Коммуналка. Ч. 6. Аня 1.8 (соавтор - Izumkа )

В конце сентября в Бабье Лето, деревья в Михайловском саду раскрасились всеми цветами радуги – красными, желтыми, фиолетовыми бледно-зелеными. Вся эта палитра устилала газоны, и мы, как я и предрекал, гуляли по аллеям, валялись на мягком сухом ковре опавшей листвы. Я засыпал её кленовыми листьями, которые дворники Михайловского сада сгребали в большие кучи. А по ночам мы дарили друг другу радость взаимными ласками.

Но, всему когда-то наступает конец. Аня всё больше погружалась в учебу, часто допоздна задерживалась в университете, проводила много времени с однокурсницами и однокурсниками. Однажды, когда она сказала, что вечером они компанией идут в кино, я поймал себя на мысли, что немного ревную её, но тут же упрекнул себя в собственнических взглядах. Девушке ещё нет девятнадцати, она только-только окунулась в студенческую жизнь, нужно только радоваться, что она проводит время не со мной, облезлым мужиком, а в компании сверстников. Чувствуя это, и Аня часто виноватым голосом просила меня не обижаться, что проведет вечер «на стороне».

К тому же, и деда выписали из клиники, похоже, чтобы он не портил статистики и умер у себя дома. Естественно, Татьяна снова вернулась в квартиру, ухаживать за больным отцом, и мы уже не могли с Аней проводить ночи вдвоем, а встречались урывками. Но, даже эти редкие минуты мы использовали с ней по максимуму. Анальный секс, минет, горловое проникновение, куни – мы всё с ней пробовали, чередовали и искали новые способы для получения удовольствия.

Перед сессией она практически не бывала дома, иногда оставалась ночевать в общежитии у подруг, чтобы не терять время на дорогу. Хотя в постели её поведение не изменилось, и она так же страстно отдавалась и удовлетворяла меня, я чувствовал, что теряю её. Она всё большую часть времени проводила в своей молодежной среде, и, когда собиралась на вечеринки или на танцы, то виновато извинялась, отводя глаза:

– Ты извини меня, Петрович, что оставляю тебя одного, скучать.

– Ну что ты такое говоришь, Анечка, за что ты извиняешься. Мне самому будет неловко в молодежной среде. Представляю, что обо мне будут говорить ваши мальчики в кулуарах?

В самом конце декабря, сдав последний зачет, она заглянула ко мне в комнату и виноватым голосом спросила:

– Петрович, ты не обидишься на меня, если я буду встречать Новый года у подруги? Ты не подумай, мальчиков свободных не будет, просто Ирка предлагает классную программу.

– Ну, конечно же, не обижусь, моя хорошая.

– Спасибо, Петрович, ты настоящий друг.

В последнее время она всегда называла меня любимый и это слово «друг» царапнуло по сердцу.

– А что ты хочешь, старый хрен, – говорил я себе, – она молодая, симпатичная, ей нравится быть на виду, чтобы за ней ухаживали, любили сверстники. А что ты ей можешь дать? Жениться на ней не собираешься, обеспечить матриально не можешь, дарить украшения тоже. И, потом, пусть не сейчас, пусть после окончания университета придет её время реализоваться, как женщине, выполнить свою биологическую программу. Да и в сексуальном плане ты уже не можешь её удовлетворить. Кончишь один раз за вечер и всё, а она потом мается, требует продолжения. Похоже, Петрович, кончилось твое время и нужно уйти в сторону и не мешать её счастью.

И, хоть я и обманывал всячески себя, но, врать не буду, терять её мне не хотелось, а осознавать всё это было горько и обидно.

Первого января, вечером, не заходя к себе, радостная Анюта вбежала ко мне в комнату, повисла на мне и стала страстно целовать в губы. От нее исходил легкий запах алкоголя.

– С Новым годом, Петрович! Как я тебе рада! Извини, что одного тебя бросила. Ну, что ты такой грустный сидишь? Поверь, я тебе не изменяла, и, даже ни с кем не целовалась. Весело провели время, танцевали, дергались под музыку.

Выпалив всё это скороговоркой, она снова припала к моим губам.

– Анька, что ты такое говоришь, – я воспользовался моментом, когда она освободила мои губы, чтобы прокашляться, – я очень за тебя рад, и вовсе не грустил. Я вообще не люблю праздники. Праздник у человека внутри.

Она ушла к себе, переоделась и вскоре вернулась, примостилась у меня на коленях и внимательно посмотрела на меня.

– А глаза грустные, так что не обманывай меня, ты переживал.

– Не переживал, просто думал по-доброму вспоминал все те моменты, когда был счастлив с тобой.

– Почему был? А сейчас разве не счастлив?

– Конечно счастлив, но...

– Никаких но, мы сегодня будем вместе и я всё сделаю для того, чтобы ты был счастлив.

С этими словами она подошла к двери, закрыла её на замок, потушила верхний свет и потянула меня за руку.

– Давай потанцуем! Поставь какую-нибудь медленную музыку. Хочу положить голову на твоё плечо, закрыть глаза и кружиться, кружиться...

Я нашел на диске песню Адамо «Падает снег» и Аня прижалась ко мне, обняв за плечи.

Tоmbе lа nеigе

Tu nе viеndrаs раs се sоir

Tоmbе lа nеigе

еt mоn сœur s’hаbillе dе nоir

Мы кружились в медленном танце, и я чувствовал, как трутся о мою грудь её маленькие сосочки.

– Какая грустная песня, – не открывая глаз, прошептала она, – такое чувство, что он сейчас заплачет. Ты знаешь, о чем он поет?

– О любви, точнее о прощании с любовью!

А в каникулы Анюта поехала со своей компанией на экскурсию в Пушкинские горы.

– Представляешь, Петрович, как там сейчас здорово. Михайловское, Тригорское. Это же ты мне читал, когда я болела:

Под голубыми небесами

Великолепными коврами,

Блестя на солнце, снег лежит;

Прозрачный лес один чернеет,

И ель сквозь иней зеленеет,

И речка подо льдом блестит.

– Ты что, не рад тому, что я увижу это своими глазами? Ту же великолепную картинку. Мы же будем на лыжах там ходить. Ты же сам мне рассказывал, как в студенческие годы спускался с горы Воронич и сломал лыжу.

– Рад, конечно! Природа там чудесная, так что ты прекрасно проведешь время и отдохнешь, и накатаешься.

И моя Аня уехала, а вернулась уже не моя! Я сразу же понял это, когда пытался посмотреть ей в глаза. Она постоянно отводила взгляд, когда я пытался заглянуть в них, надеясь найти ответ. И целовала она меня уже не так, как раньше.

– Ну, не скрывай, говори прямо – влюбилась?

– Да, – подняв глаза ответила она и разрыдалась, – прости меня Петрович, я, наверное падшая женщина. Я с того новогоднего вечера всё думала о нем, но скрывала от тебя. В новогоднюю ночь, правда, ничего не было, мы даже не целовались. А в Пушкинских Горах, в гостинице... Я устала, расслабилась, а мальчишки пришли к нам в номер, принесли водку с пивом. Я сама не заметила, как меня развезло. Потом Ирка со своим парнем смылись, и мы остались одни. И он меня раздел, целовал, но не так нежно, как ты, и даже писечку не трогал, и клитор, а, просто тупо оттрахал. Они, наверное, договорились с другом подпоить нас. Ирка, между прочим, тоже девственности лишилась. Я то ладно, не сильно этим и дорожила, обидно только, что не ты это сделал. Знаю, ты бы сделал это деликатно, превратил бы это действо в праздник. А тут, вся простынь в крови, я её еле отстирала потом, но, всё равно следы остались. А он, увидел кровь, удивился, и говорит – первый раз целку вижу. Сколько телок перетрахал, и не встречал. Так и сказал – «телок». Петрович, я знаю, что ты теперь будешь меня презирать!

– Ну, что ты такое говоришь, Анечка? Неужели ты так думаешь. Ты же меня знаешь «как облупленного». Я любил тебя и буду продолжать тебя любить!

Я не успел договорить, слезы навернулись на глаза. Так мы долго сидели, смотрели друг на друга, слезы медленно катились по щекам, но мы их не вытирали.