Я лежал на простыне, в абсолютном неглиже, не считая шляпы, прикрывавшей мое достоинство. Меж пальцев была сжата тонкая, модняцкая сигаретка. Сизые колечки дыма инфантильно парили в сторону потолка. Ксюша и Саша находились рядом.
– Ну как вам, мистер двадцать три сантиметра, понравилось? Конечно, если бы мы знали, какой вы на самом деле впечатлительный человек, мы бы так, не усердствовали.
– Это было великолепно, – прервал я говорившую девушку, – это было фантастически... невероятно, – я вскочил на ноги, – да это был лучший секс в моей жизни. Мне тридцать лет, черт побери, но такого у меня еще не было. Вы видели, как из меня хлыстало? Груздик был прав, – этого я не смогу забыть не когда. И очкастый парень, программист, он гений, – пусть и совершил парочку недочетов... плевать... но такое затеять... блин!
– Мы рады, – обнажила, белые как жемчуг, зубы, Саша.
– Мы всегда рады, когда мужчины уходят от нас счастливыми, это делает нашу жизнь не много осмысленней, – вторила ей подруга.
О да... да, да, я счастлив! Да у меня, до сих пор, от всего этого стоит.
С этими словами, я точно, желая убедить, в этом, и без того все прекрасно видящих девушек водрузил шляпу на свой возбужденный орган. Она повисла на нем, как на вешалке для одежды. Я дернул рукой, шляпа как юла завертелась по кругу. Саша и Ксюша смеясь устроили мне овацию.
Некоторое время спустя, я выходил из двери №100, с физиономией кота объевшегося сметаны, походкой все того же хвостатого, обпившегося раствором валерьяны.
Насвистывая не хитрую мелодию, вертя в руке свою шляпу, я шел, не видя дороги, куда – то в призрачную, в замечтательную даль. До выхода из плоскости, судя по счетчику, в верхнем, правом углу, оставались считанные секунды, как вдруг за моей спиной раздался шорох. Я обернулся, рассчитывая встретить взглядом Сашу или Ксюшу, быть может, забывшим мне что – то сказать, но ошибся в этом. Тот самый Амбал, в тельняшке, ревнивый муж своей похотливой жены, стоял за моей спиной сжимая в руках охотничью двустволку. Одно только выражение его одутловатого и небритого лица говорила о многом.
– Слушай ты козлина, если ты думаешь что у тебя хобот как у слона, так значит тебе все и позволено... да хмырь, так ты думаешь?! Мистер двадцать три сантиметра, так значит, – мутант ху... .
– Послушайте...
– Ты обращаешься на вы к человеку с чей женой ты переспал... ты, что полный придурок... или типа так прикалываешься?!
– Послушайте, – замотал головой я, – это всего лишь на всего программа, – мы все это прекрасно знаем. Я говорил с Сашей и Ксюшей, вы запрограммированы на необоснованную ревность. Это элементарные правила игры! Вы такой персонаж, созданный для колорита. До этого дня, я ни разу в жизни не видел вашей милой супруги, просто я, ни разу до сегодняшнего дня, не был в этой плоскости. Понимаете?!
– Понимаю... теперь, понимаю, когда это было, – во вторник, не так ли? Я работал, в тот день, допоздна, ох, и завалил, меня тогда, начальник работой... понимаю, что ты парень кабель... понимаю, что моя жена маленькая шлюха. Мне, еще мама говорила: не женись, на этой бабенке сынок, у таких как она, под кроватью снежные люди водятся. Я вообще очень понятливый, – понимаешь?
– Опомнитесь, какая к черту мама, – воскликнул я в отчаяние, не зная как переубедить человека с ружьем, – у вас некогда ее не было. Этого всего вообще не существует, – вас, и все, что вы здесь видите, – все это, придумал очкастый парень, неврастеник, – хренов эротоман. Вы виртуальная реальность, плод человеческого воображения, вы не существуете в природе, как личность.
p>
Амбал, оскалил зубы в безумной усмешке:
– Это я, значит, не существую?! А этого, по – твоему, тоже не существует. – В следующее мгновенье он взвел на меня ружье.
У меня просто не было выбора, – либо он, либо я. Когда – то, давным – давно, я смотрел старые фильмы с одним голливудским актером, кажется его звали Клинт Иствуд, он умел это делать быстрее всех, – в своих фильмах, он всегда был лихим, техасским ковбоем. Я потратил не один час тренировок перед своим двойником, – голограммой, чтобы также быстро, как и он вытягивать пушку из кобуры. Амбал с ружьем не успел, даже шелохнутся, прежде чем удлиненное дуло моего револьвера уставилось на не него, и я нажал на спусковой курок. Но вместо ожидаемого выстрела, почему то услышал только щелчок. Я повторил движенье указательным пальцем. Вновь щелчок. Я в ужасе задергал пальцем, – исход все равно был одним и тем же.
Амбал с ружьем, пялился на меня, как на идиота:
– Ты, что, взял собой в плоскость ствол, да позабыл к нему патроны? Да ты, как я погляжу, и в самом деле придурок.
Я взвыл, но не от отчаянья, и даже не от ужаса, я взвыл потому, что это двухметровая и жутко ревнивая горилла была на самом деле права, – я действительно был полным придурком... я попался, как карась на крючок своей... я действительно забыл зарядить свое оружие. Ведь для меня, мой револьвер был, не реальным оружием несущим смерть, а скорее, погремушкой для младенца, сумочкой, из крокодильей кожи, шедшей к лицу красующейся моднице, словом удачным аксессуаром для большого дяди, в широкополой шляпе, и длинном болоньевом плаще. В следующее мгновенье раздался грохот ружейного выстрела.
Запах пороха, сизый дымок, и она, – обыкновенная электрическая лампочка, нависшая над моим лицом. Она мерцала так, как наверно теплилась во мне жизнь, то возгораясь, то почти погасая. И я видел в ней, то спасительный свет маяка для корабля, затерявшегося среди рифов во мраке, то бледный призрак, – призрак самой смерти навестившей меня. А еще я слышал слова и видел другие образы, – прорастающие из пелены, силуэты. Я видел своего брата на поверхности оранжевой планеты, длинным ковбойским хлыстом отбивавшегося от подступающих к нему со всех сторон марсианских червей, и орущего на всю пьяную глотку: да потому что я русский! Я видел хитрую физиономию Вероники, плюсующую свое чуткое ухо на поверхности моей двери. Я видел Сашу и Ксюшу, хороших девочек, самозабвенно ласкающих киски друг дружки. Я видел маленького, щупленького как воробей парня, лет восемнадцати, записывающего что – то в свой блокнот. Я видел черную гадалку, шагающую ко мне через пелену едкого дыма, и я слышал ее слова, тихие и зловещие как шелест листвы под ногами на кладбище ночью: твое будущее покрыта мраком, лишь запах свежего лака и звук вбиваемых в доску гвоздей доносятся до меня оттуда, но кое что я могу сказать тебе наверняка: во первых вскоре у тебя будет роскошный секс с блондинкой и брюнеткой за дверью №100; во вторых: ты попадешь туда, куда попасть вовсе не собираешься; в третьих: уже после, всего, этого, тебя ждет встреча с мужиком вот с такой вот огромной валыной, ну и наконец, придет время, и ты еще раз, вспомнишь обо мне, и о моих словах.
– Чертова гадалка, – прохрипел я, – только теперь отчетливо понимая смысл сказанных ею тогда слов, – чертов программист, чертова плоскость.
Навалившееся на меня лицо гадалки беззвучно расхохоталось; но вот оно исчезло, распавшись на тысячи мыльных и недолговечных пузырей.
Лампочка еще недолго померцала, а потом окончательно погасла, и больше я уже не видел, и не слышал ни чего.
The and.