Оля. Это всё о ней. ч.3

ОТ АВТОРА

Эта небольшая повесть всего о нескольких днях, которые изменили мою жизнь. Это история о возвращении из армии. События, о которых пойдёт речь, переведут стрелки моего жизненного пути на путь самостоятельной жизни. А на этом пути будут и повороты и опять, как на железной дороге - стрелки.... И стоишь ты будто Витязь на распутье....

ОЛЯ

Я уже несколько часов дома. Вот так заканчивался мой очередной день рождения, совпавший с днём возвращения из армии. Вышел курить на улицу. Не давала покоя информация про Олю. Сел на скамейку напротив Ольгиного балкона. Наверно, она увидела меня. Дверь балкона открылась, и появилась Оля. Поздоровались. Я курил, и смотрел на неё. Она на меня. Она ушла в комнату и уже через пять минут сидела рядом со мной.

Я знал, что она выйдет, чувствовал это. Но я волновался. Решиться заговорить с Олей после того письма было не легко. А Оля летом 1978 года уже в третьем письме, решилась послать мне на службу письмо и сообщить об измене. Измена — наверно это громко сказано.

Тогда, в те две ночи перед армией, когда для Оли я стал её первым мужчиной, считал, что мы наладили и восстановили наши отношения. И я поверил, что теперь мы уже не расстанемся, но надо подождать два года. А она могла приехать ко мне в армию и мы могли бы поженится. Такое, кстати, не раз случалось в нашем полку. Но даже тогда она не договорила мне того, что знала про меня и Таню. Только в письме она решила написать, что видела, как мы объяснялись в любви и стояли в обнимку у окна. Это Оля в отчаянии кидала снежки в окно…. Оля не решилась тогда сказать мне о том что она всё знает. Она стала избегать меня. Скрепя сердце ещё продолжала скупо отвечать на мои приветствия при случайных встречах.

А что же я? Я и тогда понимал, что поступил подло по отношении к этой девочке. Любил ли я её? Сравнивая тогда те чувства к ней и к Тане, я понимал, что к Оле с моей стороны была сильная детская привязанность. Она, собственно говоря, стала мне как сестрёнка. Хоть и обнимались и целовались. Сказалась долгая тёплая дружба с первого класса. Она и правда прекрасная девчонка. Но трусость я так ничем и сейчас не могу объяснить.

Ольга вышла в домашнем сарафанчике, в ветровочке на плечиках, с оголёнными ножками. Её ножки, такие же стройненькие, как в юности, короткий сарафанчик, чуть по-длиннее. За минувшие годы она стала женственной, хотя и оставалась такой же хрупкой, как хрустальная изящная вазочка. Оля очень красивая и грациозная девушка.

— Я видела, как ты приехал. С возвращением! Увидела в кухонное окно, солдат красивый идёт по двору. А это Виталик! Ты отслужил?

Я поблагодарил, но разговор не клеился. Молчали. Я взял её левую руку. Оля вздрогнула. Два года я не прикасался к её руке. Рука её горела. Ощупал кончики пальчиков. Их когда-то в юности целовал и хвалил за то, что они так виртуозно, будто порхали над грифом скрипки, и при этом лилась прекрасная музыка. Завораживала Оля игрой Полонеза Огиньского. На этих длинных гибких пальчиках раньше были такие же твёрдые подушечки, как у меня.

— Оля, А ты давно не играешь на скрипке, — не спросил, а утвердительно сказал я.

— Бросила зимой, когда в девятом классе училась. Наверно напрасно, — а ты так и не расстаёшься с гитарой?

В голове моей мелькнуло:"А ведь я повинен в том, что Оля бросила занятия на скрипке"

— Я не изменяю своим увлечениям, — захотелось сказать что-то колкое, хотя прекрасно понимал, что Оля совершенно ни в чём не виновата.

— Это хорошо, — она, видимо, не поняла меня.

А может я совсем не «колюче» сказал про измену увлечениями, хотя подразумевал другое. Глупо! Я виноват перед Олей.

— Виталька, а у тебя сегодня День рождения! Я тебя поздравляю. Осенью я тебя не видела, мне говорили, что ты был в отпуске. В форме не удалось тебя повидать. Возмужал. Идёт тебе! А это что за три полосочки на погонах? И на рукаве две?

И опять будто как в детстве, как в юности далёкой, Оля назвала меня Виталькой, с той нежной интонацией, с любовью.

Я так и продолжал держать Олю за руку.

— Да, Оля, сегодня очередной день рождения

Объяснил и про полосочки на рукаве и на погонах.

— А у меня гитара есть, правда «семиструнка», но можно одну струну убрать.

— Оля, ты не изменилась, всегда начинаешь издалека. Ты меня к себе приглашаешь? Я согласен. Время ещё есть, я дома денег возьму, за шампанским схожу.

Она взяла меня за вторую руку. Стала смотреть мне в глаза, будто пытаясь что уяснить для себя.

— Виталик, у меня всё есть. Ничего не надо. Не ходи. Давай сразу ко мне, а то уже холодно. Дома никого нет, и не будет.

Мы зашли в подъезд, я заглянул домой, предупредил бабушку, чтобы не теряла меня. Сказал, что ушёл к друзьям.

— Опять по сараям, — съязвила бабуся.

— Нет. Ба, я вырос из этого возраста, — отшутился я и ушёл.

Не знаю почему, но бабушкины слова на мгновение отбросили меня куда-то далеко, в ту раннюю юность. И сейчас Оля также стояла у своей двери и дожидалась меня. Так было всегда, когда мы шли к ней поиграть дуэтом, а я забегал домой, чтобы прихватить гитару и предупредить бабушку.

Оля пропустила меня вперёд, дверь за мной захлопнулась. Всё началось сразу с порога.

Она нисколько не изменилась с тех последних майских ночей 1978 года, за три дня до моего ухода в армию. Такая же гибкая и горячая. Только никакого стеснения и девичьей робости сейчас.

Я проваливался в сон, в мыслях мелькнуло, что странно всё: с чего началась моя служба в армии, тем и заканчивается. Оля проводила, а теперь встретила. Только встреча эта горька, и на душе не спокойно.

Кружилась голова от букета шампанского, водки. Так и должно было быть. Должны были встретиться любящие друг друга, прошедшие испытание разлукой. Также должны были встретиться, как Востоковы. Зачем она написала то письмо? Если бы я знал, что она ждёт меня, я бы смог отпустить из своего сердца Таню. Но, что сделано, то сделано.

Видимо, на какое-то время я всё же заснул. Очнулся от того, что будто какая-то девушка смотрит на меня с укоризной, но не Оля - это точно. Когда открыл глаза, в комнате было светло на столько, сколько мог дать свет, пробивающийся из лабиринта коридоров от не выключенного светильника в прихожей. Лица не различишь, только силуэты. Оля сидела закутанная в простынку, согнув ножки в коленках, навалившись на стенку. Она всхлипывала.

— Оля, девочка, что с тобой?

Она молчала и только сильнее стала всхлипывать. Я подсел рядом, прижал её к себе. Она вся дрожала. Уткнулась мне в грудь.

— Я всегда чувствовала, что Танька отобьёт тебя у меня. А мне так было хорошо с тобой, и то не забываемое лето и наш дуэт. А ты охладел. А я терпела и ждала. Только я не верила, что взрослая женщина решится на это. Конечно, она такая красивая и грациозная и в тоже время очень простая и добрая привлекла тебя. Я это всегда видела. Я сразу увидела, ещё, когда она первый раз остановилась и смотрела, как ты играл. Ты же как заведённый играл, не отрывая от неё глаз. Я тогда ещё беду почувствовала. Я спрашивала тебя про твоё отношение к ней. Почему ты правду не сказал? Сказал бы, что влюбился. Я бы поняла тебя.

Подумав, продолжила:

— А ведь мне тоже было понятно, что она влюбилась в тебя. И поэтому мне было страшно. Она так смотрела на тебя, помнишь, когда мы для неё играли у тебя дома, а потом пироженки ели с чаем. Ты как оцепенел тогда. Потому и понимала…. Потому ревновала…. Потому придумала наш дуэт со скрипкой и гитарой. А сам то ты не догадывался, что сохла она по тебе?

Вдруг Оля ехидненько ухмыльнулась:

— Интересно, кто первый-то из вас о любви заговорил? Она первая, поди, повесилась на тебя у окна?

— Я первый сказал. Только зачем тебе это надо?

Встал пред глазами тот самый счастливый вечер в моей жизни. И тут же я представил, что испытывала совсем ещё юная девочка Оля, увидев нас в окне. Такую же боль я испытал ровно через год. Тогда, когда узнал, что Таня уехала, даже не оставив адрес.

— Тебе я соврала сегодня, первый раз в жизни — гитары у меня нет. Я их теперь терпеть не могу….

Она замолчала и опять начала всхлипывать и утирать слёзы краем простыни.

— Не молчи, Виталик, скажи хоть что-нибудь. Вот ты сейчас на улице упрекнул меня в измене. А я тебе не изменяла. Изменил мне ты. Изменил нашей юной любви. А письмо это дурацкое из мести решила написать. Никого у меня не было. Просто парень настойчиво ухаживал. И не допускала я его до себя. Мама с дуру растрепала, что жених нашёлся.

Что я мог сказать? Вот и сейчас, Ольга всё же поняла мой намёк на измену, хотя речь шла о гитаре. Она была всегда такой: тонко всё чувствовала. Но за всё содеянное надо отвечать и видимо пришёл мой час дать отчёт поступкам, пусть это и была ранняя юность.

— Оля, милая моя девочка, ты прости меня. Ты ни в чём не виновата. И Таня не виновата. Виноват только я. Почему я ничего не сказал тебе — я до сих пор не могу это объяснить себе. Я признаю, что сподличал. Я тихо предал тебя. Прости меня, если сможешь. Не могу я сказать, не знаю какими словами.

Она молчала какое-то время, вздыхала.

— Виталь, расскажи, как у вас всё произошло, — достаточно настойчиво попросила Оля.

— Оля, милая! Зачем тебе это надо. Всё давно в прошлом и никогда не вернётся.

— Тем более, расскажи.

Рассказал Оле про первые дни знакомства с Таней. Про первое «столкновение», когда чуть дверью в лоб не получил. Про солнечный удар. Сказал, что скорая тогда ко мне приезжала, а не в соседнюю квартиру. А Оля оказывается помнила этот момент. Про то, как всю ночь Таня сидела около меня. Как чмокнула меня тогда в щёку. И не только потому только, что она красивая, ещё вот всё остальное повлияло на меня. Как я мог отнестись? Конечно, я влюбился.

— Ты прости меня, Оля! Теперь я всё честно тебе рассказал. Но что это изменит?

Наступила достаточно длинная пауза. Мы молчали.

— Да, Виталик не разобраться нам, видимо, никогда. А как долго ты продолжал встречаться с Таней, когда они уехали? Почему вы не вместе? Она же любила тебя без ума! Я тебя понять могу — красивая, обаятельная такая и совсем не зазнайка. Как не влюбится было в такую.

Я решился рассказать Оле. Ей, которая была тогда единственным человеком, которому, не кривя, душой рассказал всё подробно о том, что произошло пред новым 1974 годом.

Оля внимательно, не перебивая, выслушала. Взяла меня за руку.

— Таня твоя испугалась, что бросишь ты её в скором будущем. Виталь, ты подумай только — разница двенадцать лет! Ей сейчас значит тридцать пять. А тебе сегодня исполнилось двадцать три. И не ищи глубокого смысла в её поступке. Может и ещё что то, но это главное. Потому она исчезла в неизвестном направлении, и за семь лет ни слуху, ни духу. А то, что любила она тебя, и, уверена, сейчас любит — не сомневайся даже — любит она тебя страстно. Я это видела. Поверь мне — женщине. Она не умела скрывать это. Это только ты не видел да сомневался. Но вы не были рождены друг для друга. Вас специально время развело по возрасту.

Про себя подумал: «Тане завтра исполнится тридцать пять.» Грустно стало.

Зачем Оля опять всколыхнула мне память? Не может она простить мне Таню. Где и с кем теперь Таня? Семь лет назад, день в день, час в час я также был близок с Таней, как сейчас с Олей.

— Оля, зачем ты взвинчиваешь себя этими воспоминаниями?

Но Оля, будто, не услышала меня.

— Я тоже дура. Знала бы я, извини, конечно, что она старуха для тебя. Я бы себя по другому повела. Но она ведь смотрелась от силы на двадцать три, не старше. А у ней сынишка уж большой был, а я никак не сообразила, что она старше должна была быть. Нам вот по двадцать три. Я ведь хотела тебя ждать. Решилась тогда стать твоей, я хотела забеременеть от тебя. Этим я хотела хоть как-то задержать тебя около себя. Но не получилось. И я сходила с ума. Я понимаю, что не честно поступала, имея такие мысли. Наверно из-за это ничего не получилось. Да и опоздала я. Всё тянула, от ребят знала, что ты в армию уходишь. Но тебя так неожиданно призвали. Не думала, что на девятое мая у тебя будет повестка. Праздник всё же в этот день. А теперь вот сошлись два одиночества.

Опять за всхлипывала, заплакала.

— Ты, Виталик, если можешь, прости за то письмо. Я всё, наверно, испортила.

Я молча прижал Олю к себе. Попытался поцеловать её, но она освободилась от объятий и продолжила:

— Вот ты только что сказал: "Но что это изменит?" Я готова многое изменить. Но чувствую, что и сейчас ты не принадлежишь мне. У тебя кто-то есть? Я тебя всегда по лицу читала.

Я только удивился её проницательности! Я кривить душой больше не мог — не заслуживала Оля этого. Пусть Оля знает всё! Если мы поймём друг друга, то мы сможем начать всё с начала. И скрывать от Оли я больше ничего не намерен.

— Только в голове.

Я рассказал о том, что произошло со мной за последние два дня.

Она спрыгнула с постели и прикрывая наготу простынёю, убежала на кухню. Вернулась с бутылкой портвейна и шампанского и коробкой конфет.

— Выбирай!

Разлила и подала мне портвейн себе шампанское….

— Значит, теперь у тебя Ирина! Ирина, она точно будет твоей навсегда. Выпьем за это!

Я подумал: "Оля, глупенькая моя девочка. Что же она делает? Зачем?"

Оля поставила пустой фужер на столик.

— А пока ты мой…. Мой…. На три дня и три ночи ты мой. Пока родители не вернутся — никому тебя не отдам. Хватит разборок!

Оставшись у Оли в плену, она мне давала шанс вернутся к ней, найти те слова, которые бы вернули ей доверие ко мне.

Утром она уходила на работу, а я оставался в её доме. Двери в квартиру оставались открытыми и у меня был ключ, и я мог уйти в любую минуту.

Я не нашёл тех слов…. После её фразы: "Ирина, она точно будет твоей навсегда. Выпьем за это!", мой мозг просто заклинило.

Оля сдержала своё слово. Днём в четверг она сказала:

— Всё уходи. Не прощаюсь, будем видеться, в одном подъезде живём, останемся друзьями. Я не Таня — переезжать не буду, чтобы избавится от тебя.

Оля — не простила она мне Таню! А точнее — моего тихого предательства. Она просто отпустила меня. Но легче мне не стало.

Можно считать, что Оля бросила меня. Я понял, что я ей больше не нужен. И всё же — я ошибался.

Оля- это девочка, которая часто принимала скоропалительные решения. Это её характер. При этом она могла так незаметно всё повернуть назад. Правда — она никогда не врала. Она просто преувеличивала. Но не всегда есть возможность повернуть назад....

Оле очень хотелось причинить мне боль. И решилась сделать, когда я был далеко от неё. Теперь она избрала какой-то другой путь, мне ещё не понятный.

Не хотел про встречу с Ольгой писать. Но Она часть моей жизни.

За семь лет меня бросили две красивых девушки. С третьей я сам не захотел встречаться. Осталась Ирина.

В пятницу встал на учёт в военкомате.

Всё — Дембель! Нет — уже гражданский человек.

Дальше будет и смешно, и чуть ли не трагично. И опять я буду совершать те же ошибки, что и раньше. Опят буду неоднократно наступать на те же грабли.

Когда-то я предал Олю, пережил любовную трагедию с Таней, и видимо мало чему научился. Только с моей стороны предательства больше не будет.

Вечером в пятницу 30 мая 1980 года я уехал повидаться с родителями.