Оля. Это всё о ней. ч.2

Мы встали в тень под берёзкой, растущей в нашем дворе. Оля любила всякие шуточки. Положила на травку открытый футляр от скрипки и свою шляпку. Что бы «пожертвования» туда зрители клали. Был вечер. Уже закончился рабочий день. Люди шли с работы, останавливались и слушали. Бабушки-соседки и дворовые ребятишки стали нашими главными зрителями.

Подошла и Таня. Она с улыбкой смотрела на нас. И только я видел, что глазки у неё были грустными.

«Репертуар» отыграли быстро. Потому Оля сыграла несколько коротких классических пьес. Запомнился только Полонез Огинского. Музыка лилась божественная.

Таня пожертвовала нам металлический рубль.

— Удачи вашему милому дуэту! Какие вы молодцы, ребятки! — улыбнулась, заглянув ещё раз мне в глаза, глянула на Олю и ушла в подъезд.

Выручка от «концерта» составила рубля два. Оля на все деньги купила разной карамели и угостила малышей в нашем дворе. Ольга, всё же, выдумщица.

Оля сняла мостик со скрипки, ослабила натяжку волоса на трости смычка и сложила всё в футляр.

— Виталь, давай посидим немного.

Я согласился. Оля решила обсудить наш будущий репертуар.

— Оля мы уже, наверно, ничего не успеем разучить. Давай аккорды для гитары к Полонезу подберём. Успеем, я думаю! Лето кончается. Всего две недельки осталось. Так жалко. Жалко, что меня родители увезли в этот Заречный.

— Виталь, почему у твоей соседки такие грустные глаза? Улыбалась, а глазки грустные. Мне, правда, кажется, что она влюбилась в тебя. А жалеешь ты только о том, что живёшь в своём Заречном, а не здесь. И в квартире у вас поселилась такая красивая соседка. Ты влюбился в неё. Я чувствую.

— Оля! Не сочиняй. Она же замужняя женщина. Я же с тобой и мне очень приятно, что мы очень дружны.

— Да, но смотрится она как девчонка! А ты, точно, влюбился. Жалко!

Говорить с Олей о Тане вовсе не хотелось. Таня сегодня взглядом заколдовала меня. Будто неведомая сила затягивала меня домой. Оля больше ничего не говорила. Склонила мне голову на плечо. Так и сидели молча. А я целовал пальчики на её ручках и хвалил за виртуозность. Оля грустно вздохнула.

— Да, лето пролетело! Я и не заметила. Жалко. А так хорошо с тобой. Виталь, а у нас ещё одно лето впереди! Детство ещё наше не закончилось. Пойдём-ка по домам.

Оля напомнила про детство. Опять будто со стороны, увидел себя и Олю: мы первоклассники, уже весна, мы идём из школы. Оля буйно о чём то рассказывает, размахивая руками, как дирижёр, а мои руки заняты — я несу портфели.

Меня тут же осенило. Взял гитару. Держа за гриф, положил её на плечо. Забрал у Оли футляр со скрипкой, и мы пошли в подъезд. Я приостановился, дал Оле обогнать меня, позвал её. Она обернулась.

— Оля, тебе это что-нибудь напоминает?

Она сообразительная девочка. Глянула на меня и мило заулыбалась.

— А сейчас бы стал мой портфель носить? — лукаво спросила Оля.

— Носил бы, не сомневайся. А тебе кто сейчас портфель твой носит?

Оля не ответила.

В подъезде Оля, пользуясь тем, что руки мои заняты, неожиданно поцеловала меня в губы, выхватила у меня футляр со скрипкой, и с задорным смехом взлетела на второй этаж.

— Виталька! Я никому не доверяю свой портфель. Только тебе! А ты меня не поймаешь… не поймаешь! — она опять залилась озорным смехом. Дверь за ней захлопнулась.

Эпилог.

Упомянутая дверь не раз захлопывалась за моей спиной. Но нас всё равно тянуло друг к другу. И я опять был вхож в её дом.

Этот было в конце мая 1980 года.

Возвращаясь из магазина, у подъезда встретил Олю

— Ну что? Это Иринка? - после приветствия спросила Оля.

— Да, она!

— Я уж думала, что Танька твоя к тебе вернулась. Похожа из далека. Красивая, смотрю.

Оля не унималась. Кто Олю за язык тянет? Столько лет прошло. Эх, Таня, Таня!

— Я увидела вас в окно из кухни. Поздравляю. Нет, и правда красивая девочка. Молоденькая совсем ещё. Я успела рассмотреть пока вы через двор шли, - помолчала немного и продолжила, - значит, вечер у меня сегодня без тебя. Виталик, а Ирина, правда, красивая. Что, мне-то не сказал?

— Я не успел, сам только рано утром телеграмму получил.

— Ну, вот и наступил тот роковой день для меня. Сама напророчила. Надо было соглашаться замуж за тебя. Ты не переживай, я слово своё сдержу. Не буду я тебе мешать. Значит судьба моя такая. Целую. Удачи. Я уверена, Ирина будет твоей.

И опять Оля за своё:

— А, ведь и правда похожа.

Хотя Оля умеет навязать своё мнение. А я вечно ведусь на Олины выдумки.

Оля… Оля… Бедная девочка. Ну что я мог поделать? Мы же обоюдно договорились. Теперь будем расхлёбывать, только теперь уже врозь. Нет не врозь! И опять мы встречались.

Очередной раз дверь Олиной квартиры захлопнулась 3 января 1983 года.

Предпоследняя встреча была в середине декабря. Оля за последнее время, казалось, обрела уравновешенность в общении со мной.

Я обещал ей быть с ней честным. Я не мог понять, почему её устраивали такие отношения между нами. Дожидалась ли она того, когда я «надурюсь»?

Сейчас я пошёл к ней. Она открыла, впустила меня. Дома накурено. Никогда такого не было. В Олиной семье никто не курил. Тем более она сама.

Была она поникшей и грустной.

— Проходи. У меня есть кое-что для тебя.

Я прошёл, сел на диван рядом с журнальным столиком. На столе сигареты, пепельница, спички. Сигареты модные, дамские «ЯВА 100» - они не очень давно появились в магазинах Свердловска.

А ещё лежало запечатанное письмо, но адресом вниз.

— Это тебе!- подала это письмо мне.

Я взял. Письмо от Ирины. Последнее, судя по входному штемпелю нашего почтового отделения – 27 декабря.

Я молчал. Она ушла к окну.

— Извини. Я не читала, но зачем-то украла его из твоего почтового ящика. Я столкнулась с почтальоном в подъезде и видела, как это письмо она положила в ящик. Я не читала. Прости меня. Я каждый день собиралась его обратно подбросить. Но 31 увидела тебя утром с девушками, решила не делать этого, а при случае отдать его тебе в руки. Вот он этот случай. Я, правда, Виталик, не знаю о чём оно.

Я продолжал молчать.

— И ещё, прости – случайно немного услышала в новогоднюю ночь твой разговор с Ириной в подъезде, когда вы грелись у батареи. Я просто вышла покурить в подъезд. Так что не объясняй мне ничего. Я всё знаю и понимаю.

Я не знал, что ответить. Но мне было искренне жаль её. Почему она уже два раза становится свидетелем моих откровений с другими девушками? Как будто кто-то свыше избавлял меня от объяснений с Олей. Разница лишь в том, что в юности моё молчание – это просто тихое предательство. Сейчас я пришёл рассказать ей, так как она просила.

— Виталь, и прости меня за ту бестактность в ноябре, когда навязала сыграть дуэтом Антоновские "Летящей походкой" и "Не забывай". Я, и правда, хотела тебя уколоть за твою Таню. Ты ведь понял тогда.... А я всегда буду считать, что "Нет тебя прекрасней" - это про меня, - Оля вздохнула и замолчала.

Мне было очень горько и больно на душе.

— Ты не переживай. Всё нормально. Я сама навязала тебе такие отношения между нами. И никогда не думай, что это я расскажу Ирине. Я не буду тебе мешать.

Я около десяти минут находился в её квартире и не произнёс ещё ни одного слова. Я просто не знал, что сказать. Я виновен чуть ли не на все сто процентов в том, что сложились с Олей такие отношения. Оля только идею подала, а я согласился и подло пользовался этим.

Оля, она всегда была проницательной, как будто читала мои мысли.

— Ты не виноват в нынешней ситуации. Это надо было мне. Для женского здоровья. А к тебе я давно перегорела, тогда в далёком январе 1973 года. Ровно 10 лет назад! Когда ты с Танькой целовался у окна. А теперь у тебя другая, которая как две капли похожа на твою Таню. Тебе взамен старой бог послал молодую. Увидела вас с Ириной вместе, когда вы через двор шли, я поняла окончательно – нам не быть вдвоём.

Оля упорно называла Таню старухой.

Оля продолжала убеждать меня в существовании сходства. Только преувеличивает про две капли. Сказав мне про это, Оля тем самым только обострила во мне желание вглядываться в Ирину и искать похожесть. Но не находил....

— Оля, не пытайся таким способом облегчить мне душу. Не перегорела ты. Ты просто не простила мне той измены. И не упомянула бы сейчас Ирину. И в этом моя вина, а не твоя. Я не создал условий для того, чтобы вернуть твоё доверие. А ты видела, что я не мог определиться между тобой и Ириной. Потому о каком твоём доверии ко мне можно говорить? Ирине проще – она ничего не знает. Ни про тебя, ни про Таню. А если и узнает, то не думаю, что в корне может что-то изменится.

С минуту я молчал.

— Оля, ты хорошая девочка, я верю, что и ты встретишь своё счастье. Ты прости меня за всё. И мне, правда, очень горько, что судьба так распорядилась.

Вроде говорить больше не о чём. Я, не распечатывая, порвал письмо и пошёл к выходу. Оделся и опять запутался в её дверных замках. Сзади Оля положила мене руки на плечи и повернула к себею

— Ты прав! Я не перегорела. Люблю тебя, как любила. Но и не простила. Разлюблю - тогда и прощу, когда замену тебе найду. А за Ирину у меня к тебе претензий нет, она не виновата, что похожа, – имя Таня она не захотела больше произносить.

Чмокнула в щёку, открыла «вредный» замок и легонько вытолкнула меня за дверь.

— И не грусти! Всё будет хорошо! Счастья тебе с молодой женой!

Дверь захлопнулась. Щёлкнули замки. За эту дверь я не зайду уже больше никогда.

А в конце сентября 1987 года дом исчезнет с улицы Инженерной. И его номер 29, не будет унаследован другими домами, построенными в том месте. Дом был буквой «Г», а потому имел ещё один адрес - Черняховского, № 42. И этот номер тоже не достанется никакому другому новому дому. Нет на Химмаше дома с двойным адресом на углу улиц Инженерная-Черняховского. Нет того дома, живя в котором много лет, я испытал радость любви и горечь потерь.

...