Эротический этюд 10

Ей было плохо. Кружилась голова, солнце било в затылок, рука, онемевшая еще утром, порой взрывалась колокольной болью. В глазах копилась спасительная темнота, и, собравшись в кулак, прогоняла жару коротким освежающим забытьем. Она точно знала, который час, и это было ужаснее всех остальных мук. Отвратительные часы, в которых не осталось ни одной царапины на циферблате, которую она не прокляла бы, тикали, и секунды муравьями карабкались по ее воспаленной коже, без цели, мерно, терпеливо, шевеля усиками стрелок. Она вспоминала вчерашнюю девочку – хорошо одетую, со вкусом накрашенную, слегка влюбленную и слегка пьяную. Как звали эту девочку? Была она или только пригрезилась, встав в сегодняшнюю очередь воспаленных видений? Среди которых был и он – ее ненаглядный дурачок, красивый и такой чистый, что сейчас ей хотелось блевать при одной мысли об этом. Особо помнилось: "Скажи только "Хватит!" – и я достану ключи". Ха! И еще раз. Ха! Погоди, милый, мы еще поиграем. Он начал праздновать труса еще вчера вечером. Тогда наручники были игрой, после головокружительного кайфа, пойманного в крайне неудобной позе, она готова была простить временные неудобства, вызванные правилами игры. Отвалившись от нее, он спросил: "у, что? Хватит?" Она неожиданно резко и злобно рассмеялась. Он смутился и сел за стол, молол чепуху, курил, выпивал и наливал ей. Она не отказывалась, курила и пила вместе с ним, стряхивая пепел в заботливую пепельницу. Жара парила их обоих, голых, уродливых в свете грошовой лампочки без абажура. Он суетился, не сдаваясь, уговаривал глазами, запирая слова сигаретой. Она молчала. Он теребил ключи, несколько раз клал их поближе к ее свободной руке. Она напилась и только хохотала, бессмысленно перекладываясь с места на место на раскаленном линолеуме. Ключи блестели на столе, ртутью перекатывались из угла в угол. Его тяготила эта игра. Он и рад был бы ее закончить, да не тут то было. Она смотрела на него, не отрываясь, и молчала. И он убрал ключи, ушел в душ. Плескался там, как тюлень, норовя забрызгать пол в коридоре. Она смотрела на ледяную росу и смеялась. По ее коже ручьями тек пот и, смешиваясь с запахом духов, взрывался по всей кухне невидимыми шутихами... аконец, его проняло. Он выскочил из ванной и набросился на нее в лучших и скучнейших традициях охотника и жертвы. Она кончила почти сразу, взорвавшись, как фейерверк, и тут же прогнала его, отбрыкиваясь ногами и свободной рукой. Он, злорадно усмехаясь над ее беспомощностью, встал рядом и добил сам себя, сопровождаемый ее пьяной руганью. Потом он предложил ей перестать валять дурака и бросил ключи на живот

. "Хватит!" сказал он. "Поиграли – и будет!". Она взяла ключи и, раньше, чем он сообразил, что она делает, выбросила их в отрытое настежь окно, в жару. Он щедро плеснул себе водки, выпил и спросил: "И что дальше?" Беспомощно добавил: "В конце концов, тебе же надо будет сходить в туалет?... " Она рассмеялась, расставила ноги широко, как только могла, и, раскрыв пальцами губки, не говорящие по – русски, пустила струю, достойную Петергофа. Он вскочил в ярости, матерясь, пытаясь спастись от расстрела, но, увы, водка – не лучший друг координации, не говоря уж о реакции. Она торжествующе заорала, и он попросту сбежал из кухни. Что он делал дальше, она могла только предположить. Похоже, он искал фонарик, потом ушел на улицу за ключами, потом... Потом было утро, и с первыми лучами солнца она поняла, что игра не так очаровательна, как показалась ей вчера в пьяном угаре. "Что ж – сказал жучок под левым соском – так даже интереснее... " И началась пытка жарой. По бухгалтерски суча черными рукавами, подобрался отходняк, занес в убыток каждую вчерашнюю рюмку. Рука онемела, и собственные пальцы казались чужими. Он заставляла себя шевелить ими, понимая, что боль – признак жизни. Его не было. Уходя, он оставил ей ключи от наручников и телефон под рукой. Кроме того, он заботливо вытер все лужи, кроме той, которую она пустила случайно, как щенок, заигравшись в зачарованном месте утренним сонным пальчиком. И вот теперь, под колокольный набат головной боли, она ждала его возвращения. ужно ли говорить, что ключи снова полетели в окно?.. А что она об этом не жалела? Правильно. Я люблю тебя, умница – читатель. В 16. 28 (часики, ау!) он вернулся домой со товарищи в количестве трех человек. Они, как видно, были подготовлены к тому, что их ожидает на кухне, поэтому долго бессмысленно расшаркивались в коридоре. о, конечно, в конце концов, они пришли на кухню. И она, счастливая, что вместо стоглавой летней духоты пришел четырехглавый ручной дракоша, принялась командовать им с ленивой наглостью распущенной королевы. Опустим занавес над этой сценой, оставив, впрочем, достаточно прорех для наших дотошных, немигающих, любопытных... Исполнилось ровно двадцать четыре часа с момента, когда был сделан первый ход. Ферзь, неосмотрительно названный королевой, пошел в обратный путь, чтобы в конце доски быть разжалованным в пешки... Четыре пьяных тени, слоняющиеся под окнами в поисках... Чего? Спрошу еще раз. Чего? Тень от забора – как воровской слепок ключа. Смех ведьмы из окна... Хватит!.. Хватит!... Хватит!...