Эротический этюд 51

– Семь.

– Король.

– Еще семь.

– Король.

– Король.

– Семь.

– Отбой.

– Ага...

Баста перевернула карты и переглянулась с Копушей. Та ответила своим коронным взглядом – оливки в собственном соку, без косточек.

– Девятки есть? – спросила Баста.

– Ну, ну, полегче! – возмутился Клещ. – Хорош болтать!

Тапир шмыгнул одобрительно. Не хрен, мол, переговариваться. Все – таки, два на два играем...

– Ладно, мальчики... – Баста обмахнулась картами, как веером... – Ловите девятку.

– Валет, – буркнул Тапир.

Копуша томно пошевелилась. Стало понятно, что валеты у нее водятся, и не один.

– Еще девятка, – бросила Баста.

– Туз.

– Копуша, огонь!

– Вот, – Копуша неловко разложила своих мальчиков.

– Блядь, – сказал Тапир.

– Нет такой карты, – сказала Баста.

– Беру.

– Отлично. Копуша, вали Клеща.

Копуша застенчиво положила на стол туза. У нее оставались еще две карты. Тузы, конечно, с козырным. Копушиным тихим омутом был ее фантастический пер в картах.

Клещ, понятно, взял и этого туза, и следующего, и, наконец, козырного. После чего Баста бросила в Тапира тремя дамами. Мужики пролетели со свистом.

– Вперед, мальчики. А мы пока накатим по маленькой.

Баста налила всем по глотку водки. Копуша застенчиво смотрела на Клеща, который снимал брюки. Тапиру повезло больше, у него оставалась в запасе майка. Девочки сидели почти одетые, расставшись только с мелочевкой.

– И почему мужики так любят семейные трусы?. задумчиво спросила Баста, уставившись на Клещевы ромашки. – В нормальных хозяйство не помещается?

– Неа, – приосанился Клещ, положив одну бледную ногу поверх другой.

– Щас поглядим, – улыбнулась Баста. У нее была чудесная улыбка, которая отбеливала любую сальность, вылетающую из этого видавшего виды ротика.

Однако следующую партию девочки продули. Потом еще одну. Баста улыбалась, расстегивая кофту. Копуша сидела пунцовая, смотрела в пол и стеснялась своей огромной груди. Тапир так и прикипел к ней глазенками. Клещ спрятался за картами, и только на лужайке с ромашками появился бугор, будто некий крот решил выбраться на волю.

Дед вздохнул и затих. Три австралийца по радио лечили весь мир от лихорадки, подхваченной в субботу вечером. Баста открыла еще бутылку водки и разлила всем по щедрой дозе.

– Ну, что, – сказала она. – Ва – банк? На все оставшиеся тряпки?

– Запросто, – сказал Клещ, готовый расстаться с трусняком хоть сейчас.

Копуша и Тапир переглянулись. Неизвестно, о чем подумала Копуша, но по тоскливому взгляду на дверь стало понятно, что ей очень хочется в ванную. Тапир, который при одежде был вальяжен и осанист, голым становился похож на тесто, из которого можно скатать и выпечь двух, а то и трех поджарых, мускулистых Клещей.

Выпили, сдали карты.

Партия пошла вяло. Сказывалась водка и отвлекающие моменты. Отбой шел за отбоем, пока Баста и Клещ не остались с пустыми руками. Тапир, у которого на руках было форменное говно, обреченно пошел с непарной бубновой десятки. Баста, которая неплохо считала карты, была очень удивлена тем, что Копуша ее взяла. Она выразительно поглядела на подругу, но промолчала. И уже не удивилась, когда Копуша прибрала к рукам остальной мусор, от которого могла отбиться с закрытыми глазами.

Сказано – сделано. Девочки сняли с себя то, что оставалось. Копуша скукожилась, положив ногу на ногу и прикрыв грудь руками. Баста сидела, откинувшись назад, по пляжному  грелась под взглядами. У нее был красивый живот, шелковистый пах и стройные ножки.

– Ну, что, – сказала Баста, – так и будем сидеть?

– А что, – хихикнул Тапир, – хорошо сидим.

– Никто не предложит дамам выпить? И вообще то, не жарко здесь.

– Сами, чай, не в шубах сидим, – сказал Клещ и зачем – то снял трусы. Открылся мускулистый, жилистый солдатик, стоящий по стойке "вольно" в ожидании команды.

Тапир, стесняясь того, что остался одетым, завозился с бутылкой. Кое – как разлил еще по одной, уселся обратно и неловко стянул майку чере

з голову.

Выпили. Дед вздохнул опять.   По радио пел Азнавур.

– Ну, кто с кем целуется? – лениво промурлыкала Баста. Ей нравились оба – и Клещ с его напором, и Тапир, который ласкался по девичьи нежно. Ей вообще нравились мужики, она в каждом умела отыскать вкусное зернышко.

– Пусть Копуша выберет, – неожиданно буркнул Тапир.

– Ух, ты, – удивился Клещ. – А что, это идея.

Бедная Копуша оказалась в центре внимания и поначалу съежилась еще больше. Но потом, как это случается с иными скромницами, соскучилась стыдиться и встала во весь рост. Огромные груди ее молча показали на обоих – левая – на Клеща, правая – на Тапира.

Копуша была дама роскошная. Иное слово просто не приходила на ум. Даже поклонник юнисекса отвлекся бы от стриженой под мальчишку воблы, увидев такую спелую красотищу.

– Давайте потанцуем, – сказала Копуша.

– Да ты в своем уме? – спросила Баста. – Ничего получше не придумалось?

– А что, – снова сказал Клещ, – И это – идея.

Он подошел к приемнику и сделал музыку громче. Потом набросил рубашку на лампу, отчего в комнате стало еще темнее. Медленно приблизился к Копуше и протянул руку:

– Вы позволите?

– Да.

Копуша нежно обняла его за шею и прильнула к щеке. Они красиво смотрелись вместе. Они не могли кружиться, поэтому покачивались стоя, едва заметно. Копуша что – то шептала Клещу на ухо, а он смущенно улыбался в ответ.

... Музыка перестала быть фоном и вышла на авансцену. На музыке было темно – синее платье в блестках, похожих на ночные окна. Музыка была похожа на девочку с глазами старушки. В каждой руке у Музыки было по сломанной кукле на ниточках, и она свела руки вместе, чтобы куклы прильнули друг к другу. И нити переплелись, как стропы парашюта, на котором с потолка спускалась блаженная тишина...

– Блядь! – сказала Баста. И заплакала. – Не могли как вчера, просто поебаться – и спать лечь...

– Да ладно тебе – буркнул Тапир.

– Импотенты. Суки... Ненавижу... – Баста налила себе в стакан всю оставшуюся водку и выпила залпом. – Романтики, бля...

Тапир набросил на нее одеяло. Баста поежилась, убрала голову в плечи и тихонько завыла. Клещ и Копуша перестали танцевать. Клещ помог Копуше сесть и уселся рядышком, обняв ее за плечи здоровой рукой.

Вторая рука Клеща была сломана в локте. Неделю назад ему сделали операцию, и он шел на поправку. Если назвать поправкой возвращение к жизни с искалеченной рукой.

У Копуши операция только предстояла, поэтому с завтрашнего дня она переставала пить. У нее была сломана нога. Не слишком серьезно. Через полгода должна была пройти даже легкая хромота.

Тапир с переломанными ребрами только три дня как начал ходить. Ему не повезло. При аварии одно из ребер проткнуло легкое, и две недели он пролежал подключенным к большому чавкающему аппарату, пьющему из него соки.

Что же до Басты, то она уже год была закована в омерзительно – элегантный аппарат, получивший звучную фамилию своего создателя. По месяцу Баста лежала в больнице, потом по два – три валялась дома. Она была старожилкой и встретила и проводила многих. Больше всего на свете она мечтала надеть на больную ногу чулок. Но приходилось довольствоваться шароварами, чтобы скрыть уродливого клеща, прокусившего ее ногу насквозь в четырех местах...

Дед, лежащий на вытяжении, снова вздохнул и пробормотал что – то непонятное.

Четвертая койка в палате – 811 была пуста. Со вчерашнего дня...

– Ладно, – сказала Баста и улыбнулась своей удивительной улыбкой. – Простите засранку. Нервы ни к черту.

– Ничего, – сказал Клещ, – С кем не бывает.

– Спать пора, – сказала Копуша, – пойдем, подруга.

– Пойдем, что ли.

– Мы вас проводим, – подхватился Тапир.

Клещ тоже встал и помог Басте одеться. Копуша кое – как облачилась сама. Девочки взяли костыли и захромали к выходу. Мужики отправились следом, прихватив сигареты.

Дед, оставшись один, потянулся к стулу, взял судно и неловко засунул его под себя. На его лице появилось выражение абсолютного счастья.