Основной инстинкт. Часть 1

Introduction

– Короче, так вы и прокувыркались втроем до утра?

Вместо ответа Стас потянулся, как сытый кот, и улыбнулся лукаво, всем своим видом показывая, что обе дамы остались довольны, а потом выразительно посмотрел на пустой стакан. Я поднялся с кресла, налил коньяку в оба стакана и поставил бутылку обратно на камин, чтобы он еще немного нагрелся.

Дрова в камине начали потрескивать, разгораясь. Я протянул к огню замерзшие с мороза ноги. Домик, в котором мы находились, располагался на самом краю дачного поселка, и в окно были видны только заснеженные ели. Дача эта досталась Стасу от родителей. Огородник из Стаса вышел никудышный, и участок быстро пришел в упадок, но домик он старался поддерживать в относительном порядке. Две комнатёнки (и еще одна наверху), кухня и банька, да еще сарай для дров. Все скромно, но уютно. Мы были друзьями с детства и вот уже много лет время от времени устраивали сюда набеги, чтобы отдохнуть от суеты городской жизни. Изредка мы приезжали с женами и никогда – одни. Вот и сейчас из – за двери слышался смех наших новых подружек, Оли и Маринки, которые готовили нехитрую закусь, пока прогревалась баня. (Заведи себе русскую виртуальную любовницу – давалку! – добрый совет)

Отпив коньяку, Стас надул щёки, посмотрел на потолок, сделал глубокомысленное лицо и изрек:

– Всех женщин мира не оттрахать... но к этому надо стремиться!

Я чуть отодвинулся от огня – сухие березовые поленья были предусмотрительно заготовлены еще с осени, и камин быстро разгорался. Клубы серого дыма послушно потянулись в трубу.

– Слушай, старик, а ты никогда не считал сколько у тебя их было?

– А это возможно?

– Пожалуй, нет. Я как – то пробовал, не получилось. Многое забывается. Бывает, лицо помню – имя забыл. А бывает, и лица не помню – так, смутная тень. А ведь, каждая – это отдельная история, роман... а иногда и драма. Сволочи мы!

– Ага, сволочи, мерзавцы и бабники – я налил еще по стакану, – а ты думаешь у баб список короче?

– У них память длиннее.

Стас отпил, встал и, потирая лысеющий лоб, зашагал из угла в угол комнаты. Похоже, эта тема его давно волновала.

– Ты слышал пословицу: "Если бы молодость знала! Если бы старость могла!" Это же бесценный опыт! Его же по наследству передавать надо! Когда – нибудь я сяду и напишу хотя бы то, что еще помню. Просто для себя. "Былое и думы". "Мемуары поручика Ржевского". "Воспоминания последнего романтика". "Основной инстинкт". Прямо завтра и начну.

Стас работал корреспондентом в одной молодежной газете. Говорили, что он подает надежды. Эрудированный, остроумный, вполне возможно, у него бы получилось... Но, конечно, ни завтра, ни послезавтра он не начал. Сначала не позволили домашние дела. Потом – задание редакции. Потом – какая – то новая любовная интрижка. А через полгода уехал в Канаду. Иногда позванивал мне оттуда, изредка присылал по Интернету поздравления с праздниками, а потом и вовсе пропал. А мне эта его мысль долго не давала покоя. Каждое мое новое приключение, каждая женщина в моей постели напоминали мне: "А вот еще один сюжет для Стасовых "мемуаров".

"А почему бы и нет?", сказал я себе однажды и начал вспоминать. Воспоминания уводили меня все дальше и дальше в глубокое детство, ведь свой первый сексуальный опыт мы получаем чуть ли не в младенчестве. Поначалу я пытался придерживаться хронологии, затем перешел к разделению главок по темам, а потом стал относиться к этой затее все менее и менее серьезно и вовсе оставил попытки как – то упорядочить эту писанину. Не думаю, что кто – нибудь, когда – нибудь прочитает то, что из этого вышло. Что же касается меня, я получил огромное удовольствие, перебирая в памяти все занимательные эпизоды моей жизни, добавившие в свое время бесценные крупицы в копилку моего сексуального опыта. Я с благодарностью вспоминал моих дорогих "учительниц", всех своих светочек, ирочек и танечек, блондинок и брюнеток, длинноногих и маленьких, стройных и полноватых, всех, ведь каждая из них – это маленькая вселенная и каждая достойна того, чтобы ее помнили. Часто эти воспоминания так меня возбуждали, что я бежал в ванную и "разряжался" в унитаз, как подросток, прокручивая в памяти дорогие образы. Так что, как минимум одно полезное применение этим запискам все же нашлось.

1. "Любовь соло".

Для любого человека первое знакомство с интимной сферой жизни начинается с мастурбации. Это, как говаривал Остап Бендер, "медицинский факт". Каждый из нас ощутил свой первый оргазм наедине с самим собой. Статистика утверждает, что в регулярном онанизме в детские и юношеские годы признались около 90 процентов мужчин и более 60 процентов женщин. Так как эти выводы сделаны на основании опросов, а люди не всегда бывают откровенны, рискну утверждать, что эти цифры занижены. По моим наблюдениям, для мужской половины этот процент вплотную приближается к ста (за исключением, может быть, больных и увечных). Что касается женщин, все зависит от возраста и воспитания. Думаю, что годам к тридцати – тридцати пяти, процент будет не ниже.

Существует мнение, что онанизм – это вредная привычка, обладающая, в лучшем случае, лишь одним положительным качеством – она позволяет подросткам сбросить лишнее напряжение, связанное с невозможностью реализовать свои сексуальные желания "нормальным" путем. Другими словами с началом регулярной половой жизни потребность в онанизме исчезает. Тезис на деле опровергнутый жизнью! Во – первых, природа не дура, и, если бы мастурбация приносила вред, мы не наблюдали бы это явление в природе (сомневающиеся приглашаются к обезьяньей клетке в ближайший зоопарк). Во – вторых, никому пока не удалось объяснить, в чем же именно заключается вред онанизма. А в – третьих, легенда о том, что эта привычка с годами проходит, не выдерживает критики. Я очень и очень сомневаюсь, что человек, однажды научившийся получать оргазм при помощи такого доступного средства как собственная рука, когда – либо откажется от этого удовольствия.

Удовольствие! Вот ключевое слово и единственная причина! Онанировать – это приятно! Природа подарила нам возможность получить удовольствие от своего тела в любое время дня и ночи без каких – либо дополнительных затрат. Единственное, что для этого нужно – возможность остаться в одиночестве (да и это не всегда обязательно). А единственное препятствие – традиции и морально – этические нормы, вдалбливаемые с детства. Наверное, каждый может вспомнить, как холодела от ужаса спина, как потели руки и покрывалось мурашками тело от мысли что кто – нибудь, родители, приятели (которые сами делают так же) мог заметить ЭТО. А почему, собственно?

В античном мире, например, традиции не препятствовали получению удовольствия любым доступным способом, и публичный онанизм был делом вполне обычным. Диоген Синопский, который сам, бывало, любил подрочить на площади на потеху толпы, говорил: "Если бы мы могли утолить голод простым поглаживанием живота, разве мы не делали бы это всякий раз, когда голодны? Так почему же мы должны терпеть муки сексуального голода, если мы можем доставить себе удовольствие?" Возможно, современный моралист и найдет некоторое несоответствие этого тезиса нынешним этическим нормам, но в логике античному пропагандисту мастурбации не откажешь!

А сколько страшилок понапридумывали про онанизм! И слепнут от него, и мозги засыхают, и даже импотенция случается! Последнее особенно любопытно. Какой – то умник выдумал гипотезу, согласно которой человеку отпущено определенное количество спермы (стакан? ведро? бочка?), которую он и расходует в течение жизни. Якобы, расходуя сперму не по назначению, человек приближает свою половую слабость. Разумеется, подрочив в унитаз прямо перед приходом вашей дамы, вы несколько уменьшаете свои шансы прослыть неутомимым Казановой. Но тут уже многое зависит от дамы. Умная женщина всегда найдет способ оживить вашего поникшего друга и не дать вам потерять лицо. А как приятно сесть с девушкой в два кресла напротив, включить побольше света и заняться этим вместе, на глазах друг у друга!. .. А если друг другу, по очереди! Впрочем, вдвоем – это уже не онанизм. В те далекие годы это могло быть лишь моей розовой мечтой, или, правильнее будет сказать, одной из моих фантазий.

Сексуальные фантазии – обязательный атрибут онанизма. Кто – то сказал, что самоудовлетворение – единственный вид секса, в котором присутствует хоть какой – то элемент творчества. Что мы только не представляем себе, запершись в ванной! Я перетрахал в своих мечтах всех своих одноклассниц, и соседок по двору подходящего возраста и внешности, а также старшую пионервожатую в школе, и, даже, молоденькую учительницу географии очень аппетитной наружности, а также огромное количество кинозвезд, причем, во всех мыслимых позах, всеми известными способами. А на девушек, украшающих упаковки женских колготок в витрине ближайшего универмага, я мог любоваться не больше 5 минут, после чего мне приходилось бежать в общественный туалет неподалеку. Я запирался в кабинке и остервенело дрочил в дырку в полу, прокручивая в голове сцены безумного секса с длинноногими красавицами. (Когда главный герой начинал с онанизма, было толком не на что онанировать, а теперь есть на что – прим. ред. )

Серьезной подпиткой для моих фантазий была порнография. Конечно, в те времена с этим было сложно. Первые изображения обнаженных женщин, увиденные мною, были любительскими черно – белыми фотографиями, которые приволок откуда – то Виталик. Он, хотя и был старше меня на четыре года, общался больше с компанией моих одногодок, чем со старшими ребятами. Я даже не очень понимаю, почему он возился с такой мелюзгой. Впрочем, по умственному развитию он был, кажется, ближе к нам, чем к старшим.

Мы с жадностью рассматривали мятые фотоснимки с расплывшимся изображением каких – то полупьяных теток, трясущих сиськами и раздвигающих ноги перед объективом. С деланным равнодушием отпускали скабр

езные шуточки, сплёвывая сквозь зубы, и украдкой поправляли в штанах пробуждающуюся плоть. А по вечерам, запершись в ванной, каждый из нас включал воображение на полную катушку. Картинки, оживали, наполнялись цветом, объемом, запахом, звуком. Женщины на них принимали самые соблазнительные позы, перед глазами каруселью проносились ноги, груди, попы, руки все убыстряли темп, и маленькие фонтанчики в очередной раз орошали кафельные полы ванных горячими каплями...

Становясь старше, мы иногда получали доступ и к настоящей порнухе. Однажды все тот же Виталик принес целый журнал. На обложке была изображен огромный негр, кончающий в рот молоденькой блондинке. Все ее лицо было залито спермой, она текла по щекам, подбородку, а из члена негра продолжало фонтанировать... Журнал сначала жадно рассматривали все вместе, усевшись в круг в беседке детского садика по соседству. Потные ладони, дрожащие пальцы, судорожное дыхание и мучительный вопрос в горящих глазах: "Когда, ну когда же, наконец, и мы так же?. .. " Потом я выпросил журнал у Виталика на пару дней домой. Сколько восхитительных минут провел я наедине с этим журналом! Как много нового узнал! Я переворачивал страницу, и член, который только что выстрелил свою очередную порцию, снова твердел и наливался. Красотки сходили со страниц журнала в мою комнату, присаживались на мою кушетку и принимались ласкать меня руками, губами, языком. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы чьи – то нежные губы, обязательно накрашенные ярко – красной помадой, сомкнулись вокруг моего члена и, оставляя на нем следы, заскользили бы вверх – вниз, поднимая меня к самой вершине наслаждения... До сих пор я очень люблю, когда женщина, делающая мне минет, пользуется при этом яркой помадой.

Как и где онанировать? Я придумывал все новые и новые способы разнообразить любимое занятие. К традиционным местам – в ванной и под одеялом (когда отсутствовала моя старшая сестра Татьяна, с которой нам приходилось делить одну комнату на двоих) – со временем добавлялись все новые. Я отпрашивался с уроков и орошал спермой по очереди все толчки школьных туалетов, я дрочил в лифтах, успевая кончить за время движения до одиннадцатого этажа, в подвалах, на верандах в детском садике неподалеку и в беседках в городском парке, рискуя быть замеченным и ещё сильнее возбуждаясь от этой мысли, я трахал щель между диванными подушками, я поливал член струей из душа. Мастурбируя рукой, я всегда непроизвольно увеличивал темп так, что перед самым оргазмом рука мелькала с огромной скоростью. Мне же очень нравилось, когда обстоятельства не позволяли мне делать это быстро. Тогда мне поневоле приходилось сбавлять темп. Это продляло удовольствие. Вскоре я освоил онанизм лежа в до краев наполненной ванне (если двигать рукой слишком быстро, вода расплескивается). Еще больше мне понравилось дрочить, лежа в постели, когда сестра уже лежала в своей кровати у противоположной стены (родители всё никак не могли получить обещанную квартиру, и мы, "разнополые дети", как писала мама в бесконечных заявлениях, прошениях и ходатайствах, делили одну комнату на двоих). Дрочить в присутствии сестры приходилось особенно осторожно. Стараясь не дышать, я осторожно двигал рукой под одеялом туда – сюда. Получалось очень медленно, удовольствие растягивалось на несколько минут. Можно ли представить себе большее блаженство?!

Однако, живое детское воображение подсказывало: "Можно!" Я мечтал о "настоящем" сексе, и особенно, о его оральной разновидности. Впрочем, к тому времени я был уже не ребенком, а подростком, с ломающимся голосом, первым пушком на верхней губе и, конечно же, россыпью прыщей на лице. Я уже с жадностью поглядывал на коленки одноклассниц, а вид их грудей, прыгающих под футболками на уроках физкультуры, заставлял меня время от времени запираться в туалете у спортзала... Я дрочил уже по два – три раза в день. Я с нетерпением ожидал свою первую Женщину. Я был готов к ее приходу, и немаловажную роль в этом сыграли тысячи оргазмов, которые я ощутил наедине со своей рукой и со своим воображением.

А началось мое путешествие в страну плотских удовольствий гораздо раньше, и проводником моим стал все тот же Виталик. Он учился тогда в пятом классе, и всему двору было известно, что у него уже начали расти волосы на лобке. Рыжий Санька из соседнего дома высказал гипотезу, что волосы начинают расти у тех, кто уже трахался. С этого началась легенда, согласно которой Виталик имел роман с семиклассницей Таней из соседнего двора, которую он уже несколько раз трахал (некоторые указывали, даже, точное число раз, однако цифра колебалась в очень широких пределах). Не нужно удивляться нашей наивности. Восьми – девятилетним мальчишкам двенадцатилетний Виталик казался почти взрослым. Я же учился еще во втором и имел о сексе весьма отдаленное представление. С другой стороны, мне, как и всем нормальным детям, был свойственен интерес к собственному телу. Мне нравилось щупать и теребить своего петушка, чувствовать, как он наливается и растет, но как довести дело до конца я тогда еще не знал. День, когда я это узнал, я запомнил навсегда.

Это случилось теплым сентябрьским деньком. На улице правило бал бабье лето, и, хотя летние каникулы уже закончились, мы с жадностью использовали каждый погожий денёк для игр и развлечений. Придя из школы и наскоро перекусив, я побежал гулять. Во дворе я встретил только скучающего Виталика. Послонявшись по двору под желтеющими кронами молодых клёнов, мы отправились играть к нему домой. Виталик всегда очень любил заводить разговоры на всякие щекотливые темы. Не помню точно, о чем зашла речь на этот раз, но я, воспользовавшись случаем, открыто спросил его, правда ли, что он уже трахался. Прямого ответа я не получил. Виталику было явно лестно услышать такое предположение. Он сделал загадочный вид, из которого я должен был сделать вывод, что да, трахался, и неоднократно. Я в те времена даже не очень – то и представлял, как же этот процесс должен происходить. Кто – то из моих дворовых друзей предположил, что нужно засунуть "писю в писю". Само это предположение уже звучало дико. Как это засунуть? Зачем? Кроме того, из детского фольклора я знал, что "Ветра нет – кусты трясутся, что там делают? Ебутся!". Это означало, что половой акт сопровождается тряской. Что же заставляет людей трястись, когда они засовывают одну писю в другую? Этого я не понимал. Кто же мог объяснить и научить лучше, чем такой опытный человек, каким являлся Виталик? Вот с такой просьбой я к нему и обратился. Он сразу согласился и научить и показать. Единственным его условием было то, что мы должны делать ЭТО вместе, так как одному ему "неинтересно". Это было не совсем то, что я имел в виду, мне стало одновременно любопытно и страшно. Я сказал, что вообще – то не против, но не имею понятия как ЭТО делается. Виталик обещал показать. Он спустил брюки и трусы до колен и знаком велел мне сделать то же самое. Недоумевая, я подчинился. Мы сидели на кушетке совсем близко, касаясь друг друга голыми коленями. Виталик некоторое время смотрел на моего петушка, не решаясь, видимо, прикоснуться, затем решительно обхватил его рукой и мягко потянул кожу вниз, да так, что она натянулась и стал виден участок головки. Виталик тут же потянул кожу вверх, опять вниз, опять вверх. Успевший уже привыкнуть к регулярным манипуляциям, которые я и раньше проделывал с ним, мой дружок рванулся вверх. Сознание же того, что это делает со мной другой человек, только усиливало эффект. Виталик продолжал гонять шкурку вверх – вниз, не останавливаясь. "А ты – мне", прошептал мне на ухо. Я начал неумело и даже сделал ему больно, но вскоре понял, что от меня требуется, и быстро поймал ритм. Вскоре я почувствовал что – то такое, чего никогда не ощущал раньше. Какая – то теплая волна защекотала меня сначала в яичках, потом поднялась выше и запульсировала на самом кончике. Еще мгновение, и эта волна накрыла меня сладостным, неизведанным прежде ощущением. Глаза заволокло туманом, через который я увидел, как из головки, выстрелила фонтанчиком капелька какой – то жидкости, потом брызнула еще раз, правда, уже не так далеко. Последняя капля просто стекла на предусмотрительно подставленную Виталиком газету. Эта была первая в моей жизни сперма, или "малафья", если пользоваться словарем детского фольклора. Ошеломленный полученным впечатлением, я совсем забыл о члене Виталика. Впрочем, он неплохо справлялся и без меня. Я смотрел на его мелькающую туда – сюда руку, как зачарованный. И вот, он замер, изогнулся и со стоном изверг на ту же газету свою струю, уже побольше. Некоторое время мы молчали, тяжело дыша. Потом я вскочил, и побежал в ванную. Мне казалось, я сделал что – то ужасно постыдное и заслуживаю теперь всеобщего презрения. Торопливо натянув штаны, я выскочил из его квартиры в полном смятении, и понесся к себе.

Однако, к вечеру, стыд поулегся. Осталось только воспоминание о незабываемом наслаждении, полученном таким простым способом, и я решился повторить эксперимент. А потом – утром, и еще раз на следующий день, и еще раз, и еще. Через неделю я дрочил уже ежедневно, открывая шаг за шагом завесу над тайнами собственного тела.

При посторонних Виталик не показывал и виду, что между нами что – то произошло. Однако, примерно через месяц, мы столкнулись с ним на лестничной площадке. Поговорили о том, о сём. Внезапно он быстрым движением приблизился ко мне и, нащупав рукой мой член через ткань брюк, сжал его. А потом, заглянув мне в глаза, пригласил к себе. Моей первой рефлекторной реакцией был отказ, но его рука продолжала ритмично надавливать, и я заколебался. Мой дружок стал предательски расти и наливаться, и я согласился.

Вскоре, это стало привычкой. Мы встречались раза два – три в месяц, чтобы позаниматься взаимным онанизмом и были вполне довольны результатом. На мое счастье эти встречи прекратились раньше, чем смогли оказать какое – либо влияние на мои сексуальные предпочтения. Прервало же эти встречи событие, о котором я расскажу позже.