Студеный осенний ветер кружил опавшие листья и гнал их по ступеням в подземный переход. Там он неожиданно терял к ним интерес, и развлекался тем, что забирался под женские юбки и под мужские куртки, пронизывая тела колючим холодом.
Девушка в концертном платье с голыми до плеч руками прижимала к подбородку альт, и смычок порхал над струнами, извлекая чудесные звуки каприза №24 Паганини. Музыка лилась по всему тоннелю и вырывалась наружу по обе стороны улицы. Темные вьющиеся волосы альтистки, слегка колыхаемые ветром, ниспадали на плечи и спину, серые глаза её смотрели куда-то внутрь, словно она вся была поглощена музыкой. У ног девушки лежал раскрытый футляр, на дне которого покоилась баночка с канифолью и шевелились от сквозняка две сторублевки, придавленные горстью металлической мелочи. Теплая куртка валялась рядом с футляром прямо на полу.
Прохожие в основном шли мимо, спеша по своим делам. Редко кто останавливался послушать волшебную музыку, еще реже кто-нибудь бросал в футляр несколько монет. Один из прохожих, крупный, атлетически сложенный мужчина с лицом, не выражающим высокого интеллекта, подошел к альтистке и, схватив своей лапищей гриф инструмента, заглушил мелодию.
— Молодой человек! — возмутилась музыкантша. — Что вы делаете?!
— Слышь, — обратился тот к девушке. — Скока тебе тут забашлять удается?
— Что сделать?
— Блин! В день скока бабла намываешь? — он пнул мыском ботинка футляр.
— Ну... когда тысячу, когда полторы. А что? Вы — рэкетир?
— За пять косарей полабаешь у нас вечерок?
Девушка замялась. С одной стороны боязно, с другой — заработать хотелось бы.
— Ну... можно. А где? Далеко это?
— За городом, в ресторане. Да ты не боись, мы на тачке. И довезем, и назад, куда скажешь, привезем.
Считая сделку свершенной, парень поднял с пола куртку девушки, встряхнул и протянул ей. Альтистка убрала инструмент в футляр, накинула куртку и пошла вслед за амбалом. Поднявшись наверх, парень раскрыл заднюю дверцу огромного черного внедорожника, приглашая музыкантшу забраться внутрь, а сам уселся впереди рядом с шофером.
— Давай, Витёк, погнали!
Машина выбралась на загородное шоссе, километров через пятнадцать свернула на просёлок и вскоре остановилась возле маленького ресторанчика с вывеской «Белая лошадь».
— На, держи! — парень, обернувшись к альтистке, протянул ей пятитысячную банкноту. — Без обману. Как зовут-то тебя?
— Тина.
— Я — Лёха. Давай, Тина, вылезай. Бери свою бандуру.
В ресторане было шумно. Гремела музыка, издаваемая мощной аудиосистемой. За длинным банкетным столом собралось человек сорок. Во главе стола сидел пожилой мужчина, на вид довольно интеллигентный. Лёха проводил Тину к свободному месту.
— Посиди пока. Пить-есть чего-нибудь будешь?
— Немного.
— У нашего пахана юбилей сегодня. Сечешь? Шестьдесят. Он музыку любит. Привези, говорит, скрипачку. И чтоб хорошенькую. Ща, скажу ему, что привез.
Лёха оставил Тину, обошел стол, пошептал что-то на ухо мужчине, что сидел во главе стола. Тот кивнул. Прозвучало еще несколько тостов, после которых тамада объявил:
— А сейчас, господа, мы окунемся в прекрасное! У нас в гостях виртуозная скрипачка, исполнительница классической музыки — обворожительная Тина! Поприветствуем!
Всё застолье зааплодировало. Тина поднялась, взяла инструмент и вышла на эстраду. Она сыграла «Турецкий марш» и «Маленькую ночную серенаду» Моцарта, «Шутку» Баха, что-то из «Времен года» Вивальди. Пахан слушал внимательно с нескрываемым интересом. Остальная публика продолжала пить, жевать, благо, хоть не так громко стуча вилками, и вполголоса разговаривать. Когда Тина кончила играть, кто-то тут же воскликнул:
— Так и я могу! Ты «Мурку» давай!
Пока Тина играла «Мурку», вокруг нее вился упитанный потный еврей и пытался засунуть ей в декольте сто долларов, требуя сыграть «Хаву Нагилу». Официанты оттащили его и усадили на место.
Тина поклонилась и убрала альт в футляр. Ей хотелось в туалет, только где его тут найти? Она не знала, к кому обратиться со столь деликатным вопросом, в конце концов, решила спросить у Лёхи. Лёха указал вилкой на неприметную дверцу в уголке.
Поскольку ресторанчик маленький, уборная для посетителей была общая. Кабинка оказалась занятой, Тине пришлось подождать, пока она освободится. Через пару минут оттуда вышел приличного вида мужчина в смокинге, улыбнулся Тине и отправился в зал, даже не помыв руки. Всё сиденье унитаза было забрызгано мочой. Брезгливо оттирая стульчак туалетной бумагой, Тина заметила там следы и иных мужских выделений. Едва она устроилась на сиденье и пустили струю, как дверца в кабинку с треском распахнулась, сломав шпингалет. Перед лицом Тины возникло толстое Лёхино брюхо.
— Что вам тут надо?! — испугалась девушка. — Уйдите немедленно!
— Цыц! — пьяно произнес Лёха и расстегнул ширинку.
В губы Тины уперся грязный половой член.
— Соси, сука!
Вообще, Тине нравилось делать минеты. Но не первому же попавшемуся придурку с вонючим членом, и не в туалете же! Она отстранилась и снова крикнула:
— Уйдите отсюда!
А Лёха схватил ее за волосы, притягивая голову к возбужденной плоти.
— А ну соси, блядина!
От злости Тина со всей дури врезала ему кулаком по яйцам.
— У-ёооо! — взревел Лёха и согнулся.
А Тина поднялась с унитаза и, что было сил, толкнула эту тушу. Лёха отступил назад, спьяну не удержал равновесия и рухнул, ударившись бритым затылком о раковину.
«Господи, да не убила ли я его!» — ужасная мысль, словно молния, пронзила сознание.
Быстро приведя себя в порядок, Тина выскочила из уборной, схватила альт и выбежала из ресторана, даже не надев куртку. Куда идти? Как выбраться отсюда? Место незнакомое.
За поворотом показался свет фар. Тина выбежала на дорогу и подняла руку. Машина остановилась, распахнулась передняя дверца. За рулем сидел мужчина, с виду лет сорока с небольшим, насколько было возможно разглядеть его лицо в свете уличного фонаря.
— Вам куда?
— Ой, куда-нибудь! — Тина села в машину.
— С мужем поругались? — водитель включил передачу.
— Почти. Не знаете, далеко тут до станции? Мне надо на электричку.
— Километров двадцать. Мне, правда, в другую сторону...
— Ничего, я заплачу.
Хотя чем? В футляре двести рублей с мелочью, этого мало. А пятитысячная осталась в куртке в ресторане. Впрочем, девушке всегда есть, чем расплатиться. А водитель, кажется, мужчина вполне приличный, не то, что этот идиот Лёха...
Надо сказать, в свои двадцать два года Тина все еще была девственницей, а интимные связи с мужчинами ограничивала оральными и мануальными ласками, а если кавалер оказывался слишком настойчивым — позволяла ему анальный секс. А свое сокровище пока берегла. Неизвестно, для чего и для кого. Быть может для него? Она посмотрела на водителя. Профиль почти греческий. Аккуратная стрижка. Небольшая седая бородка. Уверенный взгляд, смотрящий на дорогу.
Мужчина повернулся к Тине:
— Это у вас скрипка?
— Альт.
— Учились где или самоучка?
— Гнесинку окончила.
— Работаете?
— Постоянной работы нет. Даю уроки. И в подземном переходе играю. Мама полгода назад умерла, приходится самой зарабатывать.
— Не замужем, значит?
— Нет.
— А от кого сбежали?
— Ни от кого.
— Вы ж без верхней одежды. А на дворе не май месяц.
— А вы — Шерлок Холмс.
— Нет. Меня зовут Марк. А вас?
— Тина.
— Знаете, что, Тина. Время почти двенадцать. Последняя электричка наверняка ушла. Или скоро уйдет. Чтоб вам не куковать до утра на станции, может, переночуете у меня? А завтра отвезу вас в город.
* * *
Створки ворот разъехались, Марк закатил машину во двор. Коттеджик был небольшой, но очень уютный. На первом этаже холл с камином, кухня, санузел и еще одно помещение, дверь в которое была закрыта. На втором три спальни и еще один туалет.
— Если хочешь принять душ — пожалуйста. А я пока ужин сочиню.
Марк обратился к ней запанибратски на ты. Впрочем, имел право. Разглядев его в электрическом свете, Тина убедилась, что он старше ее лет на двадцать. А предложение принять душ она восприняла как некие планы на дальнейшее времяпровождение. Что ж, прощай девственность, когда-то это должно произойти.
Однако после ужина Марк показал Тине ее спальню и удалился. Тина ждала его с полчаса. Она была уже возбуждена и готова. Она разделась догола, включила ночник и легла в постель, прикрывшись лишь до пупка. Марк не приходил. Ну и ладно. Тина почти обиделась на него. Но приятный образ галантного и еще не старого мужчины не давал ей покоя. Руки сами принялись ласкать соски и клитор...