Видеодром

Видеодром. (Саша + Ксюша хорошие девушки, — этого ты не забудешь никогд)

Вечером, во вторник 2058 года я вернулся с работы домой. Покормив кошку, (так как, в свое время она стоила мне кучу денег я, предпочитал получать удовольствие сам), я и сам поужинал, а после, приказав, Вероники убраться за ней, да за мной, направился в сторону спальни.

 — Вы бы сменили этот антиквариат, я конечно о вашем видеодроме — окликнула меня Вероника, когда я уже подходил к двери, — сейчас продаются куда более совершенные игрушки.

 — Тогда мне придется сменить и тебя, — улыбнулся я в ответ, — к тому же это эксклюзивная модель, такое сейчас негде купишь.

 — Но ведь, видодромы незаконны, и говорят, очень опасны, их разрабатывали эти сумасшедшие, — независимые программисты, и то для своих специфических нужд.

 — Возможно, в чувстве опасности и непредсказуемости и заключается для меня удовольствие, но робот этого не когда не поймет.

Некоторое время лицо Вероники действительно выражало полное непонимание, но вдруг, точно опомнившись, она цинично улыбнулась, и хорошенько подумав, через паузу, сказала:

 — Да, это удивительное стремление к саморазрушению некоторых людей мне действительно не понятно, но все же, кое-что и роботы знают.

 — Что именно, — поинтересовался я.

 — Чем быстрее едешь, тем сильней и бьешься.

 — Очень смешно.

 — Надеюсь, вы не будите пить, заниматься там сексом и брать туда оружие... ведь если в BCC узнают, чем вы по вечерам занимаетесь у себя дома, то, сами знаете, чем вам это грозит.

 — Но ты ведь не кому об этом не расскажешь?

 — Конечно же, нет, — продолжая улыбаться, отвечала мне Вероника, — ведь существует параграф 78, правило № 12, которое гласит: робот не может причинить вреда своему хозяину; правда, до тех самых пор, а об этом уже гласит правило № 15, все того же параграфа: пока хозяин, это хозяин. Понимаете о чем это я? Так, что, можете быть абсолютно спокойны, Анатолий Дмитриевич, при определенных условиях, я вас никогда не предам.

Я сглотнул, молча, закрыл за собой дверь, и громко, правда, про себя выругался матом. Конечно, Вероника хоть и была роботом, но мозгов в ней было не меньше чем в человеке, а в хитрости и изворотливости это механическая фурия могла бы дать фору даже моей бывшей супруги. При разводе первая отняла у меня половину того, что у меня некогда была, вздумай я отправить на свалку вторую, боюсь, Вероника у меня бы отняла все, — вообще все. Чем от этого, всего, больше веяло, Шекспиром, Кафкой, или дешевой мыльной оперой, я и сам толком не знал, но иногда, именно такие оригинальные отношения между роботом и человеком завязывались в 2058 году.

Бросив мельком взгляд на видеодром, который стоял у дальней стены помещения и чем-то смахивал на электрический стул, — жуткое орудие казни двадцатого века, я направился к шкафу для одежды и быстро переоделся. Выйди я в таком виде сейчас на улицу, меня бы, тотчас упекли бы в дом для деградированных, а в двадцатом веке: широкополые шляпы, длинные болоньевые плащи, и револьверы в кобуре, под мышкой, носили все уважающие себя мужчины. Хотя последнее, ну это я на счет огнестрельного оружия, мне лично, всегда казалось, скорее обывательским преувеличением, нежели действительным историческим фактом.

Включив электромагнитное зеркало, я с головы до ног, оглядел своего возникшего в пространстве двойника, и довольно улыбнулся. Так и хотелось воскликнуть во весь голос: вот он настоящий мужик, а не какой-то там затасканный жизнью клерк.

Покончив с этой церемонией, я направился к своей кровати и с опаской покосившись на входную, вытащил из под нее бутылочку виски и новый еще не опробованный мной катредж. Он выглядел точь-в-точь как видеокассета, но таковым, разумеется, не был, наверно именно благодаря этому внешнему сходству видеодромы и получили такое странное название. На поверхности катреджа были неровным почерком начертаны слова, Груздика: Саша + Ксюша, — хорошие девушки, отличное место, ты не забудешь этого никогда, — только не бери собой в плоскость деньги, оружие и ради бога не забудь снова пароль.

 — Ну, сейчас... — усмехнулся я, прочтя этот незамысловатый текст, брата — без своей маленькой игрушки, я некогда, и никуда не отправлюсь.

Сделав пару приличных глотков горячительной жидкости, я засунул бутылку обратно под кровать, а сам направился к видеодрому. Всунув катредж, в специально отведенный отсек, я уселся на удобное кресло. Сработали датчики. Почувствовавший своего хозяина видеодром, незамедлительно включился, и большой шлем сам собой со специфическим звуком опустился на мою голову и сомкнулся на ней. В дрожащем энергетическом пространстве, бесконечных колебаний возникли мои виртуальные руки, а также вполне обычный для видеодромов набор кнопок.

Войдя в пункт меню, я выбрал из предложенного мне списка: Саша + Ксюша, — хорошие девушки, и нажал на виртуальный Plаi. По бескрайнему пространству своеобразной волной прокатились изменения, в ушах возник давящий на перепонки гул, точно я сидел за рулем скоростного болида, затем раздался щелчок, глаза ослепила яркая вспышка, а через мгновенье я уже видел свои ладони, распростертые на поверхности неровного, деревянного пола.

Поднявшись, на ноги я внимательно осмотрелся по сторонам и выругал младшего брата, на чем стоял свет. Отличное место, — хорошие девушки, ты не забудешь этого не когда, — вспомнились мне его слова. Толи у Груздика было совсем плохо со вкусом, толи я ни чего не понимал в этой жизни, но дыра, в которой я по его воле очутился, не располагало ни к интимным встречам, ни к приятному времяпровождению. Устремившись взглядом, вглубь длинного и мрачного коридора, мерцающего по причине плохого освещения, мне оставалось только философски рассуждать, а том, что вот настал тот день, что мне, возможно, действительно понадобится мое оружие. Я ведь хоть и таскал повсюду собой револьвер, но признаться честно, пользоваться им мне еще не приходилось.

Здесь стены покрывали вульгарные надписи. В воздухе плотной стеной стоял запах застарелой мочи и выкуренной травки. Гнетущая атмосфера деградации тронула каждый предмет. Двойная галерея серых пронумерованных дверей, вьющаяся по обе стороны коридора, куда-то вдаль, и тарабанящий на улице дождь, только усиливали это гнетущее ощущение. Программист, который это все создал, знал толк в том, как сгустить краски. Творец блин...

Но все это, было бы совсем не страшным, если бы не определенное время, на которое была рассчитано посещение плоскости. По правую сторону надо мной, куда бы, я, не повернулся, застыли в воздухе постоянно меняющиеся цифры: часы, минуты, секунды. Судя по ним у меня было целых два часа.

Не зная, что делать, — как скоротать это время, а главное как найти в этом гадюшники хороших девушек, я, не долго, думая, постучался в первую, попавшуюся мне дверь.

Вскоре за той послышались чьи-то шаги, раздался щелчок щеколды, и в узком проеме, между дверью и ее косяком возникла симпатичная мордашка. Девушка приветливо улыбалась, и смотрела на меня такими глазами, словно мы были знакомы всю свою жизнь.

 — Саша, Ксюша? — улыбнувшись, поинтересовался я, и приветливо стянул с головы шляпу.

Девушка, лишь только молча, подмигнула.

 — Что там еще за козел, — вдруг, абсолютно неожиданно для меня раздался, рассерженный голос.

В следующую секунду, дверь распахнулась, и за спиной очаровательной малютки возник здоровенный амбал. Огромный, с волосатой грудью, в майке тельняшке и с татуировкой на плече: мать родную не забуду, — этот страшный человек, — человек из чьих-то кошмаров, смотрел на меня взглядом, кролика разглядывающего свежий кочан капусты.

 — Ты знаешь этого хлыща, — спросил амбал малышку.

Девушка молчала.

 — Хлыщ, ты знаешь мою женушку, — зло, перевел взгляд на меня амбал.

 — Я... простите мистер... но... нет... но... нет... вовсе нет... я ищу Сашу и Ксюшу хороших девушек, вы знаете таковых? — запинаясь, но все же выговорил я.

 — Ты будешь называть мистером мой член, понял. Ты умеешь читать, что написано на этой двери... №34... ведь так? А твои шлюхи живут в №100. Так вот, если бы ты умел читать и считать ты бы наверно знал какая разницу между этими числами... 36... не правда ли?

Не в силах понять, что хочет от меня верзила, мне оставалось только услужливо кивать головой, и глупо улыбаться в ответ, может это, и было неприятно но, по крайней мере, я уже точно знал за какой именно, дверью, ждали меня будущие наслаждения.

Раскланявшись перед мужчиной, поблагодарив его за оказанную услугу, я поскорей двинул прочь от этой плохой двери, но, не пройдя, и десяти метров услышал за своей спиной голос до этого молчавшей малютки.

 — Желаю хорошо провести вам время, мистер 23 сантиметра. — Крикнула она мне в след, после чего, дверь с шумом захлопнулась, а потом, я уже слышал только один голос. Не буду дословно повторять, что именно говорил верзила своей женушки, но одно все же скажу, эти слова как хлыст лошадь, заставили меня только ускорить свой шаг.

Коридор был пуст, страшен и ирреален, и бесконечно длин ко всему прочему, идя по нему, я постоянно озирался назад, ожидая подвоха, ведь неизвестно какие фантазии посетили голову его разработчика. И не ошибся в этом, фантазии были еще те. Впрочем, оглядывался я напрасно, ведь опасность поджидала меня совсем с другой стороны. Внезапно, прямо перед самым моим носом, распахнулась дверь и абсолютно голые девушки в количестве трех человек с визгом повыскакивали из нее и промчались по коридору, чуть не сбив меня с ног при этом. А вслед за ними, а это уже целая поэма, появился еще один человек: маленький, но толстый, в накинутом на голое тело смокинге; над его макушкой зияющей как бильярдный шар плешью возвышались длинные пластмассовые уши, круглое как у колобка лицо, частично скрывала кроличья маска, в руке же он сжимал хлыст. Этакий, порно-Карабас Барабас, да и только. Ни проронив не слова, но прогрохотав, при этом, как динозавр что преследует свою добычу, этот человек, этот пардон за выражение, мистер сизая мошонка, также промчался передо мной и растворился в полумраке коридора вслед за девицами.

 — Задай им жару приятель, — нелепо-восторженно воскликнул я, сжав кулак и двинул свой шаг дальше.

Прямо перед дверью №100, а она венчала собой эпопею длинного коридора, меня поджидала еще одна неожиданность, — гадалка, точнее нет, это была вовсе не она, это был он, правда в черном женском платке, прикрывавшем лицо, и в длинном платье такого же цвета, но в солдафонских, нечистых, ботинках, инородно выглядывавших из под подола наружу.

Хочешь я тебе погадаю, — обратилась эта странная гадалка ко мне, — грубым, мужским голосом, — всего один юS, и ты будишь знать о своей жизни не меньше чем я о своей заднице, а знаю, я о ней, поверь мне и моему дружку с 45, не мало.

Человек с такими глубокими познаниями собственной физиологии просто не мог оставить меня равнодушным и, вытянув банкноту, я вместе с ней покорно протянул ему и свою ладонь.

Некоторое время хиромант рассматривал мою руку, и все ее витиеватые линии судьбы, — черные, сросшиеся брови задумчиво ходили взад-вперед. Но вот, он, отстранил мою руку от себя, взглянул на меня пристальным взглядом, и его черные как угольки, глазки, загадочно блеснули.

 — Твое будущее покрыто мраком, — сказал он, — оттуда до меня доносятся лишь свежий запах лака и звук вбиваемых в доску гвоздей, но кое что, я тебе могу сказать наверняка, во первых у тебе вскоре будет секс с двумя роскошными девицами, за дверью № 100, во вторых ты попадешь туда куда попасть вовсе не собирался, в третьих, уже после всего этого, тебя ждет встреча с мужиком, вот с такой вот огромной валыной, ну и наконец, придет время, и ты еще вспомнишь, а этих моих словах.

Сказав это мужик-гадалка хлопнул меня по плечу и расхохотавшись двинул прочь. Видимо она, то есть он, действительно имел дар в ясновиденье, ведь как еще, можно было объяснить известный жест с поднятием к верху среднего пальца, словно отвечающим мне на все то, что я о нем тогда подумал.

Думая о напрасно потраченном юS, вспоминая слова брата, а том, что не стоила брать в данную плоскость деньги, я наконец-то постучался в дверь, ведущую в обитель наслаждений. Вскоре она открылась и на пороге предстала действительно очень симпатичная девушка.

 — Пароль, — просто и коротка, сказала она, не без интереса разглядывая мою персону.

 — Питер Маринье ко... , BCC уро... , долой тоталитарный мир, свободу независимым программистам и их оху... разработкам.

Девушка кисло улыбнулась.

 — Не правда ли глупо, вроде бы умные, взрослые люди, а такую хинию придумали. Удивительно, зачем BCC вообще на них охотится, — ведь дети.

 — А здесь нет... — недоговорив, я с опаской бросил взгляд за спину.

 — Ну, что вы, люди в желтых ботинках здесь не появляются, — поняла меня и без лишних слов девушка. — Не о чем не беспокойтесь... проходите.

Она отстранилась, и я вошел внутрь.

Ну что я могу сказать. Не всегда то, что снаружи соответствует тому, что находится изнутри, не всегда, что внутри соответствует тому, что находится снаружи. У любой монеты есть, по крайней мере, две стороны, и комната в которой я после небольшого приключения оказался как раз таки, была ее блестящей. Метров восемьдесят свободной планировки были обделаны в пух и прах, и могли похвастаться мебелью необычных пластических решений и витиеватостью форм, по задумке, точно, воедино сросшихся с общим пространством интерьера; стены комнаты были обиты розовой и голубой тканью, с которых на меня, помимо искусно вытканных по ним цветов и стай птиц смотрели и древние японские миниатюры, изображавшие сцены соития, и галереи эротического черно-белого фото, в стилистике которого угадывался шестидесятый год прошлого века; на полу же, то тут, то там, были повсюду разбросаны небольшие коврики, придававшие пространству уюта; также снизу верх, росли высокие, но в тоже время и узкие фарфоровые вазы, некоторые из которых достигали человеческого роста; розы самых разнообразных оттенков от белого вплоть до почти черного, — бардового цвета, выглядывали из них дышащими свежестью нераскрывшимися бутонами. Эти вазы на грани хауса и гармонии со всех сторон как бы обступали округлое, с позволенье сказать, ложе, и хоть оно было сокрыто от глаза занавесями, свисавшими самого потолка, и огибавшими его по периметру, можно было предположить, что оно настолько огромно, что на его территории мог бы развить свою деятельность и сам Нейрон. Но все это великолепье, как великолепье блестящей оправы, меркло, с видом двух девушек принимавших меня, — истинных бриллиантов этого ожерелья. Нет, конечно, мой младший брат был несколько склонен к крайностям, у него была выраженная потеря корректной ориентации, и оттого он уже дважды бывал в доме для деградированных, — что еще можно ждать от человека три года проведшего на Марсе, но независимо от этого, в чем-чем, а в женщинах, король виртуальных борделей, надо признать, разбирался. Саша была блондинкой, Ксюша брюнеткой, обе предстали передо мной в халатиках на манер японского кимоно, обе были примерно одинакового, — среднего, для слабого пола, роста. Ту, что была блондинкой, звали Саша, она была тонка в кости, очень стройна и крайне изящна, в ее облике чувствовалась дыханье весны, формы другой, — брюнетки Ксюши, напротив могли бы затмить собой, формы девиц с обложки ныне покойного Плейбой, — зной летнего июля исходил от этой большой и ходящей под тонкой тканью груди.

Забрав у меня верхнюю одежду, а также кобуру, виртуальные красотки заботливо усадили меня за стол; вскоре на его поверхности выросли стаканы, а также бутылка отличного коньяка. Повеяло сигаретным дымом. Завязался разговор.

 — Но вот, наконец, у нас появился настоящий мужчина, о то все одни хлюпики попадаются... а тут у нас и шляпа, и револьвер, и плащ... вас случайно не Джеймсом зовут? — все еще продолжая разглядывать меня, во все глаза, обратилась ко мне брюнетка Ксюша.

 — Нет, нет, не Джеймсом.

 — А как же вас тогда называть милостивый...

 — Ну, хотелось бы конечно государь, — я на мгновенье задумался, — но можете звать меня куда проще, мистер двадцать три сантиметра, если угодно.

 — О-о-о...

Для виртуальных людей тем более для виртуальных проституток Ксюша и Саша были очень умны, больше того естественны но, а самое главное вели себя так, словно были не плодом последних технологий умноженных на человеческое воображенье а как действительно реальные люди. Возможно, именно это и подтолкнуло меня задать им этот вопрос:

 — Вы когда не будь, видели человека, который все это создал?

 — Да, — ответила блондинка Саша, — всего однажды, он приходил сюда... все крутился... все повторял: что я на делал, что я н

а делал. Говорил одно, и тоже, и записывал что-то, в свой треклятый блокнот.

 — И все?

 — Нет, кое-что он еще сказал, ну уже после того как получил от меня по физиономии.

От этого откровенья я чуть не подавился коньяком.

 — Вы, что, ударили собственного разработчика?

 — Оглядитесь вокруг мистер двадцать три сантиметра, — ответила Ксюша, покачивая головой — мало того что этот очкарик неврастеник сделал нас шлюхами, но, он, еще засунул нас в такую дыру от которой зубы ноют. Вы слышите этот дождь? Он не когда не смолкает. Он идет, всегда, утром, вечером, в обед. Мы слышим его даже когда спим, но не когда его не видели. А знаете почему? Потому что этот кретин забыл проделать в стенах окна. То же самое с тараканами, зачем вообще их надо было создавать. Он создал этих усатых монстров, размером в мой палец, но забыл при этом дать нам в руки стоящий дихлофос. И так со всем, что вы здесь видите. Но ладно мы... мы, все же глав персонажи всей этой плоскости. Мы не ограничены ни в чем, кроме ее рамок и собственной замечательной профессии, но ведь есть еще и другие, а как им быть?! Вы случайно не встречались со здоровенным амбалом с дурными манерами и его похотливой женушкой. Эта милашка, запрограммирована на то, чтобы строить глазки всем посетителям, она ведет себя с ними, так, что все мужики начинают думать, что между ним и ей уже что-то было. Вы можете мне не поверить, но она, видит людей без одежды, в том, в чем их мать родила... фишка заключается в том, что, она, замечает, какую ни будь физиологическую особенность и как бы невзначай упоминает ее, — пока лохи чешутся, как же такое могло случиться, ее Отелло устраивает сцену. Здесь у нас такой цирк время от времени происходит, вы бы только видели.

 — Ах, вот оно что.

 — Вы видели трех несчастных девушек и одного странного мужчину с хлыстом, — продолжала рассказывать мне Ксюша, — так вот, Анатолий Сергеевич, так зовут этого поклонника творчества маркиза де Сада, все время торчит в туалете... никто не знает, что он там делает. Но, стоит только гостю появиться в плоскости, срабатывают датчики, он вскакивает с места и делает то, что собственно он и делает.

 — По-моему это забавно.

 — Да, конечно, для вас, как для зрителя, что приходит в театр и хочет получить зрелище, но не для самих девушек... все бы конечно ничего, но, там, в конце коридора их ожидает тупик. Понимаете тупик!

 — О нет! Об этом я как то не подумал.

 — Да, да! Напрягите свое воображение и представьте себе, что там происходит. Потом бедняжки бегут к нам, и просят нас смазать им попо, к счастью у Анатолия Сергеевича всегда хватает здравого смысла, во время остановится.

Мы не говорили долго, мы были ограничены во времени, к тому же, тридцатилетние мужчины все еще продолжающие играть в Джемсов Бондов не для того шарятся по вертуальным проституткам что бы предаваться общению, хотя только общение с этими девушками могло доставить кому угодно удовольствие. Пришло время, мой граненый стакан опустел, и Саша и Ксюша подхватив меня под руки, потянули меня за собой. Блондинка слева, брюнетка справа, о чем еще только можно мечтать. Занавеси открылись, и теплая простыня приняло мое изголодавшееся по любви тело.

Я сразу обратил на этот рисунок внимание, в нем что-то было не так. Возможно, он был просто слишком хорош. Он изображал из себя оргию, с внутренней стороны занавеси, — бесконечный эротический винегрет, — кисок и фаллосов, тонких станов и грубых рук. Древний Рим со всей его известной кухней. Но как оказалось впоследствии, это был совсем не декор.

Еще не успел я раздеться и помочь в этом ближайшей ко мне девушке, как другая, забравшись под подушку, нажала некую кнопку и привела в действие спрятанный в кровати механизм. Округлое ложе, почасовой стрелки, начало свой мерный ход, на манер того, как это происходит с обыкновенной каруселью. Но с течением времени, оно, это ложе, начало вращаться все быстрей, и быстрей; и вот я уже думал, а том, что фокусом-фокусом, да мне совсем не смешно. Но вдруг мой взгляд как бы впился в поверхность занавеси и прекрасная нимфа, запечатленная на ее ткани, попросту ожила. Да, да, именно ожила. Все происходило как во сне, нет, нет, как в замедленном времени. Она, эта девушка, повернула головку, повела плечом, медленно поднялась на ноги. До моего слуха донеслись звуки: всплеск воды, некая музыка, женский смех. Секунда, другая, еще, и вот я уже стоял посреди огромного пантеона, впрочем, возведенного не в честь богам, но в честь плотской любви. Мимо меня, пересекая пространство, и пытаясь прямо на ходу, ласкаться друг с дружкой, пробежали две обнаженные девушки. Через секунду, обдав мое лицо прохладными брызгами, они исчезли в воде, небольшого искусственного озера, лишь только розовые кувшинки колыхнулись при этом.

Я огляделся по сторонам:

 — Твою ж мать, — непроизвольно вырвалось из меня при этом.

Пространство. Оргия. Океаны порочной любви.

Рядом со мной, со всем близко стоял выходец с берега слоновой кости; его стройное, молодое, тело, точно вырубленное из черного мрамора, блестело в лучах заходящего солнце, проникавшего внутрь через специально проделанные отверстия в крыши. Непропорционально длинный по отношению к туловищу член был возбужден, этому в помощь был ласковый рот. Завитая голова нимфы, стоящей перед ним на коленях, как голова индийской кобры ходила туда-сюда-обратно. Влажный развод, блестел ирреальным блеском на длинном и не ровном стволе. Чуть дальше два грубых, мужских тела как клещи одного единого механизма сжали меж собой третье: тонкое, стройное, девичье. Точно желая вырваться из под этой опеки, но не в силах преодолеть мощь этого механизма, нимфе оставалось только покорно извиваться меж двух тел, глубоко вошедших в нее с разных сторон. Ее обнаженная спина своеобразной волной прокатывалась слева направо в такт непрестанно работающих тазов. За этим трио, все смешалась и срослось: мужчины и женщины, женщины и мужчины, предавшиеся или только собирающиеся предаться всеобщей вакханалии; пьяные музыканты, бродящие меж обнаженных тел, и сброшенной на пол одежды, и издающие из своих инструментов довольно нестройный звуки; стража, с трехгранными, высокими пиками, и выкрашенными в голубой, перьями на шлемах, застывшие по паре то тут то там, как гипсовые статуи в музеи,

и все это, на фоне блеска метала, вкраплениях благородного дерева, ковров, шелков, и длинных столов заваленных всяческой снедью. Заканчивалась же эта грандиозная композиция, мраморной колоннадой удерживающей на себе купол, Пантеона и виднеющимися за ней голубыми холмами, разрубленными надвое, как топором с плеча, огромной тенью.

Не обращая внимания на Ксюшу, и Сашу я обернулся назад, и вздрогнул от ужаса; две оскаленных пасти щелкнули прямо перед моим носом. Раздался девичий смешок и прелестная нимфа, удерживающая на кожаных поводьях, двух, небольших леопардов потянула их на себя. Послушные воли хозяйки, дикие, пятнистые кошки, как ручные псы покорно отступили от меня обратно. Но тут же слабая кисть была разжата, и питомцы саваны вырвались на свободу, впрочем, к счастью, проигнорировав, и меня и других присутствующих, устремились вдаль; и там, на одном из ковров, кувыркаясь как ошпаренные, начали игру друг с дружкой. Хозяйку же их, одолела напасть, в лице еще двух девушек; в то время как одна впилась ей губами в рот, другая раскинув по сторонам ножки, без стесненья проделала все то же самое, но только с ее, открывшейся для лобзаний, киской. Длинный и шустрый язык и фас и в профиль прошелся по створкам половых губ; заглянул внутрь, узкого, окаймленного паутинкой волос, проема.

 — Но как, как? — Скорее прошептал, нежели проговорил я, захваченный в плен созерцанья.

 — Все очень просто, мистер двадцать три сантиметра, принцип матрешки и некого мошенничества, — плоскость в плоскости. Не когда такого не встречали? Некоторые очкарики неврастеники способны еще и не на такие фокусы, — прошептала мне на ухо Ксюша

 — Но я не понимаю.

 — А это вам сейчас и не потребуется, — улыбнулась Саша.

В следующее мгновенья халатики лимонного цвета распахнулись передо мной и соскользнули вниз, на пол, и я вздрогнул вновь, но только уже не от ужаса, а от восхищенья от увиденного. Блондинка слева, брюнетка справа... ах да, об этом я уже кажется, говорил.

Мы завалились прямо на пол. Девушки оседлали меня как жеребца на выгуле: Саша смогла убедится, в том, что мистер двадцать три сантиметра, это не просто слова, а действенная реальность, а Ксюша в это же самое время забралась мне на грудь. О, как же она была тяжела! Две впечатляющих груди увенчанных темными, удлиненными сосками нависли надо мной, с той неизбежностью с какой лишь только лезвие гильотины, может нависать над головой своей жертвы. Темный треугольник лобка, — чудовищный и бесподобный, все ближе подбирался к моему подбородку. Я хотел было сопротивляться; я было дернулся влево, — на мгновенье мой взгляд поравнялся с вышеупомянутым трио, клещи механизма на тот момент разжались, — извивающаяся, в оргазме красотка покоилось на полу, меж возвышающихся над ней тел... я вздрогнул, дернул голову в право: завитая головка нимфы застыла на месте, раздался некий гортанный звук, и, из под сомкнутых на члене губ хлынула белая пена; я попытался бросить взгляд за спину: но и там меня ожидала эротическая ловушка, где-то высоко в воздухе над женскими головами болтались стройные ножки, а из промежности прекрасно мне зримой, рассыпаясь на капли, бил золотой фонтанчик... слышался смех. Кажется, я закричал, но в тоже время запнулся, треугольник лобка, приблизился ко мне вплотную, влажный проем перекрыл мне кислород.

 — — ----------------------------

Я лежал на простыне, в абсолютном неглиже, не считая шляпы, прикрывавшей мое достоинство. Меж пальцев была сжата тонкая, модняцкая сигаретка. Сизые колечки дыма инфантильно парили в сторону потолка. Ксюша и Саша находились рядом.

 — Ну как вам, мистер двадцать три сантиметра, понравилось? Конечно, если бы мы знали, какой вы на самом деле впечатлительный человек, мы бы так, не усердствовали.

 — Это было великолепно, — прервал я говорившую девушку, — это было фантастически... невероятно, — я вскочил на ноги, — да это был лучший секс в моей жизни. Мне тридцать лет, черт побери, но такого у меня еще не было. Вы видели, как из меня хлыстало? Груздик был прав, — этого я не смогу забыть не когда. И очкастый парень, программист, он гений, — пусть и совершил парочку недочетов... плевать... но такое затеять... блин!

 — Мы рады, — обнажила, белые как жемчуг, зубы, Саша.

 — Мы всегда рады, когда мужчины уходят от нас счастливыми, это делает нашу жизнь не много осмысленней, — вторила ей подруга.

О да... да, да, да, я счастлив! Да у меня, до сих пор, от всего этого стоит.

С этими словами, я точно, желая убедить, в этом, и без того все прекрасно видящих девушек водрузил шляпу на свой возбужденный орган. Она повисла на нем, как на вешалке для одежды. Я дернул рукой, шляпа как юла завертелась по кругу. Саша и Ксюша устроили мне овацию.

Я выходил из двери №100, с физиономией кота объевшегося сметаны, походкой все того же хвостатого, обпившегося раствором валерьяны.

Насвистывая не хитрую мелодию, вертя в руке свою шляпу, я шел, не видя дороги, куда-то в призрачную, в замечтательную даль. До выхода из плоскости, судя по счетчику, в верхнем, правом углу, оставались считанные секунды, как вдруг за моей спиной раздался шорох. Я обернулся, рассчитывая встретить взглядом Сашу или Ксюшу, быть может, забывшим мне что-то сказать, но ошибся в этом. Тот самый Амбал, в тельняшке, ревнивый муж своей похотливой жены, стоял за моей спиной сжимая в руках охотничью двустволку. Одно только выражение его одутловатого и небритого лица говорила о многом.

 — Слушай ты козлина, если ты думаешь что у тебя хобот как у слона, так значит тебе все и позволено... да хмырь, так ты думаешь?! Мистер двадцать три сантиметра, так значит, — мутант ху...

 — Послушайте...

 — Ты обращаешься на вы к человеку с чей женой ты переспал... ты, что полный придурок... или типа так прикалываешься?!

 — Послушайте, — замотал головой я, — это всего на всего программа, — мы все это прекрасно знаем. Я говорил с Сашей и Ксюшей, вы запрограммированы на необоснованную ревность. Это элементарные правила игры! Вы такой персонаж, созданный для колорита. До этого дня, я ни разу в жизни не видел вашей милой супруги, просто я, ни разу до сегодняшнего дня, не был в этой плоскости. Понимаете?!

 — Понимаю... теперь, понимаю, когда это было, — во вторник, не так ли? Я работал, в тот день, допоздна, ох, и завалил, меня тогда, начальник работой... понимаю, что ты парень кабель... понимаю, что моя жена маленькая шлюха. Мне, еще мама говорила: не женись, на этой бабенке сынок, у таких как она, под кроватью снежные люди водятся. Я вообще очень понятливый, — понимаешь?

 — Опомнитесь, какая к черту мама, — воскликнул я в отчаяние, не зная как переубедить человека с ружьем, — у вас некогда ее не было. Этого всего вообще не существует, — вас, и все, что вы здесь видите, — все это, придумал очкастый парень, неврастеник, — хренов эротоман. Вы виртуальная реальность, плод человеческого воображения, вы не существуете в природе, как личность.

Амбал, оскалил зубы в безумной усмешке:

 — Это я, значит, не существую?! А этого, по-твоему, тоже не существует. — В следующее мгновенье он взвел на меня ружье.

У меня просто не было выбора, — либо он, либо я. Когда-то, давным-давно, я смотрел старые фильмы с одним голливудским актером, кажется его звали Клинт Иствуд, он умел это делать быстрее всех, — в своих фильмах, он всегда был лихим, техасским ковбоем. Я потратил не один час тренировок перед своим двойником, — голограммой, чтобы также быстро, как и он вытягивать пушку из кобуры. Амбал с ружьем не успел, даже шелохнутся, прежде чем удлиненное дуло моего револьвера уставилось на не него, и я нажал на спусковой курок. Но вместо ожидаемого выстрела, почему то услышал только щелчок. Я повторил движенье указательным пальцем. Вновь щелчок. Я в ужасе задергал пальцем, — исход все равно был одним и тем же.

Амбал с ружьем, пялился на меня, как на идиота:

 — Ты, что, взял собой в плоскость ствол, да позабыл к нему патроны? Да ты, как я погляжу, и в самом деле придурок.

Я взвыл, но не от отчаянья, и даже не от ужаса, я взвыл потому, что это двухметровая и жутко ревнивая горилла была права, — я действительно был полным придурком... я попался, как карась на крючок... я действительно забыл зарядить свое оружие. Ведь для меня, мой револьвер был, скорее не реальным оружием несущим смерть, а скорее, погремушкой для младенца, сумочкой, из крокодильей кожи, шедшей к лицу красующейся моднице, в общем удачным аксессуаром для большого дяди, в широкополой шляпе, и длинном болоньевом плаще. В следующее мгновенье раздался грохот ружейного выстрела.

Запах пороха, сизый дымок, и она, — обыкновенная электрическая лампочка, нависшая над моим лицом. Она мерцала так, как наверно теплилась во мне жизнь, то возгораясь, то почти погасая. И я видел в ней, то спасительный свет маяка для корабля, затерявшегося среди рифов во мраке, то бледный призрак, — призрак самой смерти навестившей меня. А еще я слышал слова и видел другие образы, — прорастающие из пелены, силуэты. Я видел своего брата на поверхности оранжевой планеты, длинным ковбойским хлыстом отбивавшегося от подступающих к нему со всех сторон марсианских червей, и орущего на всю пьяную глотку: да потому что я русский! Я видел хитрую физиономию Вероники, плюсующую свое чуткое ухо на поверхности моей двери. Я видел Сашу и Ксюшу, хороших девочек, самозабвенно ласкающих киски друг дружки. Я видел маленького, щупленького как воробей парня, лет восемнадцати, записывающего что — то в свой блокнот. Я видел черную гадалку, шагающую ко мне через пелену едкого дыма, и я слышал ее слова, тихие и зловещие как шелест листвы под ногами на кладбище ночью: твое будущее покрыта мраком, лишь запах свежего лака и звук вбиваемых в доску гвоздей доносятся до меня оттуда, но кое что я могу сказать тебе наверняка: во первых вскоре у тебя будет роскошный секс с блондинкой и брюнеткой за дверью №100; во вторых: ты попадешь туда, куда попасть вовсе не собираешься; в третьих: уже после, всего, этого, тебя ждет встреча с мужиком вот с такой вот огромной валыной, ну и наконец, придет время, и ты еще раз, вспомнишь обо мне, и о моих словах.

 — Чертова гадалка, — прохрипел я, — только теперь отчетливо понимая смысл сказанных ею тогда слов, — чертов программист, чертова плоскость.

Навалившееся на меня лицо гадалки беззвучно расхохоталось; но вот оно исчезло, распавшись на тысячи мыльных и недолговечных пузырей.

Лампочка еще недолго померцала, а потом окончательно погасла, и больше я уже не видел, и не слышал ни чего.