Рядом с моей комнатой, на одном из поворотов длинного коридора, на тумбочке стоял городской телефон. Да, речь идет о том времени, когда сотовые были только у богатых предпринимателей и крупных чиновников, а простой люд обходился обычной телефонной связью.
Аппарат был массивный, черный, даже не кнопочный, а с диском, который нужно было вертеть, вставив в отверстие с нужной циферкой палец, чтобы набрать нужный номер. Когда он звонил, то все соседи враз становились глухими, и к аппарату приходилось подходить мне.
– Таню позовите пожалуйста, – слышал я в трубке голос молодого человека.
– Да, сейчас позову, – отвечал я, шел по длинному коридору в дальний конец квартиры и стучал в дверь.
– Таня, тебя к телефону.
Таня, в своем голубом халатике на голое тело, стремительно вылетала из комнаты и бежала к телефону, бросив на ходу?
– Спасибо, Саш!
– Да не за что, – отвечал я, проходя мимо сидящей уже в глубоком кресле Тани и невольно останавливал свой взгляд на слегка обнажившиеся коленки и бедра.
Таня родилась в этой квартире, жила в своей комнате с дочьерью-подростком, а за стенкой обитали ей родители. Мужа у нее не было и она устраивала свою личную жизнь, а дочкой Аней занималась её мать, упоминавшаяся мною Нина Ивановна.
Ей часто звонили, и она часами «висела» на телефоне. Когда я выходил на кухню, она зажимала трубку ладонью и испуганно спрашивала:
– Тебе позвонить? Я сейчас, уже заканчиваю!
– Нет, нет, Таня, я на кухню.
Это её «я уже заканчиваю» доносилось ещё долго до моего слуха через тонкую перегородку. Слов было не разобрать, а только приятное «журчание» её голоса.
Таня была высокой блондинкой с длинными ногами, небольшой, но выступающей из под халата грудью и изящной попочкой, которой она ненавязчиво виляла, когда шла по коридору.
Я всегда удивлялся, почему такая очаровашка живет без мужика, но тут же сам отвечал на этот вопрос:
– Кому нужна женщина с «прицепом»?
Таня курила, и часто засиживалась с сигаретой на подоконнике коммунальной кухни в своём неизменном синем халатике. Иногда я заставал её после душа, с намотанным на голове полотенцем. В такие минуты она была похожа на восточную красавицу, Шамаханскую царицу. Я только пожирал её глазами, но, никаких видов на неё не имел.
Зимой попала в Мариинскую больницу Нина Ивановна и я при встрече интересовался её состоянием, но через несколько дней Таня меня огорошила и на мой вопрос, как там Нина Ивановна, зарыдала и выдавила сквозь слезы:
– Мама умерла!
Я прижал её хрупкое тело к себе, стал гладить её спину и утешать:
– Плачь, плачь, Танечка! Слезы облегчают душу!
Она положила голову мне на плечо, продолжала рыдать а я всё гладил и гладил её подергивающиеся лопатки, потом стал перебирать её мягкие волосы на голове.
На отпевании я был единственным соседом из всей квартиры, и Таня оценила это.
На поминках она подсела ко мне и сказала:
– Я так благодарна тебе, ведь ты единственный из соседей был на отпевании, а они...
С этого момента между нами установилась какая-то необъяснимая душевная связь.
Так получилось, что на сороковой день Таня постучала в мою дверь, и когда я открыл, пригласила меня к себе:
– Пойдем ко мне, помяним маму, отец на дежурстве, а мне одной тошно.
Мы сидели за столом, пили водку, закусывали. Уже порядочно выпив, Таня опять разревелась и я положил её к себе на колени, перебирал волосы.
Вдруг, она резко поднялась, обняла меня за шею и спросила:
– Почему меня никто не любит? Ну почему? Я что, некрасивая?
– Ты очень красивая, Таня, и я тебя люблю, как дочку пожалуй люблю. Я же почти вдвое тебя старше.
– А я не хочу, чтобы ты любил меня как дочку, я хочу, чтобы как женщину, желанную женщину. Поцелуй меня!
Я неловко ткнулся в её перекошеные печалью губы.
– Нет, поцелуй меня как женщину, страстно!
– Да, я, наверное так не смогу.
– Тогда я тебя поцелую! Закрой глаза и приоткрой рот.
Она села мне на колени, обняла руками голову и припала к губам. Это вызвало во мне дрожь, я обнял её за плечи, крепко прижал к себе и почувствовал на себе её упругие груди. Это не алкоголь вскружил мою голову, а страсть, желание обладать ею. Я стал поглаживать её бедра, поднял руки выше и понял, что она без трусиков. Таня слегка раздвинула ноги, положила мою ладонь на свою «киску» и прошептала:
– Поласкай меня там, видишь, я уже вся теку.
Я нащупал рукой клитор, смазал его выделениями из мокренькой писечки и Таня вздрогнула, задрожала и сильнее прижала мою руку.
– Аня не войдет? – спросил я шепотом.
– Она ушла к подруге, будет поздно вечером. Но, дверь надо закрыт на всякий случай.
Она повернула ключ в замочной скважине, подошла к дивану, развязала пояс халатика так, что стала видна её заросшая рыжими волосами писька и аккуратненькие груди с набухшими уже сосочками.
– Иди сюда, здесь будет удобнее.
Я слегка согнулся, чтобы не так заметен был мой вздыбленный член, присел у дивана на колени, прильнул к её «девочке» и просунул язычок в шелку. Таня текла уже так, что капельки её росы висели на завитушках волос. Она шире расставила ноги и аккуратненькие малые губки, тоже в капельках росы ещё больше вскружили мне голову. Я вылизывал её красавицу, а она всё сочилась и сочилась. Ноги у неё подкосились, и она буквально рухнула на диван.
– Я вижу, что твой член уже готов, раздевайся и иди ко мне. Хочу, чтобы ты поскорее вставил его в мою писечку. У меня уже несколько месяцев не было секса с мужчиной. А шаловливые пальчики не в счет.
Я моментально освободил свой член из плена, и он как оттянутая пружина шлепнул меня по животу.
– Саша, я, конечно обращала внимание на то, что у тебя между ног, но не думала, что он такой большой. Я даже его боюсь!
– Не бойся, глупенькая, я же не вставлю его сразу и до конца. Потихонечку, ты сама будешь регулировать.
Я раздвинул губки, приставил головку к сочащейся дырочке и слегка нажал. Вход в Танину вагинку был узким но элластичным, так что член не встретил препятствия.
– Не больно? – спросил я её.
– Нет, очень хорошо, давай ещё, глубже.
Я проникал в ней постепенно, уткнулся в заднюю стенку и остановился.
– У тебя такая нежная вагина, как у нерожавшей девочки. И, как она плотно охватывает член.
– Двигай дальше, – шептала она взволнованным голосом, – я хочу почувствовать его всего.
Я слегка надавил и уперся лобком в её мокрые волосики. Удивительным образом её влагалище растянулось и весь член поместился в ней.
– Как приятно, что он весь во мне поместился. Какой кайф, я давно не испытывала такого. Давай, двигай же им, я обожаю, когда вены трутся о стеночки. Ооо... Быстрее, давай, двигай быстрее. Я сейчас улечу... Аааа, давай, ещё.
Таня закрыла глаза, стала рукой теребить клитор, задвигала тазом навстречу мне, выгнулась дугой.
– Целуй грудь, помни её, прикуси сосочки.
Да, её сосочки набухли и торчали, как вишенки на торте. Продолжая работать тазом, я склонился над её аккуратной тугой грудью и слегка прикусил один и другой.
– Да, да! Давай милый, давай, ещё. Я сейчас кончу, сейчас, сейчас...
Она не закончила фразу, и её накрыл сильнейший оргазм. Она задрожала, вдавилась попой в диван и задергалась в конвульсиях.
Я тоже почувствовал, что скоро кончу, вынул член, но она взвыла, почти закричала.
– Кончай в меня, наполни мой колодец своей спермочкой.
Я не стал спорить, снова ввел член в неё и он задергался, выплескивая одну струю за другой. Я затих на ней, мял и целовал её грудь, а она ласкала волосы на моей голове.
– Вот и сбылась мечта идиотки, – весело захихикав, сказала она. – я так давно хотела тебя.
– Неужели правда? Я же старый и не симпатичный.
– А ты знаешь, – продолжила она, – ты мне как человек нравишься. Ты не скандальный, как Макаров, умеешь со всеми договариваться. Да и симпатичный по своему. А, когда человек нравится, глаза уже не замечают недостатки внешности, а видят внутренний мир.
– А если ты залетишь от меня, будешь рожать?
– Не залечу, я таблетки приняла. Я была уверена, что этим у нас всё закончится. Давай ещё выпьем за успех.
– За твой успех, – подхватил я.
– За наш успех.
– А мы будем его закреплять?
– Обязательно!