откуда взявшимся жгутом и протянул руку Белому. Осмотрев внимательно Зинино предплечье Белый воткнул иголку, потом чуть оттянул поршень, так, что в шприце показалась тёмно – красная кровь. Зина отпустил жгут и Белый ввёл наркотик. Зина шумно вздохнул и закрыл глаза.

– Зови всех.

Я послушался. Через минуту кухня заполнилась шировыми, жаждущими вмазки. Белый сделал укол себе, потом Кате, и по очереди всем остальным. Последней была Муха – разбитная девица в короткой юбке и с конским хвостом жидких волос. Она шумно сопела и приплясывала от нетерпения. Получив свою дозу Муха прислонилась к стене, закрыла глаза и с лёгким стоном сползла на пол, не обращая внимания на то, что задравшаяся юбка представила на всеобщее обозрение её трусы. Наступила моя очередь. Стараясь скрыть страх, я закатал рукав и протянул руку Белому. Впрочем, всё оказалось совсем не страшно. Белый перетянул мою руку жгутом и вручил концы жгута мне. Поцокав языком он заявил, что в такие вены можно попасть с закрытыми глазами, а потом воткнул иголку в узелок на сгибе локтя, взял контроль и быстро, за пять секунд ввёл мне содержимое шприца.

– Всё, готов. Иди в комнату, приходуйся.

Я прошёл в комнату, сел на диван и прислушался к себе. Он сказал: "Приходуйся". Странно, но я ничего не чувствую. Хотя нет, что – то со мной всё же происходит. Какая – то тёплая розовая волна поднимается откуда – то снизу. Вот она накрыла меня всего лёгким покалыванием кожи головы, рук, ног. Я почувствовал лёгкое возбуждение. Захотелось рассказать всем, как мне приятно. Я открываю глаза и обнаруживаю рядом с собой Кэт. Чуть дальше на диване расположился Фил, а в кресло напротив уселась Муха. Со счастливой улыбкой из кухни вплывают Цыба и Джон. Цыба садится на пол напротив Кэт и берёт её за руку.

– Пойдём в спальню.

– В пизду! Давай оприходуемся.

Цыба тут утрачивает к Кате интерес и переключается на Муху.

– Муха, пойдём трахаться.

– Пойдём, – Муха безразлично пожимает плечами и встаёт. (Любительский секс любителей ширнуться! – прим. ред. )

Джон занимает место девушки, откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Я чувствую удовлетворение от того, что Катя отказала этому долговязому Цыбе. Впрочем, у меня сейчас такое прекрасное настроение, что я не очень огорчился бы, если бы она согласилась. Вскоре из спальни начинает доноситься скрип кровати и стоны Мухи. Это продолжается бесконечно долго. Девушка кончила уже несколько раз, и я чувствую, что и сам начал заводиться. Я украдкой смотрю на Катю. Она выглядит совершенно бесстрастной, и я не решаюсь повторять предложение Цыбы, боясь быть, как и он, отвергнутым.

Проходит не менее получаса, когда дверь спальни, наконец, открывается и в комнату входит Муха. На ней была надета лишь рубашка Цыбы, полы которой она придерживала на груди. Волосы распущены, на щеках играет румянец. Она почти красива сейчас, после многократных оргазмов. Прошлёпав босыми ногами через комнату, она направляется в ванную. Впрочем, через минуту она возвращается, обводит взглядом всех присутствующих, хмурится от досады и падает на диван, заставив меня потесниться.

– Бля, опять Белый с Зиной в туалете заперлись! Пидоры! Я подмыться хотела... Не, это надолго! Дайте сигарету.

Девушка тянется за сигаретой, протянутой Джоном, и полы рубашки расходятся, обнажив лобок, густо покрытый курчавыми волосами. Она закуривает и откидывается на спинку дивана, не обращая внимания на эту незначительную деталь. Впрочем, и никто на это не обращает внимания, все погружены в свои внутреннии ощущения. Я один украдкой поглядываю на курчавые завитки и голые ляжки, залитые спермой, и вспоминаю, как только что стонала изнывающая от страсти девушка. Боец в моих штанах откликается мощной эрекцией. Муха замечает мой взгляд и лениво запахивает полы рубашки. Снова открывается дверь спальни и на пороге появляется Цыба, голый по пояс. Застёгивая на ходу джинсы, он проходит в комнату и садится перед телевизором. Я смотрю на Катю. Как легко это получилось у Цыбы: "Пойдём трахаться". У них тут, наверное, так принято. Может и мне так сказать Кате? Она такая красивая! Только очень худая. Вот сейчас досчитаю до десяти и скажу: "Кэт, пойдём трахаться". Или нет, лучше: "Пойдём в спальню". Сейчас скажу. Интересно, что она ответит? Откажет, наверное. Вон Цыбе отказала. А меня она вообще почти не знает.

– Хуйня это всё! Надо было винта сварить. Дайте сигарету, – даже матерится Кэт не вульгарно. Крепкие словечки только добавляют ей шарма.

– Уж больно много с ним возни, – Джон чуть растягивает гласные и оттого его манера говорить кажется чуть жеманной.

– Давай завтра сварим. В пятидесятой драге я салют видела. Только надо Кисе позвонить. У него хорошо получается. Приход мягкий, но сильный. А то что – то мулька уже заебала.

Да, настроение Кэт несколько испорчено. Наверное, всё же откажет. Или рискнуть? Мои размышления прерываются появлением Зины и Белого. Лениво ругнувшись на них Муха отправляется подмываться. Я представляю, как она подставляет под струи воды своё натруженное влагалище, и чуть не кончаю в штаны. Как же хочется трахаться! Муха снова входит в комнату и идёт в спальню, поблёскивая влажными ногами. Почти бегом бросаюсь в туалет и расстёгиваю джинсы. Мне достаточно десятка движений рукой и я выстреливаю мощнейшим зарядом спермы, постанывая от удовольствия. Первая струйка пролетает мимо унитаза и приземляется на смывной бачок. Стою некоторое время, выдаивая из себя последние капли,

потом вытираю член туалетной бумагой. Этим же клочком бумаги снимаю мутно – белые капли, повисшие на бачке. Запихиваю обмягший член обратно в трусы и выхожу в комнату. На меня никто не обращает внимания, но мне почему – то кажется, что все догадываются, чем я сейчас занимался. Чувствую, как заливаюсь краской. Объявляю всем, что намерен сходить в магазин за сигаретами и ухожу.

Уснул я только под утро, с первыми лучами солнца. Всю ночь мои попытки победить бессонницу всеми известными мне способами (вроде подсчёта слонов) чередовались с онанизмом. За ночь я кончил раз шесть, и всё равно проснулся с членом, торчащим, как кол. Отдав дань своей утренней привычке, я отправился умываться. Чувствовал я себя превосходно. Никакого похмелья, прекрасное настроение. Жалко только, что я не трахнул вчера Кэт! Ну, ничего, возможность ещё представится.

И она представилась в тот же день! Я подходил к нашей тусовке, когда встретил Кэт, бодро шагавшую мне навстречу. Вместе с ней шли Джон, Муха, Белый, какой – то юноша в очках, похожий на студента и ещё герла в мини – юбке на высоченных каблуках, весьма блядского вида. Юноша представился Кисой, герла похлопала густо накрашенными ресницами и имя своё не назвала. Вся компания направилась к Зине.

Варка винта оказалась весьма сложным алхимическим процессом. Минут сорок Киса возился на кухне, предварительно выгнав оттуда всех любопытствующих. О том, что в кухне происходит какой – то сложный химический процесс свидетельствовал чуть сладковатый запах каких – то реактивов. Наконец, Киса открыл дверь и объявил, что винт готов.

Моя очередь, как и подобает пионеру, была последней. Выслушав от приходующихся наркоманов восторги по поводу винта, сваренного Кисой ("классный приход!", "ништяк!", "во вставило!"), я убедился, что сегодня меня ждёт нечто необыкновенное. Как и вчера, ширял меня Белый. Он быстро нашёл вену и ввёл мне два куба прозрачной жидкости. Сначала я ничего не почувствовал. Но через несколько секунд... Как говорят "feel the difference!". Это вам не безобидная мулька! В тот раз я понял, что означает загадочное слово "приход". Это как взрыв вулкана! Неведомая сила мощной волной цунами прокатилась по всем членам, отразилась и прошла назад, увлекая за собой. Меня словно бы вышвырнуло из собственного тела, которое стало лёгким, даже невесомым. Но нет, это не тело! Тело продолжает сидеть в продавленном кресле, это мой бесплотный дух отправляется путешествовать по удивительнейшим мирам... Не помню, сколько времени продолжалось это блаженство, но потом я снова оказываюсь в том же кресле, но это уже не я. Предметы сами собой начинают слегка подрагивать, перемещаться в пространстве. Уплыл куда – то телевизор. Я поворачиваю голову, и он возвращается на место. Я смотрю в экран. Цвета становятся ярче. Изображение становится объёмным. Вообще, все приобрело иной, более полный объем. Я поднимаю руку и с удивлением обнаруживаю, что в воздухе остаётся реверсивный след от её движения. Перевожу взгляд и вижу, что Джон шарит рукой под юбкой Мухи, а она стаскивает с себя майку. С удивлением обнаруживаю, что у меня сильнейшая эрекция. Чувствую, что член сейчас взорвётся, как водородная бомба, если я сейчас же, сию секунду не засуну его в чью – нибудь дырку. Замечаю какое – то движение на диване. Это Кэт и Киса (семейство кошачьих!) успели уже раздеться и приняли позу 69. Катя сверху. Она с остервенением трётся влагалищем о мокрое лицо Кисы и одновременно делает ему минет. Полуголые Джон и Муха направляются в спальню. С нарастающим возбуждением наблюдаю за сношающейся парочкой. Кэт стонет чуть приглушённо из – за члена в своём рту. Чувствую, что очень скоро кончу в штаны и решаюсь плюнуть на все условности и подрочить. Расстёгиваю молнию и вдруг обнаруживаю присутствие той самой незнакомой девушки. Она сидит в кресле напротив, положа ногу на ногу, и улыбается мне хищной улыбкой. Или мне это только кажется? Нога, обутая в красный туфель на шпильке, чуть покачивается. Она молчит, но я чувствую эротические флюиды, источаемые похотливой самкой... Наконец, она не выдерживает и поднимается на ноги. Я поднимаюсь ей навстречу. Интересно, как её зовут? Девушка поворачивается и идёт в спальню, откуда уже доносятся стоны первой пары. Следую за ней, разглядывая упругий зад, обтянутый узкой юбкой, и сжимая в кармане свой торчащий кол.

Широкая двуспальная кровать застелена только не очень свежей простынёй. Джон и Муха трахаются в миссионерской позе. Они тоже чрезвычайно возбуждены от полученной дозы. Джон выглядит каким – то беззащитным без своих Ленноновских очков. Муха же напротив похожа на тигрицу. Она обхватила ногами его бёдра и извивается под резкими быстрыми толчками. Тощие ягодицы Джона дёргаются в бешеном ритме. Громкие стоны обоих говорят о приближении оргазма.

Не теряя времени, моя незнакомая партнёрша подходит к свободной половине кровати, ловко, одним привычным движением стягивает юбку вместе с трусами, становится на колени на край кровати и опускается на локти, предоставляя мне возможность насладиться её дырочкой сзади. Я торопливо стаскиваю джинсы. В голове крутится мысль о том, что неплохо было бы найти где – нибудь презерватив. Но эти остатки благоразумия тонут под волной всепоглощающей похоти. С наслаждением погружаю разгорячённую плоть во влажные глубины моей случайной знакомой. Влагалище широкое, обильно смазанное. Член входит легко, с лёгким хлюпаньем. Девушка сдвигает колени, подаётся со стоном назад, насаживаясь поглубже. Потом сжимает мышцы влагалища, стараясь сузить дырочку, и сдвигается чуть вперёд. Снова назад, поглубже. И снова вперёд, сжав член натренированными мышцами. Мне хорошо видно, как в такт её движениям напрягаются и расслабляются ягодицы. Девушка ложится грудью на простыню в многочисленных пятнах и тянется губами к Мухе. Та с готовностью поворачивает к ней лицо. Девушки начинают целоваться взасос. Вот рука Мухи скользит под майку моей новой подружки. Та торопливо стягивает её через голову. Вслед за майкой в угол летит лифчик и моя партнёрша остаётся в одних туфлях. Девушки снова сливаются в страстном поцелуе, не забывая ласкать грудь друг друга.

Зрелище лесбийской любви оказывает на меня сверхвозбуждающее действие. Для меня и так оставалось загадкой, как мне удавалось всё это время сдерживаться. Кончаю я невероятно долго. Сперма толчками выплёскивается из моего разгорячённого орудия, заставляя меня трястись, как в лихорадке. Кажется, я что – то кричал. Не удержавшись, я заваливаюсь на свою партнёршу, продолжая сотрясаться судорогами оргазма. Опытная девица удерживает равновесие, член выскальзывает и я выплескиваю последнюю струю на простыню, добавляя ещё пару пятен в топографическую карту плотских утех почитателей винта.

Я сижу на краю кровати и отдыхаю, наблюдая, как развлекается троица. Джон тоже скоро кончает, оставив двух подружек без мужского внимания. Они немедленно сплетаются, как две змеи, и принимаются остервенело натирать друг дружке промежность, не переставая целоваться. Зрелище действует возбуждающе. Я чувствую, что очень скоро буду готов к новым подвигам. Неожиданно разумная мысль приходит в мою разгорячённую голову. Судя по всему, девица, которую я только что трахал, не отличается большой разборчивостью в связях. Может быть, она даже путана в каком – нибудь "Интуристе". Запросто можно чего – нибудь намотать. Надо было конечно найти презерватив. А сейчас мне необходимо помыться. Не уверен, что поможет, но не помешает, это уж точно!

Я встаю и направляюсь в туалет. Странно, в голове вспыхивают фейерверки, но мне удаётся идти совершенно ровно, не качаясь. Вот я уже прохожу комнату, где расположились Кэт и Киса. Я без трусов, но мне наплевать. Катя поворачивает голову, не прекращая, впрочем, делать минет своему партнёру. Мне надо помыться, я не могу задерживаться. От этого зависит что – то важное, хотя я и не помню, что именно. Дверь в туалет опять заперта. Надо ждать. Возвращаюсь в комнату. Катя покосившись в мою сторону процесса не прерывает. Сажусь в кресло и наблюдаю спектакль. Девушка очень старается, но у Кисы, похоже, проблемы с эрекцией. Фокусирую взгляд на своём бойце и с удивлением и гордостью обнаруживаю, что он встал, и теперь торчит, как кол, упершись мне в пупок. Рыжеволосая медсестра Галя, с которой я расстался в прошлом году, когда – то отучила меня стесняться онанизма. А в этой компании, похоже, вообще не принято стесняться. Кладу руку на своего воспрянувшего героя и начинаю дрочить.

Кэт выпускает изо рта член Кисы и он безвольно падает. Она поворачивает голову в мою сторону, потом опять смотрит на опавшее хозяйство своего партнёра и лицо её становится злым и некрасивым.

– Киса, ну на хуя ты всё время сексовуху варишь? У тебя же не стоит никогда!

– Откуда я знаю? Такая получается, – голос парня звучит глухо – он всё ещё лежит между Катиных ног, – ну ладно, ты же кончила?

Кэт не удостаивает неудачника ответом – она с жадностью смотрит на мои манипуляции.

– Костя, иди ко мне.

Я не заставляю себя упрашивать. Девушка набрасывается на член с такой поспешностью, что мне немного больно. Она вылизывает головку, перепачканную спермой и соком безымянной девушки, потом перекидывает ногу через голову лежащего навзничь Кисы и поворачивается ко мне задом, опершись на спинку дивана плоской грудью.

– Скорее, иди ко мне. Не могу больше!

Катино влагалище тоже мокрое, но оно гораздо уже. Член входит туго, почти так же туго, как в задний проход. Только из – за обилия смазки и слюны двигать им там чуть легче. Это чертовски приятно. И я двигаю, двигаю... Киса наблюдает за процессом снизу, его лицо в десяти сантиметрах от того места где соединяются наши мокрые гениталии. Наверное, с такого ракурса картина похожа на кадры из крутого немецкого порно. Во весь экран влажный член скользит из такого же огромного во весь экран влагалища, увлекая за собой внутренние половые губы. Они выворачиваются наружу, истекая соком. Не успев выскользнуть, член начинает обратное движение, и половые губы заворачиваются обратно. Дас ист фантастиш! Вот Катя задышала – засопела. А мне ещё далеко до кульминации. Я сегодня супермен! Я могу трахаться бесконечно, хоть до самого утра! Ага! Вот как сжимается агонизирующее в экстазе влагалище! Ещё! Ещё! Как стоны кончающей самки переходят в крик, в истошный вопль! Я супермен! Я буду трахать их всех! Я... Я... А – а – а – а – а... Как же это приятно, спускать в такую мокрую, такую узкую пизду! Какое блаженство! Ещё! Ещё! А – а – а – а – а!!!!

Я сижу на полу, пытаясь отдышаться от безумной гонки. Кэт сползла по спинке дивана на тощую грудь Кисы. Она тоже испытала бурный оргазм и теперь отдыхает. Руки безвольно повисли и со стороны кажется, что она нежно обнимает своего возлюбленного. Киса теребит свой отросток. После такого зрелища у него появился шанс. Он вытягивает ноги, рука мелькает всё быстрее. Наконец, мутно – белая струйка потекла между пальцами на кустик рыжеватых волос.

Открывается дверь и в дверном проёме появляются Зина и Белый.

– Ты чего так орал, супермен?

Он смотрит на меня. Неужели это я вслух? И чего я там наговорил? А, наплевать! Мне так хорошо! Вот сейчас отдохну и пойду Муху трахну. Катя опускает с дивана ногу, нащупывает опору. Замечаю следы уколов на бледной коже. Она с трудом встаёт на ноги, оглядывает комнату рассеянным взглядом, собирает одежду в охапку и направляется в туалет. Так, понятно: Кэт на сегодня хватит. А мне? Усталый боец лежит на боку, отдыхая после утреннего онанизма и двух дневных палок. А если учесть, что я всю ночь дрочил, то остаётся только удивляться его выносливости.

Встаю, иду в спальню. Две лесбиянки спят, обнявшись. А может и не спят, отдыхают. А чего им отдыхать? Им – то не надо, чтобы стоял. Раздвинули ноги и вперёд! Мухе лучше с распущенными волосами. А то стянет их на затылке, да ещё кепку на голову, так что глаз не видно. А так вроде ничего. Худая только! И на ногах тоже следы. Как я раньше не видел? Не так много, как у Кати, но всё же. А эта герла точно путана! Фигура классная. Грудь, попа. И лобок выбрит начисто. Следов от уколов не видно. Тоже пионерка! Интересно, спят или нет? Я смотрю вниз. Член безвольно висит. Ладно, в следующий раз. Не намотать бы только чего. Надо будет презерватив взять, если ещё не поздно.

К счастью, рискованный эксперимент не стоил мне проблем со здоровьем. Контрольный визит в анонимный кабинет вендиспансера патологии не выявил, и я, не забывая больше про презервативы, с удвоенной энергией кинулся в пучину порока. Состав участников менялся, хотя Кэт почти всегда принимала участие в оргиях. Постепенно я стал считаться не то, чтобы её парнем, полигамность – стиль жизни винтовых, но всё – таки человеком, имеющим на неё первостепенное право. Катя не возражала, хотя, если девушек не хватало, покувыркавшись со мной, с легкостью раздвигала ноги следующему. Меня это устраивало, так как и я иногда отдавал предпочтение другим любительницам острых ощущений, особенно из числа пионерок.

Так проходили наши джеф – сейшены до конца лета. Из – за сложности приготовления, первитин тогда был ещё не был так популярен, он требовал умения и хотя бы примитивного лабораторного оборудования. К концу лета я уже знал в теории, как варится винт, но так и не рискнул приготовить его самостоятельно. Так же и другие шировые из нашей компании в то лето ещё только осваивали эту науку. Поэтому в отсутствии Кисы мы обычно ублаготворялись мулькой или курили безобидную паль. По утверждению бывалых торчков, ни то, ни другое не входило составной частью в обмен веществ человека, то есть не вызывало патологического привыкания. И действительно, хотя все с нетерпением ожидали очередной вмазки, никто не жаловался на ломку. Только раз я услышал от Кисы, что его кумарит.

В конце августа по предложению Джона мы устроили выездной дербан. Он представлял из себя что – то вроде турпохода по области, включавшего в себя набеги на огороды в поисках мака. Четыре дня мы жили в палатках, заготавливали пятна и кукнар, варили компот из маковых головок, курили паль, пели под гитару и трахались с утра и до вечера. Нашим урожаем было несколько полиэтиленовых пакетов с кукнаром и пару метров бинта с пятнами (не считая того, что было употреблено на месте). При делёжке, по совету Джона ("Cмотри, старый, на ханку подсядешь, потом не слезешь"), я выбрал себе с десяток пятен.

Процесс приготовления опия из высушенного на бинте макового сока оказался несложным, и я всю осень позволял себя маленькие радости блаженной опийной эйфории. Я знал, что привыкают к опию быстро, и не позволял себе слишком увлекаться этим наркотиком. Время от времени торчал я и на винте, не уставая удивляться его способности превращать людей в похотливых животных. Однако, к концу осени мне стало не до кайфа. Неумолимо приближался конец семестра, а с ним и лавина лабораторных, зачётов, конспектов и РГРС. Сессию я сдал с большим трудом, ценой бессонных ночей, и на кайф просто не оставалось времени. Окончание сессии я отметил, вмазавшись с друзьями – однокашниками последним пятном, и ушел в ремиссию. Каникулы прошли под знаменем гранёного стакана, и о друзьях – хиппарях я вспомнил только к весне. Несколько визитов на место обычной тусовки ни к чему не привели: Кэт, Джон, Муха, все как в воду канули. Малознакомый пипл сторонился меня, короткостриженного цивила, и на вопросы не отвечал.

А потом снова учёба, сессия... В следующий раз струна проткнула мою вену только летом. К тому времени я уже имел представление о степени риска, и сознательно ограничивал себя, не давая наркотикам войти в мою жизнь. Единственное, о чём я вспоминал с ностальгией – наши винтовые оргии, разбитную Муху, худенькую Кэт, с её такой узенькой влажной дырочкой и ощущение, что я супермен, готовый поиметь весь мир...