Вы восхитительны! (Продолжение)

– Елена Павловна, здравствуйте! Я у себя в мастерской ремонт и уборку закончил ещё вчера, – доложил «трудовик», добродушный седоватый мужичок лет пятидесяти. – Можно хоть сейчас «сдавать под ключ». Перехожу к работе по двору. Надо спилить засохшие тополя за школой, газоны почистить, спортплощадку прибрать, забор этот ржавый демонтировать. Тот, что на заднем дворе. Но в одиночку я долго буду там возиться. Мне бы пару помощников...

– Откуда же их взять? Придётся обходиться своими силами. Подключайте к работе физрука и вперёд! А где это наша леди-завхоз прохлаждается? Уже начало девятого, все давно в сборе, а её нет.

– Оне все ещё почивать изволят-с, – язвительно процедил собеседник.

– Понятно-с, – в тон ему ответила завуч. – Вот что, Владимир Иванович. Принимайте-ка её обязанности на себя. Пока что временно. А с ней я позже поговорю по душам. Если не одумается, отстраню. Пока что вся работа во дворе возлагается на вас. Как только здесь освободится хоть пара рук, пришлю к вам на помощь. В общем, сейчас вы – во двор, а я – по классам и кабинетам. Посмотрю, сколько ещё у нас осталось дел в учебных помещениях.

И оба зашагали в разные стороны: она – в ближайший класс, а он – на школьный двор...

– Что ж вы так долго возитесь? – Елена Павловна быстрым, нервным шагом вошла в кабинет информатики, где две молоденькие учительницы, сбросив туфельки, взобравшись на парты и вытянувшись на цыпочках, безуспешно пытались прикрепить над окном новенький карниз. – Заигрываете с ним, что ли?

– Тяжёлый он! Да и не дотягиваемся мы! – сокрушённо пожала плечиками информатичка, надув ярко накрашенные губки. – Мы же не виноваты, что ростом не вышли!

– Нам бы пару стремянок... – добавила физичка.

– Может, вам сюда ещё подъёмный кран подогнать? – ехидно улыбнулась будущая директриса. – Эх, молодёжь, молодёжь! Больше каши в детстве есть надо было! А ну слезайте! Я сама!

Сбросила босоножки, быстро взобралась на придвинутую к окну парту, схватила злосчастный карниз и без труда засунула оба его конца в пазы.

– Отвёртку! Шурупы! И поживей!

В считанные секунды справилась с «непосильной» задачей и снова скомандовала:

– Давайте сюда штору!

– Ой! А я её дома забыла! – информатичка внезапно покраснела, как школьница. – Вчера ещё выстирала, высушила, погладила и... забыла!

Елена Павловна чуть не согнулась пополам от смеха, глядя на стыдливо зарумянившееся девичье личико.

– Ох, девчата! Вы меня со смеху уморите когда-нибудь! – простонала она. – Ладно, здесь уже почти вся работа завершена. Теперь отправляйтесь во двор, в распоряжение Владимира Ивановича. Приведите в порядок газон за школой. Надеюсь, справитесь. А я пока подумаю, где вас, таких нежненьких и хрупких, ещё можно задействовать.

Обе девушки послушно покинули класс. А завуч, о чём-то задумавшись, так и осталась стоять босиком на парте, нечаянно обнажив сквозь разрез стройную ногу и слегка притопывая ею – будто в такт мыслям...

– Простите... Как мне найти госпожу... Елену Павловну? – прервал её размышления робкий юношеский голос.

Машинально обернулась. У входа стоял невысокий белокурый парень (чуть старше двадцати) в новеньком, с иголочки, тёмно-сером костюме в светлую полоску.

– Уже нашли, – вопросительно посмотрела на незнакомца, перехватив его восторженный взгляд, направленный на её ненароком обнажившуюся ножку, и поспешно запахнув юбку на месте разреза. – Это вы меня вчера спрашивали? По какому делу?

– Доброе утро! – с опозданием поздоровался вошедший. – Да, это я... В районо сказали, что у вас есть вакансии для учителей-словесников...

– Вы для себя работу ищете?

– Да...

Удивлённо хмыкнула в ответ. Мужчина в школе – это уже почти раритет. А преподаватель словесности – тем паче.

Слегка опершись ладонью о стену, ловко спрыгнула с парты, торопливо обулась и мысленно обругала себя за эту чёртову юбку с разрезом. Вот так ещё чего доброго поневоле прослывёшь развратительницей молодёжи!

– Давайте пройдём ко мне в кабинет и поговорим более обстоятельно, – быстро заговорила, пытаясь замять тот (как ей показалось) досадный момент. Хотя, может, и вправду ей всего лишь почудилось? И не надо льстить себе! Не тот уже у неё возраст, чтобы молоденьких соблазнять! – Ну, как вас звать-величать, коллега?

– Стас... Станислав Сергеевич, – вспыхнув от смущения, робко ответил новичок, направляясь вместе со своей (возможно) будущей начальницей к её апартаментам.

– Что закончили? Наш пединститут?

– Ещё не закончил. В следующем году получу диплом.

– Филфак? Украинский?

– Нет, русский язык и зарубежная литература.

– Ясно. А як у вас справи з державною мовою? Зможете за потреби підмінити когось із українознавців? Або викладати зарубіжну літературу в україномовних класах? (А как у вас дела с государственным языком? Сможете при надобности подменить кого-то из украиноведов? Или преподавать зарубежную литературу в украиноязычных классах)?

– Без жодних проблем. Українською володію цілком вільно, на професійному рівні (Без каких бы то ни было проблем. Украинским владею вполне свободно, на профессиональном уровне).

– Значит, договоримся, – мягко улыбнулась замдиректора, отпирая дверь кабинета и приглашая гостя войти следом.

Стас, всё ещё слегка стесняясь, переступил порог небольшого кабинетика и присел напротив хозяйки. Елена Павловна с интересом пересмотрела документы будущего сотрудника. Ксерокопии зачётки без единой «четвёрки» (все предметы – на «отлично»), грамоты и дипломы за участие в олимпиадах и научных конференциях, копии публикаций в газетах и журналах, благодарности от декана и ректора за общественную и профсоюзную работу... Изумлённо-восхищённо покачала головой:

– Да, впечатляет!

Гость немного приободрился от этих слов. Но завуч внезапно насупилась и окинула его подозрительно-недоумевающим взглядом:

– Ну и зачем вам работа в школе? Да ещё в такой убогой, как наша? Судя по этому солидному... как оно называется-то, Господи?.. Портфолио?.. Да. Так вот, при таком портфолио вас с руками оторвёт любая известная газета, журнал, научная или общественная организация. Почему решили пойти к нам? Это смахивает на профессиональное самоубийство.

– Извините, не понимаю...

– Сейчас попробую объяснить. Садитесь поудобнее и держитесь крепче. Буду вас пугать и разочаровывать. Вы наверно во время педагогической практики не очень внимательно присматривались к обратной стороне учительской работы и всё ещё слабо себе представляете, что это такое. Чтобы добиться здесь мало-мальски заметных успехов, нужно не просто работать, а пахать. Не разгибаясь. Тот, кто думает, что труд современного учителя ограничивается одними лишь уроками (отработал свои несколько часов, и свободен, как ветер!), или очень наивен, или совсем не знает специфики нашей профессии. Школа (в частности – наша) – это каторга. Это неуправляемые хулиганы-старшеклассники, откровенно насмехающиеся и издевающиеся над учителем и готовые за замечание или за «двойку» избить его или пырнуть вилкой в бок из-за угла. Это скандалисты-родители, закатывающие дикие истерики по поводу и без повода, иногда даже с откровенными угрозами и рукоприкладством. Это постоянные изматывающие проверки и ревизии из всех возможных инстанций. Это бессонные ночи – по окончании домашних дел – с сидением за конспектами уроков и мероприятий, за ученическими тетрадями и дневниками. Это вкалывание на хозработах во время каникул – как сейчас. Это горы нужной и ненужной писанины – планов, конспектов, отчётов, которые всегда нужно сдавать в положенные сроки. Это, наконец, учительский коллектив, на девяносто девять процентов состоящий из злых, сварливых, подлых и коварных баб-фурий, загнанных в угол бесперспективностью и безденежьем, по-чёрному завидующих даже самым малым чужим успехам и постоянно подставляющих подножки более удачливым коллегам. Я уже и не упоминаю о нищенской учительской зарплате... Вот оно как! – качнула головой в завершение своей «мини-лекции». – И подумайте теперь, та ли это профессия, которая вам нужна. Такого ли поприща хотели вы для себя?

– Но ведь вы же всё-таки здесь работаете... – осторожно заметил этот наивный студентик, слегка покраснев за свою (наверно неуместную) фразу.

Завуч горестно улыбнулась:

– Да, работаю. Наверно просто потому что ничего больше делать не умею. Потому что за полтора десятилетия намертво срослась с этой работой, с этой маленькой, несчастной школкой. Я пришла сюда после педучилища – наивной студенточкой-мечтательницей. С красным дипломчиком, со стопкой грамот и благодарностей и с радужными мечтами о труде на благо общества. Потом доучивалась в институте. Но всё равно осталась здесь. Пыталась доказать себе, что высокая зарплата и перспективы карьерного роста – это не главное. И "доказала". Сами видите, во что превратилась за пятнадцать лет. В зеркало взглянуть страшно!

В светло-карих глазах Елены Павловны внезапно блеснули невесть откуда взявшиеся слёзы («Это ещё что такое?!! – мысленно обозлилась она. – А ну-ка живо взяла себя в руки!»).

– Не говорите так! – умоляюще воскликнул Стас, поражённый её словами. Казалось, не несчастная тридцатипятилетняя разведёнка-пессимистка сидела сейчас перед ним. Ему вдруг увиделась сказочная красавица-королева, душой и телом преданная своему крохотному королевству-школе и готовая на любые подвиги во имя своей тяжёлой, но такой нужной людям миссии - Педагогики. – Вы... Вы необычайно красивы!.. Вы прекрасны! Вы восхитительны!

И, чувствуя себя виноватым за эти нечаянно пролившиеся слёзы, упал к ногам собеседницы и прильнул губами к её руке, крепкой и сильной, умеющей держать и авторучку, и книгу, и молоток, но всё ещё по-женски изящной, мягкой и нежной. Уже не в силах остановиться и погасить в себе так резко вспыхнувшее непонятное чувство (смесь сострадания и восхищения) осыпал поцелуями её руки, её снова обнажившееся, по-девичьи белое и округлое колено, подол её старенькой макси-юбки – с этим треклятым (нет, с этим волшебным!) разрезом спереди, всегда распахивающимся так некстати (нет-нет, пусть он раскрывается как можно чаще!).

(Окончание следует)